- Что же, нам теперь в иудаизм подаваться?
- Нет, не податься в иудаизм, а выкреститься из него в христиане, сурово поправил пастырь.
- Отче, а как же нам тогда стать иудеями, чтобы потом выкреститься? робко спросил Сюй Жень.
- Я не могу благословить вас на принятие иудаизма, - строго отвечал аббат. - Не забывайте, что я католик и аббат. Если вы сделаете это, то я отлучу вас от церкви, вот так.
Двое додиков остались на месте, разиня рот так, что их намордники едва что не рвались. Несколько смягчившись, аббат благословил начальника и заместителя на продолжение духовных исканий и отправился во дворец.
- Ну, ты, аббат даешь, - крутил головой император. - Удивил, удивил... Недооценили мы тебя! Я думал, адресок дам, так ты, колбаса мой сентябрь, в лягушачью икру закопаешься да и того, заквакаешь куда-нибудь подальше... А ты вон чего - дружка своего в святые вывел, Тапкин с Пфлюгеном, значит, в профсоюз рикш почти что вступили, де Перастини когятми серет... Ты вон девяносто сантиметров отрастил... А теперь и Сюй Женя с Тяо Бином в намордники законопатил! Да, иезуитская косточка, что тут скажешь!
- Истинный француз, - хором поддакивал двор.
- Видать, придется нам тебя отпустить, - вздохнул император. - Не хотел я, но... Есть, слышь, аббат, одно у нас тут место, где от твоих проповедей может толк может выйти. Понимаешь, с нравственностью там тоже полный порядок, а преступность наместник такую развел, что твоей "Козе Ностре" впору.
- А! - воскликнул аббат Крюшон. - Где преступность, там, ваше величество, и нравственность всегда в упадке. Она ведь от того и заводится, собственно говоря.
- Да не, - возразил император. - Тут, понимаешь, другое дело. Был один мужик, Бисмарк, тоже вроде тебя все хотел нравы исправлять. Надо, говорит, совершенствовать карательную систему. Я говорю - как же нам её совершенствовать, когда у нас всю жизнь портянкой да намордником обходились? Да и те только для экспедиции полковника Томсона, почитай, и понадобились. А так - сколько уж тысяч лет не пользовались мы ими?
- Десять, - сказал Ли Фань.
- Пятнадцать, - выскочил Гу Жуй.
- В общем, испокон веков. Я и говорю Бисмарку - ты, может, конструкцию намордников усовершенствовать хочешь? А он прямо на колени встал, плачет дай да дай ему с преступностью бороться. Ну, выпросил он провинцию, Неннам называется. И что ты скажешь? - развел ведь преступность, не обманул. А теперь борется с ней. Да токо как он с ней ни борется, а она у него день ото дня растет. Ты бы, аббат, сходил, посмотрел - может, справишься.
- Эти немцы, - с возмущением заметил аббат, - они всегда полагаются единственно на палочную систему. Разумеется, я завтра же отправлюсь в Неннам. Далеко ли это, ваше величество?
- Да тут в двух шагах, за бугром, - отвечал император. - Но, вишь, какое дело - боюсь я: перевал-то заколдованный. Бес там живет, никого, сволочь такая, без жертвы не пропускает! В прошлый раз вон британская экспедиция три месяца этот перевал штурмовала, полковник Томсон уже в пропасть хотел броситься - вон, спроси Тапкина, он мне читал отчет.
Британец Тапкин побагровел и отвечал с поклоном:
- Ваше величество, я не располагаю отчетом о возвращении нашей экспедиции из Некитая.
Поднялся Ли Фань и доложил:
- Ваше величество, с перевалом тут маленько не так - о штурме его не отчет, а дневник, сержант один вел. У лорда Тапкина его Пфлюген взял почитать да так и не отдал, ну да, у меня есть экземплярчик.
- А я хрен его не знаю, чи то дневник, чи отчет... Ты вот прочитал бы аббату, он, поди, хочет - а, аббат?
Аббат Крюшон выразил согласие. И историограф и корифей некитайской словесности огласил сверхсекретный документ, неизвестно каким образом попавший их архивов британской разведки в столицу Некитая.
