Полную противоположность полковнику-смельчаку представляет фармазон и разгильдяй Жомка. Правда, он тоже постоянно подчеркивает свою показную простоту, свою мнимую близость сержантско-рядовому составу. Но чувствуется, что это напускное - ведь в решающий момент Жомка превращается в кокер-спаниеля и убегает вместе с бродячим цирком, бросая экспедицию на произвол судьбы. Понимая, что ему не провести назначение Франциски на пост главы экспедицию через канцелярию главного штаба, Жомка предпочитает действовать исподтишка. Он внушает солдатам, будто их командир проводит время в кустах не для изучения "Военно-морского уложения", но занимается там онанизмом. По наущению Жомки сержант Липтон пытается выследить полковника, но тот для него слишком крепкий орешек - ведь он в совершенстве владеет искусством маскировки и умело путает следы на местности (наш физкультурник тоже пытался застукать нас с Фредом Доули, но мы ему не по зубам). Тогда Жомка кладет ночью руку полковника в ведро с теплой водой и шепчет ему на ухо: "Пи-пи, Тедди, писай, мой мальчик, писай!" (правда, у Ли Фаня об этом не написано, но так делал один вредный парень у нас в бойскаутском лагере, так что я знаю). Но полковник стойко выдерживает и это испытание. Кроме того, Жомка всячески превозносит свои заслуги перед экспедицией, выставляя себя этаким "благодетелем". Ли Фань своим мастерским пером дает нам ясно понять: этакий Жомка и портупею полковника способен обменять на винно-водочные изделия где-нибудь в горной деревне!
К счастью, лишь ничтожное меньшинство солдат поддерживает новоявленного "комиссара". Живописуя поведение низов, Ли Фань, как блестящий мастер психологической достоверности, и здесь выдерживает принцип контраста и противопоставление двух лидеров дополняет противопоставлением сержанта Липтона и рядового Ходла.
Сержант Липтон - это типичный армейский карьерист. Чтобы устроиться в армии "потеплее", он заискивает перед начальством, всячески угождая разным сомнительным личностям типа лейтенанта Слейтера. Липтон до того мил лейтенанту, что тот и находясь во сне дает ложное медицинское заключение и все затем, чтобы потрафить своему любимцу! Интриган Липтон тоже боится действовать открыто и выставляет себя этаким служакой. Что бы ни случилось, с него взятки гладки, он то и дело повторяет: "Приказ командира, полковник приказал..." В общем, это пособник Жомки - недаром он выгораживает его и во всем обвиняет полковника Томсона: "надо было лучше тренироваться!" Липтон и действует в стиле Жомки - подбивает ламу-гипнотизера внушить всем, будто полковник состоит с ним, сержантом Липтоном, в неуставных отношениях. Кстати, не есть ли этот лама переодетый Жомка? Липтон доходит до панибратства с полковником и пренебрежительно величает его "товарищем майора", но полковник Томсон сурово его одергивает. Однако сержант Липтон продолжает мнить себя этаким Робин Гудом, слепо веря в свою незаменимость для экспедиции. Становится ясно - Липтон приучает всех к мысли, будто бы он и есть тот народный сер - жант, о котором так много поется в английских песнях (хотя таких песен вообще не существует).
К счастью, британская армия состоит не из одних липто - нов и слейтеров. Ее основа - такие, как Ходл. Правда, поначалу кажется, будто Ходл тоже попал под дурное влияние Жомки. Но это все временно, пока не настал час решающих испытаний. Именно повар Ходл, хотя у него и шатаются передние зубы, плечом к плечу с полковником кидается на азиатского деспота. Напрасно лейтенант Слейтер и сержант Липтон пытаются убедить Ходла, что он должен выставиться в окно и помочиться на голову какому-нибудь зазевавшемуся лейбористу. Ходл понимает, что не спасет этим Англию, и отказывается участвовать в их авантюре. И неслучайно полковник Томсон в наиболее ответст - венный момент отстраняет Липтона от проведения операции и останавливает свой выбор на Ходле. Это - явный символ нерушимого боевого братства высшего командного состава и армейских низов, вклиниться в которое зря пытаются всякие липтоны!
Правда, гениальный Л.Фань, как суровый реалист, показывает, что справедливость ещё не во всем торжествует: орден Бани все же минует Ходла и достается выскочке Липтону, хотя заслуги Ходла неизмеримо выше. Тем не менее рядовой Ходл продолжает скромно тянуть армейскую лямку и не претендует на награды. И все-таки, хочется верить, что английское правительство в конце концов исправит свою ошибку.
