Чокнутый провел ладонью по лицу и перемазал его сверху донизу собственной кровью, теперь он стал похож на свирепого, но оплешивевшего и окончательно спятившего индейца, который прямо в сию минуту встал на тропу войны.
Но Хреноредьева трудно было взять голыми руками.
- Ну-у, - протянул он, - что я тебе говорил, едрена?! Или ты, Хитрец, чутье потерял? Ты погляди, кто перед тобою стоит?! Это ж контра, едрит его благородие!
- Ты, Хреноредьев, гусеницами обожрался, вот и спятил! заявил Буба.
Но Пак начинал чувствовать к Чокнутому непонятную, не осознанную еще ненависть. Он поддался инвалидову настроению.
- Руки! - резко выпалил он.
- Чего-о?
- Руки в гору!
- Придурок...
Пак пальнул над самой головой Бубы.
- Руки, падла!
Чокнутый неторопливо задрал над головой свои костлявые грабли. Челюсть у него отвисла.
- Обыщи, - приказал Пак Хреноредьеву.
- Это мы в момент! - ответил инвалид и засуетился вокруг Бубы, обшаривая его.
- Точно, придурки!
- Молчать, вражья морда!
Пак не спускал глаз с лазутчика. Он готов был прикончить его при малейшем движении. Да, бдительность и еще раз бдительность! И как он забыл об этом! Прав Хреноредьев, проморгали врага и шпиона, но не беда - вперед наука!
- Нету ничего! - доложил инвалид, закончив кропотливое дело. - Видать, припрятал, гад!
- Ну чего я припрятал? - возмутился Буба.
- Чего надо, то и припрятал! - пояснил Хреноредьев тоном, не терпящим возражений, - У-у, контра недорезанная!
Глаза у Бубы бегали как у воришки, пойманного на месте преступления. Но он ничегошеньки толком не понимал.
- К дереву! - скомандовал Пак.
Хреноредьев толкнул Бубу кулаком в грудь. Пришлось тому подчиниться. Он встал спиной к дереву, прислонился к шершавой коре.
- Так, значит, там нету ничего? - повторил вопрос Пак.
Буба покосился на Хреноредьева и дипломатично ответил:
- Абсолютно ничего.
Хреноредьев меленько засмеялся - противно, разливчато.
- Что и требовалось доказать, едрена-матрена! Враг! Скрывает что-то!
- Потом будешь разговоры разговаривать, - разозлился Пак. - А сейчас снимай с него ремень и руки вяжи!
Хреноредьев исполнил требуемое моментально. Теперь Буба стоял истуканом, со связанными за деревом кистями рук. Он так и не врубился в ситуацию, так и не осмыслил происходящего - и чего эти придурки, недоумки, дерьмом набитые, обалдуи, собираются вытворять?! Может, они его разыгрывают? А может, чокнулись здесь, пока он по округе шастал?! Все для Бубы было странным.
- Придется пытать! - зловеще проговорил Хреноредьев, скрипя деревяшками-протезами. - Тогда, едрена, как миленький сознается!
Для начала он ткнул Бубу кулаком в живот.
- 0-ойей!!! - выкрикнул тот. И дал Хреноредьеву такого пинка своим длинным мосластым костылем, что бдительный инвалид отлетел на середину поляны.
Пак чуть не нажал на спуск. Клешни у него дрогнули, совсем малого усилия не хватило для того, чтоб железяка выплюнула из себя малюсенький кусочек свинца и чтоб тот продырявил Чокнутого насквозь.
- Отвяжи-и! - потребовал Буба.
- Вот сознаешься, тогда и отвяжем, - мрачно сказал Пак.
- В че-е-ем?!
- В чем надо!
Хреноредьев приковылял к дереву. Но подойти вплотную к привязанному не решился.
- Как же мы ету контру пытать будем? - спросил он в замешательстве, почесывая набитый Паковой железякой затылок. Вот незадача, едрена!
- Я тебя, придурок, сам запытаю! - процедил Буба.
- Разговорчики! - встрял Пак.
И немного помолчав, добавил с изрядной долей нерешительности:
- Может, он того - и в самом деле невиновен, а?!
- Невиновен я! - бодро заорал Буба. - Пак, малыш, Хитрец ты мой разумненький, ты вспомни, кто всех призывал покаяться, а?! Кто народ спасал от беды?! Ну неужто бы враг и лазутчик стал бы таким делом заниматься?! Ну, подумай же?!
- К покаянию он точно, призывал, - согласился Хреноредьев. - Но для надежности, едрена вероятность, его все же следует уконтропупить! Я так рассуждаю, Пак, в природе и сообществе гражданском от етого дохляка ничего не убудет, точно ведь?! А порядку и благонадежности прибавится, едрена! Так что, для надежности надо, Пак! Мы не имеем прав быть добренькими!
- А на коленях грехи отмаливать кто звал, а?! - не сдавался Буба. - Кто вас к спасению звал, кто на себя первый удар принимал?!
- Кто, кто! Не ты, Чокнутый! А наш доблестный обходчик, передовик папаша Пуго принял на себя и первый, и последующие удары судьбы, так-то, едреный ты возвращенец!
- Может, и впрямь его шлепнуть? - засомневался Пак. Верно инвалид говорит, не убудет!