Генерал спешил сзади. Ему было интересно, да и лишний раз засветиться в телесети - кто откажется...
Иешуа достиг встречающих - встречающих ли? - обнял стояшего первым высокого, почти голого - только в каких-то драных шортах- мужчину, худого, словно колеблющегося на легком ветру - обнял, прижал к себе, коснулся губами мокрого от пота лба. Отпустил. Повторил процедуру с остальными - трое их было. И пошел в тесноту домишек, не оборачиваясь, торопясь.
А в четверых тенях встречавших словно живые силы пробудились Минуту назад - еле на ногах держались, а теперь легко неслись рядом с Иешуа, говоря ему что-то на местном варианте амхарского, а он не слушал, даже не слышал, лишь машинально поддакивал. Он уже ощущал себя в деле, не хотел отвлекаться на пустую восторженную болтовню. Ну вдохнул - буквально! - силы в обессиленных. Это же не решение проблемы, это полумеры, к тому же временные, преходящие. Через пару часов оживленные им опять превратятся в сдутые воздушные шарики. А решение, казалось ему, было растворено в этом сухом стоячем пекле, и требовалось всего ничего, чтобы вытащить его оттуда, сконденсировав, и воплотить в реальности.
Мистика, конечно, но что из того, что он делал в последние годы, - не мистика? По крайней мере, для окружающих, для свидетелей...
Полуголые черные люди, абсолютно голые детишки, тоже не слишком одетые женщины сидели, лежали прямо в пыли у стен домов, кто-то мог стоять, прислонившись к тем же стенам. Все смотрели на пришельцев, и в глазах отчетливо и внятно, как о том писалось в старинных романах, светилась надежда, замешенная на простых житейских вопросах: а вдруг эти незваные, но постоянно жданные гости привезли еду, воду, лекарства, вдруг они точно знают, когда засуха пойдет на спад, когда появятся мокрые тучи и прольют воду на землю.
Крис спросил генерала:
- Что-то из ооновского груза дойдет до них?
- Я прослежу, - ответил генерал. - Дойдет непременно!
А Иешуа стремительно пошел от дома к дому, касаясь ладонями каждого лежащего, сидящего, стоящего, и тоже словно впускал в каждого силу, потому что люди оживали, начинали вставать, двигаться - конечно же, следом за Иешуа, а ничего не понявшие, но будто ключиком заведенные дети помчались впереди, вопя радостно и бессмысленно.
А деревня и впрямь невеликой оказалась: на чудеса оживления получаса хватило.
Иешуа остановился у каменного колодца, бывшего центром деревенской площади, напротив которого в гордом одиночестве стояла церквушка или, скорее, обычная хижина, только чуть поболе и поухоженней жилых домов, сложенная из тонких, почему-то покрашенных белой эмалевой краской стволов какого-то местного дерева, с деревянным же крестом на крыше. Если бы не крест, ничего, казалось, не изменилось на этой земле за две тысячи лет. Попади сюда Иешуа в дни своего галилейского служения, увидел бы то же самое, только в часовенке обитал бы какой-нибудь шаман, да не было бы ни креста, ни эмалевой красоты, ни гордой пластиковой вывески "Wau-mau-bar" на соседнем, длинном домишке с наглухо заколоченной дверью.
Ожившие и донельзя ошеломленные люди столпились вокруг. Сквозь них бесцеремонно продрались телевизионщики, запечатлевая нетленное. Монах Григорий размашисто крестился то на эмалевую церквуху, то на Иешуа, безнадежно вглядывающегося в пустую колодезную тьму. Даже запах воды умер в колодце.
Странно, но никто не задавал никаких вопросов.
Иешуа вытянул руки над жерлом колодца, закрыл глаза, поднял лицо к выцветшему, белесому небу. Толпа замерла, понимая, что происходит нечто таинственное, объяснений не имеющее, да и не требующее. Человек, заставивший умирающих от обезвоживания людей встать и пойти за ним - пусть хотя бы из любопытства пойти, такой человек зря камлать над пустым колодцем не будет. Сказано в любимой и чтимой Эфиопской церковью апокрифической Книге Еноха: "Вот облака в видении взывают ко мне, и тучи ко мне вопиют, и вспышки молний и громы побуждают меня..." А вдруг так оно и есть? Вдруг и впрямь вопиют и побуждают?..
Так оно и было.
Стоявшие обок видели, как напряглось лицо Иешуа, как часто и мелко задрожали зажмуренные веки, побелели губы, словно кровь отошла от них. Иешуа медленно свел руки вместе, сложил ладони лодочкой и вдруг взмахнул ими вверх, как будто выплеснул в воздух полные горсти воды.
Люди отшатнулись от неожиданности, только телеоператор не оторвал глаз от окуляра камеры, и палец его, мертво прижавший кнопку "Rec", не дрогнул предательски. Профи.