3. ЗАКОЛДОВАННЫЙ ПЕРЕВАЛ
Дневник сержанта Липтона
9 авг. Прошло ровно две недели обратного пути из столицы Некитая. Сегодня конвой некитайской гвардии наконец освободил нас от цепей и покинул у предгорий Кашанского хребта. Предстоит горный переход, а там недалеко и наша база в Лахоре. Полковник выстроил остатки экспедиции и час орал, что не потерпит более никаких вольностей:
- Забудьте все, что было при этом негодяя Жомке! Мы в условиях боевого похода. За малейшее неповиновение буду беспощадно карать, вплоть до расстрела на месте!
Полковника можно понять - экспедиция провалена, но он зря так ненавидит Джима, даже зовет его этим некитайским прозвищем. Верно, это Джим рассказал, будто достаточно раз укусить императора Некитая, чтобы стать властелином всей Азии. Полковник Томсон и повар Ходл пытались, но у них ничего не вышло. Но чем же тут виноват Джим? Надо было тренироваться.
11 авг. Мы вплотную приблизились к Заколдованному перевалу. Местный лама рассказывает, что все это место находится во власти чар духа горы.
- Вам могут открыться ваши прошлые или даже будущие воплощения, сказал он. - Будте начеку - возможны всякие чудеса. А главное, непременно принесите духу горы жертву, без этого он никого не пропускает через перевал.
- Какую же жертву требует дух горы? - спросил наш экспедиционный врач, лейтенант Слейтер.
- Заранее сказать нельзя, - отвечал лама, - бывает по-разному. Но дух горы обязательно даст это понять каким-нибудь способом.
Как все-таки суеверны эти азиаты! Впрочем, в Некитае я и впрямь насмотрелся разных чудес.
12 авг. Сегодня всю ночь снился очень странный сон, причем, все в малейших деталях походило на явь. Как будто бы наша экспедиция достигла верха перевала, откуда уже должна была начать спуск. На вершине стояло какое-то каменное изваяние и рядом росло дерево. Полковник Томсон приказал остановиться и встать строем в форме буквы "L". Потом он повернулся к нам спиной, снял с себя бриджи, исподнее, опустился на четвереньки и самым свирепым и непреклонным голосом скомандовал:
- Сержант Липтон! Сделайте меня жертвой мужеложства!
Я не поверил своим ушам, но полковник повторил приказ. По моей просьбе лейтенант Слейтер произвел медицинское освидетельствование полковника Томсона и признал его полностью вменяемым. Причины для колебаний исчезли, и я был вынужден повиноваться. А куда деваться? - военный приказ!
Потом полковник поднялся и живо спросил:
- Ну что, ребята, - передохнули немного? А теперь начнем марш-бросок! Строевую - запе-вай!
Его так и переполняла энергия. Бегал туда-сюда, как угорелый, сыпал шутками и подбадривал солдат. Оказывается, в нем ещё столько мальчишеского! Я его раньше таким никогда не видел.
Но ближе к вечеру в движениях полковника появилась какая-то заторможенность, лицо его вытянулось, и он еле плелся с отвисшей челюстью и выпученными глазами. Казалось, он внезапно осознал что-то очень неприятное.
Потом мы разбили бивак и легли спать. Я до полуночи ворочался с боку на бок - мне мешали заснуть рыдания полковника у себя в палатке. Движимый угрызениями совести, я заглянул к нему:
- Вам нужна помощь, сэр?
- Не прикасайся ко мне, грубое животное! - взвизгнул полковник.
Очевидно, он меня как-то не так понял.
А утром я насилу сообразил, что все было только сном. Вообще-то мы все чувствуем себя как-то странно. Полковник ходил по лагерю как-то потерянно и весь нахмуренный. Он даже не смотрел в мою сторону. Я обратился к нему с каким-то вопросом. Командир так и вскинулся:
- Не прикасайся ко мне, грубое животное!
- Но, сэр, - неожиданно для себя выпалил я, - это же был ваш собственный приказ!
Полковник побагровел. Повар Ходл поддержал меня:
- Накидываться на человека из-за дурацкого сна!
Полковник побагровел ещё пуще. Тихо и с горечью он произнес:
- Сержант Липтон, вы не имели права выполнять подобный приказ даже во сне!