У женщины взметаются брови. Судя по взгляду, жест этот был одобрительным.
— А воды из колодца принесёшь?
Женя с волнением улыбается.
— К-конечно, но… а как же собаки?
— А, да, собаки, — вздыхает женщина. — Что ж, придётся мне… А у меня руки болят. Развёл псарню, а люди страдают!
Женя поднимается.
— Но… Вот Сон же сам провёл меня, думаете, укусят? Я могу попробовать. Они кажутся умными.
— Умные то умные, но зверюги… Ну да попробуй. Только осторож… — она осекается и хмурится, после чего передразнивает с недовольством: — Сон. Со-о-он. Это хозяин так тебе звать его сказал? До чего ж дожили… — и махает на неё досадливо. — Ладно уж, иди, иди!
— Наверное, думает, что я очень глупая, — не теряется она, — и выговорить не смогу полное имя.
Ей отчего-то очень хочется понравиться этой женщине. Но почему? Из-за матери Джилл хочется на стенку лезть, кричать и волосы на себе вырывать, а тут — быть послушной, приличной девочкой.
Она берёт ведро и с опаской выходит во двор.
Больше, чем нападения псов, Женя боится только случайно использовать магию, как было с Джеком. Если она заколдует хоть одну адскую тварь, едва ли мужчина станет и дальше выслушивать бред про параллельные реальности.
Мать Карсона остаётся на крыльце, настороженным и сосредоточенным взглядом прожигая ей спину.
Скалка в её руках явно призвана в случае чего обрушиться на собачью голову. И псы, словно понимая это, зыркают зло в её сторону, скалясь и поскуливая, и всей стаей стекаются к Жене, обступая её полукругом.
— Ой, нехорошо, — тихо ахает женщина, и пальцы на скалке смыкаются добела в костяшках. — Девка, а ну, давай-ка ты назад возвращайся! Бог с этой водой! Бог с ней!
Но Женя отчего-то успела себя убедить, что собаки не обычные, практически волшебные, а, значит, накинуться не должны.
Может быть, они просто проследят за тем, чтобы она не сделала ничего, что не понравилось бы хозяину?
А Женя ведь и не собирается. Она мотает головой и продолжает идти к колодцу.
— Вода нужна!
— Вот ведь девка! — дивится мать Сона, однако в голосе теперь пополам с беспокойством звучит странное, какое-то… азартное одобрение. — Ну, я тут, если что, стою! — кричит она ей вслед, словно и правда могла бы помочь, приди стае в голову напасть на Женю.
А псы продолжают настороженно виться вокруг, рыча и скалясь, прижимая уши к голове. И только один, кажется, именно тот, что боднул лбом её ладонь, выпрашивая ласку, когда увидел Женю в первый раз, ведёт себя беспокойно. И отнюдь не из-за самой Жени, а из-за остальных собак. И, наконец не выдержав, подбегает к ней совсем близко и начинает жаться боком, сбивая её с тропинки, ведущей к каменному колодцу под развесистой старой яблоней.
Она улыбается, не совсем понимая, что происходит, но чувствуя облегчение.
— Привет, мой хороший, — останавливается и с лёгкой опаской касается чёрного, блестящего лба. — Вы ведь меня не укусите, да?
На это, то ли приняв её жест за угрозу, то ли ещё что, к ней подскакивает другой пёс и собирается схватить за руку. Но тот, что жмётся к ней, оглушительно лает на него, заставляя в недоумении отступить. А после, словно взяв с него, защитника, пример, к Жене, крадясь, подступает другой, едва заметно, неуверенно виляя хвостом и поскуливая.
— Они, — всплёскивает мать Сона руками, — наверное, пить хотят! Вон, миски пустые, в корыте воды нет! — указывает она скалкой под крыльцо, где и правда всё пусто, нет ни питься, ни еды.
Женя с удовольствием и благодарностью чешет своего защитника и немного боязливо касается уха другого пса. А затем кричит матери Сона:
— Вот, видите, помощница господину инквизитору просто необходима! Я сейчас всё сделаю, не беспокойтесь!
И вправду без проблем набирает воды и разливает её по мискам.
Псы принимаются громко, с урчанием лакать, толкая друг друга поджарыми боками. А мать Карсона одобрительно кивает и, решив, что Жене и правда ничего не грозит, скрывается за дверью дома.
Впервые в новом мире чувствуя себя победительницей, девушка наполняет водой корыто и набирает последнее ведро — уже для людских нужд.
Когда она вычистила коровник, когда нашла ведьму вместе с её чудесной баней, ей не было так хорошо. Может быть, потому что все прошлые дни — гонка, побег от ужасов случившегося, судорожная попытка вернуться в своей серый, но родной мир.
А здесь, всего на несколько мгновений, она как будто бы уже дома.
— Принесла!
— Умница, — расплывается та в улыбке. — А теперь, вот тазик, помоги мне овощи перемыть, почистить их и поставить готовиться рагу. А я пока печь растоплю.
Но прежде она распахнула окно, видимо, чтобы не было очень жарко.
А под печкой в это время, в темноте, сверкнули круглые из-за паники глаза чернобурки.