Голубой Ютон - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3

Часть 2. Добрые соседи

Глава 1

Вероятно, Кире теперь позавидовало бы абсолютное большинство нынешних детей: крыша над головой, причем очень даже комфортная, кормят до отвала, одевают-обувают, за здоровьем следят — не жизнь, а малина! Но сама себе Кира вовсе не завидовала, ведь за «райскую жизнь» приходилось платить. Точнее, отрабатывать эту жизнь…

Обучением Киры занялась Ярославна. То есть Ярославна разработала специальную программу по обучению именно Киры, а вот воплощать ее принялись сразу шесть учительниц. В первую очередь ей занималась Ира, ведь кто как не учительница русского языка и литературы может научит девочку русскому и литературному языку? Прочим наукам девочку обучали сразу три учительницы-«младшеклассницы»: Юля Щербакова, Маша Павлова и Валя Смирнова. То есть эти трое обучали Киру арифметике, письму, чтению (все же Ира делала упор на устный русский). Вика Соболева учила девочку музыке, а Оля-маленькая обучала ее рисованию. Казалось бы, какие музыка с рисованием, когда буквально жрать нечего? Но ведь есть чего поесть-то, так что такая постановка вопроса шла мимо кассы. Тем более, что Кире музыкальное образование очень нравилось, а «рисование развивает мелкую моторику». Еще эту моторику развивает художественная лепка (ну, или даже не очень художественная), а, скажем, красивая миска или горшок и в хозяйстве лишними не окажутся.

Только благодаря плотной опеке несколькими учителями Кира была занята… в общем, все же Вероника с Дашей следили, чтобы девочка высыпалась. А на простой вопрос Лизы «зачем вы так ребенка мучаете», Ярославна ответила просто:

— Кира у нас одна. То есть как представитель местного населения — и на ней мы просто обкатываем методологию обучения всех местных детишек. Их-то придется обучать, мне кажется, довольно массово, причем в крайне сжатые сроки.

— Я вообще удивляюсь, что девочка с вашим обучением просто не спятила, ведь такие нагрузки…

— С детьми проще, у них разум еще очень пластичен. Да и нагрузки вовсе не запредельные.

— Ага, за три месяца научить человека новому языку практически в совершенстве…

— Адаптированная методика обучения взрослых. Кстати, взрослые гораздо хуже такие нагрузки выносят, но и у них, как показывает практика, из десяти человек восемь за три месяца язык изучают достаточно для свободного общения с носителями.

— Это какая практика?

— Методика еще в семидесятые годы прошлого века разработана была в Академии Дзержинского. Позже — доработана и отшлифована в Мориса Тореза, он тогда еще университетом не назывался… Но русский тут вообще побочный фактор, мы же… Кира эта на самом деле нас учит больше чем мы её. Она нас учит как людей с нынешним менталитетом можно обучать тому, что нам нужно. Мы же не просто так ей уроки даем, мы внимательно анализируем, что она усваивает и как. И с чем у неё проблемы возникают… проблем-то на самом деле даже больше, чем мы изначально предполагали. Девочке-то уже десять, в голову её напихано много чего, что нам хренью кажется, а почти все, что для нас естественно и привычно, она считает просто чудом…

— Это плохо разве?

— Отвратительно! Ее мозг не требует объяснений, потому что все ей непонятное просто относит к области чудес. Нет внутренней потребности многому учиться… но ничего, скоро это пройдет. Похоже, чтобы учиться для нее стало делом интересным, ей сначала нужно многому научиться. И вот тут вера в чудо… точнее, вера в волшебство нам как раз поможет: она делает все что ей говорит Катя даже если ей это и не нравится. Ну а что ей Катя будет говорить по поводу учебы, мы как раз и придумываем… А так — девочка мало что старательная, но еще и довольно сообразительная. Я почти уверена, что года через три она догонит сверстников, которые учатся в обычной нашей школе. То есть… которые не перенеслись…

— Девочки и мальчики, я пригласила вас чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет пушной полярный зверь, — сообщила Марина. — Когда мы попали, у нас было примерно сто сорок килограмм соли. Ладно, тридцать забрала Вера Сергеевна чтобы сделать щелочь, но большую часть остальной мы попросту съели. Мы уже съели почти центнер соли и теперь все наши запасы составляют двадцать килограмм. Если даже сократить нашу убогую норму вдвое, то соли хватит на пару месяцев, а у нас, между прочим, шесть женщин которым в соли отказывать никак нельзя. Так что, во-первых, отныне все будут жрать еду без соли, а во-вторых все будут думать где нам эту соль срочно найти.

— Марин, а раньше норму почему не сократили?

— Потому что потому. Не сообразили, не до того было, а сегодня я просто глазами увидела дно контейнера, в котором соль лежала. Интересно, в Тульской области месторождения соли есть?

— Соли тут завались, только она хранится на глубине в километр-полтора под нами, — ответил Михалыч, — нам до неё не докопаться.

— Значит нет. То есть мы не знаем. Может Кира знает?

— Кира не знает, — в разговор вмешалась Ира, — я по другому поводу с ней разговаривала и она сказала что соль у неё в городе закупают на каком-то торге, на Оке, куда почти месяц плыть. И стоит соль очень дорого.

— У нас всё равно местных денег нет…

— У них тоже нет. Но там умеют делать железные топоры и горшочек соли, она показывала что-то литра на полтора-два, обходится в один топор. У них кузнец какой-то очень умелый, так что город на год покупает соли «очень много», кадушку то есть, которую сама Кира даже поднять не может. По моим прикидкам выходит, что килограмм пятнадцать или даже двадцать…

— А нам на год нужно минимум центнера три, — задумчиво проговорила Марина, — это с сотню топоров потребуется. Да, слишком дорого, нам столько просто не сделать.

— Сделать-то можно, — недовольно протянула Лена, — но не уверена что при таких ценах на этом торге вообще найдется столько соли. На всякий случай мы со Светой постараемся, конечно, но лучше бы придумать где мы сами соль добыть сможем.

— Я читал, что где-то на реке Белой есть солонцы, — внес свою лепту в обсуждение Саша, — в книжке про попаданца какого-то. Только сейчас забыл, как она называется.

— Где-то — это не координаты на карте, пользы от этой ценой информации нам нет совсем. Если самим, то вариантов ровно два: или в Соликамск, или на Баскунчак, — возразил Володя. — Причем на Каме еще искать нужно где эти соляные источники, и потом соль выпаривать…

— Туда мы без корабля не доберемся, а корабля у нас нет, — возразила какая-то учительница, но Леночка тут же прокомментировала:

— И до торга на Оке без корабля мы не доберемся, так что придется корабль построить. А плыть, раз уж корабль у нас будет, нужно на Баскунчак. Карты у нас есть, не промахнемся.

— Может и не промахнемся, но там от Волги до соли километров пятьдесят как добираться?

— Значит построим корабль на который «Портер» влезет. На нём доедем до озера, насыплем в кузов соли сколько влезет…

— А сначала шоссе построим от берега…

— Тогда на «Тигре» поедем.

— А для перевозки этого броневика выстроим крейсер…

— Кира говорила, что Упу ниже Тулиши нигде вброд перейти нельзя, то есть баржа с осадкой в полтора метра пройдет, — заметила Лиза.

— А Волгу у Казани в межень еще в девятнадцатом веке переходили, то есть баржу нужно строить с осадкой в полметра, — возразила Катя, — но сколько «Тигр»-то весит? Семь тонн? Баржа размером три на пять метров уже сойдёт.

— А сама баржа ничего уже не весит?

— Три на семь, согласна.

— Дамы и другие дамы, можно считать что решение принято единогласно, — усмехнулся Михалыч. — Строим баржу три на семь, или крейсер, или еще что-то. И отправляем экспедицию на Баскунчак. А пока не отправили, давайте вы все проекты баржи придумаете, скажете что для неё нужно, и когда всё будет готово, то снова, скажем через недельку, соберемся и примем окончательное решение. Всё равно сбор урожая закончился, грибы в лесу считай пропали — а так и мозгам, и рукам работенка появится. Еще вопросы есть?

Упа замерзла в середине декабря, причем замерзла довольно странно. Несколько дней шел довольно густой снег, и потихоньку поверхность реки стала напоминать кашу из снега и воды, а потом за ночь все это превратилось в сплошной лед. Странность же заключалась в том, что сверху этот лед оказался неровный — куски мокрого снега так и застыли комками. Впрочем, лед на реке никого особо и не взволновал, других проблем хватало.

Уже с середины января Марина на всю еду соли старалась тратить не больше ста грамм в день, так что даже Леночка, случайно увидевшая как Лера обильно посыпает солью кусок рыбы, не преминула в мастерской пожаловаться Вовке:

— Да, Вов, тяжела жизнь честной девушки. Может ты меня соблазнишь? А я тебе потом буду соли в горстке потихоньку таскать…

— Я бы соблазнил — усмехнулся тот, — но соли у нас от этого не прибавится, а Марина Дмитриевна сказала, что без соли это будет сильно вредно для твоего истощенного организма. Вот привезем соли — тогда и соблазню. Ты у меня всего пятая в очереди, если я не путаю…

— Фу, какой грубый мужлан, — засмеялась Леночка, — никакого уважения к органам правопорядка. Когда мы соль привезем, ты мне и нафиг не нужен будешь. Антенну-то сделал?

— Сделал. И даже испытал. Вера Васильевна с Брунн на старый карьер утром ходили, сказали что апертура получается градусов пять всего, может и меньше. Точнее померить не смогли, батарейка на холоде садится быстро.

— Пять градусов тоже очень хорошо. Я по карте смотрела, там всего-то километров тридцать пять ехать. Ну, если не промахнемся по берегу конечно.

— Лен, а я вот что подумал: здесь крошечная речка почти на двести метров ушла. А Волга на сколько? Если по нашим картам смотреть, то промахнуться можно очень сильно.

— Можно, спутников-то навигационных нет. Но Вера сказала что секстан сделала хороший, с ним она по широте максимум километров на пятнадцать ошибется. А там можно и по местности сориентироваться. Гора рядом заметная, не промахнемся. А что?

— Я нашел у Михалыча в библиотеке журнальчик интересный. Вот, смотри: мотор обычный, в смысле бензиновый. Два цилиндра по восемьдесят кубиков, мощность больше десяти лошадок. Если сделать маленький беспилотник… в журнале все чертежи есть.

— А мотора нет. На чертеже далеко не улетишь.

— От соларисовского мотора алюминия прилично осталось, а алюминий алюминию рознь. Этот как раз для моторов, я попробую сделать. Там написано что самолетик летает со скоростью до восьмидесяти километров. И если у Лизы попросить ее Распберри, то с твоим передатчиком и новой антенной можно будет его километров на пятьдесят пускать. Веб-камеры у нас есть, я только не сумею электронные приводы сделать…

— Фантазер.

— Ничего не фантазер. Я про мотор с Ксюшей говорил, она сказала что ничего особо сложного. Бензина у нас сейчас завались, правда хреновый он — так я и мотор под него пересчитаю. Просто если приводов управления не будет, то и все остальное делать незачем. Ты сможешь сделать?

— Схемы есть? Дай глянуть… нет, даже и не мечтай, у нас половины нужных деталей нет и сделать мы их не сможем. А жаль, идея была хорошей…

Осенью по предложению Киры вся окрестная крапива была сорвана и сложена в довольно большой стог. Сбор крапивы закончился уже в конце ноября — причем закончился не из-за холодов, а потому что вся крапива в окрестностях исчерпалась. Девочка показала как из этой крапивы добывать волокно, пригодное для изготовления ниток, и народ изрядно приуныл — поскольку работа была тяжелой, грязной и очень малопроизводительной. Но так как в основном урожай "сельхозкультур" был собран и других «срочных» занятий не нашлось, то большая часть учительниц ею и занялись. Однако уже через неделю после начала "ручной работы", то есть в начале октября, когда первые порции собранной крапивы были готовы для дальнейшей обработки (по рецепту Киры ее требовалось просто на травке повалять-высушить, затем вымочить три недели и снова высушить) Вера Сергеевна, сообщив что "это порнография какая-то получается", процесс слегка модернизировала. "Модернизация" была несложной: перед очисткой волокна стебли крапивы недолго кипятили в не очень крепком щелоке, а затем сушили возле отопительных котлов и мяли их непосредственно горячие — но и такой несложный прием сделал процесс куда как более производительным.

Ну а поскольку стог высотой с дом предполагал появление в скором времени изрядного количества ниток, "инженерная" часть коллектива занялась изготовлением прялок и ткацкого станка. И если с прялками было, в общем-то, все понятно (рисунков самопрялок с разных ракурсов в электронных книжках нашлось немало), то насчет конструкций станков ткацких единого мнения не появилось. Единственное, в чем "конкурирующие организации" пришли к согласию, было то, что "станок должен помешаться в комнате". Что было, в общем-то очевидно, поскольку зимой на улице ткать как-то некомфортно.

Хотя и с зимой появились поначалу вопросы: до конца ноября особых холодов так и не случилось. И не особых — тоже: днем температура держалась на уровне пяти — десяти градусов в плюсе, да и ночью мороза не случалось. В некотором смысле это было даже хорошо, поскольку грибы в лесу не переводились по крайней мере до середины этого ноября, а отдельные боровики попадались и позднее — но дожди, начавшиеся еще в октябре, не давали возможности использовать электропилу в лесу, да и рубить топорами деревья под дождем удовольствие не из самых желанных. Но хуже всего было то, что съедобное зверье попряталось по норам. Людям-то запасов вполне хватало, а вот котики приуныли. Их теперь стало уже семеро: кошка Красавица еще в июне принесла четырех котят. Один котенок был странного темно-бурого цвета с отливом в какой-то даже фиолетовый, один — обычный серый полосатый. А еще два были «все в маму» — то есть оказались пушистыми трехцветными кошечками. Да, кошки — они для украшения жизни в "цивилизованном обществе" заводятся. Однако в условиях натурального хозяйства эти мелкие хищники защищают еду человеческую от разграбления дикой природой в лице всяких птиц и грызунов, а потому подлежат холенью и лелеянью. И когда с самостоятельным прокормом им становится туго… в общем, почти вся мелкая рыба теперь шла на прокорм пушистикам. И не только рыба: почти каждый человек норовил отщипнуть из своей (хотя и не особо изобильной) доли мяса кусочек зверикам. Почти — лишь потому, что Марина категорически запрещала беременным хоть крошку из положенного им рациона отдавать кому-то еще…

Собакам в плане пропитания было все же попроще. Их Лиза давно уже приучила есть разваренный овес, который чаще всего варился на "мясном бульоне", для приготовления которого использовалось все же не мясо, а ранее замороженные заячьи и свиные кости — то есть объедки человеческих трапез. К тому же Марина специально для собак "консервировала" кости уже птичьи, предварительно разваривая их до мягкого состояния в скороварке. Такую "тушенку из костей" она распихивала по стеклянным банкам, которые снова стерилизовались в той же скороварке и затем хранились в холодильнике. Для алабая банка такой «консервы» — небольшая, конечно, но очень неплохая добавка к корму, для лайки — практически половина дневного рациона. А когда Брунн или Леночка добывали какого-нибудь свежего зайца, то псинкам вообще сладко елось.

Ну а уж людям елось вообще замечательно. Пока елось — то есть пока соль совсем не закончится. И поэтому когда в начале декабря наконец выпал снег (причем сразу и "на всю зиму"), вопрос о добыче соли резко обострился. В особенности после того, как из Киры удалось вытащить то немногое, что девочка знала об этой стороне невеселой жизни местного населения.

С солью у нынешнего местного населения было совсем худо, стоила она дорого — за медвежью шкуру, например, соли на рынке давали меньше килограмма, в Кирином родном поселке закупалось её примерно ведро, причем это была годовая доза на "город" с населением… вот тут даже примерно было неизвестно каким. Дома у Киры подсчетом народа никто не занимался, а здесь девочка, хотя и научилась считать "до ста", подсчитать "тамошнее население" все же не смогла. То есть перечислила хорошо ей знакомых человек двадцать, еще столько же знакомых поменьше — и всё. То есть понятно, что там было только взрослых мужиков больше сорока человек, но насколько… впрочем, это было сейчас неважно. И стало гораздо понятнее, почему пассажиров "голубого Ютона" Кира считала людьми очень богатыми: "сиротская" суточная доза соли в пять грамм на рыло, выдаваемая раньше Мариной, для нее казалась неслыханной роскошью. Но учительницы лишь оставшись вообще без соли смогли оценить важность её добычи — и бросились составлять планы экспедиции. В соответствии с заданием, полученным от старика, в первую очередь бросились обсуждать «грядущий флот».

В сроках этих обсуждений Михалыч, конечно же, ошибся. Оказалось, что среди учителей литературы и «младшеклассниц» кораблестроителей развелось чуть больше половины списочного состава, и споры на тему «чей проект лучше» затянулись почти на два месяца. Что, впрочем, на подготовку к путешествию вообще никак не повлияло…

В рассказе Кирки Марину смутил лишь один момент. Сильно смутил, так что она, немного подумав, попросила старшую внучку кое-что уточнить: ее удивило то, что за все прошедшее время ни одна лодка «туземцев» не проплыла мимо поселка. А ведь за солью-то, по словам Киры, они каждый год ходили…

— Так по реке-то очень долго выходит, из всех городов выше по Упе на торг быстрее пешком дойти, — ответила на этот вопрос девочка.

— Там же очень далеко!

— Так не до самого же торга пешком! Надо просто немного по Тулише подняться, потом за день можно дойти до речки Венёва, а по ней до Оки два дня всего. На Венёве от каждого города поселенцы сидят, лодки обиходят, и дорога там нахоженная. А если по Упе плыть, то до того же места от Сежи получится уже больше двух раз по восемь дней. Если, конечно, много чего тащить, то по Упе лучше, а пяток топоров или мешочек соли два мужика быстро дотащат…

С этим вопросом вроде разобрались, вот только Кира в своем рассказе уточнила, что иных причин для живущих в верховьях спускаться вниз по реке вообще нет. Потому что «здесь охотиться все равно нельзя», но объяснить почему, девочка не смогла. И это заставляло задуматься…

Еще до Нового года Леночка с Ксюшей приступили к «модернизации» снятого с «Газели» мотора, так как наличие мотора на планируемом судне никем под сомнение не ставилось, а другого подходящего двигателя просто не подвернулось. По совету Михалыча, который очень хорошо представлял, что нужно сделать чтобы мотор заработал на генераторном газе, они изготовили смеситель, а затем Ксюша, повторив свои «развлечения» с отливкой деталей из алюминия, сделала и небольшой воздушный турбокомпрессор: с ним получалось почти что полностью «сохранить» мощность двигателя. Сам Михалыч ваял новый газогенератор — почти такой же, как и свой старый, но тоже «адаптированный под новые технологи»: внутреннюю камеру он сделал керамическую. Просто металла нужного не нашел. А тот, который нашел, резко ускорил и выбор «оптимального» кораблика.