А Иешуа вытер вспотевшее лицо и что-то спросил на амхарском буднично и тихо, но это "что-то" вызвало мгновенное исчезновение с площади по крайней мере десятка мальчишек.
- Что он сказал, что? - Мари дергала Криса за майку.
- Ведро ему нужно, - ответил Крис, - ведро, понимаешь? Воду доставать из колодца...
А легкие пластиковые ведра с привязанными к дужкам веревками уже тянулись к Иешуа детскими нетерпеливыми ручонками - мое возьми, нет, мое лучше, - и он взял первое подвернувшееся и бросил в колодец. А потом потащил вверх, перебирая руками, и бицепсы напрягались, будто ведро было полным, но оно и вправду оказалось полным - Иешуа поставил его на край колодца, сказал:
- Пейте. Поливайте землю. Воды здесь много.
- До вечера хватит? - с надеждой спросил пожилой, седой эфиоп, длинный и худой, как все, но - единственный, кто к случаю успел надеть длинную белую рубаху, так напоминающую Иешуа родную привычную тунику.
Старостой он здесь быя, этот седой, что ли, или местным священником?..
- Почему до вечера? - удивился Иешуа. - Навсегда.
И пошел прочь. К вертолетам пошел.
А толпа моментально развалилась. Кто, толкаясь, метал в колодец уже принесенные ведра, кто понесся домой за своими, за дополнительными, за всеми ведрами, кастрюлями, тазами, что имелись в хозяйстве, - о человеке, вернувшем деревне воду, забыли сразу. И то понятно: пока вода есть, надо запасаться, а навсегда она вернулась или не навсегда - это потом соображать станем. Да и что это за слово такое дурацкое - "навсегда"? Кто ж о "навсегда" думает? О дне нынешнем обеспокоиться бы, а про "навсегда" - это к Богу или к Сыну Его, к Иисусу Христу, во имя кого деревенский староста или местный священник зажжет сегодня вечером свечи в Церкви на площади. И праздник будет.
Генерал, Крис, Мари, монах Григорий бегом догоняли Иешуа, а телеоператор, спринтерски опередив его метров на сто, уже спокойно и уверенно снимал Возвращение Мессии По Совершении Чуда Возвращения Воды. Так он, пожалуй, и назовет снятый сегодня сюжет, который перегонит по электронной связи в студию в Дыре-Дауа, как только попадет в ближайший город. И, не исключено, станет знаменитым и богатым. И получит какую-нибудь международную премию.
Спутники догнали Иешуа почти у самых "вертушек", где терпеливо маялись оставленные генералом летуны. Им не довелось увидеть чуда, значит, это и для них старался оператор-профи.
Монах Григорий с ходу бухнулся на колени в пыль, молитвенно сложил ладони и запричитал - почему-то не на родном, а на английском:
- Прости меня, неверующего, как Фома Апостол, прости, что не умел признать в тебе Сына Божьего, явившегося судить нас, грешных, прости...
- Прекрати, Григорий, - устало одернул его Иешуа, - прекрати и встань. Никто ни в чем не виноват. И не называй меня Сыном Божьим. Я - Сын Человеческий, я так и называл себя всегда, если помнишь. Просто Бог выбрал меня и отметил и позволил вернуться к вам. И не судить я пришел, а исправлять не мною содеянное, и уж тем более не наказывать тех, кто страдает не по своей вине. Я знаю, ваша Церковь чтит Книгу некоего Еноха, которая писалась ессеями в Кумранской обители еще до моего рождения. Там много пустого, но есть и верные слова. Эти, например: "Поэтому те души, которые претерпели мучения здесь, уже не будут мучимы в День Суда". Открой глаза, Григорий: ты живешь в стране мучеников, и я не ведаю, за что Господь так часто и последовательно наказует их...
- Ты вмешался в промысел Божий! - с восторженным ужасом воскликнул Григорий, не желая вставать с колен.
- Никуда я не вмешался, - с досадой сказал Иешуа. - Просто вернул людям воду, которой в земле достаточно. И хватит об этом... - Он легко впрыгнул в вертолет.
Умный Крис, с первой публикации о парижской проповеди на стадионе следивший за передвижениями Мессии, озадаченно отметил про себя: Иешуа впервые сам подтвердил факт Второго Пришествия. Неужто время подошло?.. И немедленно возгордился - прямо-таки планетарно: вот, пожалуйста. Папа Римский, философ и математик, - кениец, а он, Крис, философ и журналист, - эфиоп, и неизвестно, кому выпала судьба выше и значительнее. Один служит Христу распятому и вознесшемуся, а второй - живому и действующему. Хотя не знак ли это: оба африканцы?..
А генерал нашел в полутьме уже орущей, уже готовой сорваться с земли "вертушки" вялую руку Иешуа, крепко сжал ее, сказал прочувствованно:
- Спасибо вам, кто бы вы ни были...
