Наконец-то уютная, нормальная еда, от которой не затошнит! Наконец-то чистый дом и приличная женщина. Перемены хорошие, но кое-что в мире остаётся неизменным: Джек и его талант влипать в неприятности.
— Ой, знаете, надо золу почистить сначала… Давайте-ка, садитесь, — Женя улыбается, — отдохните. Я быстро!
Та, не ожидая от девицы такой прыти, теряется и приседает на лавку.
— Дак… вряд ли там золы много, милая. Карсон, хоть и мужчина, а всё же не безрукий…
Джек же, когда Женя оказывается рядом, в панике шепчет:
— Я чихну, сейчас чихну! — и принимается тереть нос чёрными лапами, зажмурив покрасневшие от сажи да золы глаза.
Как назло, мать Сона тут же оказывается у Жени за спиной.
— Ведро вот держи, и лопатку специальную на.
— Спасибо! — она всё забирает и начинает громко кашлять.
Джек от души чихает, поймав удачный момент, и с благодарностью шепчет:
— Спасибо…
Мать Сона хмурится.
— Болеешь?
— О, нет, это так что-то…
Она улыбается и начинает скрести золу рядом с Джеком.
— А вы часто навещаете сына? — спрашивает, надеясь отвлечь её.
— Нет, я живу в соседней деревне. В самой дальней соседней деревне, — добавляет, задумавшись, и теснит Женю, пытаясь забрать у неё из рук лопатку. — Это от золы ты кашляешь, дай мне!
— Нет! — у Жени случайно выходит слишком громкий крик. — В смысле… я слышала, что оно оседает внутри. А вам нужно себя беречь. Лучше уж я. Сядьте. Пожалуйста. Лучше расскажите о Карсоне. Его все очень уважают. И мне интересно.
Она, подумав немного, садится за стол и, внимательно наблюдая за Женей, не без удовольствия тянет:
— Рассказать о Карсоне? Говорить о нём можно много. Мой любимый сын, только бестолковый самый — все другие уже семьи имеют. Но ты лучше скажи, что именно хочешь узнать?
— У него есть братья? — отзывается Женя, потихоньку подставляя ведро к лису. — А я не знала. А почему не женится?
— Работа, говорит, такая… На первом месте у него сейчас она, на ней он женат! — внезапно, от досады, громко хлопает она по столу, и Джек, подпрыгнув, устраивается в ведре. — А братья, конечно, есть. Целых три. И сестры две, младших. Карсон у меня четвёртым рождён был.
— Вы такая молодец! Тяжело, наверное, когда столько деток…
Жени приходится насыпать на лиса остатки золы, прежде чем подняться.
— Ну, пойду выкину.
— Так ты ж не знаешь, куда, — усмехается та, но за Женей, к счастью, не спешит. — Иди за дом, там грядочку увидишь, мимо пройди и ямку найдёшь.
— Хорошо, спасибо!
С облегчением она поскорее уносит ведро подальше, радуясь, что собаки не увязались следом.
— Сажа спасла, — весь усыпанный пеплом, чихнул Джек. — Но шерсть… Ты посмотри, я ведь на обувную щётку теперь похож! — а сам чуть не плачет и пятится всё к кустам ежевики, на случай, если собаки покажутся из-за угла дома. — Так и подохну, — вздыхает он, — лисом облезлым…
— Ну перестань, — Жене становится его натурально жалко, — убегай сейчас, да только будь осторожнее. Потом я тебя ещё раз вымою, договорились?
Джек пытается улыбнуться в ответ, выходит лисьей пастью это так себе. Но он кивает и скрывается в кустах. Делает это очень вовремя, потому что за спиной у Жени раздаются осторожные собачьи шаги. И пёс, который защищал её недавно, виляя хвостом, суёт голову ей под руку. Но вдруг принимается принюхиваться, чуя скрывшегося в кустах зверя.
— Ну перестань, — Женя принимается гладить его по спине и бокам, — кто хороший мальчик, а? Кто хороший мальчик?
Пёс отвлекается, тихо поскуливая от удовольствия. Видимо, от хозяина ласки он получал редко.
Дома Женю уже ждала мать Сона, приготовившая всё для рагу и растопившая печь.
С овощами они разделались быстро, порезали на куски мясо, отыскали нужные пряности и травы, и вот уже кухню заполнил аромат сытного ужина.
— Как раз к его приходу всё будет готово, — улыбается женщина, вытирая о фартук натруженные руки. — Поужинаешь с нами только, даже не думай так быстро уходить! Ох, — выглядывает она в окно, — надеюсь, он вернётся до темна… Что-то тучи собираются. И ветер, слышишь, какой? Никак гроза грядёт. Меня, к слову, Касей звать. А то я, кажется, так и не сказала.
И, прежде чем Женя успевает что-либо ответить, входная дверь открывается, по коридору разносятся гулкие шаги, и на кухню выходит уставший и сердитый с виду Карсон.
— Матушка? — удивляется он. — Ты что тут? Время неспокойное, зачем было приезжать?
— Ты посмотри на него, — хмыкает она, упирая руки в бока и строго хмурясь. — Матери не рад, паршивец?!
Так странно наблюдать за тем, как этого опасного и высокого мужчину отчитывают, будто мальчишку, что это кажется даже милым.
Он улыбается в ответ будто бы со смущением.
— Рад, конечно. Просто мне утром завтра выезжать рано. Кто проводит тебя домой?
— Ну так, может, я задержусь немного, — изгибает она бровь.