Одного из корабликов: в процессе обсуждения «мер противопожарной безопасности» Вовкина идея построить небольшой, но железный буксир и большую деревянную баржу для перевозки тяжелого груза победила. И «железный корабль» было решено изготовить из выпрямленных балок дорожного ограждения, которых на мосту оказалось даже с избытком. Их, когда делали «реторту» для пережигания дров на уголь, уксус и древесный спирт, Ксюха научилась немного выпрямлять с помощью двух половинок дубового бревна и двадцатитонного домкрата. Но «в судостроении» эти кривые железки казались практически непригодными, пока Михалыч, подбирая материал для корпуса газогенератора, не сделал из двух отрезков буровой трубы небольшой «прокатный стан», на котором из кривулин получил довольно прямые листы стали шириной в полметра. Ну и толщиной в три миллиметра. Правда, с несколькими дырками — но Михалыч отверстия ловко заваривал кусками снимаемых с тех же балок креплений светоотражателей, а Леночка, начитавшись «специальной литературы», смогла заплатки оцинковать. Вдобавок пообещала, что после сварки корпуса она и швы так же обработает — после чего противников у Вовиного проекта вообще не осталось.

Учителя русского и литературы чем хороши: они умеют читать. И понимать прочитанное тоже умеют, их этому специально учили. Поэтому прочитать Ксюшину книжку по расчету балочных конструкций сумели, а затем, прочитанное все же поняв, смогли с помощью калькуляторов на телефонах и каркас буксира просчитать. Ну а дальше началась простая и понятная всем работа: ломами и кувалдами (все же на самом деле больше гаечными ключами, хотя и кувалдами с зубилами тоже пришлось поработать) нужно было «добыть» из моста опоры барьеров, затем из добытых железяк нарезать куски нужного размера, после этого куски сварить в соответствии с чертежами…

Нарезать оказалось не очень сложно: Михалыч смог, наконец, доремонтировать плазморез, который перед «новогодними каникулами» ему принесли ребята из автомастерской где он отработкой разживался. Оказалось, что очень вовремя Леночка запустила «новый генератор», так как агрегат потреблял семь киловатт, а без плазмореза шансов сделать стальное судно к лету вообще бы не было.

Что же до самих кораблей — их было запланировано к постройке сразу три. "Почти самоходная" баржа для перевозки "Тигра" — то есть баржа, и даже с мотором (от "Портера"), но с опускаемым в воду при необходимости винтом. А без необходимости эту баржу должен был тянуть катер с мотором уже от "Газели", но работающим на генераторном газе — просто потому что дрова в нынешней обстановке найти куда как проще чем дизельное топливо или бензин. «Тигроносец» строился со стальным каркасом и деревянной обшивкой: расчеты на прочность показали, что если каркас делать даже дубовый, то судно получится вдвое тяжелее. Еще один "корабль" представлял из себя уже совершенно деревянную несамоходную баржу, на которой собирались переправить в нужное место прицеп, сделанный из остатков "Газели" и "Портера". По сути — простую телегу с автомобильными колесами и на рессорах (на последнем настояла Леночка, пояснив, что без рессор езда со скоростью даже в пять километров по дикой степи будет уже очень экстремальным приключением).

Катер построили быстро — то есть быстро все нужное заготовили и даже сварили каркас из перил, снятых с моста. Все остальное отложили на весну — просто потому что никто даже теоретически не мог представить как тащить хоть и небольшой, но все же очень тяжелый кораблик к реке. С баржей оказалось посложнее: месяц ушел только на расчеты прочности настила, на который предстояло поставить семитонный автомобиль. А еще изрядно времени потребовалось на то, чтобы придумать как раскладной трап от КамАЗа к барже приделать. Проще всего получилось с понтоном для прицепа: по сути это был большой деревянный ящик, который, особо даже не задумываясь, сколотили из свеженапиленных дубовых досок. Здесь самым сложным было наковать нужное количество гвоздей — но зато гвозди получились очень даже крепкие. Потому что Света и Лена героически раздолбили кувалдами еще один обломок рухнувшей балки моста и наковыряли оттуда арматуры — а Михалыч сказал, что для таких сооружений на арматуру идет все же не гвоздевое железо, а вполне себе легированная сталь. Собственно, кузнечихи арматуру и наковыряли для того, чтобы кой-какой инструмент еще сделать, но арматурины с края пешеходного перехода были довольно тонкими и гвозди из них ковались быстрее. Впрочем, из куска "толстой" арматуры девушки выковали новую пилу к циркулярке и результатом остались довольны…

Еще за зиму удалось провернуть одно очень важное мероприятие. Когда температура опустилась до двадцати (что почти случайно совпало с планами работы) насосы отопительных систем переключили на бензогенератор, а затем всего за пять часов работы на электростанции Михалыч с кучей помощниц поменял мотор с генератором на «запасные» и теперь с электростанции можно было всегда снимать до двадцати киловатт. Вовину идею «использовать оба генератора одновременно» пришлось «отложить»: хотя газогенератор мог обеспечить топливом оба мотора да и масла теперь на них хватало, запустить два аппарата никак не выходило просто потому что они работали на разных оборотах а маховик имелся лишь один. Впрочем, теперь электричества хватало и на холодильники, и на станки (если их включать все же по очереди): на улице все еще холодало и моторы холодильников, стоящих в неотапливаемом гараже, включались не часто.

"Снежная голодная холодная зима", начавшаяся в декабре, больше всего радовала именно небольшими морозами: отправляясь на «экскурсию» народ все же тулупами не запасся, а морозы в районе пяти градусов никого особо не беспокоили. Детей же вообще радовали: ведь из липкого снега так удобно лепить снеговиков! По каковому поводу Лера, глядя на резвящихся малышей, меланхолично сообщила, что "повезло нам попасть в римский климатический оптимум". Действительно "оптимум": за всю зиму температура опустилась до двадцати градусов лишь однажды ночью, а днем обычно держалась в районе минус пяти — семи. Что особенно радовало Лизу и Марину, которые продолжали собирать хоть скромные, но урожаи помидор в двух теплицах. Лизин парник, покрытый карбоновыми листами, за осень тоже преобразовали в теплицу, сварганив в ней батареи из двухдюймовых труб, снятых с моста. И построив рядом с ней печку, в которой вода для этих батарей нагревалась. Электричества на подсветку хватало, дров для отопления — тоже. А помидоры — это же столь необходимый витамин!

Поскольку тепла и света хватало, а огурцы сами по себе завяли еще в сентябре, в тепличках вместо огурцов теперь росли разные салаты, лук зеленый и даже редиска. Правда Ирина лопала только помидоры и иногда жаловалась на острое желание сожрать лимон целиком (что было пока неосуществимо), а вот Лариса с удовольствием трескала лук и редиску, обильно приправляя их солью. У Нины пристрастие оказалось и вовсе другим: она чуть ли не каждый день потихоньку "объедала собачек", выпрашивая у Марины "консерву из костей". Чаще всего ей хватало пары ложек, но иногда она и всю банку целиком проглатывала… хотя банки-то небольшие были, четырехсотграммовые.

Лера налегала на жареную рыбу, причем, по мнению Марины, сильно пересоленную, а Лида лопала яблоки как не в себя. Лишь Людмила Алексеевна "пищевыми извращениями" не страдала — если, конечно, не считать того, что ела она теперь раз по пять-шесть за день. Но, как постоянно повторяла Марина, беременным все можно — ну, кроме того, что нельзя. И пока что ни у кого этот тезис возражений не вызывал.

Пока что "занимались решением демографической проблемы" только эти шестеро. Прежде всего именно потому, что врачи пришли к единодушному выводу, что "больше пока не прокормить". Не едой, с ней-то пока все было довольно неплохо, проблема была главным образом с солью. Если нет соли, то нет соляной кислоты. Не вообще нет, а в желудке — и женщина любую еду просто не переварит. А так как ей приходится выкармливать уже двоих, то она — женщина эта — начнет "переваривать" уже себя…

И именно поэтому почти все всеми силами старались подготовить экспедицию за солью наилучшим образом, и не сколько "для себя", сколько "для будущих поколений": детям ведь соль тоже нужна. Почти все — но не все. Света и Лена не вылезали из кузницы, Алёна большей частью сидела в своей лаборатории, творя всякую фармакологию. Кира — та вообще (после знакомства с самопрялкой) только пряжей в свободное от учебы время и занималась. Маркус с Сашей под руководством Екатерины тоже чего-то творили. Что же до Ксении, то она половину времени сидела за книжками, а половину — в мастерской. Теперь-то ограничений на использование станков не стало…

Примерно до третьей декады февраля длилась эта непривычная зима, а затем как-то неожиданно для всех наступила весна. И удивила весна всех не тем, что началась она рановато, а тем, что лед на реке исчезать стал вовсе не так, как все себе представляли: сначала посередине реки появились быстро разрастающиеся промоины, а затем лед и возле берегов стал быстро таять. Никакого ледохода, разве что отдельные льдинки, оторвавшись от берега, проплывали вниз по течению…

Но главным в этой весне стало то, что началась «эпоха плодоношения». Причем началась она в конце февраля, когда Красавица принесла пятерых котят. Красивые получились котята: три «все в маму» трехцветные кошки и два рыжих кота, очень похожих на Лизиного мейнкуна. С учетом первых четырех котят, родившихся летом, поголовье «мелких хищников» достигло двенадцати — но вопрос чем их кормить, пока не возникал: мясо в запасах далеко еще не закончилось, так что и кошкам перепадало достаточно.

А на следующий день после появления на свет котят в «первом» курятнике — в котором поселили леггорнов — было снесено первое яйцо. Вообще-то Люда говорила, что яйца куры начнут нести еще в ноябре-декабре, но то ли кур не лучшим образом содержали, то ли зимой куры нестись не собрались, так что первый результат все увидели в лишь феврале. Увидели — и через три дня съели: яиц стало четыре — как раз по одному на младших детей, а оставлять первые яйца на высиживание Люда не посоветовала.

Снег полностью сошел в первых числах марта. И немедленно началась подготовка к очередной посевной — которая была гораздо более простой, чем прошлой весной. Так как с дизельным топливом стало получше, "на поля" выпустили трактор — который всего лишь за день всю доступную землю и распахал. Просто земли было все же не очень много, а изготовленный в кузнице хоть и паршивенький, но все же трехкорпусный плуг мог пахать быстро, так что все четыре с половиной гектара за день успели и вспахать дважды, и проборонить.

Собственно к посевной приступили во второй декаде марта, когда земля под ярким солнышком немного прогрелась, и в этот раз процесс тоже шел с использованием "малой механизации". То есть совсем "малой": две "слегка доработанных" ручных сеялки все же "механизация" не ахти, но с ними процесс идет всяко быстрее. Даже если их приходится тащить по полю, впрягаясь по трое. Народу-то много, немножко потаскал агрегат, устал — можно передать его другой ломовой учительнице. Правда некоторые несознательные гражданки попытались «донести до руководства» мысль, что дизельный мотоблок технологически превосходит простых тягловых баб. Руководство — в лице, в данном случае, Люды, хмыкнув, «не возразило» — правда заранее предупредив, что вся ответственность за воплощение мысли в жизнь возлагается на мыслителей. А чуть погодя сообщило, что пока мотоблок не будет вытащен из грязи и отмыт, на обед мыслители могут не рассчитывать — а в процессе вытаскивания могут еще раз подумать, стоит ли направлять в промокшее поле довольно тяжелую машину с десятидюймовыми колесами…

Овсом засеяли примерно два гектара, с четверть ушло под просо. Подсолнухи заняли пресловутые "шесть соток", нашлось место и гороху, и фасоли. Небольшое поле под капусту вскопали (уже безо всякого трактора) рядом с рекой — впрочем, пару грядок капусты Марина посадила и рядом с забором — «поближе к кухне», а на "приусадебных грядках" посадили уже капусту цветную. Но большую часть "приусадебных грядок" заняли морковка, свекла, лук, репа, турнепс. И, конечно же, кабачки…

И картошка. Собранную в прошлом году все же посадили на расчищенном от леса гектаре, а здесь на грядках посадили выращенную из семян рассаду. Людмила Алексеевна сказала, что это позволит получить посевной материал, не зараженный всякими болезнями. Правда из этой рассады клубни вырастут размером с лесной орех — но вот на следующий год… Теперь слова "следующий год" все воспринимали очень серьезно.

Всего полей получилось чуть больше пяти гектаров, но когда народу много, причем народу, вооруженного знаниями и даже некоторыми умениями, то ничего сложного в такой работе нет. Ну сделали работу — и сделали, все нормально и даже в чем-то обычно. Ну впервые на планете трактор в поля пустили — и что, мы что ли трактора не видели? Ну картошка на Руси с подсолнухами — эка невидаль. Что может быть обычнее картошки? А вот то, что сделала Ирина…

Ирина всего-то навсего родила дочку. Первую девочку в "новом" времени. Восьмого марта, поэтому и пахота, и посевная прошли мимо населения маленькой колонии "под знаком Катеньки". Ирина именно так дочку назвала — после того, как ей, едва отдышавшейся, Катя принесла небольшой подарок. Всего-то шесть пеленок, но это были пеленки, сделанные из крапивы, спряденной Кирой и сотканной самой Катей. На сделанном ею же (с мальчишками) ткацком станке. Подшила пеленки Марина (Катя со швейной машинкой еще не освоилась), Вера Сергеевна схимичила какой-то "отбеливающий" состав, после которого ткань хотя и осталась серой, но стала очень мягкой и гладкой. А Оленька, которая вблизи наблюдала за всей этой суетой старшей сестры, просто вышила на одной из пеленок синими нитками имя "Катя", вроде как "подпись главного дарителя"…

И в результате фурор произвела не только маленькая Катя, но и Катя большая — которая объяснила всем, что "станок-то быстро работает, но еще материи наткать — так ниток нет, Кира не успевает прясть"… после чего половина женщин с удесятеренной силой набросилась на оставшиеся залежи крапивы. Ну а другая половина все же продолжила подготовку к походу за солью. Поэтому младенцы у Ларисы и Нины в начале апреля родились уже без особого ажиотажа…

Глава 2

Весь май подготовка к «соляной экспедиции» носила уже характер всеобщего помешательства. Леночка вообще почти не спала, пытаясь из найденных в разных местах радиодеталей сделать радиостанцию, способную работать хотя бы в радиусе пары сотен километров. Одна такая у нее была — но только одна, в «Тигре», но «Тигр»-то должен был уплыть! Конечно, ее можно было с машины и снять, но тогда экспедиция оставалась бы без радио. А во всей обнаруженной литературе схем средневолновых радиостанций вообще не было.

Скорее всего, у нее ничего бы сделать и не получилось, но на подмогу бросилась Женя Сорокина. Радист из нее был, конечно, вообще никакой, но знания обычной физики, как оказалось, очень помогают при решении подобных задач. И в результате радио с «Тигра» перетащили на катер, для поселка Леночка собрала радиостанцию размером с небольшой комодик, а «довеском» у нее получилась и маленькая рация (размером со средний чемодан и весом под двадцать кил), по расчетам способная устанавливать дуплексную «телефонную» связь в радиусе до полусотни километров. На самом же деле, так как детальки были попросту выковыряны из разного радиохлама, у Леночки получилось что «слушать» станцию с «Тигра» девайс мог и на более дальнем расстоянии, а вот передавать так, чтобы было слышно на «Тигре», эта рация гарантированно могла на расстоянии километров с двадцати.

Ксюша тоже не вылезала из мастерской, правда тем, что она там делала, никто особо и не интересовался. И так понятно было, что вовсе не баклуши она там била, а появление новеньких — и латунных — патронов под ПМ всех окончательно примирили с раздающимися из мастерской в том числе и глубокими ночами звуками. А то, что «подходящую латунь» девушка сама сварила в специально изготовленной печке, все поняли из не очень связной ругани, которой она эту печку периодически крыла. И из ее разговоров с Верой Сергеевной, которая рассказывала Ксении, как с практически цинкового крана «аккуратно содрать» покрывающий его никель…

В этой же струе крутился и Вова: как «лицо, особо приближенное к Главному Энергетику», он в гальванической ванне делал тонкие медные листы, затем из отожженной меди выдавливал оболочки пуль и в них запрессовывал свинцовые сердечники. Что сильно огорчало Михалыча, но он (да и вообще никто) так и не смог придумать какой-либо приемлемый способ изготавливать пули со стальными сердечниками, так что приходилось тратить дефицитный свинец.

Большинство же женщин занимались непосредственно «кораблями», ведь деревянные корыта нужно было еще и тщательно просмолить перед спуском на воду. Но любая работа когда-нибудь заканчивается…

Десятого июня к экспедиции все было готово. Почти все, осталось только кабину от "Портера" взгромоздить на катер — ее изначально предполагалось поставить в качестве рубки.

— Ну что, подруги, завтра ставим кабину, потом немного покатаемся, посмотрим как все работает — предложила Леночка.

— Девочки, я понимаю что все вы устали как собаки, — тихо сказала Марина, — но у нас осталась последняя пачка соли. Ее только мамашкам молодым на месяц хватит, а вам три тысячи километров в один конец… Пусть кто-нибудь останется, поруководит, а я сама кабину эту поставлю с мальчиками, вы только скажите как.

— А все лень-матушка, хотела я еще ночку в теплой кроватке поспать… всё, грузимся. Кабину завтра утром на ходу пришпандорим, а сейчас погода хорошая, не намокнем и не простудимся без неё. И только пять вечера, до темноты мы по течению километров пятьдесят уже пройдем. Все погрузили, ничего не забыли?

— Вот, возьмите на всякий случай — Ксюша протянула Леночке что-то напоминающее короткое ружье. — У буровых труб сталь хорошая, я три штуки сделала — стреляет нормально. Это под патрон от "Макарова", шестизарядный. Не автомат, конечно, перезаряжать как помповик…

— Ксюша, солнышко, у нас патронов к Макарову четыре магазина…

— Да, а вот патроны, я успела сто восемьдесят штук сделать. То есть больше сделала, просто остальные на пристрелку потратила. И инструкцию написала, возьми. Семь стволов в случае чего лучше чем четыре…

— Ты права, спасибо. Надеюсь, что не пригодится, но лучше с ними. Все погрузились? Надя, если мы через десять минут не отплывем, будешь неделю по кухне дежурить! Марина, я поняла: месяц. Через месяц соль будет, обещаю…

То ли неправильно подсчитали мощность газелевского мотора после перевода его на газ, то ли просто посудины получились обтекаемыми, но уже через три часа после отплытия Леночка крикнула во всё горло:

— Надя, выключай свою топку! Малый ход! И Иру сюда зови!

И крикнула она это потому что вдали на берегу показался… населенный пункт. Когда к Леночке поднялась Ирина, она поинтересовалась конечно причиной срочного вызова.

— Вон, сама смотри. И если это тот самый город, о котором Кира говорила, то…

— Что "то"?

— То у нас вообще столица мира, вот что!

