Тёма отстал почти по всем предметам, но голова у него была хорошая, и он быстро начал догонять.
В эти же дни пошел в школу и Андрей - работать. Ему дали второй класс на время, пока учительница лежала в больнице, - и шестой класс: учительница получила вызов в Москву. В шестом Андрей должен был вести русский язык и литературное чтение.
- Зачем ты взял малышей? Что ты с ними будешь делать? Разве ты сумеешь с ними? - недоумевала я.
- Хочу попробовать. И потом, это ведь, ненадолго, только на месяц-другой.
Андрей нашел себе угол, но после работы все время проводил в детском доме или у нас, на Закатной. Обычно он проверял тетради и готовился к урокам в каморке, служившей мне кабинетом. Потом провожал меня домой и часто за полночь сидел на кухне за книгой. Там, где он жил, вечером читать было нельзя: к десяти все укладывались. И Андрею, когда он возвращался, тоже оставалось только лечь - его койка стояла с краю.
- Может, поставим вам коечку здесь, на кухне? Место есть! - предлагала Валентина Степановна.
- Ну, зачем стеснять...
- Все равно этим кончится, - замечала та философски, - чего на два дома жить. Все равно здесь и едите и занимаетесь, чего вам куда-то такое, на ночь глядя, тащиться. Я ж говорила - колхоз будет расти да расти.
Однажды вечером, проверяя тетради, Андрей вдруг засмеялся и протянул мне листок, исписанный косым неровным почерком:
- Вот, писали сочинение на вольную тему. Поглядите, что написал Сараджев.
Я стала читать:
Я заснул сладким сном. Темнота, которая застилала мои глаза, вдруг исчезла. Я очутился в каком-то новом мире, где все мерцало светом, очень похожим на лунный. Вдруг передо мною появилась лестница, и конца ей не было видно. Поднявшись на первую ступеньку, я почувствовал, что лестница сама поднимает меня вверх, прямо как на эскалаторе в метро. Потом она остановилась перед воротами с вывеской "Рай". Я постучал. На стук вышел несимпатичный сгорбленный старичок с редкой-редкой бородкой. Он сказал: "Я святой Петр. Чего тебе надобно?"
Я и сам не знал. Тогда привратник вытащил волосок из своей бороды (вот почему она такая редкая!) и три раза хлопнул в ладоши. Вдруг, откуда ни возьмись, прилетели какие-то чертенята, схватили меня и... я проснулся
День прошел хорошо. Только в школе на последнем уроке я нечаянно получил "плохо", потому что не выучил домашнего задания. В этом, несомненно, виноваты чертенята и святой Петр.
Тёма говорил по-русски хорошо, с едва заметным акцентом. Иногда он с неожиданным чувством подчеркивал какие-то слова, получалось забавно и очень выразительно. Сейчас, читая, я слышала, как он все это произносит, и смеялась.
- Что же ты ему поставишь?
- "Отлично". И припишу: "А все-таки нельзя превращать работу в шутку". Это я для начальства... На всякий случай.
- Ты предусмотрительный.
- А как же!
* * *
Тёма не был озорником, но с первых же дней учения стал попадать в какие-то сложные истории.
- Галина Константиновна, - сказал он, вернувшись из школы на третий день, - вот как вы скажете? В классе три мальчика. Назовем их, ну, предположим, "А", "В", "С". "А" и "В" подрались. "С" стал их разнимать и нечаянно толкнул локтем пузырек с чернилами, и они пролились. Вошел учитель испрашивает: "Кто это сделал?" И "А" и "В" сказали на "С". Как вы считаете, справедливо они поступили?
- "С" - это ты?
- Да, а как вы догадались?
- По-моему, тебе незачем было дожидаться, пока они скажут. Ты просто сам должен был сказать: "Это я пролил!" По-моему, это было бы самое правильное.
- Да, надо было самому сказать. Но, знаете, я просто не успел. Они сразу выскочили. И я думаю, это не по-товарищески. Тем более, что я их разнимал.
Через несколько дней - новое происшествие.
В шестом классе учился с Наташей и Тёмой Игорь Буланов. Наши ребята его недолюбливали. "Задается!" - слышала я не раз. "Воображала! Все хвастает мой папа то, мой папа сё".
К нам в гости ходило много ребят из школы, Игорь не бывал никогда. Оно и понятно: после той размолвки, что была у нас с его матерью, ему, наверно, запретили навещать детдомовских. Да, пожалуй, он бы и так не навещал - у него не было дружбы ни с кем из наших. Но и ссор, открытой вражды тоже не было. И вот вскоре после того, как Тёма стал ходить в школу, Игорь вбежал в класс и, натолкнувшись в дверях на Сараджева, крикнул:
- Эй, армяшка, посторонись!
Стоявшая подле Наташа схватила его за галстук:
- А еще пионер называешься! Фашист, вот ты кто!
Игорь попытался вырваться, но Наташа держала его крепко. Тогда Тёма очень спокойно, как говорили все в один голос отвел Наташину руку, сказал:
- Не надо меня защищать, я сам, - и с маху ударил Буланова.
Тот не остался в долгу, и началась драка. Силы были неравны: Буланов сытый, крепкий мальчишка, а Тёма перенес ленинградскую зиму, долгую тяжкую дорогу и только-только нашел себе пристанище. Но дрался он так, что никто не посмел вмешаться или остановить, помочь, - он не защищался, он бил наотмашь, не глядя, не замечая крови, хлынувшей из носу, не чувствуя ударов, - слепо, упорно, беспощадно.
- Что тут такое? - спросил Андрей, останавливаясь в дверях. И так как его просто не услышали, он подошел к мальчикам, схватил обоих за шиворот и разнял. Они еще попытались рвануться, но куда там.
- Андрей Николаевич их держал по-железному, - рассказывала после Наташа. - Они двинуться не могли. Будто к полу пригвоздил.
Потом Андрей развел их по местам, вытер Тёме лицо своим платком и велел сесть, запрокинув голову.
- Молчи, - сказал он и обратился к Буланову: - Чего вы не поделили?
- Он меня первый стукнул.
- За что?
Без малейшего смущения Буланов ответил:
- Я ему сказал "армяшка".
- А! - промолвил Андрей. - Ну садись!
И ребят поразило, что он сказал еще, почти как Наташа:
- Зачем ты носишь галстук? Я на твоем месте снял бы его.
- При чем тут галстук? - закричал Буланов. - Если из-за каждого слова в морду...
- Смотря какое слово. Тебе, Сараджев, надо спуститься врачу. (Тёма молча помотал головой.) Шереметьева, возьми платок и поди намочи холодной водой.
Наташа слетала во двор, принесла в платке снегу, и Андрей положил его Теме на переносицу. ("Так было стыдно сидеть, задрав голову, - объяснял после Тема. - Будто я больной. А чуть поднимусь, кровь опять течет. Но Буланов тоже, - прибавил он мстительно, - был весь в синяках. Я на него поглядел - нос распух, а под глазом здоро-овый синячище. Вот только кровь не шла", - добавил он с сожалением.)