"Внешне - да. А ментально они сейчас - как дети... Мастер-один Онтонен умный и опытный профи, но он сочинил в своем Кодексе неподъемную для человеческого мозга задачу. Даже если это не просто человек, а сверхчеловек паранорм. Ну два паранорма вместе, ну пять -ив таком случае без отдачи, как ты верно подумал, не обойтись. Но четырнадцать - это такой мощный консолидированный удар по каждому организму! Я и сам чувствую себя сквер-новато..."
"А что с Мари... то есть с Анной?"
"Она больше не паранорм".
"Это - мы сами? Или все же - ты?"
"Это - мы вместе, скажем так. Но без меня, Кифа, вам бы матрицу не сломать. Была нужна не просто хирургическая операция и уж тем более не силовая атака. Понадобилась тончайшая работа нейрохирурга, который должен убрать из мозга посторонний предмет, проросший в мозг миллионом связей-импульсов. Надо было погасить импульсы и при этом - главное! - не повредить мозг... Я бы, если честно, изъял из Кодекса параграф про наказание несущему вред.
Или изменил бы-в соответствии с реалиями. А в такой редакции, как говорят чиновники, он вам - практикам - не по силам. Да и вряд ли он пригоден теперь..."
"Объясни это Уве и всем Мастерам. Ты же как-то сумел объяснить им, что Мастер-пятнадцать нарушает этот треклятый параграф".
"Не так прямо, Кифа, не так в лоб. Там все было посложнее: твои коллеги люди трудные и многомудрые... Да и не все ли мне равно, останется это правило в вашем Кодексе или нет? Ваши игры - это ваши игры..."
"Уже не мои".
"Ты себя исключил из цеха Мастеров?"
"Ты меня исключил из него. Жизнь исключила. Судьба... Да и что сейчас за цех? Игра в солдатики, с которой не могут расстаться так и не повзрослевшие мальчики-вундеркинды?.. Им придется повзрослеть, потому что нет Службы - нет и цеха. Каждому предстоит начать жизнь с чистого листа и, как у нас, Мастеров, принято - в одиночку..."
"Я уже говорил тебе, что ты склонен к скверному высокому стилю?.. Говорил. Повторяю... А что до Мастеров, так многие уже повзрослели и стали куда более самостоятельными. Жизнь учит. Неужто ты не замечаешь?.. Сегодняшняя церемония дань корпоративной дружбе, во-первых, а во-вторых - своего рода уважение ко мне как к переговорщику. И только. Скажем проще: я их у говорил..."
"Зачем тебе это было нужно?"
"Я завершаю партию, которую опять сам начал и которая мне опять не нравится. Но завершить я ее хочу достойно".
"Это не шахматы, Иешуа, а мы - не пешки".
"Не обижайся. Просто мне нравится скверный высокий стиль, чего скрывать... Если вернуться к суровой прозе, то и вы- не пешки, и я - не король. А партия... Ну, считай - не партия. Операция. Проект. Отрезок жизни. В любом случае, Кифа, жизнь не только учит, но и продолжается. Этот эпизод в ней завершен, урок выучен худо-бедно, переходим к следующему..."
"А что будет с Анной? То есть с Мари..."
"Все будет хорошо, Кифа. Она сейчас проснется счастливой. А то, что обыкновенной - да в самом деле, обыкновенность человека куда приятнее любой необыкновенности. Особенно - паранормальности".
"Раньше ты говорил иное. Помнишь: "Я могу все" и "Я исполню все!"
"Я и сейчас не отказываюсь от своих слов. Просто прежде он рождали во мне радость и гордость, а сегодня я все больше и чаше осознаю их как новый крест. Очень тяжелый, Кифа. Куда тямселр того - иершалаимского..."