Я обязательно буду таким, как Ходл, а потом пойду в армию и в нужный момент волью новые силы в парочку генералов.
ЛИ ФАНЬ И ЕГО СТРАННЫЕ ПЕРСОНАЖИ
Послесловие к роману
В мировой литературе нет, пожалуй, другого произведения, породившего столько кривотолков, пересудов и разночтений. Поражает даже не количество комментаторских работ - в конце концов, библиографический список ученых трудов, посвященных, к примеру, "Дон Кихоту" или "Алисе в стране чудес" тоже составит не один пухлый том. Поражает другое - спектр оценок, диапазон суждений по самым, казалось бы, очевидным моментам творчества Л.Фаня настолько широк, что... Впрочем, судите сами - взять хотя бы лишь некоторые из бытующих толкований смысла великой книги:
- "методичный пересказ некитайских исторических хроник, разбавленный литературной отсебятиной (проф.Ежко из Принстонского ун-та и некот.другие козлы*);
_________
* здесь и далее в подборке мнений относительно "Чудо-моргушника" опечатка: "козлы" следует читать как "коллеги". Приносим свои извинения за досадную ошибку. (прим.ред.)
- "учебник сексологии для младших ступеней общеобразовательных учебных заведений (проф.Нуфа, Марсельский ун-т, и нек.др.к.);
- "пламенная ода в честь Мужчины - младшего брата и верного спутника Человека (академик Лигачев, ПБ ЦК и н.др. совсем к.);
- "лучший в мире роман про шпионов, братву и криминал (проф.Кара-Богаз, Варшавский пед.ун-т, и ндк);
- "широчайшая антропологическая панорама национальных характеров (акад. из ун-та и ндк)
- "настольная книга авангардистов, кинематографистов и проктофантасмистов (проф. и ндк)
- "наилучший путеводитель по столице Некитая и на туристическом маршруте Базель-Амстердам (те же)
- "да просто шедевр (все умные люди с развитым художественным вкусом)
- и т.д. вплоть до "великой мировой книги смеха" и "великолепного способа сэкономить тонну сметаны" (фразы, использованные в рекламном ролике при продвижении книги на американский рынок).
Так что же такое шедевр Ли Фаня - исследование национальных характеров, исторический роман, книга про шпионов, хрестоматия по сексопаталогии, художественное произведение юмористического жанра? Самое удивительное, что взятые порознь, все эти оценки справедливы. Но если взять их вместе, то ни одно из толкований не выдерживает критики. "Чудо-моргушник" все это - и ничто из этого.
Взять, к примеру, широко распространенное заблуждение, что "Чудо-моргушник" есть произведение, скомпонованное из некитайских (и иных) исторических хроник. Да, действительно, события описываемые в романе, до мельчайших деталей совпадают с такими хрониками. Действительно, факт отправки графа Артуа и аббата Крюшона с миссией в Некитай зафиксирован в средневековых европейских летописях. Правда, их посылали не вместе, а порознь, и не из Франции, а из Норвегии, и не в Некитай, а в Патагонию. Да и графа Артуа на самом деле звали Васко да Гамо, а аббата Крюшона Бертольд Шварц, и аббатом он не был. Но это, в конце концов, незначительные отступления от буквы истории, право на которые имеет всякий автор - ведь "Чудо-моргушник" все-таки художественное произведение, а не труд историка. Широко известно также, что Некитай и по сию пору расположен на территории геомагической аномалии, соединенной пространственно-временными корридорами с различными историческими эпохами. Чем и объясняется одновременное проникновение туда аббата Крюшона и графа Артуа из Франции времен Луи неизвестно какого по счету и британца Тапкина из викторианской Англии равно как и Жомки и Фубрика из постиндустриальной Америки, де Перастини из гарибальдийской Италии и т.д. Правда, ко времени визита графа Артуа и аббата Крюшона (уж будем держаться имен, данных их прототипам автором) де Перастини уже покинул Некитай, а Тапкин и Пфлюген там ещё не появились, да и аббат Крюшон так и не достиг некитайской столицы, но это неточности нисколько не погрешают против общей исторической достоверности "Чудо-моргушника".
