- Кстати, насчет спальни! - поспешно вмешался прокурор. - Давайте заслушаем показания Кули-аки, бывшего министра внутренних дел. По долгу службы он накопил любопытнейшую информацию!
"Ну, этот заложит, - заныло императорское сердце, - этот с потрохами заложит! Не надо было мне его в отставку выгонять!"
- Свидетель Кули-ака, - меж тем расспрашивал прокурор, - расскажите, пожалуйста, эпизод вашего посещения борделя вместе с подсудимым.
- Я расскажу, - злорадно начал бывший МВД, плотоядно сверкая очками, я все расскажу! Такое расскажу!
- Кули-ака, а ты чего чмокаешь, - раздался насмешливый крик, - Фубрика с утра навещал, что ли!
Дигамбары и жительмены загоготали, и даже прокурор скривил лицо, пытаясь скрыть улыбку. Но экс-министр только побагровел и продолжал выкладывать наболевшее.
- Пошли мы, значит, в бордель. Этот, - Кули-ака повел головой в сторону императора, - обвиняемый напросился: Ребя, возьмите меня! До того трахаться охота, прямо мочи нет терпеть! - Идем, значит, он все бухтит про то, как он круто долбит да как под ним бабы стонут от счастья. А кент мой, он таких за версту чует, он и говорит: Да ты, парень, и бабы ещё не пробовал, видать! Ну, тот фраерится - да ты че, да я... Короче, подошли к красному фонарику, смотрю - че-то наш гиперпотент сник, отговариваться стал: я, мол, че-то раздумал, мне сегодня неохота... Ну, кент мой его за шкирку взял - и в дверь лбом. Вошли, ну, мы девочек сняли, а этот че-то в угол забился... Я смотрю, Зюзька свободна - ну, говорю: возьми-ка нашего желторотого, вон он в углу, а то заревет скоро. Ну, она увела его. А мой, значит, кабинет через стенку с Зюзькиным. Вот слышу че-то там сначала базар какой-то, думаю - не иначе, он, - Кули-ака снова качнул головой в сторону императора, - сбежать хочет, потом слышу кровать заскрипела. Да как заскрипела-то! Прямо ходуном ходит! Думаю - а парень-то и впрямь из крутых, мялся-мялся, а стоило дорваться - вон как работает. Зюзька уж на весь бордель стонет.
Ну, ночью проснулся, слышу - скулит кто-то в коридоре. Думаю, собачонка голодная, взял со стола объедки, выглянул - а там этот, Кули-ака сделал новый кивок, - сидит у двери в одних трусах и плачет. Я говорю: ты че, до того Зюзьку затрахал, что она тебя выставила? А тут вдруг кровать как заскрипит - и ходуном по новой. До меня и дошло - да это же не обвиняемый был! А он, значит, всхлипывает: она мне не дала-а-а... к ней ухарь прише-о-ол!.. Я говорю: Ну, пойдем ко мне, моя Люська добрая, она тебе даст. Он поднялся, пошел... Нет, мужики, это полный отпад: сам лысый, тощий, как Ганди, весь трясется, на носу очечки прыгают, семейные трусы до колен шире маминой и засморканные все. Я говорю: теперь все понятно - кто же тебе в таких трусах даст! Ладно, пойдем, только я свет пока включать не буду, а то и Люська тебя не пустит в этих семейных!
Зашли, я говорю: ты сними, в натуре, эти шаровары, лучше уж в простыню замотнись. Ну, Люську разбудил - так и так, пареньку надо, токо ты с ним тихонечко, а то он пугливый, а надо же когда-нибудь... Ну, Люська девка с понятием, она его за руку взяла, на кровать посадила. Вот, руку-то его себе положила на животик, разговаривает ласково... А этот... - экс-министр покрутил головой. - Ну, чисто кино... Этот побледнел весь, в сторону отвернулся, зажмурился, затрясся весь... Сидит весь белый, как собака дышит: а-а-ах, а-а-ах!.. Потом как вскочит, как метнется в сторону да и налетел лбом на стенку! Так Люська уж на что девка терпеливая, и то не выдержала - пнула его ногой с кровати: иди, говорит, обратно в коридор, там скули!
Это уже было предательством. От обиды у императора перехватило дыхание, он стал глотать ртом воздух, жалко скривив лицо, и вдруг ему вспомнилось, как в детстве его вот так же ни за что, ни про что обижали старшие ребята во дворе, и тогда тоже некому было за него вступиться. Внезапно он ощутил ту же детскую беспомощность, то же чувство горькой обиды и несправедливости захватило государя, и он по-детски, в голос расплакался, и такая же детская безутешность была в его рыданиях, и так же по-ребячески он размазывал кулаком по лицу слезы.
