Взвинченное состояние не даёт Жене долго спать. Ей снится дом, одногруппник, сестра, театр, снег… Снится список с бобами, рогатым скотом, дровосеком, великаном и кем-то там ещё. В мыслях то и дело мелькает: «как бы не испортить сказку, как бы не опоздать…».
Так что нет ничего удивительного в том, что она встаёт раньше матери и сестры Джилл и выбирается на улицу, чтобы найти Джека.
Пока солнце не стало палить, стоит вновь попытать счастье с Мурёнкой. Или как там её?
Джек выбирается из-под крыльца сразу же, как слышит её шаги. Навостряет уши и смотрит вопросительно, отчего-то то и дело вглядываясь в её руки и заглядывая ей за спину, словно Женя могла там что-то прятать.
— Ну?
— Что? Пойдём? — она зевает и передёргивает плечами. Пока не сошла прохлада, но прогулка должна согреть.
— Какое ещё пойдём? Куда? Ты… понимаешь, — понижает он тон, теперь уже с опаской косясь на дверь дома, — что я дико голоден?
В ответ в животе бурчит и у неё.
Так называемая мать вчера ведь кучу всего надавала Карсону, а остатки спрятала (хоть тут ума хватило!). Впрочем, даже если бы еда была на виду, дикая антисанитария и её воплощение — мухи, отбивали любой аппетит.
— И что? — хмурится она. — Ты ведь животное, сам сказал. Поймай себе кого-нибудь.
— Так я животное по твоей вине, — тявкает он, — так что не надо тут слова мои выворачивать! Я не собираюсь сырых белок есть! А даже если поймаю, приготовить не смогу, у меня… лапки! — выпаливает он и поднимается на задние лапы, чтобы показать ей передние в качестве наглядности. — Не видишь?!
— Ладно, перехватим что-нибудь на рынке, — присаживается она, чтобы погладить лиса между ушей. — Я воровать особо не умею, но надо же входить в роль… Потерпишь?
— В какую роль? — не понимает он. — И какой рынок? Сегодня рынок закрыт. В смысле, будет праздник, конечно, там много кто продаёт всякое, но не потянешь же ты туда корову свою! Тебя прогонят просто, помяни моё слово.
— Как закрыт? Опять? И какой ещё праздник? Слушай, я не могу тут так долго торчать…
— Ты, — вздыхает он, — как с луны свалилась. Первый день лета празднуем! Хотя, — тянет с сомнением и оборачивается, будто отсюда надеясь разглядеть приготовление к торжеству, — не уверен, будет ли народ на площади собираться… Время неспокойное. Но всё-таки, чует моё сердце, никого это не остановит.
— Да, Сон говорил про девушек, которые пропадают. Жуть какая. А кто он такой, кстати? Такой, ну, красивый, с чёрной лошадью. Из Ада.
Она выпрямляется и начинает нарезать вокруг Джека круги, заламывая руки.
Он поначалу следит за ней взглядом, но затем, видимо, его начинает мутить и Джеку приходится опустить голову.
— Бывший охотник за головами. Очень грозный тип, опасный. Несколько лет уже как встал на сторону закона и следит теперь за порядком. Все эти земли, можно сказать — его ответственность. Люди его обожают настолько же, насколько опасаются. Ты бы близко к нему не подходила от греха подальше.
— Раз он такой крутой, почему до сих пор не поймал маньяка?
— В том-то и дело, сложно всё и загадочно! Зацепок почти нет, говорят, — таинственным тоном отвечает ей Джек. — Да и времени прошло ни так много… Не вовремя ты здесь оказалась, вот, что я скажу! Так что… Давай-ка решай, что делать будем. Я ещё свой облик вернуть хочу! — торопит он, а сам сглатывает голодную слюну и косится на дверь дома уже иным взглядом, раздумывая, не разорить ли его, как лисы разоряют курятники.
— Да принесу я тебе, принесу! — всплёскивает Женя руками. — Только это… может потом всё же в город? Там просто встретить кое-кого надо.
— Да ладно, пойдём. Мне уже всё равно. Я очень хочу есть, Жела, — пытается он задобрить её, вспомнив то странное имя, и морщится, надеясь, что произнёс правильно.
Она кивает, улыбается скомкано и тихо заходит в дом. В закромах находит копчёный окорок и кусок чёрного хлеба. Сглатывает слюну и собирается выйти, но дорогу преграждает пошатывающаяся мать.
— Куда это ты, а? Воровать у родной семьи вздумала? — упирает она руки в бока.
— Чего? — Женя хлопает ресницами. — Поесть нельзя?
— Это ты одна слопать столько собралась? А о сестре подумала?! А обо мне? А ну, положи, откуда взяла! Это я на случай гостей припрятала. Вдруг, — срывается с её губ мечтательный вздох, — вернётся ещё? Праздник же.