— Ты забыла, что именно вокруг нас вообще вся вселенная крутится, так что насчет столицы ты права. А это, наверное, упомянутый город и есть. Других-то поселков мы вообще не видели, а тут…

— У берега лодки в воде. Берег обрывистый, тут постоянного причала нет — а лодки не убраны, значит еще не спят. Но все же вечер… проходим мимо?

— Конечно не спят, до заката еще часа два. Давай причалим, у берега вроде достаточно глубоко. Есть одна идея…

— И какая?

— По крайней мере узнаю, правильно ли я выучила местный язык.

— Так Кира-то из другого города, ты думаешь у них язык одинаковый?

— Надеюсь что да. Точнее, уверена, ведь Киру-то именно сюда собирались замуж отдавать. Если бы язык был другой, то или бы научили, или бы… нет, те, кто на другом языке говорят, почти наверняка враги… причаливаем. Только я одна пойду.

— И куда ты пойдешь? Тебе еще дочь растить, или забыла?

— Я, надеюсь, на их языке хоть как-то, но говорю, а значит я точно не враг. Вы же кроме подозрения ничего не вызовите.

— Ясно. Но если что, то я их всех перестреляю. А ты на всякий случай броник надень, и вообще…

Полтора километра до "города" — если этим словом можно было назвать небольшую деревеньку, окруженную плетнем — корабли проплыли минут за десять. Как Ира и предполагала, у берега глубина была достаточной для катера с осадкой в полметра, так что сойти на берег для нее оказалось нетрудно. И сошла она, одетая так, что даже Леночка удивилась, а уж что подумало местное пейзанское население…

Наверное не зря Ира долго обсуждала с Лерой потенциальные нравы хроноаборигенов, но приоделась она явно с целью их поразить. Молодая женщина ростом под метр-восемьдесят в болотно-зеленых брюках (от старой рабочей формы электриков, которую Михалыч запас для работ на природе) поверх броника еще надела оранжевый рабочий жилет со светоотражательными полосами и яркой надписью "Тулэнерго" на спине, а на голову напялила полицейскую каску — правда, с поднятым забралом. На поясе у нее висел топор, нож — из тех, что кузнечихи отковали из старых (и совершенно некондиционных) роликов от вагонных подшипников, попу прикрывала малая пехотная лопатка в брезентовом чехле из запасов Лизы. Еще — Леночка даже не поняла, когда и откуда Ира его достала — ПМ в кобуре.

Ну, если ее целью было произвести фурор, то она ее достигла. Местные поначалу столпились было на берегу — ведь даже просто чужая лодка наверняка не каждую даже неделю здесь появлялась. Но когда Ира сошла на берег, небольшая толпа отхлынула и замерла, а Леночка, судорожно сжимая в руках карабин, пыталась понять, что же там, на берегу, происходит.

Ира что-то произнесла, помолчала несколько секунд, затем снова что-то явно спросила. Какой-то мальчишка бегом бросился в "город", а через пару минут оттуда вышел высокий мужик… по сравнению с остальными пейзанами высокий, все же ниже Иры сантиметров на семь. Мужик подошел к Ирине, они о чем-то недолго поговорили… Ирина достала топор, протянула мужику. Затем подняла с земли камешек, огляделась, положила камешек на воткнутое у берега бревно к которому были привязаны лодки и, взяв топор обратно, рубанула по камню. И снова протянула топор мужику.

— Похоже, она ему топор толкнуть хочет — прошептала над ухом Леночки Надя. Вообще-то Надежда Егоровна "в той жизни" была преподавателем младших классов и некоторые ее "школьные привычки" Леночку несколько раздражали. Например, привычка пояснять очевидные вещи — но, вероятно, без таких привычек трудно маленьких детишек обучать. Ведь вещи-то эти очевидны взрослому человеку, а чтобы они стали очевидны и малышу, нужно чтобы ему кто-то это объяснил, причем объяснил неоднократно. Спокойно и без раздражения, поэтому Леночка тоже старалась "не раздражаться":

— Вот только зачем?

— Может у них что-то очень для нас нужное есть?

В этот момент Ирина, выслушав собеседника, повернулась и поднялась обратно на катер.

— И о чем вы поговорили? — поинтересовалась Леночка.

— Потом. У тебя вроде был стакан от джема Махеевского?

— Почему был? Он и сейчас есть.

— Давай его сюда. Вернемся — я тебе свой отдам.

— Ладно, бери. И свой себе оставь, только зачем он тебе?

— Потом! — и Ира со стаканом в руке сбежала обратно на берег.

— Сдается мне, что она теперь твой стакан им продать хочет, — не удержалась от актуального комментария Надя.

— Пусть продает, главное, чтобы она это с пользой проделала.

Мужик стакан разглядывал куда как дольше, чем топор, но затем что-то сказал, повернувшись к своим соплеменникам, и тот же мальчишка снова ускакал в "город". А минут через пять из "ворот" этого города вышла женщина в расшитой одежде, несущая небольшой мешочек. Ирина его развязала, сунула туда палец, облизала его и, довольно кивнув, медленно пошла к катеру. Но через пару шагов вернулась, сняла с пояса нож, отдала его мужику и радостно, чуть ли не бегом поднялась на борт:

— Так, девочки, мы им дали напрокат топор и стакан. Точнее, в залог за соль. Тут ее килограмма полтора, на обратном пути мы им соли вдвое больше вернем…

— Ир, ты точно не дура?

— Дома соли килограмм, и эти полтора нам дают фору минимум в месяц. А нам, между прочим, плыть три тысячи километров вниз по реке, а потом три тысячи вверх. При том, что носимый запас дров на катере у нас на неделю плаванья. Так что вы сейчас быстро плывете обратно, отдаете Марине соль… она паршивая, грязная — но Марина очистит, это не сложно. А мы — я имею ввиду меня и экипаж баржи — на дизеле скатываемся вниз по реке километров на десять-пятнадцать и там дожидаемся вас.

— В следующем городе?

— Нет. Этот местный вождь сказал, что следующий в двух днях пути. Если Кира не ошибалась в своих рассказах, то это километров сорок-пятьдесят получится. Только учти: вам нужно нас будет догнать не позднее завтрашнего полудня, а лучше раньше, часиков так в восемь. Потому что эти — Ирина показала рукой на берег — завтра нам вслед на лодках своих рванут. Мы для них все равно чужие, могут попробовать и пограбить. Мы-то отобъемся, но надо ли это?

— Понятно. Ир, а ты чего мужику нож отдала?

— А это просто подарок. За то что понял меня и помог. Я ему сказала что соль нужна срочно, для беременных женщин… без этого он не соглашался, говорил что через месяц-полтора можно ее на торге легко купить.

— А потом мы такие тут с солью приезжаем…

— Я сказала, что мы на дальний торг едем, туда где наш товар люди брать готовы.

— И какой же такой наш товар, который ему не нужен и на ближнем торге не нужен?

— Я ему показала, — улыбнулась Ира, — он согласился, что здесь такой товар никому не нужен. Бумажку нашу туалетную…

С бумагой все вообще случайно получилось. Так как дети в школе должны не только читать, но и писать, им требовалась бумага — а тратить «книжные» запасы было очень жалко. Так что вопрос о ее производстве возник практически сразу. И сразу же и "решился": в какой-то книжке нашли упоминание о том, что газетная бумага делается якобы просто из истертой в пыль древесины. Михалыч попыхтел, достал откуда-то два новеньких точильных круга толщиной по пять сантиметров — и за неделю сделал из них, ржавой водопроводной трубы, старого детского велосипеда и пластикового бака механизм, который истирал в пыль деревяшки и делал из нее некую "бумажную массу". Больше того, оказалось, что эта "масса", налитая на тонкую капроновую штору, действительно превращается в некое подобие бумаги. Только рыхлой и не очень прочной —"просто промокашка какая-то", как ее охарактеризовала Марина, однако для гигиенических нужд вполне годной и в женском коллективе весьма востребованной именно из-за "промокашечных" свойств. Поскольку в движение "механизм" приводился деревянным многолопастным пропеллером, обслуживания практически не требовал а "продукции" выдавал достаточно для удовлетворения всех соответствующих потребностей коллектива, он так и работал почти без перерывов. Просто чуть позже на него обратила внимание Вера Сергеевна, которая предложила "промежуточный продукт" сначала слегка поварить в щелоке, а затем в уже промытую массу добавить еще кой-чего — и тогда уже получалась бумага годная хотя бы для письма в школе. Но это требовало лишних усилий, так что именно «туалетная бумага» оставалась наиболее массовым продуктом. Никому, понятное дело, кроме уже существующих потребителей, не нужная, а потому у большинства женщин постоянно лежащей «на всякий случай» в кармане.

— А как ты представляешь, что мы в восемь вас нагоним?

— Обыкновенно. Через час закат, еще час сумерки… километров двадцать вверх вы сегодня пройдете, если спорить не продолжите. А рассветать начнет в минут пятнадцать четвертого — так что в пять вы уже дома, отдаете соль — и пулей вниз. По знакомому пути да без прицепа вполне успеете.

— Допустим. А почему ты не с нами?

— Потому что я для них здесь главная и я еду на торг. А ты, Леночка, у меня на посылках… давай, заводи уже, я на баржу…

— Это почему ты главная, а не я?

— Потому что у тебя нет оранжевого жилета, а у меня есть. Давайте уже, плывите, время не ждет!

В некоторых деталях Ира все-таки ошиблась: катер в восьми часам успел только до поселка доплыть, так что встреча с баржей случилась уже после полудня. Но в чем-то "специалистка по языку" оказалась и права: "местные" на трех лодках догнали баржу еще около десяти утра. Были у них какие-то намерения нехорошие или нет, узнать не удалось: когда Юля Щербакова, назначенная капитаном баржи, при виде лодок шустро развернулась и пошла им навстречу, почему-то две лодки остановились, а мужик с третьей, приблизившейся к барже метров на двадцать, как-то робко поинтересовался, а уж не нужно ли путешественницам еще чего-то, например шкур или еды — а то "они были бы рады поменять свой товар на такой же топор или нож, как вы в залог оставили"…

Переговоры так до подхода катера и продолжались — главным образом потому, что Ирина, местным наречием владеющая все же не очень хорошо, долго не могла понять что же мужики хотят на самом деле. В конечном итоге она пришла к выводу, что местные их грабить специально не собирались и в самом деле просто отправились "на соляной торг" — который, по словам их вожака, вообще-то функционировал с начала лета и почти что до зимы. А хитрые аборигены, отдав почти всю соль проезжающим, решили за новой скататься чуть раньше чем обычно это проделывали. Соль сейчас вроде стоила дороже чем через месяц будет, но мужики и купить-то ее хотели немного, только утраченный запас пополнить. Конечно, имелись подозрения, что при случае женщин и ограбить могли: здесь и сейчас это было делом обычным — собственно поэтому на торг сразу двадцать мужиков и отправились чтобы самим не стать ограбленными, но явных попыток не замечалось.

После прихода катера "высокие договаривающиеся стороны" решили, что "вместе плыть веселее". А через полтора часа, глядя на взмокших гребцов в лодках, Леночка предложила взять лодки на буксир. Селяне, выяснив, что за это им придется всего лишь дрова рубить на остановках, причем выданными для этого железными топорами, немедленно согласились: работу лоцмана они, собственно, и работой не считали. Лодки-то их плыли с той же скоростью, что и караван "пришельцев", но для этого парни гребли изо всех сил и было видно, что они окончательно измотались…

Поначалу у женщин все же были опасения, что мужики могут себя повести "неадекватно" — но они вскоре развеялись. Сразу после того, как Леночка, увидев на берегу оленя, его подстрелила из карабина, а Ира попросила "хронотуземцев" его притащить на баржу. Там просто берег был невысокий, причаливать было чревато посадкой на мель, а лодка-то легкая… В общем, оленя на баржу привезли, после чего мужики на лодках долго что-то тихонько обсуждали, а затем их вожак (которого звали Жван), перебравшись на баржу, подарил Ире две рысьих шкуры и начал робко выспрашивать, действует ли их "колдовство" только на оленей или же годится "на любого зверя".

В разговоре она — причем совершенно случайно — узнала, почему для местных полсотни километров по реке считаются за два дня пути. Просто, как оказалось, расстояние они измеряли исключительно двигаясь вверх по реке, а "каша долго варится", так что в путешествиях местные останавливались на ночевку уже в районе часов пяти, разбивали походный лагерь (фактически, готовили или — чаще — расчищали старое костровище), а затем эту кашу часа три и варили. Поэтому концепция печки на палубе баржи привела вожака в состояние эйфории — а когда он увидел, что девушки рыбу удочками прямо с борта ловят на ходу, он вообще впал в экстаз. И, впавши, ушел к себе на лодку — а вернувшись, подарил Ире три красивых белых шкурки. Очень красивых, и Ира не удержалась:

— Жван, а таких шкур у вас с собой много?

Мужчина насторожился:

— Мало, и мы их будем на соль менять. Соль нам тоже очень нужна.

— И сколько соли дают на одну такую шкурку?

— За одну нисколько, — парень даже удивился, — за половину сороки можно взять… — далее он произнес не очень понятное слово, означающая объем, как поняла Ирина после довольно долгих уточняющих расспросов, примерно с кастрюлю, в которой сейчас варилась каша. Литра три… — У нас теперь неполная половина сороки, но вы отдали нам шкуру оленя…

Ира уже ознакомилась со странной "сорокаричной" системой счета, и "сорока" было чуть ли не единственным словом нынешнего языка, которое понимали все "попаданки". Вот только если верить Кире, значение числа "сорок" сейчас колебалось от тридцати двух и до сорока восьми, в зависимости от того, что считать.

— Тогда послушай. Мы едем за солью, и мы вернемся через сорок дней и дадим вам за половину сороки таких шкур соли на четверть больше чем вы сможете взять на торге. А сейчас мы туда приплывем, вы шкурки менять на соль не будете, мы поменяем пять топоров и отдадим соль вам. А через сорок дней сами к вам вернемся и возьмем все шкурки, в обмен на соль, и дадим соли больше чем на торге.

— Сорок дней? Вы умеете дни в связки собирать?

— Нет, это мы так считаем. Если каждый день добавлять к связке одну шкурку, то сорок дней пройдет когда получится сорока шкурок…

— А вы точно вернетесь? Вы же хотите плыть вообще за мурому!

Ага, вот еще знакомое слово…

— Мы постараемся. Но если мы не вернемся, все шкурки останутся вам и вы сможете сами поехать на торг. А чтобы у вас была соль до нашего возвращения, мы сначала ее для вас купим на торге…

"Запасные" топоры теперь были: после того, как Ира наглядно убедилась в том, что сейчас стальной топор — это очень ценная вещь, на катер погрузили их дополнительно двадцать штук. А то мало ли, а рельсы — их пока две штуки нетронутыми стоят. А если еще и арматуры из моста наломать…

Лишь позднее, и не Ира, а Оля большая (которая тоже изучала местный язык, просто пока еще лишь азы освоила) сообразила, почему переговоры с Жваном шли так долго и сложно. Она шла на буксире и переводила указания назначенного Жваном "лоцмана" — а заодно и "языковую практику" подтягивала. И в силу слабого владения языком не сразу поняла, что, собственно, спросил этот молоденький парнишка:

— Вы, наверное, все великие колдуньи: ваша глава оставалась на той лодке, а эта и без нее не тонет. Или она может железо так заговорить что оно всегда тонуть не будет?

И лишь вечером, когда он предложил не останавливаться у показавшегося нового "города", до нее собственно дошло, о чем парень говорил:

— Мы здесь всегда на ночь останавливались, но за это нужно отдать шкуру рыси с каждой лодки. А у нас только одна осталась… А вы можете для нас заколдовать одну шкуру чтобы из нее получилось три?

— Леночка, я поняла: они считают нас могучими волшебницами и, мне кажется, очень нас боятся. У нас же даже железо в воде не тонет! Кстати, если мы поплывем не останавливаясь, то следующий город ожидается где-то в районе Калуги. До темноты еще час примерно, так что если мы еще километров десять проплывем, то нынешнюю Калугу увидим завтра к обеду. А здесь… мальчик говорит, что кормят только хорошо, но очень дорого… и вообще я бы поостереглась пока проводить ночь в окружении туземцев.

— Как скажешь, плывем дальше. Но туземцев-то мы с собой на буксире тянем, так что остерегаться тебе еще долго — Леночка засмеялась.

— Не, это уже ручные туземцы, для них мы великие волшебницы и они нас боятся до дрожи. Однако мужики есть мужики: каждый боится, но каждый боится показать другим что боится, так что с ними нам ничего не угрожает. К ним даже с грязными намерениями приставать бесполезно: они со страху ни на что уже не способны.

— Значит ты уже попробовала поприставать? Вероника же предупреждала что антибиотиков у нас практически нет.

— Очень надо… я язык по возможности изучаю, разговариваю о разном. И вижу, что они нас боятся. Кстати, в этой деревне, мимо которой мы проплыли, живет чуть больше восьмидесяти человек и сколько-то детей. Интересно, что детей они вообще не считают. И непонятно когда у них дети становятся взрослыми.

— Незнакомое слово?

— Просто непонятно. Они вообще странно считают, пятерками, восьмерками и сороковками. Вдобавок возраст они считают не с рождения, а с какой-то даты сильно после, но я не про это. Я про то, что о чужом городе парнишка все рассказал, а о своем молчит как партизан.

— А ты не выдумываешь? Если они нас боятся, то чего же с нами-то плывут?

— А не знаю. Но думаю, что они нам стараются угодить просто. Ну, чтобы порчу какую не навели, а может надеются, что если нам угодят, то потом какие-то пряники им обломятся.

— Ну конечно, пряников у нас просто завались, куда девать не знаем…

— Это ты думаешь, что пряников нет, а для них…

— Ладно, завтра расскажешь, а мы, кажись, приплыли: смотри какой туман опускается. Надя, гаси кочегарку, бросаем якорь и ждем утра… или к берегу пристать? Вроде левый достаточно крутой…

— Лен, парень говорит что у левого берега вставать не нужно.

— И почему?

— Сейчас спрошу… Говорит, что там какой-то плохой торг, называется "Унда", и к ним можно только днем заходить… Давай, Ира спросит, а то я не понимаю половину слов.

— Я понимаю: будем на якоре стоять посреди реки. И стоять будем тихо, а завтра посмотрим что к чему. Лоцман наш со своими на тот берег собрался? Скажи что мы с самым рассветом отходим, пусть не расслабляются, ждать мы их не будем. Если что, так в лодках доспят…

Глава 3

Туман рассеялся с первыми лучами солнца, так что "плохой торг", лежавший километрах в трех от места ночевки, с реки было видно — когда уже проплывали мимо — очень хорошо. И, похоже, это был уже "настоящий" город, а не деревня, огороженная плетнем, как два ранее встреченных: на высоком берегу, практически у самого обрыва поднималась довольно высокая стена длиной за сотню метров.

— Кирпичная? — спросила Оля у Леночки, разглядывающей стену в бинокль. Театральный, который откуда-то завалялся у Марины, но бинокль.