Чрезвычайно скрупулезно передан в романе и местный колорит - общая атмосфера и все детали ритуалов национального некитайского праздника, дебил-карнавала, на который и попадают граф и аббат по прибытия в Некитай как это широко известно, дебил-карнавал проводится в Некитае каждую тысячу лет в течение десяти или пятнадцати лет (в зависимости от желания участников и дольше), а суть его заключается в том, чтобы поставить императором максимального додика и все делать в духе полного идиотизма. Этот обычай, весьма похвального и завидного свойства, соблюдается с древнейших времен и нужен некитайцам, чтобы передохнуть от излишнего законопослушания и чинопочитания. Сказать иначе - это такой грандиозный хэппенинг лет на десять вроде русской перестройки, только в колорите Дальнего Востока. Цель, разумеется, та же самая - балдеж с последующим укреплением мировой гармонии.
Однако следует ли из этой вот антропологически точно описанной картины народного гулянья, что книга есть культурологическое исследование? Да ни в малейшей степени! И точно так же она не есть исторический роман. Дело здесь даже не в многочисленных отклонениях от исторической правды. Важно другое все эти исторические события, весь этот местный колорит, переданный столь живописно и вместе с тем точно, есть не более чем антураж, на фоне которого разворачиваются истинные приключения, к сути которых мы перейдем позднее. А достоверность описаний - это лишь свидетельство поразительной зоркости и наблюдательности, свойственной гениальному писателю.
Итак, история, как мы установили, в романе не более чем фон. Что же в таком случае его суть? Может быть, основная задача романа, это действительно, как считают акад. из ун-та и ндк, "широчайшая панорама национальных характеров"? В этом нельзя не усомниться. Казалось бы, перед нами действительно целая галерея национальных типов - французы аббат и граф, немец Пфлюген, британец Тапкин, турок и негр Ахмед, американцы Жомка и Фубрик, не говоря о типах собственно некитайских - скептик А Синь, бздежник Гу Жуй, гений Ли Фань и т.д. Но позвольте-ка спросить, а где в этой галерее прочие европейские типы? Где итальянец, русский, испанец, берлинец, пигмей, хананей и прочая европейская этническая инфекция? Ни слуху, ни духу! Так где же эта "широчайшая национальная галерея"? По-вашему, Ли Фань кроме англичан и пруссаков и народов в мире не знает? И во-вторых, как выясняется ближе к концу романа, все эти псевдо-немцы, итальянцы и т.д. на самом деле являются тщательно законспирированными британскими шпионами: Пфлюген в действительности доктор Уацон, де Перастини - мисс Маапл и т.д. Так о каких же национальных характерах можно вести речь?
Столь же уязвимы и неосновательны и все прочие гипотезы, кроме одной-единственной, безусловно верной. "Да просто шедевр" - с этим невозможно не согласиться. Однако это так неконкретно...
Так что же, что же в действительности представляет собой роман? На этот счет у нас есть собственная, и весьма доказательная версия. Ключ к истолкованию всего произведения - маленький эпизод, вставная новелла, которая отсутствует в основном корпусе романа, но изучена нами по ранним рукописям книги. Это - "Футбол аббата Крюшона". Он-то и послужил толчком к обнаружению потайного шифра и к расшифровке всего образного строя романа. Сейчас уже можно считать окончательно установленным, что вся книга есть метафорическое иносказание, в деталях передающее все перепитии футбольного матча Голландия-Бразилия в финале последнего мирового первенства. Состав и расстановка игроков, поминутный ход матча, расположение игроков на поле в каждый данный момент и т.д., вплоть до поведения тренеров и болельщиков все это нашло точное отражение на страницах романа.
К примеру, сцена на приеме императора Некитая, когда после чтения письма из Шамбалы, Тяо Бин и Сюй Жень навлекли на себя монаршье неудовольствие. Да всякий футбольный фанат без труда опознает в этом метафорический пересказ эпизода с назначением и розыгрышем штрафного вблизи бразильских ворот на пятьдесят третей минуте. "...И когда Тяо Бина (Хулит) почесывали (посылает мяч Бомбастену), то посношивали (овладел им), а когда Сюй Женя (Бомбастен) посношивали (получает мяч от Хулита), то почесывали (овладел им). И когда Сюй Жень (Хулит) повизгивал (пропинывает мяч между ног Филе), то попискивал (бьет по воротам), и когда попискивал (вратарь отбивает), то о всеобщем осчастливливании (мяч отскакивает к Бомбастену), и когда Сюй Жень (овладел им) попискивал (пас Хулиту), то (бьет по воротам) об эффективности (попадает во вратаря) всеобщего (гол, хрен! штанга!) осчастливливания (овладел им).