- Ну, раскололся наконец! - удовлетворенно заметил прокурор. - Вот когда сдался! Продолжайте, свидетель! - и Кули-ака закончил рассказ:
- Ну, утром я Зюзьке сказал, она ему одежонку выкинула. Собрались в зале-то у выхода, кент мой подошел, а он ещё через комнату спал, так только головой закрутил: да, говорит, ошибся я, ну ты и жеребец, Лысый! - на весь бордель было слышно, как вы с Зюзькой вертитесь! И что вы думаете? Этот, последовал новый кивок головой в сторону императора, - фраер-то наш как ни в чем не бывало давай фуфло гнать: ой, да я и не хотел вовсе, это она меня завела, давай, мол, покруче, а я че-то увлекся... Я стою, слушаю, весь не могу - думаю, видел бы ты этого жеребца ночью в тех семейных трусах!..
Как и прочие придворные, Гу Жуй присутствовал на этой издевательской пародии на судебное заседание. Он наблюдал все с очень тяжелым чувством. Все эти обвинители и прокуроры, все эти липовые свидетели и судьи - ещё месяц назад они заискивали самым низкопробным образом перед тем, кто сейчас восседал на скамье подсудимых. Тогда они смотрели ему в рот и пресмыкались, какую бы ересь государь не вздумал им возвестить. Они славили самые неразумные из его распоряжений и восхваляли самые недальновидные из назначений. Тогда им не казалось, что импотенция столь серьезное преступление, достойное суда и приговора. Но теперь, теперь, когда он, обманутый всеми, потерявший всю былую власть и мощь, беспомощный, сидел перед ними, жалкий, раздавленный тяжестью возведенных на него обвинений, беззащитный - теперь они готовы были припомнить ему каждую мелкую обиду и предъявить свои мелочные никчемные счеты, позабыв, как водится, чем они ему обязаны, каждый из них, и какие милости он расточал им когда-то своей щедрой рукой, не знающей меры и оскудения. Они как стая шакалов кружились вокруг умирающего льва и глумились над поверженным властелином, нагло покусывая его сзади за лапы и царственный хвост, - а он, ослабевший, не мог уже дать отпора этой глумящейся своре. И Гу Жуй почувствовал, что обязан, обязан что-то сделать, чтобы прервать это мерзкое судилище, что-нибудь такое, что проймет их, хоть на миг возвратит им хотя бы тень уважения если не к государю, то приличию и здравому смыслу...
Император, всхлипывая, дослушивал конец свидетельских показаний. Сквозь застилающие глаза слезы он посмотрел на бесстыжего экс-министра и вдруг - вдруг так и подскочил на месте, не поверив своим глазам.
- КЕНТЫ!!! - заорал государь. - Кого вы слушаете, в натуре! Это же не Кули-ака, тудыть твою в телегу! Это же Гу Жуй, бздежник сраный! Вы кого в свидетели пустили, козлы?!.
Воцарилось всеобщее замешательство. Совершилось невероятное действительно, показания давал не Кули-ака, а Гу Жуй, отпетый незадачливый бздежник. Как могло произойти, что он оказался на месте экс-министра, и почему это только сейчас стало заметно, объяснить было решительно невозможно. Чудеса пресвятой Шамбалы да и только!
Прокурор и судья с присяжными заседателями оторопело переглянулись и только руками развели: сказать им было решительно нечего. Некитайский суд мог принять и вынести все что угодно, но засчитывать свидетельские показания Гу Жуя... Нет, это уж для всякого суда было чересчур! И выходило, что все обвинение на глазах рассыпалось как карточный домик.
- Поздравляю, ваше величество, - прошептал адвокат, пожимая тайком руку императора. - Мы выиграли процесс!
Но там, где робко отступают мужчины, на сцену выходят женщины - и делают неподсильное слабым мужчинам. Еще длилось потрясенное молчание общего обалдения, но на помост уже забиралась фрейлина Зузу, ветеран свиты императрицы.
- Нет, пустите меня, я вам скажу! - начала она издали визгливым истеричным голосом, хотя ей никто и не препятствовал говорить.
Она стала лицом к императору и в полоборота к площади и суду.