И он выдыхает, всем видом своим показывая, что сдаётся. И переводит на Женю вопросительный, задумчивый взгляд, как бы спрашивая, всё ли в порядке. И… предупреждая, чтобы так оно и было.
— Вы, как понимаю, уже познакомились?
— Да, — улыбается она, отчего-то с вызовом в глазах, — я уже рассказала вашей матушке, как вы предложили мне подработку, когда увидели, как умело я веду хозяйство. Мы приготовили ужин. Вы, наверное, очень голодны.
Сон слегка медлит с ответом, наверняка раздумывая над её «умело веду хозяйство», вспоминая полудохлую корову на дороге, да и ужасную обстановку в доме. Но, наконец, согласно кивает и садится за стол. Что побуждает его мать тут же подскочить и засуетиться вокруг него.
Недавно такая строгая и бесстрашная, она вмиг превращается в угодливую и любящую, переживающую, как бы ему угодить.
Только вот Сон жестом просит её присесть рядом и переводит выжидающий взгляд на Женю.
— Я, наверное, пойду, — она улыбается и встаёт. — Твоя матушка сказала остаться, но ведь темнеет, моя семья будет волноваться.
— Уйдёт, — возмущается Кася, — а поухаживать за хозяином и его матерью?
— И себе поесть возьми, — кивает Сон. — Да садись с нами! Не стесняйся. Куда ты пойдёшь? Пешком, одна, в такой час? — и отвечает сам, отрезая: — Нет.
Женя с задержкой в одно мгновение кивает и принимается разливать по чашам рагу, расставлять приборы и прочее.
Тело сковывает напряжением. Карсон выглядит мрачным. Что-то случилось? Что-то, связанное с ней?
Он подумал и решить не отпускать?
Она садится и старается есть как можно быстрее, чтобы поскорее уйти. Пока рядом его мать. Может быть, он не станет скандалить при ней.
А та наблюдает за ней внимательным, пристальным взглядом, будто бы лениво пробуя стряпню. Хотя рагу вышло удивительно вкусным.
— Как ест быстро, не жуёт почти, — произносит тихо-тихо, но проникновенно до мурашек. — Сынок, а пусть и вовсе поживёт у тебя немного? Если ей идти далеко, как же она будет тебе помогать, туда-сюда бегая? Сам говоришь, время неспокойнее.
Он замирает с ложкой в руке. Раздумывает. Но с ответом не спешит.
— Ой, спасибо за предложение, конечно, — у Жени дёргается веко, — но у меня ведь мама уже не молодая и сестрёнка младшая больная… И жених, сами понимаете, не поймёт.
Вообще, хорошо, конечно, что она попросила. Потому что, если Сон задумал её убить, ей придётся объяснять это матери, которая уже такие предложения делает.
Но с другой стороны… прямо сейчас и как можно скорее хочется убежать!
Ко всему прочему в голове ещё крутится задание ведьмы — совершить кражу в плату за магию. За всё время она не успела ничего стащить, ведь мать Карсона едва ли преследовала её и почти не сводила взгляда.
Сон вздыхает и продолжает есть рагу.
— Кваса бы… — тянет он мечтательно и невероятно уютно потягивается, с удовольствием самого сытого на свете кота. — Женя, будь так любезна, спустись в подвал. Там в бочке квас. Краник открой и налей на всех в кружки, что найдёшь рядом.
Он кивает ей на люк в полу у входа на кухню.
Мать его одобрительно, в предвкушении потирает руки.
Не совсем понимая, что происходит, совершенно не понимая его самого, она кивает.
А что остаётся?
Но, может быть, там каким-то образом есть проход на улицу?
Только вот надежда не оправдывается, подвал оказался похож больше на подпольный погреб. Глухой, тёмный и прохладный, в который ведёт крутая неудобная лестница.
А Сон и бровью не ведёт, взял добавки и ест, только и слышно, как постукивает ложка о глиняный бок чаши. Будто это нормально, что в доме его разгуливает девушка, подозреваемая, нет, уличённая в колдовстве. И речи ведутся о том, как бы оставить её здесь с ночёвкой.
Женя боится, что что-то пойдёт не так уже из-за того, насколько она напряжена.
Говорят, если чего-то очень боишься, надо столкнуться с этим лицом к лицу…
Ну что ж!
— Ааай! — кричит и всхлипывает. — Ой…
И Сон в мгновение ока оказывается рядом, едва ли не спрыгивая за ней в подвал.
— Упала, споткнулась? Придавила люком палец?
— Не знаю… Кажется, ногу подвернула… — шепчет Женя. — Ой…
— Ну-ну, — касается он её и пододвигает к ней низенький табурет. — Присядь, я посмотрю.
Женя садится, картинно вздохнув. На её лоб выбилось несколько маленьких волнистых прядок. Лицо немного потное от работы, но всё равно красивое.
Она собирается с мыслями и вдруг шепчет:
— Так… что происходит?
— Ты повредила ногу или нет? — его горячие, слегка шершавые из-за обветренной кожи пальцы проходятся по её лодыжке.
Она не может врать ему.
— Нет. Но ты… продолжай.
Сон усмехается и ведёт ладонью вверх по её ноге, неуклонно, неотвратимо забираясь под подол платья. Медленно и обжигающе горячо…
В полумраке сверкают его глаза, а вторая рука обнимает Женю за талию.
— Останешься здесь до утра, — шепчет он… будто намекая на что-то.