Ваше письмо лежит у меня в кармане. Я его часто вынимаю и перечитываю. Ведь оно у меня единственное. Я даю Вам слово (слово у меня было нечестное, все равно поверьте, я теперь не совру), что Ваша кровь и кровь Семена Афанасьевича, которую я когда-то из вас выпил, меня спасла и даром не пропадет.
Ваш Виктор Якушев.
В конверте была еще фотографическая карточка: Виктор сидел в больничном халате, опираясь на спинку кровати. Видимо, в госпитале. Он почти не изменился, а читая письмо, я слышала его голос, глубокий и чистый. Я могла подолгу не вспоминать Якушева, но, прочитав письмо, поняла: ничто не умирает в нашей душе, только утихает или дремлет, все живо - боль, тоска, любовь. Сколько горечи принес этот человек и как хотелось бы верить тому, что он пишет сейчас! Может, горечь тогда исчезла бы, растаяла. Что случилось с ним в жизни? Что подсказало эти строки?
Я не слышала, как отворилась дверь, и очнулась, только когда надо мной раздался голос Велехова:
- Что с вами? Похоронная?
Я протянула ему письмо.
- Он был у вас в детдоме? А про что он пишет? Какое письмо вы ему написали?
Велехов спрашивал жадно, нетерпеливо. Нелегко мне было ворошить это вслух, но я стала рассказывать. Как пришел в наш дом мальчишка, которого я сразу полюбила. Как отпросился к больной тетке, ему поверили и отпустили, а он пошел просить милостыню. Потом стали пропадать книги в библиотеке. "Это не я!" - сказал он, и снова мы поверили. Мы поверили, что он спас ребенка из горящего дома, все поверили - и радовались, и гордились им. И все-все оказалось неправдой. А потом... дни, когда он исчез. Мы искали, мучились, не знали, что думать... А он тем временем сидел в милиции, потому что пытался заложить часы моего отца, - я просила отдать их в починку. Они спешили... Или отставали, не помню... И вот после этого я написала ему письмо одно-единственное. Видишь, он хранит его до сих пор...
- А что вы ему писали?
- Что больше верить не могу.
- Засудили его?
- Нет. Семен Афанасьевич сказал в милиции, что он ему часы подарил. Его отпустили.
- Та-ак... А теперь он и вправду честный?
- Не знаю.
- Как - не знаете? Смотрите, как пишет.
- Он всегда хорошо говорил. Всегда находил такие слова, что и не хочешь, а поверишь. Может, и сейчас поискал - и нашел... такие слова.
- Не верите, значит?
- Не знаю. Очень хочу верить. Но не знаю.
- Эх, как погляжу я... Трудное это ваше дело...
- Знаешь, - говорю я, - как-то я слышала разговор Антона Семеновича... Макаренко... с одним его другом. Антон Семенович говорил: "Воспитывать легко". А тот ему: "Нет, трудно", Антон Семенович опять: "Нет, легко. С одним только условием". - "Какое условие?" - "Этому надо отдать всю жизнь"...
Сощурив единственный глаз, Велехов смотрит в окно.
- Всю жизнь... - повторяет он. - Не велика ли цена за нашего брата?
* * *
- Андрей Николаевич, - сказал он как-то, - вы у Семена Афанасьевича в колонии были потому, что сирота, или...
- Нет, я беспризорный был. Промышлял.
- И по какой же части?
- Карманник.
Велехов оживился, глаз его заблестел. Улыбаясь, он сказал:
- Говорят, кто этим заражен - нипочем не избавится, это уж навек.
- Так вот я же избавился.
- А сумели бы сейчас?
- Зачем?
- Ну, попробовать! Покажите, а? Для интереса!
- Не интересно! - холодно ответил Андрей.
В другой раз Велехов спросил:
- Помните, тогда... С Зикуновым... Как вы знали, что он не все вещи принес? Выследили?
- Нет, не выслеживал. Просто был уверен. Я таких, как он и как ты, очень хорошо знаю.
- Эй, потише! Меня с этой падалью не равняйте!
- А почему, собственно?
- Я маленьких в подъезды не заманивал, не разувал, не раздевал. Я у голодных барахло не выменивал... Я...
- Да, да, знаю. Ты только вместо себя Лепко в тюрьму сплавил. А так парень хоть куда! Почему тебе удивительно, что я Зикунова понял? - спокойно продолжает Андрей. - Я и тебя с первого взгляда понял: помнишь, спросил, не знаешь ли ты чего про часовую мастерскую? Но тут я свалял дурака. Не спрашивать тебя надо было, а вывести на чистую воду. А я только зря спугнул. Может, был бы Лепко с нами. А вот ты бы где был?
...Как только Андрей приходит на Незаметную, Велехов оказывается рядом.
- О чем он с тобой? - спрашиваю я.
- О Семене Афанасьевиче. Расспрашивает, какой он. О Макаренко - правда ли то, что написано в книге? О Короле, о Жукове - обо всех. Я... - Андрей на минуту запнулся, но взгляд его прям. - Я рассказал ему, как Колышкин проиграл мне себя. И как Семен Афанасьевич отдал мне двести рублей.
- По-твоему, это... дойдет до него?
Андрей коротко усмехается, отвечает спокойно:
- Ему полезно пораскинуть мозгами. Так что, если заставить его лишний раз призадуматься... это стоит свеч, по-моему.
* * *
- Посмотрите, кого я вам привела! Узнаете, Галина Константиновна?