Хват вздохнул. Хочешь не хочешь, а сказать придется. Выстрел изменил все - нельзя больше скрывать правду. В тот же миг, когда Джек выбежал из-за деревьев, крича, что в Таула стреляли, Хват понял, что вел себя неправильно. А что, если бы стрела попала в цель? Таул умер бы вдали от дома и своей любимой, так и не узнав правды. Но Хвату не хотелось даже думать о том, что Таул когда-нибудь умрет. Таул - его друг, его товарищ. Он доверяет Таулу, а Таул доверяет ему.
Между тем Хват с той далекой ночи скрывал от Таула, что видел Тирена вместе с Баралисом. Скрывал, хотя и понимал, что Таулу нужно знать это.
Уже несколько недель Хват носил это в себе, все дожидаясь нужного времени. Нынче ночью он понял, что такого времени можно и не дождаться. Хват перевел дух и начал:
- Помнишь ту ночь, когда меня чуть не сцапал Скейс? Ну так вот, я тогда не сразу пошел домой, а кружил по южной стороне, проверяя, нет ли за мной хвоста. И наткнулся на Баралиса.
- Он что-то сделал с тобой? - насторожился Таул.
- Да нет. - Хват почему-то никак не мог высказать то, что хотел. - Он меня даже не видал. Я просто оказался во дворе дома, где он был. И гляжу конь там стоит с черной уздечкой. Только на поверку вышло, что она не сплошь черная. Кто-то замазал на ней сажей желтые полоски.
- Желтые полоски? - напряженно повторил Таул.
- Ну да. - Хват понял, что надо выложить все поскорее, не давая слова Таулу. - Таул, это был конь Тирена. Баралис с Тиреном потом вышли во двор. У них в этом доме была встреча, а потом Тирен стал садиться на коня. Они говорили о Хелче, что там всех надо обратить в свою веру и держать в узде, покуда Кайлок не разделается с Высоким Градом. - Хват не мог взглянуть Таулу в глаза и смотрел себе под ноги. - Тирен - дурной человек, Таул. Он хочет перебить всех, кто будет плохо говорить о нем, - я сам слышал. Он хочет забрать себе и другие земли которые Кайлок завоюет, и Юг тоже. Хочет свалить Церковь.
Хват хотел бы продолжить, но не знал, что еще сказать. Он отважился взглянуть на Таула - тот смотрел куда-то вдаль, и на щеке у него дергался мускул. Не глядя на Хвата, Таул сказал:
- Это не секрет, что Тирен хочет изменить облик Церкви. Ордену известно об этом уже много лет. Тирен всегда полагал, что Силбур оказывает слишком большое влияние на северные земли и что силбурские священники слишком изнежились и забыли истинное слово Божье.
Хвату лицо Таула очень не понравилось - тот был словно лунатик или пьяный.
- Таул, я был там. И слышал, что говорил Тирен. Благополучие хелчиан его нисколько не волновало. В его словах была... - Хват не сразу нашел верное слово, - ...была жадность.
Таул с отвердевшим лицом посмотрел Хвату в глаза.
- Тирен не стал бы сговариваться с Баралисом без веской на то причины. Мы не знаем, что им двигало. Быть может, он обманывал Баралиса, чтобы тот отдал рыцарям Хелч, - да мало ли что. А говорил он все это как раз потому, что знал, что Баралис именно это и хочет услышать.
- Но, Таул...
- Нет, Хват. Ты заблуждаешься. - Таул хотел тронуть Хвата за руку, но тот отстранился. - Я знаю Тирена. Он помог мне в самое тяжкое для меня время, спас мою душу и мою жизнь. Он не пошел бы на такую... на такое соглашение без какой-нибудь благой цели.
Хват раскрыл было рот, но не произнес ни слова, увидев тревожный блеск в глазах рыцаря и его наморщенный лоб. На лице Таула застыла горечь. Совсем недавно кто-то стрелял в него и, очень возможно, повторит свою попытку. Хват вдруг почувствовал себя усталым и очень старым. Таул для него - все на свете, а он, Хват, вздумал убеждать его в том, что самый почитаемый Таулом человек подлец и негодяй. Не такая нынче ночь, чтобы говорить об этом. Напрасно Хват вылез с этим теперь, когда Таул еще не оправился после выстрела, когда он тоскует о Мелли и с тревогой думает о предстоящем путешествии. У Таула хватает забот и без мыслей о том, что его старый друг предался злу.
Таул смотрел на Хвата, ожидая ответа, и Хват кивнул.
- Что ж, Таул, если подумать, то ты, пожалуй, прав. Мало ли зачем Тирен приехал туда. Было темно, я ничего не видел, говорили они шепотом и быстро распрощались. Кто знает, что было до того?
Таул, внимательно выслушав Хвата, снова протянул к нему руку. На этот раз Хват не стал кобениться и позволил рыцарю привлечь его к себе. От Таула пахло хорошими честными вещами - потом, лавровым листом и лошадьми. Не то что от Тирена, который мажет волосы маслом и душится, чтобы скрыть истинный запах мужчины. Хват крепко обнял Таула. Он очень любил своего друга, хотя в жизни бы не сказал этого вслух. Они немного постояли так, и Таул мягко высвободился.
- Пойдем-ка навстречу Джеку, - сказал он. - Напрасно мы отпустили его одного.
Хват последовал за Таулом грустный и усталый, но ни на миг не сомневающийся в том, что поступил правильно.
Высоко над дворцом, высоко над озером стоит женщина - одна в круглой, без углов, комнате. Эта комната расположена в башне, и дверь в нее крепко заперта снаружи.