— По цвету не похоже, скорее глина. Или кирпич необожженный, что, впрочем, одно и то же. Народу, правда, отсюда не видно, ведь снизу вверх смотрим, но, думаю, нас они заметили. Ладно, мы спешим, может на обратном пути заглянем. Или не заглянем: пусть Ира мужиков поподробнее расспросит об этом интересном городишке…

К полудню доплыли до "нынешней Калуги", которая называлась "Угра" и была опять небольшой деревней, а на ночевку остановились, по прикидкам Леночки, в районе Тарусы (где никакого города не было). Следующая остановка была "в районе Коломны", причем на этот раз — в "городе" с названием (по речке) Коломань, где у Жвана оказалось немало знакомых. И даже родственников: мать его была из этого поселка. А к вечеру следующего дня караван добрался и до "промежуточной цели путешествия": торга.

— Похоже, словом "торг" местные называют как раз город со стенами, — сообщила Леночке Ирина, перебравшаяся на катер. — Я порасспрашивала: в том "торге", который мы прошли не останавливаясь, никто и ничем не торгует… то есть товаров не завозят со стороны, купцы не заезжают. И он "торгом" зовется только потому, что стены у него настоящие, да кое-какое производство местное имеется, причем не только для внутреннего потребления. Там, по словам Жвана, жителей около двух сотен, непонятно только, это мужиков или вместе с бабами, и это детей не считая, а здесь уже… не знаю, "сорок сороков" это еще число или уже эквивалент выражения "до фига", но, судя по пейзажу, народу здесь может быть и за тысячу.

— То есть мы патронов маловато взяли?

— Здесь мы воевать точно не будем, местные за порядком следят и пришлых купцов особо оберегают. А мы для местных вообще не купцы: ничего не продаем, ничего не покупаем… в смысле оптом, лавку и склад не арендуем, ночевать не собираемся — так что и никаких поборов с нас не будет.

По слова Жвана торг открывался, когда тень от стоящего напротив ворот столба достигала середины створа. По часам Леночки это случилось около девяти — и только тогда (опять-таки по подсказке Жвана) Ира, Оля и пятеро мужиков во главе с самим Жваном на лодке переправились на берег: если сойти раньше, то тогда нужно было «заплатить за ночлег». Сколько, Жван не уточнил, а, возможно, и сам не знал: по его словам они всегда только за день расторговаться успевали.

Собственно торговля шла на небольшой площади у этих самых ворот, и занимались этим только мужчины — но Ира с Олей тоже пошли туда, в основном из любопытства. Так как на сегодняшний день с Жваном обо всем уже договорились, он довольно быстро поменял топоры на два довольно больших деревянных ведра с солью: судя по всему, качественные топоры местным купцам пришлись по нраву и получил Жван гораздо больше, чем ожидала Ирина. Однако уговор есть уговор…

Оля-большая с любопытством разглядывала местный рынок. Хотя, собственно, разглядывать-то и нечего было, разве что экзотические "прилавки", сделанные, очевидно, из расколотых пополам и кое-как обтесанных стволов очень немаленьких деревьев. Прикрытых навесами из длинных щепок, которые Оля решила считать "дранкой" — все же торговцы учитывали вероятность осадков и товар прикрывали. В отличие от себя самих: эти торговцы сидели (если сидели) на лавках, сделанных тоже из бревен, но небольших, безо всякого укрытия от непогоды. Впрочем, погода была хорошая, а сидели торговцы мало, в основном ходили, разговаривали друг с другом — и зорко посматривая на покупателей. Которых было как бы не меньше, чем торговцев — но они были: утром к берегу причалили еще четыре лодки.

Откровенно говоря, Оля ожидала что-то похожее на восточный базар, с крикливыми зазывалами и приставучими продавцами, но здесь было тихо и спокойно. Хотя и рынок был невелик: всего-то с десяток "прилавков", сбоку — что-то вроде небольшой спортивной трибуны, где на лавках, поставленных в три ряда, тихо сидели люди. Причем это "трибуна" была единственным местом, где были и женщины, и дети.

Оля подумала, что другой Оле (Оле-маленькой) здесь было бы интересно: все же учительница "изо" неплохо рисовала и ей наверняка захотелось бы написать картину с "древним торгом". Но сейчас ей было не до рисования, ее Алёна яростно обучала таинствам науки фармакопеи, а картина — она все равно окажется не лучше, чем фотография. Потом эти фотографии Лариса изучит, сделает какие-нибудь полезные выводы, а Оля — если очень захочет — пусть картину с фотки перерисует…

Задумавшись, она не сразу поняла, что ей сказал подошедший старик. Поэтому как-то на автомате она переспросила:

— Ке? — а затем с возрастающим интересом стала его слушать.

За долгую жизнь Тимон перенес немало страданий, но и хорошего тоже в его жизни было немало. Особенно в последние года четыре, когда Олкаба стал его постоянно брать в торговые походы. Сам Олкаба тоже языков знал немало, но теперь старался обучить торговым делам и старшего сына — так что Тимону несколько лет даже работу не назначали, только в разговорах Макенту — сыну Олкабы — с иноземными торговцами и помогать нужно было.

Но все хорошее заканчивается вместе с хорошим хозяином. Когда Олкаба неожиданно умер, Макент попытался продать старого раба на местном рынке, но, выяснив, что старик никому и даром не нужен, просто бросил его в далеком торге. Решил, что и сам хорошо может с иноземцами о торговле договариваться. Как же: даже за мед, который он покупал, чтобы тело Олкабы домой довезти, отдал почти вдвое против возможного…

Тимона Макент бросил, и даже старую хламиду ему не оставил. А кому старик вообще нужен? Недели две ему удавалось как-то находить пропитание, но в последний раз, когда удалось накопать корней водяного тростника, какие-то люди его поймали и сильно избили, сказав, что вокруг торга на день пути чужакам запрещено ловить рыбу и зверя, а так же отбирать у рыб и зверей пищу. Хорошо еще, что Макент не знал про фибулу, которую Тимону подарил Олкаба. Булавки от нее Тимону хватило на три дня не очень голодной жизни, а продать саму фибулу… здесь ее продавать просто некому, да и скорее ничейного раба просто убьют, если про нее узнают. Но если на торге появится покупатель, который не знает, что старик всего лишь брошенный раб и достаточно солидный, чтобы оценить брошь…

Вчера вечером к торгу пришли три больших корабля, которые привезли что-то непонятное. Что было на первом — вообще было не видно, нутро его было закрыто настилом. Во втором стояло что-то прикрытое странным болотного цвета полотном, а в третьем стояла (целиком!) огромная повозка, доверху груженая какими-то ящиками. Но груза было много, а значит, и купцы были, скорее всего, не бедными.

Когда они вышли на торг, Тимон поначалу расстроился. Высокого парня в дорогой одежде он уже встречал в прошлые годы, он приезжал издали торговать шкурами, мехом и покупал только соль. А с ним пришли, как с разочарованием выяснил старик, вообще две женщины, хотя одежда на них была не женская. Но и не мужская — очень необычная одежда. Однако торг — это торг, здесь народ очень разный бывает… парень, как всегда, пошел к торговцам солью. Но вместо того, чтобы предлагать им меха и шкуры, достал из мешка топоры. И сказал, что это топоры не простые, а сделаны волшебницами, которые даже железо могут заставить плавать!

— Я им помог в их путешествии, и они решили меня отблагодарить. Сказали, чтобы я топоры эти поменял на соль, и они мне потом часть соли за помощь мою оставят. Мне сказали поменять потому что по нашему они говорят плохо. А топоры не простые, наш кузнец о такой зубило из черной бронзы затупил, но на топоре даже царапины не осталось! А потому я хочу за пять таких топоров получить…

Дальше Тимон и слушать не стал. Где были его глаза?! Вот у той госпожи в странном наряде даже сапоги… красные сапоги! Потемневшие, но явно же красные! И не знают языков тутошних. Но не гречанки, и не ромейки — но если они свой путь дальше держат, то может быть им нужен будет человек, способный с людьми объясняться?

Тимон подошел к нездешней женщине и, с трудом вспоминая забытые слова, робко спросил ее, не потребуются ли уважаемым матронам знаток многих языков. Спросил, естественно, на латыни…

Пока Жван торговался с купцами, Ирина тоже немного прошлась по рынку, попробовала поговорить с некоторыми торговцами. Без особого успеха — с ней и разговаривать-то стали только двое, а остальные просто демонстративно от нее отворачивались. Но и того, что ей сказала эта парочка, похоже, хватило. Когда мужики поволокли довольно тяжелые… все же правильнее это было бы назвать "кадушками", Ира, схватив Олю за руку, чуть ли не бегом направилась к лодке. Та, кивнув собеседнику, поинтересовалась:

— У нас проблемы?

— У нас проблем нет. И долго, надеюсь, не будет. Но все равно быстро уходим. Больше ничего не покупаем, ничего не продаем. Не знаешь, Надя котел гасила?

— Не гасила.

— Отлично, отплываем сразу как на борт поднимемся. Отойдем километров на двадцать — остановимся, расскажу что узнала. Это не срочно, а вот валить надо побыстрее…

— Если бы мне раньше сказали, что за пять дней добраться из Тулы в Рязань — это невероятно быстро, я бы удивилась… нет, наверное, просто бы рассмеялась — поделилась впечатлениями Юля.

— В любом случае это не наша Рязань, наша километров на пятьдесят выше по реке. Хотя да, мы бы может и час лишний потратили на дорогу. Лично меня больше всего удивило, что этот торг и сейчас уже называется именно Рязанью — ответила Оля.

— Резань он называется, Резань. Я уже раз десять уточняла — Ирина уже успела получить от экипажа почетное звание "граммар-наци" и всеми силами его укрепляла. — И пишется название именно через "е".

— Интересно, хоть один житель Рязани в курсе, как название города пишется? И есть ли среди нынешних рязанцев хоть один грамотный? — усмехнулась Оля.

— Если не считать этого бедного старичка, то я видела по крайней мере двоих — ответила на шпильку подруги Ира. — Двоих из тех двух, с которыми поговорить успела, кстати.

— Интересно, а на каком языке они пишут? — спросила Надя. — Ведь до Кирилла с Мефодием еще лет… много должно пройти.

— Пишут они, по крайней мере то, что я видела, греческими буквами… ну, издали похожими на греческие. А на каком языке — не скажу, я греческого не знаю.

— А старика спросить?

— Деду не помереть сейчас основная задача, потом спрашивать будем. Может, он и соврал что писать умеет… кстати, как он?

— Лучше уже. Надя как раз окуньков наловила, так что пока густым бульоном его поим. Завтра, думаю, можно будет потихоньку и гущи давать… а ты хитрая, увела у местных банку соли!

— Не хитрая, а предусмотрительная. Это Жван хитрый: знал, что наш топор против местного вчетверо дороже будет, а нам не сказал. Ну да ничего, ему всяко потом с нами торговать еще придется, отыграемся. А так хоть по дороге за солью не будем пресной жраклей давиться.

— И сколько нам еще плыть?

— Осталось две тысячи километров… ну, чуть больше. Сейчас световой день почти семнадцать часов, Волга впадает в Каспийское море со скоростью пять километров в час, так что в идеальных условиях доползем за шесть суток. С учетом того, что дрова на ходу рубить у нас не выйдет, то неделю минимум. Я бы закладывалась на десять дней, — поделилась прикидками Леночка, — но еще неизвестно сколько мы на месте будем искать место где можно на берег съехать.

— Поскорей бы… нам же обратно плыть вдвое дольше — пожаловалась в пространство Ира.

— Будем стараться. Кстати, а почему нам так срочно сваливать-то потребовалось?

— Этот юный идиот Жван сказал торговцу, что топоры наши из волшебного железа сделаны и потому такие прочные.

— Но мы же им топоры уже продали…

— А еще он сказал, что у нас из волшебного железа и корабли сделаны, а на кораблях этих плывут только двенадцать слабых женщин, которых он по пути защищал. Я думаю, что нам стоит патроны все же экономить…

— Ты из-за этого не взяла проводников у Жвана?

— Нет. Думаю, пока не стоит всем показывать и Баскунчак, и даже "Тигра" нашего. Соль они, я специально спросила, откуда-то с Волги возят, причем добывают не очень далеко от Нижнего Новгорода, то есть неподалеку от места впадения Оки. Правда сейчас считают, что это в Оку впадает река Волога… в общем, несколько дней вверх по Волге и далее пешком — но чужих туда не пускают. Соль каменная, поэтому и грязная такая, да и не очень ее там много, нам не интересно будет — тем более пешком по лесу ее тащить. А нам нужно соли очень много.

— Ну тонны полторы-две думаю нам надолго хватит.

— Мы еще килограмм полтораста Жвану за меха отдать должны будем — у них же мехов и на осенний торг припасено немало, но это мелочь конечно. Оля, ты там видела скамейки сбоку?

— Это где зрители сидели? Да, а что?

— Это не зрители, это рабы сидели. Кто хозяев с торга ждал, а кто и на продажу выставлен был. Со второго ряда — это товар сидел. Обратила внимание, что там детей много?

— И женщин… хотя вроде там и мужчины были.

— Больше всего как раз детей. Так вот, ребенок лет до восьми стоит на торге — если в пересчете на соль — где-то полкило. Дальше интереснее: девочки чем взрослее, тем дороже, взрослые — а они становятся взрослыми когда рожать годятся — уже килограмма три, а то и пять, в зависимости от упитанности кстати. А мальчишки почти не дорожают, взрослый парень где-то в килограмм-полтора обойдется. Ну это если он ничего делать не умеет, то есть не ремесленник: не куёт, не строит, не…

— Не ткет?

— Нет, тут пряхи и ткачихи — исключительно женщины, их всех с детства учат. Потому девочки и дорожают с возрастом. Я просто не уточняла, что еще тут сейчас считается суровой мужской работой. Но это не очень важно. Важно что если мы успеем через месяц вернуться, то сможем рабов купить сколько захотим. А через полтора всех может и продадут уже: работорговцы с юга приходят после сбора урожая, ну чтобы два раза не ходить…

— И ты собираешься рабов покупать?!

— Собираюсь выкупать детей из рабства.

— Дело хорошее, но сможем ли мы их прокормить?

— Вот об этом как раз по дороге и подумаем…

Думать пришлось не очень долго. Путешествие шло спокойно, немногочисленные "города" проплывали мимо. Однако расчеты Леночки не оправдались: добыча дров требовала времени больше чем ожидалось, так что за сутки редко когда удавалось плыть больше двенадцати часов. Вдобавок иногда приходилось и останавливаться на ночевку пораньше: Леночку беспокоили изредка попадающиеся на реке группы лодок, старающихся «подплыть поближе» к каравану и она старалась выбирать для ночевок места «побезопаснее»: где-нибудь в середине реки, но чтобы якоря держали кораблики достаточно прочно. Впрочем, кроме некоторого любопытства, встречные суденышки ничего подозрительного не демонстрировали.

Один раз за все время пути (судя по изгибу реки, где-то в районе будущей Самары) обогнали караван из шести очень больших лодок — но там река уже была шириной под километр, так что разошлись "мирно" даже не приближаясь друг к другу. А еще через пять суток караван приплыл "куда надо".

— Если по звездам смотреть, то мы, наверное, приплыли. И вон там берег вроде подходящий, можно выгрузиться. А куда ехать — это мы завтра посмотрим.

Утро было тихое, чему Леночка особенно порадовалась: ей очень не хотелось запускать коптер в ветреную погоду. Унесет его куда-нибудь — и всё… Но погода была тихая, небо — безоблачное. Вот только солнце светило "не туда, куда надо", так что часов до десяти женщины занимались в основном рубкой дров, благо на берегу деревьев хватало. А когда солнце поднялось достаточно высоко, Леночка запустила коптер и осмотрелась…

— Так, гора виднеется примерно в том направлении, а река… ага, если мы уйдем километров на пятнадцать-двадцать вниз по реке, то по суше сэкономим километров пять. И здесь овраги какие-то… плывем дальше.

Вторая остановка Леночку порадовала больше:

— То, что надо: и берег чистый, и обрывов не видать. Выгружаемся. Ира, ты здесь остаешься за старшую, с тобой остаются Юля и Надя. И Оля, вы пока рыбку, что ли, половите… тут до озера километров тридцать-сорок, езды часа три. Быстрее не поедем, тут нор суслики небось нарыли, а нам в них попадать явно не стоит, подвеску разбитую мы не починим.

— Может лучше завтра с утра?

— Лучше. Но мы поедем сейчас потому что времени у нас просто нет, мы и так сюда на три дня опоздали. И если мы сейчас отправимся, то к закату вернемся, а завтра и за второй порцией скататься сможем. Нас восемь человек, накопать соли по пять ящиков — работы на час. Успеем.

Дорога на озеро заняла все же часа два: степь оказалась ровнее, чем думала Леночка, и она — сама того не замечая — ехала все быстрее и быстрее. Уже через час на горизонте ясным ориентиром поднялась гора Богдо, а там и гладь озера показалась. То есть показалось, что это была гладь, а, когда машина уже заехала на белое поле, выяснилось, что "гладь" эта больше похожа на огромный и очень колючий коралл. Который громко хрустел под колесами…

— Все, дальше не поедем, а то еще колесо проколем — Леночке этот хруст не понравился. — Соли и тут уже сколько хочешь, так что выгружайте ящики и начинайте копать, — и с этими словами она первая выскочила из машины. Взяла лопату и попробовала сковырнуть красивые колючие наросты.

— Да, девочки, насчет часа на погрузку я погорячилась, — посетовала она на суровую природу, выразив степень этого сетования еще в нескольких словах.

— Лен, а ты тут попробуй, — весело возразила ей Бруннхильда, легко зачерпнувшая полную лопату соли с четко отпечатавшейся на поверхности неглубокой колеи.

— Это ты очень вовремя заметила, — обрадовалась та, — но шины прицепа все же побережем. Отцепляйте его, я на "Тигре" немножко покатаюсь здесь кругами.

Когда Леночка закончила нарезать круги, возле прицепа уже стояло с десяток заполненных солью ящиков. Лопат — то есть "Больших Совковых Лопат", которыми было грузить соль очень удобно — было всего четыре, так что Леночка потянулась к обычной.

— Лен, ты нам ящики пустые под погрузку подавай. Тоже работа нужная, а тебе еще машину назад вести. Мы и без тебя справимся, так что лучше не мешай, а еще лучше — следи чтобы мы прицеп не перегрузили. Ящики-то тяжелые получаются, а взвесить их перед погрузкой не на чем. Надо было весы, что ли, у Марины взять…

— Ага, и терминал карточный у Ксюхи. Считали же, в ящик килограмм тридцать помещается. В кузов ящики в два слоя — уже три тонны выйдет. Так что двадцать ящиков кладем в "Тигр".

— Ты на рессоры смотри, соль-то у нас крупная получается и рыхлая, может только две и будет. И лучше уж немного лишнего привезти чем недобрать.

— Жадины вы все, — хихикнула Леночка и, достав откуда-то из недр "Тигра" большие полипропиленовые мешки, стала наполнять солью и эти "нештатные емкости": — Мне Ира перед отъездом опять напомнила, что полтораста кил мы еще Жвану должны будем отдать. А в "Тигре" место еще есть.

