149281.fb2
Испытываете ли вы трепет, находясь у гробницы Члена Партии?
Оксана Евгеньевна засмеялась, обнажив ряд белоснежных зубов.
-Леонид Романович, о каком трепете вы говорите?
Коксов отчего-то смутился.
-Ну, как же, все-таки божество, на него полстраны молилось...
-Ах, вот вы о чем.
Оксана Евгеньевна полезла в подсумок, вынула фотоаппарат.
-Нет, Леонид Романович, такого трепета я не испытываю. Все-таки Член Партии —
мертвое божество.
Она усмехнулась.
-Да, мертвое. Но трепет исследования, который, вероятно, испытал Шлиман, я
ощущаю. Давайте, однако, работать, Леонид Романович.
Свириденко принялась фотографировать барельеф.
Оксана Евгеньевна соврала Коксову, которого всегда считала человеком, как
минимум, недалеким, а то и просто глупым.
Она испытывала не только исследовательский трепет.
Свириденко сфотографировала фаллос, повернулась к Коксову.
-Леонид Романович, - ее лицо стало строгим до сердитости. - Пора.
Коксов потянул фаллос, легко скользнувший вниз, точно был выполнен не из камня, а
из металла, и регулярно смазывался. Над рычагом надпись на древнеегипетском: «Не
гнушайся».
Свириденко дышала тяжело, ее сиськи вздымались, на коже выступили капельки пота.
В подземелье до поры до времени было тихо, но затем послышался скрежет камня,
похожий на урчание тасманийского дьявола. Стена с барельефом медленно поползла вверх.
Посыпалась пыль.
Коксов чихнул, Оксана Евгеньевна натянула на лицо свитер.
Стена поднялась до потолка, замерла. Сережет прекратился. Осела пыль.
-Боже милосердный, - охнул Коксов.
Оксана Евгеньевна издала особый звук, знакомый лишь ее мужу, Олегу Аркадьевичу.
Они увидели золотой хуй, покрытый россыпью бриллиантов, торчащий из бронзовой
головы Брежнева, узбекские ковры, кавказские кинжалы на стенах; стеллажи, уставленные
трехлитровыми банками с этикетками «Огурцы соленые. Производство Крымтеплица» и
заспиртованными младенцами, сморщенные тельца которых опутали белые корни лука;
статуи совокупляющихся пионеров; статуи совокупляющихся рабочих и колхозниц; статуи
совокупляющихся Ленина и Сталина; сырки дружба, все надкушенные, черные от плесени; чучела крокодилов; велосипеды «Орленок» на которые взгромоздились насилуемые
футболистами тбилисского «Динамо» карлицы; костюмы космонавтов с самими
космонавтами, истлевшими до костей; зарезанные латышскими егерями тридцатилетние
девственницы; работники магазина «Елисеевский» в венецианских масках, с весами и
счетами в руках, а так же с пучками свежего лука-порея, вставленными в анальное
отверстие; студенты-отличники философского факультета МГУ с видами на хорошую работу
и отдельную двухкомнатную квартиру в Черемушках; клиторы фригидных работниц КГБ, стимулировавших оргазм во время коллективной оргии на Лубянке; замороженная сперма
участников 18 Олимпийских игр в Лейк-Плесиде; отрубленные головы всего актерского
состава фильма «Иваново детство»; надутые до критического предела презервативы с
разноцветной надписью: «Вставай»; евреи, жарящие на костре печень Солженицына...
Посреди всего этого великолепия стоял золотой гроб, усеянный свежими розами,
выращенными юннатами Всесоюзного Детского Лагеря Артек и отрубленными мизинцами
швей-мотористок фабрики «Ударница» города Чугунова Смоленской области.
-Вот это да, - охнула Свириденко, подойдя к гробу. - Коксов.
Леонид Романович приблизился, засмотрелся завороженно на лежащую в гробу