Она ощутила на губах вкус металла, и теплое дуновение коснулось ее щеки. Потом волна сжатого воздуха ударила ее в живот, словно железным ломом. Она не устояла на ногах и ударилась о стену головой. В спине что-то хрустнуло, и теплая струйка потекла по бедру.
Мелли повалилась на пол. Вокруг все плыло. Лицо ее пылало, а юбка и ноги промокли. Кайлок стоял над ней улыбаясь.
- Будешь теперь знать, как лгать мне.
Она едва слышала его и едва видела, как он ушел. Страшная судорога скрутила живот, и холодный ужас вошел в душу. Здоровой рукой Мелли ощупала живот. Ребенок переместился книзу и лежал там мертвым грузом.
"О нет! Пожалуйста. НЕТ!"
Ночь была полна боли. Сквозь бесчисленные слои страданий до Мелли слабо доносились собственные крики. Все вокруг было красным. Она открывала глаза и закрывала, но все оставалось красным.
Ее тело больше не принадлежало ей - оно превратилось в машину, которой управлял ребенок. Страшные схватки раздирали низ живота, и горячие приливы крови обжигали лицо и шею. Грудь казалась пустой скорлупой, словно там не осталось ни сердца, ни легких. Мускулы живота напрягались, словно натянутые веревки, но центр боли помещался где-то ниже и глубже между бедрами. Мышцы и связки - все напрягалось до последнего предела. Мелли казалось, что ее раздирают надвое.
За главной, всеобъемлющей болью таились и другие, мелкие. Болела поврежденная правая рука, голова разламывалась, спину кололо, и кожу на лице жгло как огнем.
Поначалу при ней никого не было. Мелли одна исходила криком в красной мгле. Потом пришли люди со светом, подложили ей под голову подушку, прикрыли ее одеялом. Ее напоили чем-то теплым и разрезали на ней платье. Фигуры смутно маячили над ней, точно призраки над могилой. Вот их стало трое - и третья, словно мстительный дух, прогнала прочь первых двух, а Мелли закатила пощечину.
- Ну-ка возьми себя в руки, потаскушка. - В лицо Мелли плеснули холодной водой. - И перестань вопить.
Мелли перестала вопить - вода попала ей в дыхательное горло, и она чуть не задохнулась. Приподняв голову с подушки, чтобы откашляться, Мелли вздрогнула от боли, пронзившей позвоночник.
- Лежи смирно. Не смей вставать.
Вставать? Тетушка Грил ее переоценивает.
Если Грил и била ее потом, Мелли этого не чувствовала. Сильнейшие схватки сотрясали ее тело, пустая грудь грозила провалиться внутрь, а низ живота точно собаки рвали.
Над ней прыгал и качался свет, в котором призрачно маячило беззубое лицо Грил. Костлявые пальцы мяли Мелли живот, тянули, выдирали.
- На вот, прикуси.
В рот Мелли сунули что-то твердое величиной с палец. Неоструганная деревяшка вонзилась в десны, но Мелли послушно прикусила ее - сильно, вогнав в дерево омытые слюной зубы.
Новая схватка скрутила узлом все ее ткани и органы. Мелли чувствовала на языке кровь и чуяла свое дитя: оно пробивало дорогу наружу.
Мелли молилась Борку, чтобы он ниспослал ей удачу.
- Что вы с ней сделали? - Баралис заставил себя сбавить тон как-никак он обращался к своему королю. - Что случилось, государь?
Кайлок развалился на устланной подушками скамье с бледным лицом и неестественно блестящими глазами. На стуле в углу съежилась какая-то девица с распущенными по плечам светлыми волосами, в ночной сорочке. Баралис заметил, что она прячет руки за спиной.
Кайлок держал в руке украшенный драгоценностями кубок с вином.
- Вам не о чем беспокоиться, Баралис. Я всего лишь преподал госпоже Меллиандре урок. - Он заметил, что Баралис смотрит на девушку. - Будьте спокойны, дорогой мой советник. Наша маленькая подружка никому ничего не расскажет. - Кайлок одарил девушку улыбкой. - Верно?
Баралис прошел к ларю, где стояли два штофа с вином, откупорил их и вдохнул пары.
- Пробуете, не отравлено ли?
- Да, государь. У меня нюх на такие вещи, - солгал Баралис.
На самом деле он вынюхивал ивиш. Кайлок этой ночью ворожил, и он должен был знать, как королю это удалось. Он различил едва уловимый запах серы - ивиш в вине присутствовал. Кайлок по-прежнему пил приправленное вино - значит он снова сумел преодолеть силу снадобья. Это невозможно, но это так.