— Мы же туда двадцать ящиков погрузим!

— И двенадцать мешков. Они маленькие и на них вообще сидеть удобно. А головы пригнете если что…

Когда все сто ящиков легли в прицеп а мешки с солью расположились на сиденьях «Тигра», Даша усмехнулась и достала из-под сиденья "сумку с сумками" — большими клетчатыми баулами:

— Я так и знала, что и для них место найдется…

Когда же все уже уселись в машину, Брунн не удержалась от вопроса:

— Лен, а почему ты взяла именно двенадцать мешков? Заранее померила сколько на сиденья поместится?

— Ну да, конечно, — Леночка радовалась, что "добыча соли" заняла столь недолгое время. — Я только и думала, чтобы каждой из вас по мешку под задницу досталось… У Марины от собачьего корма только двенадцать мешков и было, так что… Жалко, что рация не добивает, уже порадовали бы девчонок что за одну поездку управились.

— Нам еще до них плыть недели три.

— Нам до них ехать часа три, я про катер говорю. Они там, небось, со скуки дохнут нас дожидаясь…

На корабликах чего-чего, а скуки никто не испытывал. Сначала действительно половили рыбу, потом ее почистили и частично сварили. Поели, потом еще немного дров нарубили. Ну а так как в топку газогенератора можно было только небольшие чурбачки засыпать, Надя с Юлей попеременно стали палки кромсать на сделанных Ксюхой рычаговых ножницах, которые справлялись с дубинками толщиной сантиметров до семи. Легко справлялись, но все равно работа была не из самых легких, и девушки в общем-то ни на что вокруг не отвлекались.

Оля просто отдыхала, сидя возле рации, а Ира разговаривала с Тимоном. Язык народов, окружающих попаданцев, он знал не то чтобы очень хорошо, но зато знал кучу других языков — и, главное, знал обычаи многочисленных народов, живущих "на юге". Но когда разговор зашел о народах, населяющих степь вокруг Баскунчака, Тимон почему-то замолчал, а затем стал что-то неразборчиво бормотать.

— Тимон, я тебя обидела вопросом? Про них нельзя говорить?

— Всё плохо. Меня они просто убьют потому что я старый. И вас они убьют, но может и не сразу. Здесь у них наверное переправа через Итиль, а мы нашли к ней путь по воде…

— Кто убьёт? Почему?

— В Танаисе их называют массагетами, они живут от реки Танаис до Итиля. И по берегу Гирканского моря. А здесь они ходят через земли скифов за рабами, и если кто их тут увидит, то будет немедленно умерщвлён. Им нельзя ходить через земли скифов…

— Кого в Танаисе как называют?

— Вот тех всадников, которые гонят к переправе полон. Их много, наверное больше полусороки, а вас всего четверо, и из оружия только маленькие ножи. Меня они убьют быстро, а вы, если не желаете претерпеть страшные мучения, можете зарезать себя сами…

— Отобъемся, — огрызнулась Ира, надевая каску. Карабин был закреплен у двери рубки, так что в этом у нее сомнений не было. — Но Лена была права, надо было отойти от берега…

— Это бы не спасло, у них где-то между островками спрятаны лодки. Лошади Итиль переплывут и сами, а люди и рабы на лодках. Лодок, чтобы такой полон перевезти, нужно восемь или больше. И они не будут подходить близко, просто закидают вас стрелами и подождут пока вы обессилите от ран, так что ваши ножи не пригодятся в битве.

— Не закидают. Юля, Надя, прячьтесь за бортом, там сердитые туземцы нас убивать скачут!

От большой группы людей на берегу в самом деле отделились четыре всадника. С луками, стрелять из которых они начали еще издалека. И довольно метко стрелять: с баржи донеслось громкое ругательство и за Надей, ползущей в трюм, размазалась по палубе красная полоса…

— А Юля молодец, соблюдает технику безопасности, — прокомментировала увиденное Оля, поднявшаяся в рубку с "автоматом" МЦ-21. — Ксюхин подарок не снимает… Ир, патроны под "Макарова" у нас все на барже?

— Не знаю, но пара магазинов у Юли точно есть. Ей хватит, мы же здесь тоже не зрителями устроились?

— Это точно. Посмотрим, как этим… как их, массаракшам, понравится турбинка двадцатого калибра, — ответила Оля, поднимая ружье.

— Погоди, солнышко, я их из карабина приласкаю. А то тебя отдачей просто снесет нафиг. Ты раньше-то пулей из него стреляла?

— Только дробью по гусям…

— Вот и побереги плечо, от пули отдача раза в три сильнее, я раз пальнула — так дня два рукой пошевелить не могла — порекомендовала Ира, прицеливаясь. Но первый выстрел прозвучал с баржи, и первый всадник сковырнулся с лошади. Однако быстро вскочил на ноги — похоже, пуля попала по животному.

— Юле неудобно оттуда стрелять, но мы это сейчас поправим, — прокомментировала Ира и выстрелила. Снайпером, как выяснилось, она не была — но пуля свалила с коня другого всадника.

— Ира, дай сюда карабин, я-то хоть по птичкам стреляла, а ты только в тире, да и то вряд ли.

С баржи раздалось еще несколько выстрелов, и оставшиеся два всадника тоже "спешились", однако половина из оставшихся теперь тоже довольно резво поскакала к берегу.

— Наденька не сильно пострадала, только злая стала — вон как метко ворога лютого ласкает. Всё, остальные не пойдут…

— А вот и лодки, о которых я говорил, — подал голос Тимон. — Матрона Ирина, когда они подойдут, вы меня пожалуйста зарежьте: теперь, когда вы убили их воинов, они всех, кто останется жив, принесут в жертву своим богам, а это очень больно.

— Команды бояться не было! — огрызнулась Ира. — Оля, а картечь есть у тебя?

— Соображаешь! А я вот не додумалась… там с синими гильзами посмотри, их с десяток должно быть.

Нападающие грохот выстрелов почему-то не связали с гибелью своего авангарда. И лодки шли прямо к кораблям со стоящими в полный рост лучниками. Наверное, мощь "скифских луков" историки сильно преувеличили: от первых выстрелов, сделанных метров с восьмидесяти, ни одна стрела до кораблей просто не долетела. Однако девушкам очень не понравилось то, что стрелы оказались "зажигательными"…

— А вот это по-нашему, по-бразильски! — прокомментировала Оля выстрел из ружья, после которого голова одного из лучников разлетелась лопнувшим арбузом.

— Блин, забыла патрон с турбинкой вытащить! — взвыла Ира, потирая плечо. — И вообще я в другого целилась.

— Ничего, и так неплохо вышло, — ответила Оля, свалив еще одного лучника из карабина. А два выстрела с баржи "уронили" еще одного. — Конечно с полусотни метров в ростовую мишень промахнуться трудно, но можно. И радует, что дикие туземцы даже сесть в лодке не догадываются…

— Но не радует, что не сворачивают. Они нас массой завалят…

— Ага, завалили одни такие, — злобно усмехнулась Оля, вставляя в карабин уже третью обойму. — В четыре ствола с тридцати… двадцати метров… Ты стрелять-то собираешься?

— А всё уже, не в кого стрелять. В лодках никого не осталось, а на берегу… испугались и ускакали, — хмыкнула Ира. А затем, услышав автоматную очередь и последовавшие за ней частые одиночные выстрелы, устало добавила: — недалеко, похоже…

Глава 4

В "Тигре" стрельбу услышали издалека — по рации, поставленной, как и договаривались, на "прием". Однако на крики Брунн никто не ответил, и Леночка, наплевав на подвеску, рванула со всей возможной скоростью. А кочевники, сообразившие наконец, что их "убивают громом" и рванувшие в степь, выскочили из-за пригорка прямо на несущийся автомобиль…

— Вовремя вы, — встретила Оля выскочившую из "Тигра" Леночку с автоматом в руках.

— А какого хрена вы на наши вызовы не отвечали?!

— Некогда было, у нас тут дело неотложное возникло… Кого ты из автомата-то приласкала?

— Да так, выскочили там одни… Вроде всех положили, Брунн осталась уточнить.

— Уважаемые матроны, мне приказать собрать имущество? — на берег сошел, наконец, Тимон. И не просто сошел, а уже прогулялся до сидевшей возле деревьев небольшой группы "полонян".

— Давай, хотя что там может оказаться ценного?

— Да дофига всего, — ответила Оле Лена, — у них даже острия копий и стрел медные. А мы столько гильз потратили…

Где-то через час все трофеи были сложены в большую кучу на берегу. Тимон приказал несостоявшимся рабам "собрать всё" и внимательно проследил, чтобы приказ был выполнен буквально, так что в куче лежало и оружие, и стреляные гильзы, и одежда, и какой-то малопонятный хлам…

— Ладно, медь нам пригодится, украшения эти… на золото похоже или это латунь? Тоже пригодится, а одежда…

— Всё берем. А вот что делать с полоном этим?

— Цивилизованность наша нас и погубит: они нам нафиг не нужны, но… Лодки вон у того берега застряли… цепляем их и людей туда посадим. Кстати, весла здесь тоже есть, так что пусть гребут чтобы не сильно нас тормозить.

— Ага, тут гребцов-то два с половиной человека, — выругалась Оля, оглядев столпившихся людей. — Мальчишки и девчонки, а так же их родители числом в пять человек. Тимон, кто они и откуда?

— Взрослые здесь из народа мокси, два кузнеца и трое лучших вышивальщиц из города, что на реке Мокса. То есть один кузнец, другой говорит что он грек из Тиритаки, но я не знаю где этот город. А дети взяты с народа ерси, что живет у реки Сура. В Танаисе дети со светлыми волосами стоят дорого, а в Пантикопее еще дороже…

— Так эти… как их… они что, до Суры проскакали? Или даже до Мокши?

— До Суры им ехать нужды не было, на половине пути до Суры есть большой торг, где много разных рабов. А эти массагеты забрали рабов у купцов, которые их на другой рынок гнали.

— Как тут все непросто… — меланхолично заметила Ира, — ну да ладно, здесь их оставлять — все равно что убить. Так что в любом случае придется их тащить. Лодок много, веревки у этих… кочевников есть. Грузим всех и отплываем.

— А кормить их чем будем?

— Рыбы здесь дофига… разной. Кстати, откуда можно соль взять? Из мешков или лучше из ящиков? — несколько отвлеклась от темы Юля. — Надя среди прочего наловила селедки дофига, я засолю на радость нашим мамашкам. Рецепт вроде помню…

— Засоли если делать нечего. А нам в любом случае отсюда валить надо. Что стоите? Цепляйте лодки!

— Ира, с лодками на прицепе мы месяц возвращаться будем, если не больше. И потом…

— И потом они все насквозь вшивые, — добавила Даша. — А что у них внутри, я даже представить боюсь.

— Девочки, не ссорьтесь, — вмешалась в перебранку Лена. — Рядом с тем местом, где мы утром останавливались, есть прекрасный островок. То есть заваленный всякими дровами, наверное половодьем нанесло. Идем туда — как раз до заката успеем, там учиняем банно-прачечную ночь…

— Уважаемые матроны, если вы не собираетесь забрать лошадей, то невольники просят узнать, можно ли им нарезать немного мяса. Их последний раз кормили вчера утром…

— …! Надя! То есть Юля! Дай им ведро, ножи, пусть быстро нарежут мяса помягче, языки например. На все им пятнадцать минут, потом все в лодки и уходим! Ночью всех моем, стрижём налысо — они все равно рабы. Одежду в кипятке ополоснем… и подумаем что дальше делать.

Через пятнадцать минут отплыть не получилось: то ли Тимон не так передал поручение, то ли сам его неправильно понял, но освобожденные сначала принесли к берегу ведро, наполненное языками, а затем, как-то запалив костер, начали резать кусочки конины уже себе.

И через час не получилось: Тимон физиологически не мог понять, почему нужно бросать лошадиные шкуры. Да и гнать от костров явно изголодавшихся людей, жарящих на палочках куски мяса и пожирающих их столь жадно, ни у кого рука не поднялась, так что пришлось заночевать на месте. И, хотя Тимон гарантировал, что "больше никто не нападет", ночка оказалась "весёлой". Потому что одна из рабынь — первая же, к которой Даша подошла с ножницами — предложила ее просто убить, но волосы срезать она не даст. Ира, которая помогала Даше «общаться с народом», несколько удивилась тому, что речь «мокшан» оказалась для неё совершено понятной, но её удивление никто не разделил: не до того всем было.

— Что-то еще от вшей предложить можешь? — рявкнула на подошедшую Дашу Леночка. Она пыталась привести в чувство Брунн, которая, после того как отошла он стресса, впала в глубочайшую депрессию: одно дело издали стрелять, но вблизи смотреть как режут (ну, не режут, а пикой закалывают) не до смерти подстреленных мужиков — это, мягко говоря, очень неприятно. А смотреть как это делают, в общем-то, дети… Про себя Леночка еще тихо порадовалась, что когда Тимон с двумя взрослыми кузнецами и несколькими мальчишками «освобождали» лодки, никто из женщин за этим не следил.

— Можно керосином попробовать, только у нас керосина нет. Я думаю, солярка подойдет?

— А я знаю? Может и не подойдет, но керосина-то нет, так чего спрашиваешь?

— Керосин нужно в масле растворять для этого. Один к десяти…

— Поняла, а у нас масла нет…

— Есть гусиный жир, одна бутылка неполная осталась.

— Даша, ты хочешь чтобы я тебя стукнула или просто пристрелила? Делай что хочешь, а от меня отстань!

За вечер, правда сильно затянувшийся, удалось как-то вымыть всю толпу полонян. Причем с мальчишками, подгоняемыми Тимоном, вообще серьезных проблем не было: он сказал, что его самого так мыли (что было почти правдой: ему-то голову все же не керосином, а настоем ромашки от вшей отмывали), так что те по пятнадцать минут с полиэтиленовом пакетом на голове сидели спокойно. А с бабами и девицами было хуже, первых трех Даша буквально пинками заставила сидеть не дергаясь. Леночка уже почти смирилась с тем, что оставшихся предстоит пинать до утра, но когда наступили сумерки и она включила освещение, все оставшиеся бабы и девицы заткнулись и беспрекословно выполняли всё, что требовала медсестра. Если учесть, что освещение обеспечивали две «обычных» фары от «Портера» и две ксеноновых от «Солариса», а к ним еще добавилась фара-искатель с «Тигра», то иллюминация вышла знатная, и она-то, скорее всего, просто напугала детишек, никогда не видевших ничего ярче костра. Зато более-менее отмыть полон все же получилось, хотя последних (конкретно баб-вышивальщиц) приводить в порядок закончили уже заполночь.

Ну а пока длилось это развлечение, у Леночки выкроилось время подумать как всю эту толпу везти в поселок, и в результате первоначальные планы были коренным образом пересмотрены. К каравану прицепили только две лодки, причем пустые, а полонян всех посадили на последнюю баржу. Такое решение Леночка предпочла по одной-единственной причине: на барже (как и на двух других посудинах) были поставлены хоть и самые примитивные, но функциональные гальюны, а как полоняне будут справлять нужду в лодках — Леночка представить себе не смогла. Зато она очень хорошо представляла, что останавливаться каждые пару часов для «девочки налево, мальчики направо» возможности просто не будет. Тимон, уже завалившийся спать, был разбужен и отправлен выбирать «две самые хорошие лодки», а остальные Леночка приказала разломать и сжечь. Не сказать, что старик был счастлив, получив эту задачу — но к рассвету все было уже готово для путешествия.

Надя, которой стрела, по счастью, всего лишь сильно расцарапала ногу, засыпала рану стрептоцидом и завалилась спать еще до заката — и в результате утром она оказалась единственной, кто не клевал носом. Ее и посадили за руль — но так как она раньше большую часть времени проводила у газогенератора и за маршрутом не следила, уже к полудню выяснилось, что караван вышел на главное русло Волги. Конечно, здесь плыть было проще, но и течение тут оказалось более быстрым, так что к началу Ахтубы караван доплыл лишь к следующему полудню.

— Так, девочки, такими темпами нам до дома еще три недели добираться, если не месяц. Какие будут предложения? — Леночка, как-то успокоив Бруннхильду, отнюдь не представляла собой образец миролюбия и доброжелательности.

— Я посчитала, — Брунн, которую Леночка отвлекала от "плохих мыслей" с помощью перегрузки мозгов актуальными задачами, смогла все же "переключиться", — мы с собой тащим много лишнего хлама. Например, почти восемь тонн дров…

— Нам дрова нужны чтобы мотор крутился!

— В сутки мы сжигаем чуть больше тонны, так что если оставить дров только пару тонн — и ночью запас пополнять на стоянках — то путевая скорость вырастет примерно на километр в час. Не очень много, но это сократит путь на два дня. А по берегу, как мы видели по пути сюда, деревья почти везде есть, и если дрова с нами будут таскать хотя бы эти дети…

— А еще по берегу шатаются всякие кочевники… хотя ты права. А кочевников мы… а кочевники нам тоже пригодятся: вон, с тех одной меди почти центнер собрали! Ладно, принято. Еще какие-то предложения?

— На барже почти полтонны солярки… с двумя моторами мы пойдем заметно быстрее.

— Солярки мотору хватит на пару дней, а путь сократим за это время…

— Часов на шесть-семь, — быстро прикинула Бруннхильда, — особого смысла нет. Зато есть смысл идти с самого рассвета и до темноты, ну, пока мы по Волге идем. Еще примерно день сэкономим.

— Если в темноте на мель не наскочим.

— Сейчас уже в три светает, а темнота, как там в книжке было… навигационные сумерки, вот, они часов в одиннадцать наступают. Таким темпом мы до Рязани за двенадцать суток доплывем.

— Принято. От Рязани уже рация до дома добивает, так что почти по графику на связь выйдем и народ успокоим. Оля, становись к штурвалу, а я спать пойду: выбираю себе ночную смену. И да, Ира может хоть обрыдаться, но в Рязани не останавливаемся, невольничий рынок и без нас обойдется…

Рязанский рынок без Ирины «не обошелся», хотя ожиданий её он не оправдал. Лена там останавливаться по разным причинам не хотела, но когда удалось связаться с домом по радио (еще за день до прихода в Рязань), то ей Лариса сказала что на торг заехать всё же нужно, и обязательно надо там купить шесть-семь "достаточно взрослых мужиков, а лучше больше". Потому что "требуется много копать и рубить". Ну, с мужиками на торге проблем особых не было, правда "достаточно взрослыми" там считались парни в возрасте лет четырнадцати, которые не смогли себе жен найти. Да и "продавались" там они сами, традиционно (как Ира на торге и выяснила) на срок от трех до пяти лет — но Ларисе как раз такие и требовались. А вот детей на торге уже не было — вообще ни одного. Потому что их всех уже кто-то купил…

Но спустя еще десять дней, когда экспедиция вернулась домой, выяснилось, что всех детей на торге купил Жван, причем купил как раз для того, чтобы их поменять у Ларисы на разные металлоизделия. Когда он вернулся в свой город, тамошний вождь — узнав, сколько соли дают за топоры "волшебниц" — сам приперся к ним на переговоры на предмет закупки оных. Ну и "поговорил", после чего Жван был немедленно снова отправлен на торг за нужным "волшебницам" товаром — а затем, уже с вождем, захваченным по дороге, приехал менять детей на то, что было нужно уже им. В основном на топоры (по цене три мальчика за один топор) и за мечи (тут цена была уже пять девочек за меч). Причем девочек взяли вообще "в кредит", так как готовых-то мечей еще не было. Так что еще до возвращения экспедиции дома население увеличилось на два десятка жителей в возрасте от шести до примерно десяти лет.