- Вот вы жалеете его, - яростно завизжала фрейлина, - а про неё вы забыли! - Фрейлина показывала рукой на даму в вуали. - Вы забыли, сколько она рыдала все время! Вы забыли, что ей вынести пришлось, государушке нашей! Да вы хоть знаете вообще, какие чувства испытывает женщина, а? Когда она ночью по проспекциям идет и вуаль на шляпке! Она ведь лица своего показать боится, а у ней тело свято! Что женщина в этот миг чувствует! Вы же ничего не знаете, что вы можете понять! Ли Фань, - сердито скомандовала Зузу, - иди сюда! Читай! Пусть все знают, пусть!
Ли Фань поднялся на помост к Зузу:
- Это, значит, из жизни женщины... Суровый реализм про страдания безутешного женского сердца, когда она по проспекциям идет, а у ней тело свято. Прошу внимания, господа!
СЧАСТЬЕ ПРОСТИ,УТКИ
Рождественская сказка о страдающей женской душе со счастливым концом
Дул промозглый декабрьский ветер. Прости,Утка стояла на своем углу и очень мерзла. На ней была только короткая нейлоновая шубка, одетая на голое тело. Правда, дома у ней была долгополая дубленка и шерстяные колготки, но Прости,Утка не любила их надевать, потому что они скрывали её красивые стройные ноги. Теперь же её замечательные ножки были видны всем мужчинам в проносящихся авто, и Прости,Утка надеялась быстро выйти замуж.
Но прошло уже полтора часа, а на ней за этот вечер ещё никто не женился. Прости,Утка вся замерзла, ей хотелось плакать от такой несправедливости. Конечно, она могла провести эту ночь дома, но Прости,Утке этого очень не хотелось. Во-первых, если в какой-нибудь день ей не удавалось выйти замуж, то на душе у ней становилсь как-то скверно, она чувствовала себя разбитой и никому не нужной, и к тому же, без добровольного пожертвования, что выдавали ей за развод все мужчины, страдал кошелек Прости,Утки. Во-вторых, Прости,Утка очень надеялась на этот рождественский вечер - она загадала, что если сегодня хотя бы раз выйдет замуж, то весь новый год будет для неё счастливым, и мужчины будут часто на ней жениться, а потом станут любить её страстно и долго и после развода оставят ей большую финансовую компенсацию.
Но как назло почему-то никто и не думал сегодня жениться на Прости,Утке - в день, когда ей это было особенно необходимо. Тогда Прости,Утка решила пройтись по улице до бара "Маленькая Утка", что держал её старый друг Эдди. Из-за этого-то бара и взялось её прозвище. Прости,Утка часто посещала старого Эда и стала приметой его заведения. Ее звали Лиза, но постепенно все начали звать её Уточкой или просто Уткой. А поскольку она часто выходила замуж, то утром все мужчины с ней разводились и говорили ей на прощание: "Прости, Уточка, я не могу долее с тобой оставаться, мне надо идти на работу!" - и виновато протягивали ей деньги. "Прости, Уточка" да "Прости, Уточка" - так Лиза и стала Прости,Уткой. Но она не обижалась на свое прозвище, оно ей даже нравилось - такое забавное, ласковое. Она лишь огорчалась поначалу, что мужчины женятся на ней так ненадолго.
- Ах, эти мужчины ничего не умеют понять в женской душе! - переживала Прости,Утка. - Мне просто нравится быть чьей-то женой, дарить счастье, заботиться о мужчине... А они все суют свои противные деньги!
Но потом у Прости,Уточки состоялось длительное замужество с одним словаком, и оно оказалось сплошным разочарованием. Она все не могла привыкнуть быть женой одного лишь мужа и не выходить замуж за других. Однажды словак уехал по делам, и Прости,Утка, не в силах долее выносить это противоестественное состояние, пошла в бар к старому Эду и там вышла замуж несколько раз за ночь. Это было восхитительным решением проблемы, но потом словак обо всем узнал и почему-то расстроился. Он не захотел понять щедрого сердца Прости,Утки и тоже с ней развелся и даже ничего не выплатил в компенсацию. Прости,Утка осталась одна, но уже не жалела об этом. Она не понимала женщин, которые как-то умудряются выносить замужество с одним мужем. Прости,Утка знала, что многие женщины в глубине души думают так же, как и она, а некоторые осмеливаются тайком следовать её примеру. Но она не собиралась ничего скрывать: ну почему, почему она должна выходить замуж тайком, если ей нравится, когда на ней женится много мужчин? Это же так естественно - дарить всем счастье, радость!
