- Скажите, - спросил я, - они... тогда... очень мучились?
Максимов бросил быстрый взгляд на потупившуюся Беату.
- Нет, не думаю, - ответил он каким-то деланно небрежным тоном. Вероятно, они перестали существовать как материальные образования за какие-нибудь миллионные доли секунды. На пути потока не могло остаться ничего живого.
- Но Арсеньев говорил о каких-то светлячках.
Он замялся.
- Видите ли... ничего... с точки зрения тривиальных представлений о формах жизни. Однако там было много металла, в котором излучение породило очень странные явления. Впрочем, об этом вам расскажет Беата лучше, чем я.
Ведь она у нас первый в мире металлобиолог.
Максимов поднялся из-за стола.
- Прошу меня извинить. Мне нужно поехать на базу.
Он подошел ко мне и крепко пожал руку.
- Так вы все-таки настаиваете?
- Да, - ответил я.
- Зачем вам это? - спросил он совсем тихо.
- Там погибла моя жена... Я не могу...
- Хорошо, - сказал он, - вы туда попадете.
* * * - Не знаю, чем вас занять, - сказала Беата. - Пойдемте в библиотеку, может быть, что-нибудь подберете почитать.
Мы прошли по коридору и поднялись на третий этаж.
Книги в библиотеке были свалены на полу. Вероятно, их собирались вывезти.
Я подошел к окну.
- Это там? - спросил я, указывая на гигантское сооружение, напоминавшее формой бублик.
- Нет, это ускоритель. Пульт - в конце левого крыла.
Я посмотрел на ее руку.
- Результат посещения пульта?
- Да, те самые светляки с температурой триста градусов. Я пыталась взять одного, но он расплавил перчатку.
Мне вспомнились слова Максимова о металлобиологии.
- Они металлические? - спросил я.
- В основном, по-видимому, они состоят из металла. Точный химический состав пока неизвестен, хотя по аналогии с дендритами можно считать их состоящими из сложных металлоорганических соединений.
- Живые?
Беата задумалась.
- Пока еще трудно сказать. В них протекают окислительные процессы, напоминающие дыхание, и восстановительные - на базе реакций фотосинтеза. Они могут ассимилировать металлы из сохранившихся там конструкций и некоторые элементы почвы. Может быть, они даже размножаются делением. Это еще не ясно.
- А дендриты?
- Там все гораздо проще. Это - металлоорганические растения. Многое в механизме обмена веществ у них уже разгадано.
- Эти светляки летают?
- Нет, ползают, и то очень медленно. Значительно медленнее улиток. Их движение очень трудно заметить.
- Чем занимается сейчас Арсеньев?
Кажется, я задал вопрос, на который ей не хотелось отвечать.
- Видите ли, - сказала она после длинной паузы, - Арсеньев человек со странностями. Он не может простить себе, что уехал в тот день в город.
Считает, что все произошло по небрежности. Впрочем, - спохватилась она, - не нужно было вам этого рассказывать. Ведь ваша жена...
- Замещала его в тот день?
- Да.
- Беата, - спросил я, - вы можете совершенно честно сказать, почему Арсеньев не хочет пускать меня туда?
- Совершенно честно? - переспросила она, глядя себе под ноги. - Нет, честно не могу. И, пожалуйста, вообще больше ни о чем меня не спрашивайте!
* * * За обедом Арсеньев и Максимов разговаривали о каких-то счетчиках. На меня они не обращали никакого внимания. Беата молчала, погруженная в изучение толстой тетради, которую ей передал Арсеньев.
Мне не хотелось есть. Я все время пытался найти объяснение странному поведению Арсеньева. Вообще вся эта атмосфера недомолвок и нескрываемой холодности начинала меня раздражать.
Арсеньев прервал разговор с Максимовым и повернулся к Беате.
- Ну, как?
- Замечательно! - ответила она, с трудом отрываясь от листка, покрытого формулами. - Просто изумительно!
- Живые? - спросил Арсеньев.
- Никаких сомнений.