Откровенно говоря, Ира даже не сразу поверила в то, что «соседи» успели за время их путешествия и домой вернуться, и переговоры провести и даже снова на торг сплавать за рабами — но она просто недооценила сообразительность нынешнего народа. Жван от Рязани не до дома плыл (против течения такое путешествие — дело действительно небыстрое), а поднявшись всего лишь примерно до будущего Алексина (на что все же было потрачено четыре дня яростной гребли), пешком за день с тремя компаньонами прошел от Оки до Упы, а дальше, воспользовавшись лодкой из «покинутого города», еще за день спустился к родному дому. Через день прошли переговоры, еще через два Жван вернулся к ожидающим его на Оке товарищам… Так что на все про все у «соседей» ушло лишь две недели, и Ирина «освобожденных детишек» встретила лишь у себя дома.

Экспедиция добавила к ним еще два десятка детей, правда лет по двенадцать-тринадцать, и шестерых взрослых. Ну и восьмерых «взрослых мужиков» лет по четырнадцать. Вроде и немного, но население поселка практически удвоилось. И если с прокормом «новоселов» особых проблем не предвиделось, то с нанесением «рабами» ощутимой пользы у Иры были серьезные сомнения. На которые, впрочем, никто внимания не обращал: прежде всего требовалось новичков обеспечить хоть каким-то жильем. Причем точно не «современным», так как, по мнению Леры, в «современном» за зиму каждый пятый просто помрет. Впрочем, решать эту проблему начали еще до возвращения экспедиции…

Всего в поселок путешественники привезли три с четвертью тонны соли, причем довольно чистой. К глубочайшему Ириному сожалению Жвану пришлось отдать всего лишь три килограмма: все запасы «мехов», на которые так рассчитывала она, его соплеменники отдали за выкупленных детей. То есть «вообще все»: робкие намеки на шкурки беличьи или сурковые отклика в душах «соседей» не нашли. Когда им надоело отвечать "нет" на вопросы Иры, они просто уточнили, что продали и всю белку, и всего сурка, а чтобы избавить ее от лишних расспросов, добавили что и все остальные меха у них закончились, и вся готовая кожа тоже.

А когда Ирины вопросы закончились, Жван (к которому с вопросами Ира как раз и приехала) робко поинтересовался, не найдется ли у волшебниц немного еды в кредит — тут же добавив, что вопрос он задает строго от своего имени, а нынешняя жена местного вождя тут вообще не причем. Припертый Ирой к стенке он «раскололся», рассказав, что вообще-то по нынешним понятиям просьба помочь с едой рассматривается как приглашение взять просящего в рабство, и что он лично готов на это — но не потому, что боится сам остаться голодным, а потому что убежден в том, что зимой голодать придется всему его поселку. Дичи, по его наблюдениям, стало меньше, чем в прошлом году, желудей собрали и вовсе крохи какие-то. А у «волшебниц», как он успел заметить, на столе в ассортименте продукты растительные, причем годные к длительному хранению…

«Детали» удалось вытащить из Жвановой жены, после чего Ира сообщила Марине, что «у соседей продуктов хватит хорошо если до середины января, да и то если с октября впроголодь всем сидеть».

— Меня они уже совсем бояться перестали, так что я почти все там посмотрела, — добавила она. — Детей в «городе» около полутора сотен, и большинство из них, если не вообще все, досыта в жизни никогда не ели. А еще баб беременных десятка два — это только я о тех говорю, по которым уже заметно…

— Понятно, десять-двадцать детишек пойдут по разряду санитарных потерь, неизвестно сколько, но почти точно не одна, баба до весны не протянет… и половина младенцев, что до зимы родятся, тоже… Лиза! Ты слышала, что Ира тут рассказывала? Найдется у нас чем соседям помочь?

— Сейчас — нет. Но на дворе пока только середина августа, так что… Ира, отправляйся снова к Жвану. Разносолов, конечно, не обещаю, но если он пришлет в начале-середине сентября человек десять крепких парней, то они домой вернутся прихватив тонн десять тыквы. Да, еще пусть пришлет пяток баб посмышленее, надо им рассказать как тыкву хранить…

— Сколько? Десять тонн?!

— Ну, у нас тыквенных семечек довольно много в том году получилось… Люда засадила фруктом почти полгектара, да и гоняла народ на рыхление и прополку с неземной силой. А когда вы уже свалили, вообще всех в поля погнала, делать какую-то присыпку — если интересно что это такое, у нее детали выспрашивай, потому что я смогла от этого откосить и не в курсе что это было. В общем, сейчас она обещает урожай тонн в двадцать, нам столько в принципе не сожрать. Тем более что ее никто, в общем-то, и не любит…

— По тридцать килограмм примерно на человека? Ира, считай, что ты сократила в том городке смертность у детей в десять раз, — добавила Марина. — Ну что сидишь, иди, порадуй парня!

Ира проснулась от довольного крика Марины:

— Михалыч, ты просто гений! Ведь я с ужасом ждала, когда стиральная машина сломается, а теперь-то и бояться нечего!

Ну да, подумала Ира, старинную "Эврику" к жизни возвращала Ксюша, а гений у нас Михалыч… хотя, пожалуй, кроме него починить сгоревший мотор машины никто бы и не сумел. Вот так — когда нет ни запасных частей, ни материалов… впрочем, не придумай Вера Сергеевна смолу для изоляции проводов, то и Михалыч бы ничего сделать не смог. Да, здесь никто ничего бы в одиночку не сделал, а вот все вместе…

Впрочем Михалыч немедленно Марине объяснил, кого тут больше всего благодарить нужно, причем всех поименно перечислил. Понятно: Марина всегда старалась отблагодарить "отличников производства" непревзойденными здесь вкусняшками, а старик не хотел, чтобы хоть кто-то остался обделенным. Хотя все, по большому счету, работали не за вкусняшки, ведь если всё на эти вкусняшки мерить, то скоро бы все остались вообще сирыми, убогими и… что там еще из плохого случиться может? А еще повезло, что хорошие взаимоотношения, у многих сложившиеся еще в школе, трудности тутошней жизни совершенно не испортили, и каждый "старался для всеобщего блага".

Собственно, даже в далекое путешествие за солью Ира отправилась лишь потому, что была совершенно спокойна за трехмесячную дочку. Которую ей просто стало нечем кормить. Человеки — они все же существа непонятные: у нее, здоровенной и, по словам той же Марины, совершенно здоровой женщины, молоко пропало уже через два месяца после родов — да и с самого начала его дочке едва хватало. А крошечная, не очень молодая и не блещущая здоровьем Нина и своего мальчишку кормила, и Катеньку, и еще немного молока оставалось другим детям. И за Катенькой Нина смотрела как за собственным ребенком.

А отправилась в путешествие Ира в том числе и потому, что присутствие ее в команде существенно повышало шансы на успех предприятия, ведь кроме нее никто не мог хоть сколько-нибудь свободно с нынешними людьми общаться. И она эти шансы в самом деле повысила — по крайней мере уже при первой же встрече с местным населением дала месячный "запас по времени" кормящим матерям. Поскольку Ира очень хорошо понимала, что не будет соли — Нина скорее всего первой помрет от истощения… Собственно, исключительно из-за этого она и выкупила у соседского племени полтора килограмма соли, ведь эта соль давала им шанс «успеть». Успели, хотя вместо десяти запланированных дней до Рязани караван поднимался верх по рекам две с половиной недели.

Теперь от истощения никто не помрет: и соли в достатке (хотя примерно с тонну сразу забрала себе "для химии" Вера Сергеевна), и уж тем более еды. Картошка созрела задолго до возвращения соляной экспедиции, еще в середине июня, и Людмила Алексеевна, где-то вычитав способ «ускорить созревание клубней», решила попробовать получить и второй урожай. Посадили большей частью "ореховые" клубеньки, выросшие из семян — но и их было довольно много. А так как картошки с гектара накопали уже очень немало тонн, то никто не отказался рискнуть и не самыми большими клубнями "основного" урожая. Вопрос "куда нам столько" даже не возник, так как Леночка успела рассказать по рации о невольничьем рынке и на него уже были составлены довольно "агрессивные" планы. К тому же Елена Викторовна, в отсутствие Леночки и Брунн более плотно занявшаяся охотой, притащила из лесу двух поросят-подранков, которые теперь успешно наращивали запас мяса, но и жрали при этом как не в себя. Хорошо еще, что яблони-дички, в отличие от «сортовых», обильно плодоносили каждый год, и набрать пару-тройку ведер падалицы в день было нетрудно…

Сорок пять новых жителей в поселок тащить было вообще-то некуда, но — что Веронике показалось гораздо более важным — и незачем. То есть поначалу незачем: неизвестно, какие болезни они с собой притащили и уж точно известно, что они притащили внутри себя. Так что карантин — наше все, но лачугу, в которой «карантинила» Кирка, столько народу просто не влезет даже если их там штабелем складывать.

Поэтому еще когда идея купить детишек в Рязани возникла в голове у Ларисы, учительницы приступили к постройки «карантинных бараков». Михалыч сделал несколько деревянных опалубок — и женщины (все лица противоположного пола были заняты иными делами) бросились строить домики. Совсем маленькие, размером (из-за размера сколоченных из досок форм) примерно три на четыре метра. Из земли.

Так как «бараки» строились не «на века», а только на нынешнее лето, то стены поднимали не толстые, сантиметров по тридцать — и четыре женщины «коробку» ставили дня за три. Михалыч в это время делал деревянные дверные проемы, оконные блоки… то есть небольшие дощатые рамы, в которые даже стекла или еще что-то прозрачное вставлять никто не собирался: ставни вполне подойдут чтобы дождь внутри не лил. Мальчишки сколачивали двухэтажные лежанки — каждый такой «барак» рассчитывался на восьмерых человек. То есть изначально на четверых-пятерых, но когда поступила информация о «новой партии молодежи», просто решили на карантине народ слегка «уплотнить».

Еще делалось что-то, напоминающее стропила — но тут просто жерди слегка обтесывались, капитальные крыши тоже никому нужными не показались. А вот водостойкость этих крыш… По предложению Кати (которая где-то прочитала о «древнем восточном способе») женщины плели что-то вроде циновок из камышовых листьев, а затем эти циновки густо обмазывались горячей смолой. Водонепроницаемость у такой штуки была, конечно, никакой — но к просмоленной циновке очень неплохо прилипали длинные щепки дранки, а такая крыша уже выдерживала и довольно сильный дождь. Должна была выдерживать…

Противопаразитную обработку новых поселенцев производила Даша. Поначалу — без особого успеха, то есть «от глистов» приготовленные Алёной лекарства народ еще глотал, а вот обмазываться разными мазями в несколько слоев категорически отказывался. Но когда на помощь ей пришла Кира, все наладилось: тут и «живой пример» действовал, и языковый барьер очень снизился. Хотя некоторые используемые в общении с новичками слова даже Ирина не понимала, а Кира их на русский переводить категорически отказалась. Но было достаточно и того, что новички эти слова поняли…

Польза от карантинников тоже была немалой. Детей, конечно, работой не загружали — они в основном язык учили с помощью «подарочных» ноутбуков, ну а всех остальных (то есть тех, кто выглядел по крайней мере старше десяти лет) гоняли на карьер рубить известняк. Так что в середине августа, когда Даша сочла народ «достаточно здоровым», все необходимое для обустройства новичков в поселке было готово. Почти готово…

Глава 5

Костила работу свою знал неплохо. Да, в родном городе он кузнецом был не лучшим, а если честно говорить, то вообще считался лишь помощником кузнеца — но ведь он и был из челяди, а челядь — работай он даже лучше свободных мастеров — никогда лучшим никто не назовет. Однако он и железо умел в печи сделать, и отковать его, чтобы потом можно было вещи разные делать. Да и вещи он тоже делать умел, не зря же именно ему хозяин частенько поручал выковать заготовки для топоров или прутья для доспеха. А хозяин, конечно, с железом работал лучше — тогда лучше, и сделать из него мог почти что угодно — но ведь, если бы не помощь Костилы, он времени на то тратил бы куда больше…

Мать продала Костилу в челядь когда парню только десять лет исполнилось. Ну так права она была, не прокормить было ей всех детей. Хотя и без Костилы тоже не прокормить, так что через год в челядь был продан и младший брат его, и сестра. Хотя брату с сестрой повезло больше: их-то купил лошадник из соседнего города, а лошадники — кому они нужны? В отличие от кузнецов…

Зачем у обеих городских кузнецов было по несколько челядинцев, столь усердно работе обучаемых, Костила узнал лет в шестнадцать. Когда к городу приехали степняки. Степняков было много — а что им в городе было нужно оказывается все уже знали. Потому что в город они заезжали каждые лет десять. И всегда получали что хотели — а хотели они, в принципе, и не очень-то много: кузнеца, двух ткачих и полсороки коней. Так Костила оказался в степи — и впервые в жизни увидел настоящие горы.

Новый хозяин уже ничему не учил, зато кормил лучше прежнего: конина была в миске каждый день, и кислое кобылье молоко не переводилось. Но и работать приходилось больше прежнего, хотя и в охотку: хозяин пообещал, что когда два кузнеца-челядина выкуют оружия на тысячу человек, то он их отпустит, причем обоих сразу.

Оружие на тысячу воинов — это много. Ведь даже одному нужен и меч, и наконечник на копье, и две дюжины наконечников для стрел. Топор, нож, каркас для шлема, кучу пряжек на ремни — много всего. Но если постараться, то сделать все это, хотя и не очень быстро, можно — тем более что железо хозяин уже готовое для работы давал. Только, оказывается, верить степнякам нельзя.

Тэрон — напарник Костилы — уже подсчитал, что им до конца работы осталось два месяца (благодаря этому греку Костила за прошедшие шесть с лишним лет неплохо освоился с календарем), когда хозяин их продал каким-то проходящим купцам. "Не успели вы все в срок сделать" — таково было его "напутствие", и Костила снова оказался в степи. Надолго, почти на два месяца — причем поначалу они больше месяца шли на север, а затем — после того как "другие степняки" порубили караван купцов — обратно на юг. Но когда они дошли до большой реки, "другим степнякам" тоже не повезло. Не повезло им и потому, что два кузнеца, как и несколько мальчишек-челядинцев, бывших в том же караване, не стали ждать пока встретившиеся богини (конечно богини, ведь они появились точно в тот день, когда ими ожидалась свобода) сами разберутся с недоубитыми степняками. Ведь может богини хотели проверить, насколько смелы те, кого они освободили?

Последние сомнения в сущности этих женщин у Костилы испарились когда им поручили нарубить дров. Почему-то дров богиням нужно было очень много — но пленникам для работы дали топоры… Да, такие топоры только богам и могут принадлежать: они были остры как бритвы и нисколько не тупились даже если ими рубить дубы!

Собственно, поэтому Костила не удивился ни городу за оградой из железа, ни непривычным домам с огромными окнами с прозрачным камнем вместо бычьего пузыря. И поэтому же он ни секунды не сомневался, когда ему предложили новую работу…

Даже при том, что "продовольственная программа" была в этом году выполнена более чем неплохо, расслабиться никому не удавалось. Еда — это хорошо, но кроме еды, у человеков имеются и иные потребности. Например, есть потребность иметь крышу над головой, причем крышу нормальную, «зимнюю», а не земляной «карантинный барак». А обеспечение этой потребности требовало очень и очень серьезных усилий. Ну и занимало очень много времени.

Решать проблему начал, сколь ни странно, Вовка, причем в разрезе "обеспечения своим детям современного жилья со всеми удобствами". Вообще-то молодые матери с младенцами и без того обеспечивались максимальным (из возможного сейчас) комфортом: Ира и Нина с детьми занимали большую комнату в доме Марины, остальные четверо занимали две комнаты в доме Михалыча, но Володя разумно счел такой комфорт недостаточным.

И для начала он, с существенной, конечно, помощью "кузнечих", соорудил станок для изготовления кирпича. Не автоматический, совершенно ручной пресс (пара фотографий и рисунков этого пресса нашлось в какой-то книжке «из жизни развивающихся стран»), на котором делались кирпичи из практически сухой (ну, чуть влажной, даже не мокрой) глины. А затем он вместе с Сашей и Маркусом начал на этом прессе "штамповать" необожженные кирпичи со скоростью больше трехсот штук в час.

Готовый (и практически сухой) полуфабрикат мальчишки сразу укладывали в выкопанную при добыче глины яму, пересыпали слои заготовок углем, а затем — насыпав сверху "земляную крышу" — тут же приступили к обжигу. В первую же яму они за три дня (правда работая с рассвета и до заката — ведь "каникулы", учиться не нужно) заложили десять тысяч штук, а потом… потом их к механизму и не подпускали не сильно занятые другими делами учительницы.

Михалыч где-то вычитал про способ обжига цементного клинкера в "земляной печи", и освободившиеся от кирпичестроения парни такую печь сначала выстроили, затем намешали глины с известью… Следующим этапом было строительство мельницы для изготовления собственно цемента. Ветряной, и с жерновами. О том, что "в будущем" цемент мололи в шаровых мельницах было и без книжек известно — но ни мельницы такой, ни даже шаров стальных для нее не имелось, так что пришлось делать то, что сделать было можно. Хотя и очень непросто: в отсутствие подходящих камней жернова были сделаны из обожженной "белой глины", и было понятно, что надолго их не хватит — но это оказалось самой мелкой проблемой. А вот построить ветряк…

Ксюша, принявшая в работе самое активное участие, потом сказала, что "без КамАЗа у нас ничего бы и не вышло": деревянные лопасти насадили на задний мост, а жернова вращал карданный вал грузовика. Это работу очень упростило — с точки зрения "механики", но все равно постройка башни для этого ветряка потребовала усилий половины взрослого населения и заняла почти месяц времени. Уже после того, как вернулась экспедиция.

Впрочем, как раз после ее возвращения с рабочей силой стало полегче. И "полон" — после, конечно, карантина и "очистки от паразитов" — был всемерно задействован, и… и не только полон.

Конечно детей к постройке мельницы не привлекали, а вот купленных Ирой "взрослых мужиков" работой загрузили по полной. И юных «полонян» тоже: мальчишки и девчонки десяти-двенадцати лет вполне были в состоянии что-то таскать или колотить.

