Боже, да он же Джека зашибёт только так! И в этом будет её вина.
— Нет! — кричит, вцепляясь в Вилли. — Я уже сказала, что мне нужно! С лисой и сама могу справиться! За кого меня принимаешь? Шубки такие знаешь кому дарят?
— Кому? — хлопает он глазами.
— Чего удумала! — фыркает вдруг мать и оттягивает Женю за локоть от жениха. — Это ей обещания да подарки голову вскружили, Вилли! Не слушай девку, забей нам лису! Она курей давит.
Вилли коротко кивает ей и отходит к двери. А Анна смотрит на него снизу вверх, запрокинув голову, и кажется, что вот-вот и скажет: «страшный какой…» И Вилли тогда уж наверняка обидится.
— Ты либо меня слушаешь, свою будущую жену, либо больше не приходи сюда! — выкрикивает Женя.
И Вилли на этот раз одаривает её суровым и упрямым взглядом.
— Мужа слушаться надо, не жену, — изрекает он мрачно. — И коль слушаться я буду кого, то му… — он замолкает, пытаясь сообразить, что же пошло не так, и исправляется: — В нашей семье жена будет слушать мужа. То есть, меня! Я раздобуду тебе платье и туфельки, и шубу принесу. Будешь носить! — и выходит из дома, громко хлопая дверью.
— Прости, — переводит взгляд на сестру Анна. — Я не знала, что он за лисенькой пойдёт. Я о коровке волновалась.
— А я не выйду за тебя! — срывается Женя, чтобы прокричать ему в след и случайно отталкивает девочку. Да так, что она падает на пол.
Анна вскрикивает и принимается плакать, держась за ушибленную коленку, и мать тут же бросается к ней.
— Покалечила! — кричит она в сторону Жени. — Малая и так болеет, вон, еле на ногах держится. За коровой твоей смотрела, пока ты с женихом миловалась! А ты!
— Не ругай её, — тут же принимается упрашивать её Анна. — Мамочка, не ругай. Хватит ссориться! — а сама всё так же глотает слёзы от обиды и боли.
Женя, бледная как смерть, замирает на месте, прикрыв лицо ладонью.
И сама чувствует, как глаза начинает печь.
Детство у неё было ужасное. Пьющие, вечно дерущиеся родители, странные и страшные ситуации, голод и какая-то невозможная аура позора, вызывающая соответственную реакцию у окружающих.
А потом ещё и сестра появилась. Женя была подростком и злилась на мать. Как она могла вытащить на свет ещё одну несчастную? Зачем? Чтобы страдала и малая, и все вокруг?
Женя часто срывалась на сестре.
Ей очень жаль, что не получилось во мраке стать для неё лучиком света.
Не получилось быть сильной.
Потом они попали в детский дом.
Женя собиралась забрать сестру, как только устроится. Много работала, много училась, но мелкую почти что не навещала. Предпочитала молча делать, чтобы потом забрать, а не отдалять час икс бессмысленными встречами.
Да и такой она человек. Ей проще держаться на расстоянии.
Не вспоминать о прошлом, не бередить старые раны.
Вскоре все вокруг стали уговаривать её не забирать мелкую. Ведь ребёнок точно всё усложнит. Даже не её ребёнок. Стоит ли оно того?
Женя и вправду стала сомневаться.
А потом… потом попала сюда.
И теперь всё повторяется.
— Прости… — она кидается к Анне, — я не хотела…
По щекам текут слёзы, пальцы неумолимо дрожат.
Зато Анна вмиг прекращает плакать, будто удивлённая этим поведением сестры.
Она гладит Женю по голове и целует в щёку, после чего обнимает её за шею и шепчет:
— Если ты не сердишься, то и я тоже…
Мать, глядя на это, в сердцах плюёт в их сторону, бормочет что-то неразборчивое и спешит во двор. Видимо, за коровой.
— Я хочу спать, — жалуется Жене малышка. — Я устала, пока пыталась её запереть в сарае. Она пыталась съесть мои косички.
— А я совсем забыла про тебя… — шепчет Женя.
Всё-то в их Джеком плане было прекрасно. Она отвлекает мать с женихом. Последнему даёт сложное задание, чтобы в будущем под ногами не мешался. Затем спешит улизнуть, чтобы продать корову.
Продаёт за бобы, садит их, забирается наверх и…
Что было бы наверху думать совершенно не хочется.
В любом случае Анна всё невольно испортила.
Женя зачем-то поднимает её, совсем лёгкую, на руки и идёт искать постель.