— Значит, кого попало мы кормить будем, а себя — нет? Там ещё есть. Для сестры. Ты… что с тобой не так вообще? Живёшь в хлеву, последнее раздариваешь, корову до полусмерти довела!
— Поговори мне тут! — наступает она угрожающе. — Пигалица, это ж надо, упрекать меня вздумала! И человек тот, не абы кто! Я ж для тебя, дурёха, стараюсь.
— Мамочка, — раздаётся слабый голосок Анны, — Джилл, вы опять ругаетесь?
— Я на праздник пошла, — Женя машет на мать Джилл рукой, — может, там кому корова нужна будет. Отойди.
— Не смей! Не смей её туда вести, опозоришь нас! Там сейчас все в нарядах лучших, со всем лучшим, а ты этот ужас показывать собралась?
— Да какая мне разница! Корову надо продать, не понимаешь?
Женя замахивается окороком.
И мать выхватывает его из её руки.
А на печи начинает плакать Анна, испугавшись назревающей драки.
Женя цокает.
— Я слышала, Карсон говорил, что ему худые не нравятся!
— Да? — замирает она. — А… Ну, конечно! Такой мужчина! И деток он, наверное, много хочет. На, — возвращает ей окорок. — Кушай, детка. Умница! Так бы и сказала мне, а то я уж надумала невесть чего… Ступай, воздухом подыши, поешь, чтобы румянец на щёчках был.
— Ага.
Женя не видит смысла с ней спорить, хотя гнев и недоумение так и кипят под кожей.
Скоро-скоро она окажется дома и забудет всех этих личностей, словно страшный сон.
— Джек? — зовёт, отойдя подальше от дома. — Смотри, что у меня есть.
Он выпрыгивает из-под ближайшего куста и на лету вгрызается в окорок, выхватывая его из Жененой руки.
— Прости, — ворчит, отрывая от кости мясо, — я поделюсь, я оставлю и тебе. Просто… — жуёт, — подыхаю от голода. Спасибо.
— Приятного аппетита, — вздыхает она, всматриваясь в хлеб, прежде чем отправить его в рот. — Не оставляй, не надо… Это ведь мясо, мало ли какие палочки в нём, обойдусь.
Женя с тоской вспоминает про девочку на печи и решает обязательно хоть как-нибудь помочь ей, прежде чем вернуться в свой мир.
Надо выяснить, чем она болеет.
— Нет здесь никаких палочек, — хрустит он уже костью, но спохватывается и часть неё выплёвывает будто бы со смущением. — Что-то я… совсем уже. Ну, — присаживается Джек у её ног, — что делать будем? Может к ведьме пока сходим?
— Ведьма, да, тоже надо… А как же город?
— Да куда тебе сейчас, зачем? — отмахивается он. — Праздник сегодня, ничего не сделаешь. Только в историю какую влипнешь. К чему рисковать и терять время?
— Да, ещё и девушки пропадают… А не ведьма ли их крадёт для ритуалов? Сон что, не подозревал её?
— А мне почём знать? — хмыкает он. — Но, думаю, ведьм он в принципе недолюбливать должен. Так что нам бы уйти туда в тайне. А то мало ли… Придётся потом ещё и от Карсона бегать!
— Ага, уйдём в тайне и не вернёмся. Да-да. На такие случае обычно в моём мире фотографируют номера подозрительного человека. Или его самого или даже паспорт. Слушай, там же именно девушки пропадают. Ну и мальчик вроде один. А что если они все были у колдуньи, за ворожбой там всякой, а она их на кровь стала пускать? Чтобы, скажем, помолодеть.
— Всякое может быть, — однако в голосе его сомнение. — Только вот, зачем ей так себя подставлять? Она осела здесь, местные привыкли. Ни к чему, вроде, на себя гнев людей навлекать. Как бы с вилами на неё не пошли… Куда ей потом? Нет, не думаю… Вряд ли. Хотя, кто этих ведьм поймёт, верно? — и подмигивает Жене, ухмыляясь. — Ну, что, пошли?
Она кивает, но затем хмурится и останавливается.
— Нет, погоди, надо сначала корову проверить. А то она вчера упала… я думала, что умерла. Ей же тут никто воды не нальёт, как я понимаю.
— Да сдалась тебе эта корова! — однако уже понимая, что отговаривать Женю нет смысла, он решает не спорить и плетётся к сараю следом за ней. — Давай, быстрее только…
— Когда ты уже запомнишь? Корова — ключ к нашему спасению! И вообще, это священное животное.