Изначально Вова предполагал произвести капитальный ремонт дома Савельевых, но Катя, тщательно всё рассчитав, сказала, что новые дома выстроить выйдет гораздо быстрее. Хотя бы потому, что сначала нужно было савельевский дом «откопать», да и аккуратно убрать полурухнувшую плиту перекрытия было не очень понятно как. Так что эту идею Вова если и не отбросил, то на некоторое время отложил.

Пока на мельнице мололась первая порция цемента, мальчишки яростно копали яму под фундамент планируемого "детского дома". По составленному Катей проекту яма получалась глубокая, и Вова в сердцах спросил, «какого рожна так много рыть-то, земля-то не промерзает»…

— Потому что любой аллювиальный грунт, насыщенный водой, хоть слегка, но тиксотропный…

— А на человеческом?

— При вибрации становится более жидким, хотя и совсем чуточку. То есть если дом тяжелее, чем вынутый под фундамент грунт, то со временем этот дом тонет. Медленно, но верно — и при любой вибрации, даже от топота котов по комнатам. В той же Венеции, или в Питере дома успели на этаж, а то и на два потонуть — как раз до уровня, на котором вес дома уравновесился с весом вынутого и выдавленного грунта. Так что если хочешь, чтобы дом стоял ровно — копай!

Выкопали, даже гидроизоляцию сделали из пропитанной "смолой" и выложенной в три слоя бересты. А затем, когда молотого цемента набралось уже под тонну, начали собственно фундамент и класть. И примерно пять минут этим занимались…

Лариса, из любопытства подошедшая посмотреть на закладку будущих хором, слегка мальчикам попеняла:

— Саша, Вова! Вы каким словам Маркуса учите!

— Маркус эти слова и сам прекрасно знает. А вот лично у меня других слов для этого цемента нет, если ты знаешь, то подскажи — последовал Вовин ответ. Естественный ответ, потому что замешанный в специально сделанном деревянном корытце раствор намертво схватился уже минут через пять.

— Так, мальчики, все понятно, — высказал свое экспертное мнение привлеченный громкими (и совершенно нецензурными) криками Михалыч. — Это потому получилось, что в цемент при помоле нужно добавлять гипс. Сколько и какого — я не помню, конечно, но как раз знаю что без гипса делают только специальный быстросхватывающий цемент для заделки анкерных болтов, мы его при установке трансформаторов пользовали.

— Спасибо, Михалыч, за столь своевременную информацию. А теперь скажи где нам этот гипс взять?

— Между прочим, наша область известна самыми большими месторождениями этого гипса. В Новомосковске, например, так что тут недалеко, по прямой верст восемьдесят. Идите и берите.

— На катере доплывем? Если даже пару ящиков притащить, то цемент и повторно с гипсом перемолоть можно — поделился идеей Маркус.

— Отсюда до Тулы доплывете, а там верст сорок пехом.

— Вов, давай сходим? Два дня туда, два обратно…

— Давайте, валяйте — только лопаты захватить не забудьте. Мальчики, я на Новомосковской шахте бывал, оборудование проверял силовое. И точно помню, что до гипса там метров полтораста вглубь, причем, если склероз не изменяет, через три водоносных пласта. Так что и насос берите, и электростанцию…

— И что нам с этим цементом теперь делать?

— Ну, я не буду подсказывать куда вам его запихнуть.

— Значит зря мы мельницу строили?

— Не вы строили, а бабы. Которые, как известно…

— Михалыч, а чего же ты молчал когда мы тут все корячились? — просила, на глазах свирипея, Лариса.

— Во-первых, для муки мельница вполне сгодится.

— Так пока не из чего муку-то молоть…

— Так еще может вырастет… а во-вторых, я говорил, — и старик с усмешкой показал на свою футболку, где на черной ткани сияла белая надпись "Я же говорил!". — Но вы же все лучше знаете…

— Ну да, вырастет… — Лариса успокоилась очень быстро, все же милицейский опыт все еще давал о себе знать. — В первый урожай собрали меньше пятидесяти килограмм…

— И посеяли двадцать. Если погода будет как в том году, то может и тонну соберем.

— Не соберем, Люда говорит что при коротком дне хорошо если четыре-пять центнеров получится в конце октября, да и то если с погодой повезет.

— Поэтому повторю отдельно что я говорил еще в начале августа: это будет самая бесполезная сейчас стройка, но заниматься ей надо потому что иначе вы все тут от безделья перебеситесь.

— Можно подумать, у нас других дел нет…

— Лариса, дел у нас вагон и даже не очень маленькая тележка. Но, опять повторю, пока мы не создадим среди себя некий орган, занимающийся планированием этих дел и определяющий что, когда, какими силами и почему будет делаться каждое из нужных дел, путного у нас ничего не выйдет. Будем мельницы ненужные строить…

— Боюсь, что этот орган у нас будет отправлен на другой орган. Действительно, ты говорил, я вспомнила — и что?

— И ничего, поэтому орган должен стать фактически законодателем. И принудителем, как, например, Госплан в СССР был: его все должны, обязаны будут беспрекословно слушаться.

— Ну и давай ты госпланом у нас будешь.

— Я не гожусь. Министром энергетики — всегда готов, а госплан не потяну. Не умею. Может Ярославну? Ее-то учителя слушаются.

— Она знает как детишек учить, а здесь это тоже не в кассу. Но… давай вечером обсудим?

Вечером, то есть как и всегда за ужином, Лариса озвучила тезис Михалыча о необходимости создания локального госплана.

— Сначала нужно определить что нам действительно нужно, — ответила, раскладывая еду по тарелкам, Марина, — а то этот госплан напланирует…

— А что тут определять? — как бы удивилась Лиза, — все всё давно опередили, — и с этими словами она открыла свой ежедневник, с которым практически не расставалась. — Одежда, белье — ну, с этим Катюша разбирается и Кира. Топливо, масло — это Вера Сергеевна обеспечивает. Мало, конечно, но со временем будет побольше, она вторую установку заканчивает. Ксюха станки новые хочет сделать, потому как хотелки наши на тех, что есть, быстро не обеспечить. С провиантом у нас великолепно, но это пока трактор работает… что еще?

— Вот именно, еще стопятьсот всяких разных вещей нужно. Мыло, зубную пасту или хотя бы порошок, щетки зубные. Ложки-вилки-тарелки… теперь еще гипс чтобы цемент нормальный сделать. Вера азотную кислоту просит, фенол ей нужен, еще какая-то гадость, а для этого ей срочно нужен каменный уголь.

— Я знаю, я все записываю что вы тут говорите, — ответила Лиза матери, показывая на блокнот. И уже уточнила: — Ближайший гипс мы можем нарыть в Павлово на Оке…

— А это ты откуда узнала? — довольно ехидно поинтересовался Михалыч.

— Есть такая полезная книжка, называется энциклопедия. Брокгауз и Ефрон, там тоже всякое полезное написано. Только не написано где конкретно в Павлово, так что пойти и накопать сразу не выйдет, но следующей весной, если туда отправить Лиду, мужиков человек пять, и еще кого-то, с автоматом…

— Так, Лизавета, а что у тебя еще тут написано?

— Да много чего. Невыполнимые хотелки, например хром, никель, ванадий… трудновыполнимые — это, скажем, ватные одеяла или хотя бы телогрейки на всех, и, наверное, уже почти выполнимые, но если постараться. Ксюха вот железа много просит…

— Я не для себя прошу, мне не то что станки — инструмент делать не из чего! А крушить кувалдой балки моста я не могу, сил не хватает…

— И не надо тебе крушить, мужики на это есть. Пусть Костила крушит, он мужик здоровый — а кузнец, по словам Светланы, хреновый.

— Кстати, Костила как раз уже железа наварил… — возразила Лиза.

— И лучше бы он этого не делал, ты зря ему разрешила, — Ксюша хихикнула и продолжила: — а то он себя и впрямь кузнецом считать будет.

— Почему зря? — поинтересовался Михалыч.

— Он мальчишек из полона научил собирать луговую руду, набрал с ними килограмм полтораста — и из этого сделал железа килограмм хорошо если семь. Хренового, семь это если со шлаком всяким считать, а так хорошо если пять выйдет.

— И что?

— Вера Сергеевна сказала, что в руде железа полста процентов, так он девять десятых железа на шлак перегнал. Но вот фосфора в руде уже процента два, так он фосфор почти весь в своей крице собрал. При этом потратил угля кубометра два…

— Ничего не зря, я теперь просто знаю сколько времени и сил у него на это тратится.

— А вот если бы мы эту руду в домне…

— Ксюш, ты меня спросила тогда, и я все посчитала. Домну мы построить можем, на это уйдет примерно тысяча двести человеко-дней. Сыродутную домну, такая самая маленькая получится кубометров в тридцать. И будет она нам давать чугуна примерно тонны по три в сутки…

— Вот видишь!

— Вижу. Чтобы эта домна работала как положено, нужно чтобы только на нее трудилось примерно сто двадцать-сто сорок человек. С утра и до вечера, по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, без выходных.

— Лиза, ты что — металлург?

— Бюрократ она профессиональный, — хихикнула Марина. — Секретарь-референт начальника горкоммунхоза. В ее обязанности входило к совещаниям готовить материалы так, чтобы этот начальник в любой тематике выглядел не идиотом, а профессионалом…

— Понятно… Лиза, а как нам обеспечить производство металла в наших условиях?

— А никак. Нам нужно условия поменять, и прежде всего обеспечить электрическую мощность киловатт, минимум, триста. Когда обеспечим — варить то же железо в электропечи. Ксения ее уже почти доделала… в смысле проект доделала.

— Лизавета, ты у себя в блокноте всё записываешь? — решила уточнить Лариса.

— Ну да…

— Тогда скажи, что нужно для постройки электростанции на триста киловатт?

— Нужно построить коксовую печь для того, чтобы Вера Сергеевна все нужное для изоляции могла сделать, собственно уголь… где у меня записано? Уголь нужно будет копать рядом с деревней Вялино, я покажу где. И не помешает шахту для руды отрыть, это в Дубне… ну, где потом Дубну выстроят. Путь этим как раз Костила и займется, раз он уже болотную руду нашел, то и в нормальной разберется. Вдобавок и угольная копь эта, и железная шахта будут сухие, без насосов обойдемся. Только потребуется дорогу прорубить через лес, но для этого у нас людей уже хватит. И отправить его туда стоит прямо сейчас: пока они жилье построят, пока продукты на зиму завезут…

— Михалыч, мне одной кажется что кандидатура председателя Госплана нашего уже определена?

Учителя — народ суровый. Если им на глаза попадется хоть кто-то, кого можно поучить, то попавшийся будет обучен невзирая на то, хочет он этого или нет. Так что уже к декабрю все поступившие в поселок «местные» могли — в разной степени, но большей частью более или менее прилично — говорить по-русски, а «молодежь» могла уже даже читать и писать. Последнее — едва-едва, но ведь и учеба только лишь началась. «Опыты с Кирой» оказались довольно полезными, да и то, что всё «молодое пополнение» говорили практически на одном языке с Кирой, сильно помогало им в изучении русского. Но Ярославна не смогла не отметить, что по «программе Киры» обучение девочек шло гораздо быстрее, чем обучение мальчиков:

— У нас принципиально разные жизненные стереотипы. Ну кому из нас могло придти в голову, что приготовление еды тут — главная мужская работа? — поясняла она Лизе причины «массовой неуспеваемости мальчиков».

— Мне могло придти, — сказала Лера, — я же с пополнением из рабов довольно плотно пообщалась. Но ты права, не пришло, потому что именно стереотипы довлели…

— Зато теперь мы это знаем и быстренько все исправим.

— Насколько быстренько? — поинтересовалась Лиза.

— Относительно быстренько. Ребята в основном здоровые… в смысле довольно сильные физически, нагрузки неплохо держат. Думаю, что к лету программу первых двух классов освоят.

— Я думала, что чем старше, тем хуже обучаются…

— Хуже. Но если знания пинками вколачивать… года через полтора все освоят программу начальной школы, тут у меня сомнений нет. А вот что-то большее — на это рассчитывать явно не стоит. Мы, конечно, попробуем…

— А если на обучение брать лет в семь-восемь?

— Я бы посоветовала начинать уже в пять-шесть, но где их брать и как и кому воспитывать? Впрочем, это вопрос далекого будущего. Хотя кто знает? Надо Иру к соседям послать, пусть попробует уговорить их нам на пробу десяток-другой детишек на обучение прислать. Только вместе с родителями, у нас им сопли вытирать просто некому.

«Эксперименты» с местными детьми — а, по сути, придумывание наиболее эффективных методик из обучения — продолжались, и появление довольно приличного количества учеников все рассматривали как очень удачное стечение обстоятельств. А вот «эксперименты» с Кирой — несмотря на то, что она была, если можно так выразиться, «пилотным экземпляром» — закончились. Марина, выяснив, что девочек тут родовспоможению чуть не с пеленок обучают и что Кира даже практического опыта успела немного набраться, принялась девочку уже всерьез обучать фельдшерско-акушерскому делу. Не отменяя, конечно, «стандартное школьное обучение», но под давлением Марины Ярославна девочке нагрузку сократила до минимума. Школьную нагрузку, но теперь девочке заниматься «отхожими промыслами» вроде прядения ниток вообще стало некогда. Впрочем, по мнению Кати и Лизы, девочек, с прялкой знакомых, в поселке стало уже достаточно…

С древнейших времен народ знает, что кто везет — на том и едут. И раз уж Лиза занялась бюрократической работой, то все это приняли как должное. Как должное приняли и то, что «Лиза лучше знает что нам делать» — и, в общем-то, уклад жизни «попаданок» данный факт не изменил. Почти не изменил: «по просьбам трудящихся» Лиза все же составила что-то вроде плана «достижения всеобщего благолепия» и народ старался этого плана придерживаться. Все учительницы — правда совершенно стихийно — давно уже определили кто на что способен и сами старались распределять работы так, чтобы достичь наилучших результатов. Просто потому, что любой результат сказывался на жизни буквально каждого человека. А раз Лиза «заранее подумала какие работы впоследствии сильнее всего улучшат жизнь», то ее-то и слушаться нужно.

Тем более нужно, что основные тезисы, которые Лиза изложила примерно через неделю после своего «назначения на должность», ни у кого возражений не вызвали:

— Я вот что вам всем скажу: потребностей у нас много, а народу мало. Однако базовые, скажем так, потребности все же достаточно скромные. Да, нам нужно очень много всего, а народу у нас маловато… только хочу отметить такой возможно странный для некоторых факт: самая процветающая американская торговая компания в своих магазинах продает всего около четырех тысяч наименований товаров — это включая три десятка разных вин, два десятка сортов сыра или мяса, полторы сотни наименований лекарств. Я это к чему: на самом деле список необходимых продуктов достаточно небольшой, так что мы ими себя обеспечить все же в состоянии. Тем более что каждая из нас на самом-то деле легко… ну, достаточно легко может произвести довольно много разных продуктов. Например, по сельскому хозяйству у нас выращивается почти полсотни разных культур, но это не значит, что для этого требуется полсотни человек. То есть… не надо для каждого отдельного продукта выделять отдельного человека. Да, в посевную мы все пашем в поле и на огороде, но в остальное время мы можем и многое другое делать. Я тут составила небольшой списочек того, без чего нам не обойтись, и примерно половину этого списка мы уже обеспечиваем так или иначе. А как обеспечить то, что мы пока сделать не можем, я подумаю…

Ну а чтобы Лизе «лучше думалось», ей ежедневно сообщали о всем, что было сделано и что будет делаться завтра, на этой неделе или в следующем месяце. И что не сделано и делаться не будет и почему. Хотя последнее сама Лиза чаще всего считала «информационным шумом»: основной причиной невыполнения чего-либо давно уже стала банальная нехватка рабочих рук…

— Интересно, почему на торге девочек гораздо меньше чем парней? — спросила Марина, правда вопрос не адресовался кому-либо, и был, скорее, выражением некоторого недоумения. Потому что и разговор был тоже очень "неконкретным": Лиза прикидывала потребности в дополнительной рабочей силе и бормотала себе под нос различные выражения, связанные с неудовлетворенностью обозримыми возможностями обеспечения этих потребностей.

— Да все просто, — ответила жующая очищенный от шкурки лимон Лера, — если девочку вырастить лет до двенадцати, то ее продать можно гораздо дороже. Или замуж выдать с приличным калымом, или просто на рынке продать, так что тут и своих дочерей стараются поберечь, и рабынь. Баба нынче — это и одежда, и посуда, и уют в доме…

— А парень — это еда в доме и… и тяжести таскать. Кстати, а ты не знаешь почему тяжести мужики на руках носят? Ведь лошадей-то у них тут много, и лошадники у них имеются — а грузы или на руках, или в крайнем случае во вьюках. Ладно в лесу, но ведь и на торгах так.

— А это потому что хомут еще не изобрели. Его китайцы лет через триста только изобретут, а в Европах он хорошо если лет через девятьсот появится. А без него лошадь на спине больше перевезет чем в телеге.

— Что ты говоришь? — Лиза оторвалась от своих расчетов, — хомут нужно изобрести?

— Хорошо бы, а то если трактор у нас сдохнет, то пахать… Хотя чего его изобретать-то, Женька Сорокина в детстве конным спортом вроде занималась, должна знать. Кстати, как там она?

— Скажу мальчикам, чтобы завтра же ее сюда привезли. А лошадей… Лида вроде говорила, что у муромы лошади куда как больше чем в Рязани или в Вырке, а значит и сильнее… вопрос лишь в том, готовы ли муромцы лошадей продавать.

— Это не вопрос, вопрос в том, что нам их не на что покупать. Даже на мужиков не хватает…

— Тогда зачем Женьку сюда тащить? Или ты думаешь что она лесных лошадей приручить сможет?

— Может и лесных… посоветоваться надо.

Почти всю зиму Лера, Ира, Брунн и Анна Ярославна систематизировали полученные в ходе экспедиции за солью, при общении с "соседями" и выцарапанные из новых жителей поселка данные. Именно поселка: вокруг старых построек поднялось еще несколько домов. Когда появляются лишние руки (и когда есть чем эти "руки" кормить), то со строительством все становится довольно просто. Три крепких мужика — это почти пять тысяч кирпичей в день, шесть парней помоложе — это тонны три извести. А после того, как Света с Леной сделали второй «кирпичный пресс», со стройматериалом стало уже совсем хорошо.

Вдобавок Маркус где-то вычитал, что выходящий из пресса кирпич можно и не обжигать (ну, если его на наружную часть стены под дожди с туманами не класть), так что «решение жилищного вопроса» лимитировалось лишь скоростью укладки этих кирпичей в стены. А после того, как Вовка экспериментально выяснил, что при добавлении к известковому раствору процентов пяти "быстрого" цемента он затвердевает через пару часов (не очень сильно, но уже не плывет от веса новых рядов кирпичей), строительство новых домов много времени не занимало — то есть «коробку» стало возможно поднять не за пару месяцев, а за пару недель. Так что появился и задуманный Вовкой "детский дом", и отдельный дом-общежитие для закупленных "школьников", два дома (правда, тоже казарменного типа) для взрослых работников, новое овощехранилище (полсотни тонн одной картошки конечно навсегда развеяли пугавший всех ранее "призрак голода", но и потребовали существенных усилий для сохранения "развеивателя"). И даже был выстроен отдельный ангар для "Ютона", в котором по-прежнему производилось "первоначальное обучения русскому языку". Предыдущей зимой автобус стоял в наспех сколоченном дощатом сарае, отопить который было той еще проблемой, так что новый ангар все сочли "абсолютно необходимым".