— Ты почему такая тощая?
— Ем мало, не хочется. Болею ведь… Не знаю… — звучит задумчиво. — Ты будешь со мной спать сегодня на печи? Не уйдёшь снова на пол? Там мама матрас соломенный положила новый. Мягонько и тепло. Ночи прохладные.
— На печи? — Женя несёт её теперь уже в нужном направлении. Впрочем, это громко сказано, в этой хибаре от одного угла до другого пара шагов. — Чем болеешь-то?
— Не знаю, — обнимает она её крепче и носиком утыкается Жене в шею. — Просто болею. Мама говорит, не повезло ей со мной. Что не выживу я такая, говорит. Поэтому и надеется только на тебя… Я не хотела вас сорить, прости.
— Перестань, — хмурится Женя, — даже не думай об этом.
Она не слишком-то разбирается в болезнях. Интересно, что не так с девчонкой? И можно ли ей помочь?
— А симптомы какие? — отпускает на печь.
— Сипомо что? — хмурится она и цепляется за влажный рукав её платья своими тоненькими бледными пальчиками. — Полежи со мной…
— Ну, как именно тебе плохо? Жар, например. Или болит что? Нет, я не могу… Мне надо спешить. Ты спи, я скоро вернусь.
— Ладно, — сонно бормочет она, хотя за окном всё ещё день и даже выглядывает солнышко. — Слабость просто… И простужаюсь часто. Иди… Только не пропадай больше.
Женя прячется за дверью, чтобы избежать разговора с матерью Джилл.
Та подходит к печке, кряхтя и что-то бормоча, и в самый удобный момент выходит улизнуть на улицу.
Дровосек где-то гоняет Джека, остаётся только надеяться, что лис выйдет из воды сухим.
Женя повязывает новенькую шаль на шее коровы и тянет за неё, направляя животинку в сторону города.
Точнее, остаётся лишь надеяться, что направление верное.
Солнце в зените. Печёт дико. Одно хорошо — платье высохло и не липнет к телу мерзким холодом.
Женя старается не размышлять ни о чём, кроме цели. Нужно найти этот рынок, продать корову исключительно за волшебные бобы и вернуться назад.
Она плохо помнит оригинальную сказку. Волшебник должен появится по дороге прямо сейчас? Или в городе? Или на обратном пути?
Сердце начинает неровно стучат, когда Женя думает о том, кого должна встретить.
Интересно, как он выглядит и что ей скажет?
А что если всё поймёт и ничего не даст?
— Не загоняйся, — тянет она, — пока ты всё делаешь правильно. И скоро выберешься отсюда.
Несколько раз приходится останавливаться, чтобы корова передохнула и попила в ручье.
Её, наверное, можно выходить и даже добиться нормального удоя.
Но она не собирается тут задерживаться.
В конце концов, может, этот волшебник как-то поможет животинке…
Он же хороший? Или плохой? Он вообще появлялся ещё раз, после того, как расплатился бобами?
И зачем вообще это сделал?
Женя добирается до города и даже рынок находит, переговорив с милой женщиной, но всё сегодня оказывается закрытым.
То ли оттого, что она опоздала, то ли в принципе выходной.
Но, может быть, повезёт на обратном пути?
Уже выбившаяся из сил, Женя поворачивает назад. Корова протестующие мычит, на небе собираются серые тучи.
Интересно, как там Джек?
Вилли не угробил его?
И не собирается же он всерьёз искать хрустальные туфельки и жемчуг?
Женя даже не понимает, почему ей в голову пришло попросить именно это. Наверное, из-за Урсулы и мачехи Золушки — персонажей злосчастного спектакля.
Всё-таки приятно, наверное, быть на месте последней. Никаких особых напрягов, деньги есть, служанка-падчерица есть, дочери есть, которых можно замуж выгодно пристроить.
А главное, должно быть, там есть возможность принять ванну и не нужно отбиваться от женихов, разбойников и прочих…
— Да что ж такое… — Женя останавливается, уже зная, что совсем скоро увидит хибарку — свой новый дом. — Где этот индивид?
Но на дороге никого, только ветерок гоняет пыль, да корова застывает на месте, узнав родные места и не желая возвращаться домой.
И видимо так ей не хочется обратно в сарай, что сердце коровье не выдерживает. Ноги её подгибаются и она, молча, заваливается набок поперёк тропы.
Женя вздрагивает и вскрикивает.
— Нет, нет… Как же я теперь?!