"Но ты по-прежнему считаешь, что можешь все и исполнишь все ?" "Уже не уверен... Могу все?.. Да, я могу сделать все, что в силах представить себе. А что не в силах?.. Что просто-напросто не приходит в мою голову?.. Как было раньше? От меня требовали конкретного чуда: вылечить, оживить, пройти по воде, поднять неподъемное и разрушить неразрушимое. Или вызвать дождь на поля, или привести рыбу в сети:.. Долго перечислять! А если меня, долгожданного чудотворца, попросят: сделай всех людей умными ? Что я смогу? Я считаю умным такого, ты - другого, кто-то пятый, десятый, сотый - все по-разному представляют себе ум... А совесть?.. А любовь - к одному человеку или ко всему человечеству?.. Сколько людей - столько мнений, столько представлении об уме, любви, совести... Или вспомню свой печальный балканский опыт. Могу ли я остановить войны ? Не могу, не могу, нет! Больше и пробовать не стану!.. Короче, я в силах сотворить любое материальное чудо - раз я в силах переделать одного конкретного человека или нескольких - тоже конкретных, пусть тысячу, две тысячи, но - только по своему представлению, а оно не универсально. Помнишь книгу Брейшит: по образу и подобию создал Бог людей: Выбрал некий образ и создал людей подобными ему. Но Он - создатель всего, а я лишь крохотный и слабый подражатель, пусть даже избранный им, хотя я знаю сегодня, что это - еще одна моя нереальная фантазия. Ну да ладно... Мой образ - это всего лишь мой образ. Он не универсален. Я-не Бог. Я могу сделать так, чтобы все президенты всех стран собрались в ООН и разом подписали соглашение о прекращении всех войн - от малых до великих, но я не могу отвечать за какого-нибудь генерала или маршала в одной из этих стран, который сам начнет войну - наплевав на своего президента и его подпись под соглашением, - начнет сначала малую, но где гарантия, что она не превратится в большую!.. Да я и не хочу быть вселенским пожарным, который стоит на башне и смотрит: где горит, потому что не смогу погасить все пожары, одновременно вспыхнувшие на планете. Яне хочу быть "скорой помощью", потому что не успею ко всем умирающим сразу, а уж тем более - ко всем больным. Я не хочу быть мировым утешителем сердец, потому что невозможно утешить всех: горе - постоянно и непрерывно, оно не устает приходить к каждому раз за разом. Да и витать горем?.. Как говорят твои соотечественники: у когожидкие, а у кого-то жемчуг мелкий. Я не имею универсального оеиепта, как помочь всем, спасти всех, утешить сирых и утишить иобных. И слава богу, что такого рецепта нет! Слава богу, что люди - разные... Вот тебе ответ на твой вопрос: могу ли все?.. А исполню ли все?.. Давным-давно, еще в Иудее, ты сказал мне: "Иешуа, ты исполнишь все, что захочешь". Сам не ведая в тот момент, ты дал точное и четкое определение моих возможностей. Яне знаю, что хотеть, мои "хотелки" на этой земле исчерпаны... Но, Кифа, я исполню все, что задумал, однако мысль моя далеко ушла от тай, что начала страну Храм. Не обессудь..."
"Ты хочешь снова уйти из настоящего?"
"Я думаю, Кифа. Как надумаю - скажу".
"Повторяешься, Иешуа. То же самое ты ответил мне в Иершалаиме, те же слова..."
"Каков вопрос, Кифа, таков ответ".
"А что будет с нами?"
"Еще раз прошу: не спеши задавать вопросы. Отпусти мне время, я сейчас пытаюсь собрать самого себя..."
"А что Анна?.."
"А что Анна? Она жива и счастлива.."
"Ты ее простил?"
"Я опять о старом... В последние дни перед моим уходом сюда я собрал вас, учеников моих, на Елеонской горе и дал вам две заповеди - сверх десяти. Помнишь?.. Одна: надо верить. Вторая: надо уметь прощать... Мари - орудие, Кифа. Орудие в злых руках. Разве можно сердиться на... на что?.. тебе лучше знать... на автомат Калашникова, например? Он - машина, устройство. Враг - тот, кто жмет на спус-ковдй крючок".
"А теперь, выходит, ты ее разрядил... Автомат Калашникова без патронов и с просверленным дулом. Употребляется вместо подпорки, игрушки, наглядного пособия - на что фантазии хватит... А что поделать с врагом, у которого ты с нашей хилой помощью отнял автомат?"
"Дойдем и до врага. А пока - смотри: она просыпается..."
Анна просыпалась. Она просыпалась, как просыпаются дети или хорошенькие женщины, чувствующие, что кто-то рядом смотрит на них - всплывающих из сна. Потому что это красиво. Потому что это всегда удивительно. Потому что это никогда не повто ряется, но каждый раз - по-иному.
И Мастера, обретшие боевую форму и достойный вид после праведной баталии умов, смотрели, как она просыпается. И Петр готов был поставить свое очередное яйцо против очередной латынинской банки пива, что общим - общим! - чувством всех судей было одно: жалость к хорошенькой женщине. И еще - стыд за то что они сделали. Хотя что спорить: хорошенькая до сих пор была еще той сукой! Автоматом Калашникова с полным боекомплектом. А теперь - если судить по прямо-таки блаженному состоянию Иешуа - превратилась в этакий одуванчик. Не исключено Божий. Честно говоря, Петр не очень понимал Иешуа. Надо верить, надо прощать... Так поверь и прости! А тот вел себя в полном соответствии с высказыванием нелюбимого им Апостола Павла:
"Без пролития крови не бывает прощения". Пролил кровь - простил побежденного. Все-таки сначала - пролить кровь и только после - поверить...
А Петр был прост, как тот самый автомат Калашникова: враг - он и в Африке враг. Буквально. Петр, как выше не раз говорено, любил автомобили и терпеть не мог автоматическое оружие. Если и терпел, то по службе.
Но Мастера-то, Мастера!.. Они - даже стыдясь свершенного - считают оное своим собственным успехом. Или все же поражением?..