Она с облегчением обнаруживает бурёнку живой и отправляется на поиски съестного. То одного корми, то другую… В сарайчике-коморке находится тупой серп, но им работать всё же удобнее, чем руками. Женя нарезает траву, сгребает в охапку и относит к стойлу. Это приходится повторить ещё три раза.
— Думаешь, достаточно? — с сомнением выдыхает она, стрельнув глазами в Джека.
Он, наблюдая за ней всё это время скептическим взглядом, вздыхает и тут же жалеет об этом, кривясь.
— Фу, ну и вонь… На день недостаточно, кроликов так кормить можно, но не корову. Однако лучше, чем ничего. Но вот как бы она не задохнулась там, да с ума не сошла из-за мух…
— Ну, она ведь не сходила с ума всё это время, — хмыкает Женя, будто обидевшись, и решает набрать ещё несколько охапок травы.
Солнце уже начинает припекать, только усиливая вонь.
— Да? А кто сказал, что корова падала? — склоняет он голову набок.
— Тогда будешь её держать за шаль зубами, пока я буду там убирать… Это как ещё матушка местная не заметила, что с подарком Вилли случилось…
Джек, тявкая, начинает смеяться.
— Она просто на другого жениха переключилась, видимо. Давай, хорошо, помогу… — и с брезгливостью подходит к корове.
Женя не знает, сколько времени уходит на уборку, но солнце сияет уже высоко в небе, и белые облака нисколько не умоляют его лучей…
Она, замотав тряпкой лицо, выскребла весь загон, выкопала яму и туда снесла навоз, посчитав, что в будущем рукастый человек смог бы сделать из этого удобрение.
Не слишком приглядные доски застелила травой, оставила объёмную охапку её же на корм корове, налила полное корыто холодной воды.
— Всё.
Джек одобрительно кивает, принимая её работу.
— Аж сам устал. Я помог бы тебе, если бы мог, ты не думай! Но… Ух, повезёт же кому-то с тобой! А внешне слабенькая. Ну, идём… Как только мать твоя нас не проверила до сих пор! Спит, что ли?
— Да, я не удивлюсь…
Женю изрядно раздражает, что запах, наверняка, сильно впитался в кожу и волосы. Такое просто водой не отмыть, а мыла…
— Как я понимаю, у вас нет, — шепчет она, следуя за лисом, после того, как заперла корову и погладила её между глаз. — Вы и мыться то боитесь, наверное. Я что-то такое слышала.
— А зачем? — отзывается он просто, выводя её на узкую тропку. — Если надобности особой нет, мыться и не нужно. Но не боимся. Чего бояться?
— Что вода смоет вместе с грязью ваши души… — ухмыляется Женя, и глаза её на миг сверкают, словно у ведьмы. — Мне бы такую штуку, от которой вода пузыриться, знаешь?
Нет, ну они же в слегка волшебном мире, может быть, здесь не будет всё так уныло, как в настоящем средневековье. И не придётся, например, одежду стирать мочой.
— Хм, — задумывается Джек. — Золу заварить можно. Ты про золу? Она пенится. Волосы помоешь ею, пышные да густые становятся!
— Зашибись, — вздыхает она. — Ладно, напомни мне потом у ведьмы хоть каких-нибудь пахучих травок спросить. Значит, выгадать, как попасть домой, как тебя расколдовать и… как не вонять. Такой вот план на сегодня.
— Отличный план, — отчего-то подпрыгивает он, что замечает не сразу и смущается. — Ох уж лисьи повадки… — бормочет себе под нос, и вдруг поворачивает в густые заросли. — Не отставай!
Женя спешит за ним.
— А идти далеко-то?
— Не очень, я короткий путь знаю, — заверяет он.
И действительно, не успевают они как следует устать, а солнце склониться поближе к горизонту, среди зарослей папоротника, кустарников и высоких трав начинает просматриваться узкая, будто звериная тропка. Она виляет и бежит вверх холма. И Джек ведёт Женю, ступая строго по дорожке, пока та не становится шире, более вытоптанной. И теперь заметно, что ходят по ней не только звери.
И всё же вряд ли у ведьмы часто бывают гости… Вон, даже кусты ежевики растут нетронутыми, хотя до ягод лишь руку протянуть.
Домик, что вырастает перед ними будто из неоткуда выглядит странно. Слишком низкий, с крышей сплошь заросшей мхом, круглыми оконцами и… Практически куриными ножками-балками из дерева, на которых возвышается над землёй. Крыльцо тоже деревянное, крутое, с узкими ступенями.
Джек медлит у них в нерешительности, прижимает к затылку уши. Видно, что неспокойно ему, пусть и храбрился до того и первым рвался сюда.
— Ну, — косится он на Женю, — поднимайся, звони в колокольчик… — кивает на тёмный шнурок над дверью. — Авось повезёт.