- Пустое, - поморщился Иешуа. - То, что я сделал, - мокрый платок на лоб безнадежно больного. Я не принимаю этого термина - "безнадежно"! Я передумал: больше нигде не станем садиться. Летим прямо в Кэллафо - в то место, где Фафэн и Джэрэр впадают в Уабе-Шабелле. Я правильно называю?
- Да какая, в самом деле, разница! - восторженно завопил генерал, перекрикивая грохот движков. - Куда скажете, туда и полетим. Хоть на край света...
Знать бы, где он находится, бессмысленно подумал Иешуа. И еще подумал: а хватит ли сил - до края света? Хватит ли их хотя бы на одну Эфиопию? Я ведь точно - сын человеческий, именно так - со строчных буковок, а то, что мне много, невероятно много дано - так ведь есть же этому "много" предел! И сам себя одернул: не обманывайся. Что сказал Петру перед тем, как уйти тайно, оставив прощальное письмо в подвале иершалаимского дома в Нижнем городе? Сказал: "Я могу все!" Вот теперь и доказывай сказанное. Эфиопия - только начало...
Кэллафо промахнули, не садясь, ушли к югу, к месту слияния рек, почти к границе с Сомали. Время к вечеру подступало, а жара не спадала, и солнце не собиралось исчезать с неба, хотя и заметно подвинулось к горизонту. Хотелось есть. Давние "биг-маки", пресные и невкусные, вспоминались с ностальгической тоской, а до полноценного ужина - если таковой и возможен в лишенном воды Кэллафо - бесконечно далеко. Это даже генерал понимал, не говоря уж о спутниках Иешуа: начатое должно закончить, Иешуа не остановится, да и кто рискнет его остановить! Так что придется потерпеть, а уж потом - о земном, о низком. Вот, к примеру, о воинских сухих пайках, взятых с собою...
Пилоты поймали угол, сложенный двумя реками, которых уже не было, оставались только сухие неглубокие и неширокие русла, этакие овраги на твердой, как бетон, земле. Машины приземлились рядом, пассажиры радостно выпрыгивали из них, потягивались, разминали мышцы. Только оператор и звуковик с коробочкой пульта уже готовы были к любым подвигам - лишь бы материал шел лишь бы нужная картинка имела место.
- Я бы хотел один... - извиняющимся тоном сказал Иешуа. Понимал, что обижает людей, но понимал также, что просто своим присутствием они не позволят ему полностью сосредоточиться, а сил потребуется - немерено.
- Останемся у машин, - заявил Крис. - Все равно все видно, хоть и далеко.
Откуда он узнал, что далеко?.. Поймал мысль?.. Наверно. Здесь - не Галилея, нет ни Петра, ни Йоханана, не oт кого блокироваться... А любопытно: сам Крис понял, что поймал чужую мысль?.. Ладно, потом разберемся, надо поторопиться.
Иешуа неторопливо, уже полуприкрыв веки, уже концентрируя себя на цели, пошел к руслу, спустился вниз, встал посередине, застыл. Ему казалось, что он видит воду - где-то глубоко, откуда-то возникающую, куда-то текущую, разветвляющуюся на множество тонких струек, он видел воду в земле, в камне, в земных пустотах, а может, там она и была - геология, почвоведение, механика грунтов - все это не вошло пока в университетско-библиотечную программу самообразования. Просто он чувствовал воду каким уж там данным ему чувством седьмым, десятым, двадцать вторым, - и мог изменить ее путь так, как хотелось. Или все-таки иначе: как следовало...
Можно было самому себе возразить, одернуть себя: а как же природа? А как же замысел Божий? Кто вправе вмешаться в него и изменить хотя бы путь воды?.. Ну, так помешай мне, подумал Иешуа, но никто ему не ответил и не подал знака. И тогда он очень сильно захотел, чтобы вода пришла к нему. Отовсюду, где она есть...
Потом, позже Мари расскажет ему, как это было. Потом он не раз увидит на телеэкране сотворенное им и все-таки снятое черным эфиопским профи, несмотря на запрет мешать. И позавидует тем, кто видел это в живую. Видел, как сквозь трещины в асфальтовой земле просочились первые тоненькие струйки, как они полнели и ширились, как всерьез и по-взрослому текли по двум все еще сухим оврагам, сливаясь, бурля, в одном, как прибывала вода" -постепенно обретая плотную силу течения, как она заполняла русла, хотя и текла не торопясь, по-африкански лениво. Но она и в обычные дни, когда засухи не было, так текла...
А Иешуа все время стоял, закаменев, по-прежнему не открывая глаз и вытянув вперед руки, стоял этакой библейской женою Лота и только чувствовал, как вода медленно, но неуклонно покрывает ступни, как доходит до колен, уже пытаясь подтолкнуть, может быть, даже повалить его, как постепенно становится тяжко сопротивляться ее полноводному бегу, и уже в рот захлестывает она, и уже дышать трудно...