Но теперь Прости,Утка шла по улице в полном одиночестве, а ей навстречу попадались семейные пары, и впервые в своей жизни она ощутила укол зависти. Никому не было дела до бедной маленькой Прости,Утки в этот праздничный вечер. На глаза Прости,Утки навернулись слезы, ей невыносимо стало себя жалко и до того захотелось выйти замуж, что она свернула в первую попавшуюся подворотню, полезла рукой под шубку и два раза вышла замуж сама за себя. Ей так хотелось подарить счастье хоть кому-то, хоть самой себе!
Вообще-то Прости,Утка не любила выходить замуж сама за себя. Она это делала очень редко, лишь вот в такие одинокие вечера, лежа дома в ванной или под теплым одеялом, а потом очень переживала. Нет, конечно, физически это было приятно, но совершенно не приносило дохода. А замужество должно приносить прибыль, это было твердым правилом Прости,Утки, она не могла понять тех женщин, которые готовы выходить замуж из одного только любопытства и поиска острых ощущений. По молодости такое ещё можно простить, но после двадцати к замужеству пора относиться всерьез. Несколько раз обнаруживалось, что иные из мужчин не разделяют взглядов Прости,Утки на семейную жизнь и не хотят материально возмещать моральные издержки скоротечного развода, и тогда бедная Прости,Утка очень расстраивалась. В такие минуты ей всегда хотелось, чтобы рядом с ней был какой-нибудь постоянный брачный партнер крепкого телосложения и решительного характера. Уж он бы втолковал этим любителям халявы финансовые принципы супружеских отношений!
Но Прости,Утка не решалась обзавестись постоянным супругом. Ее останавливал печальный опыт иных её подружек. Вот Марго завела Зураба, и что же? Брачный партнер только отнимал у неё деньги да снова посылал выходить замуж, а чтобы защитить или хотя бы подыскать нового мужа - этого не дождешься.
- Ах ты, женская наша доля... - горько вздохнула Прости,Утка, смахнула слезинки с накладных ресниц и направилась в бар к старому Эду.
- Привет, Уточка! - приветствовал её из-за столика ПейДик - старый её приятель, а в известном смысле и подруга: на ПейДике тоже женились мужчины. Конечно же, "ПейДик" тоже было прозвище - на самом деле приятеля Прости,Утки звали Ричард. Но у него была привычка - прежде, чем на нем женились, он всегда выпивал рюмку водки. "Пей, Дик!" - говорил перед свадьбой брачный партнер Дика - так вот он и стал ПейДиком.
- Что с тобой, Прости,Утка? - участливо осведомился ПейДик. - Ты плакала?
- ПейДик, - жалобно произнесла Прости,Утка, - за этот рождественский вечер я ещё ни разу не вышла замуж!
- Представь себе, я тоже, - понимающе вздохнул ПейДик. - А ещё говорят, что сегодня Санта-Клаус исполняет самые заветные желания!
Дрожащими руками Прости,Утка вынула сигарету из пачки и вдруг расплакалась.
- Неудачники мы с тобой, ПейДик, неудачники! - сквозь слезы проговорила она.
- Ну, ну... Не надо так убиваться! - успокаивал ПейДик. - Не такие уж мы неудачники - были и у нас лучшие вечера. Помнишь, ты рассказывала о мужьях из Бельгии?
Прости,Утка невольно улыбнулась. ПейДик говорил о том случае, когда в бар принесло четырех туристов-бельгийцев и Прости,Утка пригласила их к себе на вечеринку. Она даже не собиралась выходить за всех четверых сразу, это получилось как-то само собой. Ну, а что же особенного, если можно выйти замуж за четырех мужчин поочередно, то почему нельзя это сделать одновременно? Если вдуматься, то моногамия - это лишь нелепый предрассудок.
- Как ты говоришь, - продолжал меж тем ПейДик, - за одного ты выходила замуж губами, а другой женился на тебе сзади?
- А третий был моим мужем снизу, а четвертого я женила на себе правой рукой! - оживившись, стала вспоминать Прости,Утка.
- У меня был похожий случай, - стал рассказывать ПейДик.
Они принялись болтать, вспоминая всякие забавные истории. Прости,Утка выпила пару коктейлей и до того разогрелась, что побежала в дамскую комнату, чтобы срочно выйти замуж сама за себя.
Только она этим занялась, как в дверцу её кабинки постучал ПейДик:
- Уточка, мне пришла в голову отличная идея...