- Как вы себя чувствуете, государь? Не испытываете ли слабости, усталости?
- С каких это пор вы сделались моим доктором, Баралис? - поднял бровь Кайлок. - Может, вы еще попросите меня помочиться в скляночку? - Он допил свою чашу и грохнул ею об стол. - Я никогда в жизни не чувствовал себя лучше.
Баралис затаил дыхание. Кайлок только что излил из себя столько чар, что все северное крыло заколебалось, - и говорит, что никогда не чувствовал себя лучше? По всем законам он должен быть изнурен и близок к обмороку однако вот он сидит, самоуверенный и спокойный, намереваясь лечь в постель с женщиной.
- Знаете ли вы, что совершили этой ночью?
- А славно получилось, правда? Наша подопечная так и повалилась. Кайлок встал. - А теперь прошу меня извинить, Баралис. Нам с моей маленькой подружкой пора заняться делом.
Баралис поклонился королю и склонил голову перед девушкой. Ее хорошенькому личику не суждено больше увидеть дневного света.
Выйдя от Кайлока, Баралис направился в северное крыло. Ему не терпелось посмотреть, что натворил Кайлок. По дороге он раздумывал над тем, следует ли вновь увеличить дозу ивиша для короля. Кайлок и так уже принимает тройную дозу, однако снадобье все меньше и меньше действует на него. Кайлок привыкает к ивишу. Баралис покачал головой. Сначала случай в брачную ночь, а теперь вот это.
Сила Кайлока крепнет, и единственное оружие, которое Баралис может использовать против него, уже затупилось.
Повышать дозу было бы опасно. В больших количествах ивиш поражает нервы и мозг. В конечном счете это даже желательно.
Баралис уже думал над тем, как будет править империей через расслабленного, придурковатого короля, - но время для этого еще не настало. Ему нужен военный гений короля, умение добиваться от солдат всего, что тот хочет. Империя должна утвердиться. Аннис, Высокий Град, Камле и Несс - все они должны быть завоеваны. Тогда, и лишь тогда, можно позволить Кайлоку утратить разум.
Но до этого срока короля нужно как-то обуздать. Нельзя больше предоставлять его самому себе. Он не способен мыслить здраво и непредсказуем, он не способен сам управлять таящейся в нем силой.
Дозу ивиша, как это ни печально, придется увеличить - иного выхода нет. Кайлок потребует теперь более пристального наблюдения, только и всего.
Баралис поднялся в комнату Меллиандры. Какая долгая, какая тяжкая зима ему предстоит!
Двое часовых пропустили его без единого слова. У них был всполошенный вид, и от обоих пахло элем. Войдя в комнату, Баралис почувствовал на себе отзвуки чародейства. Волны были сильны, но на этот раз в отличие от брачной ночи, когда они не имели определенной цели, была сделана попытка как-то направить их. Кайлок обучался новым приемам.
Обучался, но еще не овладел ими - в противном случае Меллиандра была бы мертва. Теперь же она лежит на каменном полу с подушками под головой, с кляпом во рту, раскинув ноги, и рожает единственного герцогского наследника. Лицо ее обожжено, правая рука, похоже, сломана - но это она еще легко отделалась.
Посмотрев на нее, Баралис отвернулся. Он не желал присутствовать при родах. Подобные зрелища внушали ему отвращение. Он поманил к себе Грил, думая, не взять ли новорожденного себе, но память о двух мудрецах, чьи руки обуглились по локоть, заставила его отказаться от этой мысли. Баралис слишком ценил себя, чтобы рисковать увечьем хотя бы и ради наивысших достижений.
- Как только ребенок родится, унеси его прочь и придуши, а трупик уничтожь.
- А с девчонкой как быть? - не моргнув и глазом спросила женщина.
- Ее оставь в покое. Без ребенка она ничто. - Баралис направился к двери. - Пусть король делает с ней что хочет.
Была полночь, но луна и отражающий ее снег давали достаточно света. Почти все шли пешком, поэтому продвижение по тропе не представляло труда. Из прежнего числа лошадей уцелело не больше дюжины. В пещере для них не хватало места, и они околевали одна за другой. Половина людей тоже перемерла - осталось только сто человек.
Мейбор ехал на одной из немногих лошадей. Одет он был тепло, а ночь, хотя и холодная, была помягче прежних. Он знал, что дело его плохо. Он отморозил себе пальцы на ногах и левую руку, и легочная горячка снедала его. Всю жизнь ему везло - но этой ночью, на восточном склоне Хребта, где свистал северный ветер и трещал мороз, он вдруг почувствовал, что удача изменила ему.
Его била дрожь, он клацал зубами и высоко вздергивал плечи.