Так же очевидно и распределение ролей, а с тем и функция персонажей: император - судья в поле, два гов.маршала - судьи на линии (глухонемой тот, что дважды прозевал оффсайд), де Перастини (мисс Маапл) - непобедимый Кроив, мальчик, выбивший ему глаз из рогатки - английский хулиган-фанат на трибуне, кинувший в Сико шотландской волынкой и т.д.
К сожалению, размеры Послесловия не позволяют нам остановиться на этом подробней и привести множество других любопытнейшних соотнесений, а также поделиться некоторыми раздумиями относительно иных дискутабельных моментов. Так, неоднозначен образ дятла, долбанувшего Луи - то ли это Филе, подковавший Бомбастена, то ли Хулит, подковавший Филе. Все это, включая темы и вопросы для дальнейших исследований, обстоятельно представлено в нашей работе "Чудо-моргушник в Некитае как зеркало финального матча Голландия-Бразилия", к которой мы настоятельно отсылаем всех читателей.
Кстати, абсолютным доказательством нашей разгадки образного строя Чудо-моргушника является убедительное разрешение наиболее дискутабельной проблемы лифанистики - ответ на вопрос, кому принадлежал голос, подсказавший графу Артуа онанировать при пересечении границы Франции. Фраза эта является ключевой во всем тексте романа (иначе не было бы Некитайской онанавтики с последующим бегством графа, а то есть, практически, и всего романа) и до сих пор считалась неразрешимой загадкой. Однако наша теория дает ответ и на этот архисложный вопрос - конечно же, на самом деле фраза "И онанировать будете!" это просто иносказание, передающее выкрик с трибуны "Судья - дрочила!", прозвучавший на четырнадцатой минуте матча.
Таким образом, из сказанного выше очевидно, что роман Л.Фаня был и остается незаменимым пособием для тренеров и футболистов, а также для всех любителей футбола, и должен быть рекомендован к изданию в серии спортивной литературы.
Тынянов-Белинский, известрый критик
НА СУДЕ ИСТОРИИ
- Лысый, а ты из столицы сбежал, да?
Император повернулся - вопрос исходил от мальчика лет десяти. Он критически разглядывал императора с ветки дерева, а дерево росло за забором, во дворе деревенского дома, и было вне досягаемости.
- Чего тебе, мальчик? - ласковым голосом отвечал император.
- Лысый, а ты императором был, да? Ты сбежал, чтобы в тюрьму не посадили? - мальчик говорил это скорее утвердительно. Император смешался.
- Мальчик... ты, это... как я... в форточку... нехорошо, - выдавил он наконец из себя какую-то нелепицу.
- Лысый, а тебя куда отправить хотят - в психушку или в тюрягу? непочтительно продолжал допытываться мальчишка.
Император неловко потоптался на месте, не зная, что ещё сказать, а потом резвым шагом направился прочь дальше по деревенской улице. В затылок государя что-то стукнуло - видимо, негодник запустил в императора галькой. Государь припустил бегом.
- Лысый, а тебя все равно поймают! - громко закричал ему в спину юный хулиган.
Император споткнулся и упал. Кряхтя он поднялся, отряхнулся и хотел было сделать шаг вперед, но остановился, не имея перед собой пространства для движения: путь ему преграждал здоровенный детина, не уступающий в громадности тела даже Ахмеду. Лицо у детины было самое бандитское, а взгляд свиреп до крайности. Головорез угрожающе молчал.
- А я че-то упал, а мне сюда и не надо вовсе... - забормотал император. На ватных ногах он повернулся, чтобы пойти прочь, и замер на месте - ещё два громилы со столь же разбойничьими рожами перекрывали ему отход. Из-за ног одного из головорезов выглядывал все тот же мальчишка. Он указал пальцем на императора и звонко произнес:
- Это он к себе во дворец подкоп вырыл!
Император побледнел. Он попытался улыбнуться и, сплюнув - слюна упала ему же на грудь, - произнес блатным голосом:
- Кенты, вы чего, в натуре? Мы, урки, промеж себя всегда столк...
В этот миг ему сзади на плечи легла пара тяжелых рук и прозвучала команда предводителя:
- Хватай его!