А Анна проснулась, открыла глаза, чему-то засмеялась - как и час назад, но только легко и радостно, - и сказала:
- Мне кажется, я так долго спала...
Сказка про Белоснежку и семерых гномов. Вот только гномы несколько расплодились: четырнадцать их плюс прекрасный принц с еврейским именем Иешуа.
ДЕЙСТВИЕ -- 2. ЭПИЗОД - 11
КОНГО. КИНШАСА; ФРАНЦИЯ. ЛЕ-ТУКЕ-ПАРИ-ПЛЯЖ, 2160 год от Р.Х., месяц май
Неделя прошла с того дня, когда четырнадцать Мастеров собрались в стране Храм, чтобы приговорить к высшей мере наказания пятнадцатого - Анну Ветемаа, известную в этой стране под библейским именем Мари. И приговорили. И наказали. Высшая мера, означенная в Кодексе Мастеров, сполна отмерена: паранорм перестал быть паранормом, а превратился в обыкновенного человека, вернее - в обыкновенную женщину, хорошенькую, умненькую, весьма эрудированную, с чувством юмора, ничего не ведающую о своих исчезнувших особенностях, зато преотлично помнящую все, что происходило с ней, с Иешуа, с остальными учениками Мессии за минувший год с лишним. Убитая психо-матрица унесла с собой в бездонное Никуда все, что с ней было связано, именно с ней и только с ней. Нет, Анна помнила, конечно, и о том, как ее отыскали люди Службы, и первую встречу с Дэнисом помнила, и работу в лабораториях под началом Умника, и свою малопонятную ей самой засекреченность в Довильском центре - вплоть до запрещения встречаться с кем-либо из Мастеров. Хотя она знала, что носит звание Мастер-пятнадцать. Хотя она знала, чем занимаются Мастера в Службе. Но понятия не имела, как сочетается ее звание - Мастер ("не совсем Мастер", по словам Иешуа) - с ее способностями. Тот, кто внутри всегда жил в ней и всегда помогал находить выход из разных частенько неприятных! - ситуаций, позволял их предчувствовать. Но - не более. Анна понимала, что до настоящих дел настоящих Масте-Р°в, до их непредставимого здравому уму мастерства - если позво-яить себе невинную тавтологию: мастерства Мастеров, - ей добраться не дано никогда. Но и Умник и Дэнис постоянно намекали на некую особую миссию, к которой ее готовили, а в итоге оказалось, что никакой миссии не вышло, а вышло так, что она как-то случайно попала на футбольный матч в Париже, впервые увидела и услышала Учителя и стала его самой первой и самой верной ученицей. Забыв естественно, о Дэнисе, уволившись из Службы, простившись с ее теперь-то бессмысленными! - запретами.
Так Анна знала сегодня свою позднейшую историю.
Из нее напрочь выпали прежде имевшие место знания о матрице, о возможностях, которыми она наделила Анну, о той "некой особой миссии", порученной все же Дэнисом, и Анной осуществлявшейся - быть рядом с Мессией, смотреть, слушать, понимать предсказывать и предчувствовать, самой вести его, если удастся, а коль не удастся, то, по крайней мере, не отставать ни на шаг, идти вровень. И доносить обо всем в Службу регулярно - это уж и ежику ясно.
Не сохранилось у Анны памяти о своей паранормальности и о палаческом методе ее извлечения, а жила лишь память о прекрасном и счастливом времени рядом с Учителем и друзьями, а также надежда на то, что времени этому длиться и длиться. А Дэнис - враг, волчара злой и коварный, о том знает всякий приближенный к Учителю. Хорошо, что она с ним рассталась...
И тот, кто внутри, по-прежнему был жив-здоров, умел дарить предчувствие и, грешным делом, не раз напоминал Анне о ее частых финансовых победах за игровыми столами казино Европы. Соблазнял, значит.
Но все Мастера - будь их хоть трижды по четырнадцать! - не смогли бы, если б не помощь Иешуа, убить матрицу так, чтобы не только не повредить мозг, но и не оставить ему ненужной памяти. По мнению Иешуа - ненужной. Ибо помнить о былой силе, пусть даже злой, и знать, что она всего лишь - былая, такое вынести не каждому. Чтоб не сказать: никому не вынести. Но вот вам мольба к Господу, выплеснутая в псалме: "Грехов юности моей и преступлений моих не вспоминай..." Разве не о ней подумал Иешуа, когда помогал Мастерам вернуть Анну в "доматричное" состояние и одновременно - это уж точно сам! - снимал с нее груз прожитых грехов и преступлений? Конечно, о ней, о мольбе той, подумал, ибо грехи Анны и ее преступления против Мессии и его страны Храм были весьма велики и заметны всякому. Поболе, чем у каких-нибудь боевиков, со стрельбой прорывавших охранный периметр, или даже у тех, кто Нгамбу похитил и состарил. Однако простил ей грехи Мессия...