Вышедшая к ним мать спешит взять ситуацию под контроль и натягивает на себя улыбку:
— Да согласна она, что ты спрашиваешь, мой хороший! Согласна она. Ты посмотри, — это уже Жене, — какой человек к тебе пришёл! Какой подарок нужный принёс, да так вовремя! — и подталкивает Женю к нему поближе, подмигивая Вилли: — Ну-ка, набрось ей на плечи, согрей! Смотри, она дрожит вся.
Где-то в стороне сарая мычит корова и слышится скрип дверцы. Мать настораживается, но от молодых не отстаёт и не отступает ни на шаг. Так, словно дочь её и Вилли могли разбежаться в разные стороны.
Хотя, судя по выражению лица последнего, бежать он уж точно не собирается…
Вилли, встрепенувшись, словно сбросив с себя наваждение, набрасывает шаль на Женю и собирается для пущего эффекта ещё и приобнять её.
Тёплый и вроде не злобный.
Нужно отвлечь их в доме, а затем отойти, будто на минутку и скрыться вместе с коровой.
Впрочем, может ли она рушить жизнь Джилл? Что если она вернётся и лишится отличной, надо полагать, по местным меркам, партии?
— Спасибо за подарок, В… Вилли, — Женя натягивает на себя улыбку.
— Для тебя я достану всё что угодно, — заверяет он уж как-то слишком живо, пылко, и взглядом всё скользит по облепленному мокрой тканью телу Джилл. — Моя… любимая, — выпаливает он и замирает, словно опасаясь её реакции.
— Вот и отлично, — радуется тем временем мать и пошире распахивает дверь дома. — Заходите, я на стол уже давно накрыла. Детка, ты посмотри, сколько всего жених твой привёз! Правда замечательно? Скажи, как ты рада!
— О, как рада! — в том же наигранном тоне произносит Женя, стрельнув глазами в дровосека, чтобы выяснить, понимает ли он вообще, что здесь происходит.
А он расплывается в радостной, довольной улыбке и, наконец, к счастью или нет для Жени, становится куда увереннее в себе. И обнимает её за талию, чтобы подвести к столу.
— Вот индейка, сыр, вино. Что ты любишь есть? А ещё я тебе бусы подарю! Знаешь, как на солнце красиво сверкают? Самой красивой у меня будешь.
— Она и так у нас красавица, — соловьём заливается мать. — А ест она как птичка! Правда, Джилл? Садись же за стол! — а сама накладывает ей целую миску каши и отрезает огромный ломоть сыра.
Женя накручивает локон волос на палец и демонстративно закусывает губу, кутаясь в шаль.
— Расскажешь, как твои дела? — обращается к жениху. — Какие новости?
И он, выпрямившись, сев рядом с ней и не отрывая от неё полыхающего взгляда, едва ли не задыхается от чувств.
— Всё очень хорошо, моя красавица! Лучше и быть не может. И бандитов, от которых я спас тебя, говорят, почти всех уже повязали. И зайца я вчера поймал вот такого, — разводит он в стороны руками. — Удачно так, сам не ожидал, пока тебя искал. Даже отвлекаться не пришлось. И в доме уже комната твоя готова… Будешь, как царица у меня. И платье для тебя закажу, пусть сошьют. Какое ты хочешь?
Но если взглянуть в окно, можно заметить, как лис, капая слюной на землю (отнюдь не от голода и аппетита…) и скалясь, тянет корову к калитке. Та медленно, но идёт, не упирается.
Женя щурится, раздумывая, как себя вести с ним дальше. Не хотелось бы раньше времени наделать глупостей, но и переезжать к нему нельзя. Во-первых, потому что никакой муж ей не нужен. Во-вторых, потому что здесь — место действия дурацкой сказки.
— Мать?
— Да? — с готовностью отзывается та, заметно напрягаясь, словно так и ждёт от дочери подвоха. — Что, милая?
— Нам нужно поговорить наедине. Немножко совсем.
— Ой… — она бросает быстрый взгляд на Вилли. — Но… Ах… девичьи разговоры, прошу нас простить, — и нехотя поднимается, цепляя дочь за локоть. — Чего тебе? — шипит она ей, отойдя в соседнюю крохотную комнатку.
Женя смеётся.
— Да, нет, ты не так поняла. Это нам с Вилли нужно поговорить наедине.
Она застывает на месте, открыв рот. А затем взмахивает руками и буквально выталкивает её обратно.
— Так давай, давай! И якобы ты со мной говорила, а не просила с ним остаться. Пусть думает, что ты приличная девочка! Иди, — и напоследок звонко шлёпает её по заду.
Женя едва сдерживает смех. Она уверена, что мать Джилл будет маячить рядом и не заметит пропажи коровы. А, значит, всё пройдёт без сучка без задоринки.
— Вилли?
Она встаёт рядом с ним и кладёт прохладную ладонь на его твёрдое плечо.
В психологии это означает симпатию.
Вроде как.
— Да? — он тут же накрывает её руку своей, а затем и подносит к своим губам, пытаясь согреть пальцы Джилл горячим дыханием. — Замёрзла таки? Не греет шаль?
— Ткань насквозь мокрая, — произносит она тонким голосом, садясь к нему на колено, — чувствуешь? — шепчет горячо на его ухо.
— Чувствую… — выдыхает он, и неумолимо скользит взглядом по её фигуре. — Люб я тебе уже? Ты вот мне, да. — И вдруг добавляет: — Чувствуешь?..
Она усмехается.
И вдруг выдаёт то, что и планировала:
— Думаешь, всё так просто будет?
— А? — хлопает он глазами. — А почему нет? Или хочешь ещё чего? Так говори! Всё сделаю.
— Конечно, такая красивая женщина, как я, не достаётся просто сыром и вином. Платье хочу особенное. Расшитое перламутровым жемчугом. А ещё мне нужны эти… туфельки хрустальные.
Вилли чуть не давится воздухом.
— Но… Конечно, ты достойна этого. Но… Дорогая, ты не…
— Царевна нашлась, вот ведь! — возвращается к ним мать, уперев руки в бока. — Он всё для тебя, а тебе туфельки из… Из чего? Хрусталя? Ты что в них делать собралась, лежать?! Лежать удумала?! Она, — меняется тут же в лице и тоне, улыбаясь Вилли, — трудолюбивая у меня, правда. Просто, видно, счастье в голову ударило.
Он собирается что-то ответить, но всех прерывает скрип входной двери.
Анна заходит в дом, смотрит на всех своими детскими глазищами и пальчиком указывает на улицу.
— Ма, там лиса корову украла.
Мать, которой и показывать то корову ту Вилли боится, спиной прислоняется к стене, будто вот-вот упадёт без чувств. А Вилли вскакивает на ноги, отсаживая Женю на край стола.
— И шубку тебе лисью раздобуду… — произносит решительно и коротко кивает ей, как бы соглашаясь с условиями.
Гордость мужская задета. А в голову ударяет любовь. Поэтому Вилли не допускает и мысли о своём поражении. И начинать завоёвывать даму сердца решает со спасения коровы и охоты на лису.