- Ладно уж, каков есть. Кстати, тебе Лепко привет передает.
- Помнит, значит. А вы нас нарочно разделяете? Он там, я здесь?
- Нарочно.
- Так я и знал. А зачем, интересно? Что вы этим мечтаете достигнуть?
Отвечать было недосуг, да и не нашлась я сразу, а Милка уже стала у нашего забора.
Соколов, окруженный ребятами, сидел за столом, склонившись над черешенским альбомом с фотографиями.
- А это Митя Королев! - услышала я Тонин голос. - Правда, хороший?
- Правда! - Соколов поднял голову и встал.
Поздоровавшись, я заглянула в раскрытый альбом. Первая карточка, которая бросилась мне в глаза, - Митя, обнявший за плечи Шуру: их сняли вскоре после Митиного возвращения из Одесской больницы.
- А вот Анюта, самая наша красивая девочка! Правда, красивая? спрашивала Тоня.
- Правда! - послушно согласился Соколов.
- А это ее сестра Наташа, она сейчас в лесу на подсочке. Тоже красивая, правда?
- Я вижу, вы все тут красивые и хорошие! - заметил Соколов.
Велехов поставил на стол землянику - ее встретили дружным воплем восторга. Тотчас появились миски.
Тоня, вооружившись ложкой, быстро и ловко разделила ягоды между всеми. Соколову она положила не три, а четыре ложки. Он было остановил ее руку, но она строго сказала:
- Вы гость. Гостю всегда больше!
Я взяла альбом и стала листать его. Вася Коломыта - танкист. Ваня Горошко - костюмер в кукольном театре, а театр разъезжает по фронтам... Мефодий Шупик - в пехоте, на Юго-Западном... Искра - сапер... Федя Крещук, Лира, Катаев - их первая карточка после поступления в летное училище: лихие, с пилотками набекрень, белозубые, яркоглазые Ну, как не сказать: "Правда, хорошие? Правда, красивые?"
- Я вижу, вам тоже все здесь кажутся и красивыми а хорошими, промолвил Соколов улыбаясь.
Вспомнив любимую присказку Семена, говорю:
- Так ведь известно, ворона говорит вороненку - мой беленький, а ежиха ежонку - мой гладенький.
- И нет! - кричит Тоня.
- И да! - говорит Соколов, не растерявшись. - Ты же сама мне тут всех расписала - одни красавцы и герои.
- Зачем вы так? - с негодованием спрашивает Тоня. - Я про себя ничего не скажу - некрасивая и есть некрасивая. (И совсем она о себе так не думает!) А я вам Анюту показываю, Наташу, я вам показываю Митю, Васю Коломыту. Когда я пришла в Черешенки, он уж там не жил, но я его видала красавец! Глаза вот такие, волосы кудрявые, сам высокий. И про кого ни спросите - каждый на фронте! Что?
- Да ничего! - Соколов разводит руками. - Забила ты меня, мне и крыть нечем. - И поворачивается ко мне: - А я тут одному вашему вороненку путевку в лагерь припас, девочке вашей.
- Которой?
- А сколько их у вас?
- Тридцать семь.
У Соколова в глазах недоумение. Вдруг все начинают смеяться.
- Это Лене, Леночке вашей путевка! Ой, тридцать семь! - Тоня изнемогает от хохота.
- Не хмурьтесь, посмейтесь с нами, - говорит Соколов. - Путевка вашей дочке, Лене Карабановой. Зайдите завтра в райсовет и возьмите.
- А у вас есть дочки? Или сыновья? - спрашивает Тоня.
- Дочка и сын. Они были под Псковом, когда началась война. Одни, без меня. Я был тогда в командировке на Дальнем Востоке. Они не успели выехать и я не знаю, что с ними. Где они, живы ли...
- Ой, не сердитесь, что я спросила!
- Ну, что ты, девочка...
Я даже вздрогнула от того, как были сказаны эти слова. Я уже успела привыкнуть к его неофициальному разговору, но это было сказано так по-домашнему, как если бы он погладил Тоню по щеке.
Мы вышли вместе. Очень хотелось спросить, где его жена, но почему-то я не смела. И снова он удивил меня, будто услышав мои мысли. Он сказал:
- Ребята мои оставались с бабушкой, с моей матерью. А жена была в Крыму. Лечилась там. И тоже никаких известий. Никаких.
...Я шла домой и думала:
Вот я приду сейчас, меня ждут ребята. А он идет в пустой дом, его ждут темные окна. Его неизвестность еще страшнее моей, она почти не обещает надежды. А у меня есть, есть еще надежда. И дети. Скорей бы увидеть их. И когда я повернула за угол и впереди засветилось наше теплое желтое окно, я почти побежала к дому.
* * *
- Не поеду я в лагерь! - сказала Лена, когда я на другой день принесла путевку.
Мне хотелось обрадовать ее, и заранее я ничего не сказала. И вот сейчас она стоит передо мной, лицо у нее сердитое, черные глаза смотрят упрямо.
- Не поеду.
- Но почему?
- Не хочу. Не хочу без вас.
Я сказала все, что положено говорить в таких случаях: война, трудно, там она отдохнет, окрепнет, чтоб потом еще лучше помогать всем нам. Она терпеливо слушала. Потом сказала очень мягко:
- Я поеду, а Егор с больными ногами тут останется?
- Егору нужен не лагерь, санаторий. Если б можно было выбирать, поехал бы он.
- Ну хорошо. Все равно я не поеду. Вам тут без меня не справиться. Симоновна едва ходит, Егор совсем не ходит, а Антон бегает за троих, и Симоновне за ним не угнаться. Мама, ну что ты говоришь, как я поеду? Да я и не хочу совсем. Если б хотела! Так ведь я не хочу!