В ней нет окон - только амбразура в виде креста. Если женщина станет на цыпочки и прижмется к камню всем телом, ей удается разглядеть звезды. Но сырой камень холодит ей живот, а ноги начинают болеть, если она стоит так слишком долго.
И она редко выглядывает наружу.
Ночью ей не дают свечей, и она добирается до скамьи ощупью. Раньше она никогда не замечала, каким теплым может быть Дерево. По сравнению с камнем это живое, дышащее существо. Здесь только и есть деревянного, что эта скамья, и женщина обнимает ее как друга.
Одеял у женщины нет, и она сворачивается клубком. Дерево греет только там, где тело с ним соприкасается, и ее пробирает озноб. Она закрывает глаза, чтобы отрешиться от чужой темноты и сменить ее на собственную. Она не может не дрожать от холода - но как бы сделать так, чтобы не дрожать от страха?
Она очень старается уснуть, хотя и знает, что завтра будет то же самое. Но сны еще страшнее, чем явь, и среди ночи она просыпается. Она садится, подтягивает колени к груди и крепко сжимает губы. Нет, она не станет плакать. Истекает четвертый месяц ее беременности - нехорошо, если первым, что услышит дитя, будет ее плач.
XIV
Джек приободрил Гнедка и въехал на пригорок. Склон был крутой, и конь ступал осторожно, словно парнишка, впервые вышедший танцевать.
Воздух по пути наверх изменился - он стал резче, свежее и отдавал солью. Перед самой вершиной Гнедко пошел веселее, и Джек ослабил поводья, а сам поудобнее уселся в седле.
То, что он увидел сверху, оказалось для него полной неожиданностью. Гнедко вымахнул на ровное место, и перед Джеком открылось то, что он видел впервые в жизни, - океан.
Темный и сверкающий, невероятно большой, он простирался куда-то вдаль и там сливался с небом. Над головой у Джека кружили с криками и ныряли вниз чайки, белые на синем. Воздух был полон новых, незнакомых запахов - такой соленый, что хоть на вкус его пробуй, и такой сложный, что нечего и думать о разгадке всех его составных частей. Джек буквально перестал дышать - за него дышал океан. Целая буря чувств и ощущений овладела Джеком, и ему показалось, будто он вернулся домой.
Уже несколько недель они были в дороге, держа сперва на юго-восток, а потом прямо на юг. Они обогнули озеро Герри и пересекли северо-восточную равнину. Добравшись до восточных гор, они поехали вдоль гряды до самого Несса. Два дня они провели в этом хлопотливом крестьянском городе. У Хвата в котомке нашлось достаточно денег, чтобы обменять лошадей на тех, что получше, а Таул на целый день исчез. Когда он явился, за спиной у него висел превосходный длинный лук, а издали ему махала какая-то рыженькая девушка.
Таул ничем не объяснил своего отсутствия, но Хват рассказал Джеку, что та девушка когда-то хотела соблазнить Таула и что Таул до сих пор раскаивается в своем тогдашнем поведении. После пребывания в Нессе настроение Таула заметно улучшилось и Хват мудро заключил, что рыцарь получил прощение, и неизвестно, кто там кого соблазнил на этот раз.
Затем путники вдоль той же горной гряды направились на юг и сегодня выехали на побережье.
Погода благоприятствовала им. Позднее лето переходило в осень, и деревья меняли зеленый наряд на золотой. Дождь если и шел, то несильный и теплый, а ветер поднимался только с приходом ночи. Путники быстро продвигались вперед.
Пока Хвата не подстрелили.
Это происшествие потрясло их всех. Они уже по-своему привыкли к следующей за ними тени. За последние три недели преследователь не раз пускал в них стрелы. Они пролетали на волосок от цели, никогда не попадая в нее. Джек потихоньку начал успокаиваться, да и Таул слегка утратил бдительность. И вдруг пять дней назад стрела вонзилась прямо в руку Хвата. У него треснула кость, и с тех пор он носил руку на перевязи. Мальчугана ранение не слишком огорчило, поскольку рука, по его словам, была не рабочая.
С того дня обстрел прекратился - но, как подозревал Джек, ненадолго. Кто-то ведет с ними игру - и, если бы Хват в тот миг не нагнулся за убегающей лягушкой, игра оказалась бы смертельной. Та стрела была направлена в грудь и попала как раз в то место, где миг назад билось сердце Хвата.
Таул не знал покоя ни днем, ни ночью, как и все они. Хуже всего было то, что лучник никогда им не показывался. У него был длинный лук, и он мог стрелять издалека, оставаясь невидимым, к тому же он почти всегда дожидался ночи. С тех пор как Хвата ранили, они ни разу не разводили костер, чтобы не обнаруживать себя.
Во время переезда через равнину они дважды заметили преследователя. Он ехал верхом - остальное трудно было разглядеть. В то время у Таула был только короткий лук, и не стоило тратить стрелы, пытаясь достать врага. Теперь рыцарь добыл прекрасный длинный лук из тисса, выгнутый, как бедра трактирщицы, - это оружие сулило, что следующий раз, когда стрелок попадется им на глаза, станет для того и последним.
- Эй, Джек! Чего ты выпялился на океан? Идем лучше ежевику собирать.
Таул и Хват уже слезли с коней и принялись за еду. Сбитый с толку Джек не мог понять, сколько времени прошло между тем, как он въехал на холм, и зовом Хвата. Сколько он простоял здесь, глядя на море?
Таул подошел, потрепал за шею Гнедка и подал Джеку руку, спросив:
- Ты как, ничего?
- Просто чудесно. - Джек соскочил с коня. - Но океан застал меня врасплох. Никак не ожидал такого.
Таул взял коня под уздцы и повел его к маленькому лагерю.
- Так ты никогда прежде не видел моря?