Ну а так как сарай стал больше не нужен, то его разобрали, Михалыч сколотил из его деталей щиты, которые очень быстро собирались в новую "коробку" (или даже две), внутри которых и зимой можно было строить дома — по крайней мере, стены поднимать. Так что постройка новых жилых домов даже зимой не прекращалась. А новый дом — это и двери, и окна, и много всякого другого, так что работы всем хватало и в "зимний стойловый период". Всем, кроме тех, конечно, кому "можно есть всё кроме того что нельзя". Ирина как-то резко решила "ментально отдохнуть" после экспедиции, Лариса в очередной раз пояснила Михалычу, что чем больше у него будет детей, тем меньше времени останется на разные болячки. Ярославна, сообщив, что "не люблю блондинов, они слишком смазливые и вызывают недоверие", взяла себе в мужья Тимона — которому, как оказалось, всего-то было сорок лет, а Брунн еще на торге специально в качестве "цветочка аленького" купила себе парня — "типичного представителя германской расы" по имени Эурих. Вообще-то он "не продавался", служил (в качестве холопа, конечно) охранником у какого-то заезжего купца, но тот перед ножом из подшипниковой стали не устоял…

Лера весьма своеобразно печалилась о том, что "вернуться" не получится:

— Если бы обратно перенестись, я бы уже докторскую защитила, а то и в член-корры бы выбилась! Столько новой исторической информации!

— Ты про то, что все эти степняки — голубоглазые блондины? — поинтересовалась Бруннхильда.

— Нет, это и так известно, только далекий от истории народ не в курсе. И даже не про языки, хотя и то, что тут практически один используется на огромной территории… Впрочем, если верить брату Гримм, то отсюда и, по крайней мере, до средней Волги, языки примерно одинаковые и в той или иной степени праславянские, точнее сильно постсанскритовские. Те же ерси — они по языку даже близко на эрзя не похожи, мокси нынешние тоже с финно-угорской группой не вяжутся. Надо бы в Финляндию сгонять, проверить — но я практически уверена, что и там сейчас ничего еще особо финского нет. Венгры-то еще из-за Урала не выползли… только вот Кати расстроится.

— А что, давай сгоняем. Вот родим, детей вырастим и сгоняем: мне Эрих говорил, что можно за пару месяцев туда добраться, он со своим прежним хозяином много раз ходил на Балтику. Венгры-то всяко за это время не успеют, а Кати… возьмем ее с собой, она там быстро туземцев финскому языку обучит. Парочка компьютеров, мультики под финский адаптировать… правда там и мужской голос потребуется, но Вовка-то финский у нее учил, поможет если что.

— Ей только такой фигней и заниматься… а твой Эрих сказки рассказывать мастер.

— Не, у него фантазии не хватит. Парень силен, и даже в чем-то красив — но туповат. Ну и черт с ним, мне с ним детей не растить… только делать, — Брунн рассмеялась собственной шутке. — Ну а чем ты бы в академики дорогу себе прокладывала? В смысле что не так как в ваших учебниках?

— Железо. Тут его уже делают в каждой деревне, а историки были убеждены что железо на Руси стали делать только в девятом веке.

— Ага, а до этого каменными топорами работали, и ими выстроили… сколько там городов было в Гардарике? Четыре тысячи?

— Пиши больше, чего его, супостата, жалеть-то? Кстати, я теперь знаю куда народ из покинутого города делся. У них на охоте погиб сразу их вождь и трое, скажем так, потенциальных преемников — а по местным понятиям это локальные боги не одобрили их правление. У них даже две гибели вождей на охоте за год является причиной для ухода, а тут сразу четверо… Так что народ собрался — и на пять лет свалил в другое место. Считается, что за пять лет местные боги забудут кто тут насвинячил, да и новые вожди подрастут — тогда можно и вернуться. Идиотский обычай, я даже понять не могу почему он зародился, но в результате нам досталась временно свободная территория.

— Сразу видно что охотой ты не проживешь тут. Обычай умный. Ты же сама говорила, что за вождя у них тут главный охотник, так?

— Да. А жизнью внутри этих костр и торгов руководят женщины — условно назову их посадницами, причем чаще всего совсем не жены этих охотничьих вождей, поэтому зачем они уходят вообще непонятно.

— Руководят тетки, но едят-то они что охотники наловят. А если главные охотники на охоте погибли то что?

— То охотникам сильно не повезло, а нынешние считают что на них боги обиделись.

— Один раз — да, случай, невезуха. А если погибло несколько охотников, то это значит что простая дичь закончилась и приходится добывать дичь уже трудную и опасную. То есть всю легкодоступную дичь уже выбили и ей нужно время, чтобы заново расплодиться. Вот они и уходят, причем фактически во временное рабство — но за пять лет дичь на покинутой земле восстановится. Ты говорила, что на чужой территории, даже покинутой, нынешним охотиться, как Лида говорит, халяль?

— Харам. Это значит…

— Я знаю, просто еще путаю. Я-то еще не совсем русская, мне слова сначала запомнить и осмыслить требуется. Завидую вам: русский язык любые чужие слова впитывает в себя как губка, причем так естественно, что вы сразу эти слова и понимаете, и используете как хотите — а у меня пока так не выходит. Я рада, что отец посоветовал мне русским языком плотно заняться… Но я не про это: на покинутой территории дичь быстро восстанавливается и там потом снова жить становится легко.

— И я не об этом: через год с небольшим они вроде обратно вернуться должны. А формально мы на их территории поселились, как бы неприятностей не вышло…

— А куда они ушли, ты не уточнила? Может стоит заранее договориться?

— Два дня вверх по Оке от впадения в нее Упы, там, похоже, на самом деле большой город. Он вроде как давно уже стал местом для таких поселений, Жван говорил что когда его отец был мальчишкой, там сразу пять таких временных поселков у города было. Сейчас, говорит, только два…

— Вот туда летом точно скататься надо: проблемы наши обсудим, посмотрим чем народ живет, что полезного нам продать может. Невольничий рынок там есть? Мужичков подкупить надо бы, а то девочки страдают…

— Пусть страдают. Но Лиза все равно уже запланировала туда скататься: без новых мужиков Костила дорогу от Дубны до Упы год прорубать будет. Вот только на какие шиши покупать будем? Соль жалко, и даже топоры жалко, тем более что Светка сказала что рельсов больше нет, а арматуру крепкую себе Ксюха подгребла…

Мысль о том, что чтобы купить мужиков нужно сначала еще больше мужиков как-то купить, многих в поселке печалила, ведь опять получался какой-то заколдованный круг. Однако оказалось, что мужиками можно разжиться практически бесплатно, и даже ехать за ними никуда не нужно.

Глава 6

В самом начале июня, когда поездка к хозяевам этой территории только готовилась, к выстроенному на Упе для удобства погрузки причалу приблизилось две больших лодки с этими самыми "мужиками". И они, наверное, даже смогли бы высадиться — но один из них, вероятно обрадованный, что на берегу кроме женщин никого не видно, еще издали закричал, что "сейчас они всех в плен заберут" и даже уточнил для каких целей. Катя, наслушавшаяся рассказов о нападении на "соляную экспедицию" и — вероятно, от постоянного общения с "детишками" суть крика понявшая — просто пристрелила крикуна из "Форта", с которым давно уже не расставалась выходя из дома, и повторила фразу, которой Надя успокаивала расшалившихся школьников. Мужик из другой лодки что-то стал по этому поводу возражать — но его упокоила уже Надя, которой еще с той самой экспедиции сильно не нравились вооруженные мужчины в лодках. А когда еще один схватился за лук, к берегу успела подбежать Леночка с автоматом: её почему-то очень напрягла стрельба у причала…

Вероятно приплывших очень впечатлило то, что на берегу их никто, собственно, и не испугался (хотя на самом деле женщины испугаться просто не успели), а затем подошла Ирина и сделала мужикам предложение, от которого они просто не смогли отказаться. Причем все "понаехавшие" посчитали, что они очень легко отделались: Ира, как она позже рассказала остальным жителям поселка, сообщила мужикам, что те посмели "задумать нехорошее в отношении великих волшебниц", но раз главные "задумщики" свое уже получили, то если оставшиеся — понятное дело, люди в какой-то степени подневольные — год отработают на этих самых волшебниц, они и сами домой живыми уйдут, и семьи и города свои от мести оскорбленных дам сберегут. А если учесть, что в местном языке понятия "волшебник" и "бог" описывались одним словом…

Богиней быть хорошо, но только если вся «божественность» заключается в умении чиркнуть зажигалкой, особых преимуществ этот статус не дает. И особенно не дает, если вдруг требуется сделать что-то такое, чему вроде как и учился, но на практике и не применял никогда. Так что когда Вовку неожиданно скрутило, у Вероники очень неплохо вышло поставить верный диагноз — но после этого она буквально впала в неконтролируемую панику:

— Я же педиатр, а не хирург, никогда самостоятельно операций не делала!

— Ну ничего, ведь не боги горшки обжигают, — невозмутимо ответила ей Марина.

— Вовка — не горшок, и если у меня не получится…

— Не горшок, зато подходящий объект для наработки практического опыта. Ведь других-то врачей у нас нет?

— Как вы такое можете говорить!

— Ротом. Губами и языком. Будешь у меня ассистенткой, а аппендицит я, думаю, сумею вырезать. Скальпели и пара зажимов у меня, слава богу, есть, иглы тоже… и шовный материал, две упаковки стерильных. Думаю, хватит, а потом… надо будет хоть кетгутом запастись на будущее, но об этом потом думать будем. Чего стоишь, иди руки мой!

— Вы уже делали аппендэктомию?

— Еще в институте когда училась. И сейчас, уверена, справлюсь. Да успокойся ты, я же не развлечения ради парня резать буду, мне будущего зятя обязательно вылечить надо! А животы резать — для меня дело привычное, последние лет десять перед пенсией минимум пару раз в неделю приходилось: баба нынче не та пошла — ни коня остановить, ни родить самостоятельно. В смысле, когда бабы по избам горящим шастать перестали. Кстати, пошли кого-нибудь к Алёне, она вроде бы морфий уже готовила…

Алёна много чего успела наготовить, да и в Ксюшиной аптечке кое-что нашлось по мелочи. Вероника очень вовремя диагноз поставила, так что операция прошла без осложнений. И самым сложным в ней было обеспечение подходящего освещения, но и этим справились, повесив на кухонную люстру десяток лампочек. А Марина — у нее действительно опыта было много, да и руки золотые…

Однако сам факт того, что с любым здесь может случиться что-то не очень хорошее по совершенно не зависящим ни от кого обстоятельствам, сильно повысил уровень тревоги. Да, в этот раз все обошлось, но вот что случится в следующий раз…

Так что прибытие «захватчиков» оказалось «очень кстати»: с ними никто даже разговаривать не захотел. Кроме, разве что, Ирины, да и та разговоры начала уже постфактум. Но, как выяснилось, поговорила «правильно». А то, что у Вероники появились новые объекты для получения практического опыта в хирургии, можно было считать мелким побочным бонусом…

Не зря Ира столь тщательно изучала нынешний язык и обычаи: полторы дюжины мужиков даже не попыталась ей что-то возразить (потому что "волшебство" все они своими глазами видели) и теперь вкалывали с максимальным усердием. Но за это их и кормили по местным меркам "от пуза": когда в хранилище еще с прошлого урожая завалялось только картошки тонн двадцать, то работников можно голодом и не морить. Так что прокормить дополнительные рабочие руки проблемой не было — проблемой неожиданно стало обеспечение этих рук инструментом.

Два выкопанных Лерой рельса давно уже пустили на "хозяйственные нужды", буровые трубы — в особенности после того, как Ксюша выяснила, что из них довольно неплохие стволы для огнестрельного оружия получаются — никто на "инструмент" тратить и не подумал бы. Правда довольно неплохой металл можно было наковырять из моста, но оттуда тонкая арматура шла на очень нужные в хозяйстве гвозди и шурупы с винтами, а толстая… Освободить от бетона железяку толщиной в пятьдесят пять миллиметров тоже было непростой задачей, но и это казалось развлечением по сравнению с получением куска этой арматурины. Диски к болгарке давно уже закончились, плазморез даже «по паспорту» не мог резать что-то толщиной больше двенадцати миллиметров, а руками пилить это (причем очень прочное) железо было работой каторжной. Целиком же вытащить из бетона арматурину длиной за двадцать метров (короткие обломки балок закончились еще в прошлом году) наличными силами было вообще немыслимым делом — так что женщины по очереди рубили здоровенными зубилами неподатливую сталь. А чтобы было вообще можно ее рубить — сначала раскаляли докрасна специально сделанной для этого паяльной лампой, но все равно работенка была очень тяжелой и не очень производительной.

Впрочем эту "технологию" еще в прошлом году "отработали", просто раньше работа эта велась непосредственно в мастерской: из этих арматурин Света и Лена отковали несколько ленточных пил, и теперь те же доски в любых потребных количествах вылезали из очень высокотехнологичной (по нынешним временам) пилорамы, которая крутилась от "мельничного" ветряка. Конечно, ветер — поставщик энергии несколько непредсказуемый, но ведь и доски — отнюдь не лекарство от поноса, можно и подождать пока они изготовятся. Однако с огромным трудом добывать ценный металл "для дяди" было просто жалко.

Допускать на "разделку" моста местное население тоже никто не стал: не стоит чужим знать откуда такой качественный металл добывается. А то на всех желающих помахать кувалдами никаких патронов не хватит — хотя Ксюша и старалась их выпуск всеми силами увеличить. Но если того же свинца больше, чем заныкано в аккумуляторах, нет, то хоть наизнанку вывернись — патронов больше не станет. Так что пока всё старались своими силами делать, и топорами дюжину мужиков все же обеспечили.

Поездка в новый (для учительниц) город (который именовался странным словом "Вырка") окупила все затраты. Прежде всего тем, что удалось купить совершенно "домашних" свиней (правда, от диких мало чем отличающихся — разве что людей они не боялись). Причем свиней купили вместе с людьми, которые за свиньями ухаживать умели: оказалось, что здесь и сейчас этим занималась исключительно "челядь" (то есть рабы), поскольку дело это было довольно грязное. И очень, вообще-то, трудное — так как обеспечение хрюшек кормом тоже возлагалось на плечи "животноводов", а жрали свиньи много. Причем зимой жрали то, что и люди для себя с удовольствием запасали — те же желуди, например…

Но особой квалификации выпас свиней не требовал, поэтому прилагаемая к свинке челядь стоила немного. Так что десяток свиней и шестеро "животноводов" (на самом деле три семьи — и дети в счет не шли) обошлись крайне недорого. После того, как вышивальщицы из отбитого у степняков полона познакомились с имеющимся в поселке "рабочим инструментом", Света этого инструмента наковала довольно много — и вся закупка обошлась всего-навсего в полсотни стальных швейных игл. Причем даже не из нержавейки! Ну и пять стеклянных пластин "блокнотного" размера пришлось добавить — хотя стекло отдали вообще-то «авансом» за еще одну дюжину поросят, которых обещали привезти весной из какого-то дальнего «города».

А главным достижением Ира сочла то, что удалось договориться с "временными эмигрантами" из покинутого сейчас города о том, что те — когда вернутся следующим летом — сначала скатаются (все взрослые жители только) в Павлово (то есть туда, где оно на карте "из будущего" нарисовано было) и покопают там гипс до осени. Гипс Лида там уже нашла, еще по весне прокатившись по реке до упомянутого у Брокгауза места, и даже привезла домой килограмм сто камней — но она-то каталась с мальчишками из отбитого полона, а там копать нужно было метров пять в глубину, так что без полусотни крепких мужиков говорить об относительно массовой добыче столь нужного сырья было бы несерьезно. Впрочем, основным в этой договоренности был вовсе не гипс. Самым важным оказалось то, что местное население признало право «волшебниц» управлять ими. Не бесплатно: за сытый прокорм они, по местным понятиям, снова добровольно «пошли в рабство».

Хотя… Жван как-то мимоходом сказал, что по крайней мере в его городе учительниц решили считать «добрыми соседями, которые стараются помогать другим людям» — ну а почему они наносят добро столь извилистыми путями… Людям не дано понять, что и почему творят боги.

Крупным достижением третьего года жизни в «далеком прошлом» было то, что Оля-маленькая выдала "промышленную" партию клопидогрела для Михалыча объемом в четыре с половиной грамма. Первую дозу сделала еще Алена прошлой осенью (с некоторым опозданием от обещанного, но все же сделала). А теперь и Оля (которая, в отличие от Оли-большой, возвышалась на сто семьдесят четыре сантиметра но весила меньше тезки почти на двенадцать кил) продукт выдала, и, что было главным, теперь могла его регулярно выдавать по одной такой партии раз в месяц — а ведь грамма препарата Михалычу хватало на две недели. И дело было даже не в граммах, а в том, что было отлажена технология с учетом нынешних возможностей.

Очень ограниченных возможностей. Но знания, как известно, сила — и для получения каких-то «продуктов органической химии» по просьбе Вары Сергеевны была изготовлена еще одна стальная реторта, в которой уже не дерево на уголь с уксусом перегоняли, а коксовали торф. Про крошечное верховое болотце, в котором этот торф нашелся, рассказал кто-то из Веты (так, оказалось, именовался город Жвана — по названию небольшой речки, впадающей рядом в Упу), а после некоторой «разъяснительной работы» «ветичи» сами оттуда торфа навозили тонн десять, причем обошлось это в один стеклянный стакан от джема.

Кокс из торфа, конечно, получался вообще никакой: разгорался плохо, сгорал быстро — зато в коксовом газе был и аммиак, и фенол, и анилин с нафталином и бензолом — в общем, очень много нужного — в том числе и для изготовления клопидогрела.

И не только для клопидогрела: одновременно Оля сделала и стрептоцид, и ибупрофен. А Алёна вплотную занялась производством антибиотиков.

Правда Алёна пообещала "в лучшем случае пенициллин сделать, так как для другого плесень в совсем иных местах искать надо", но и это было всеми воспринято как гигантский прорыв. Впрочем, почти все, что здесь делалось, можно было считать "прорывом". И не потому, что делалось это "впервые в мире", а всего лишь потому что сделать что-то при почти полном отсутствии нужного оборудования и "грамотного персонала" было чрезвычайно трудно.

Но когда было и "оборудование", и "персонал", то делалось очень много такого, что для нынешнего населения выглядело настоящим чудом. Например, давнишний разговор Вовки с Леночкой по поводу полезности самолетов-беспилотников получил весьма неожиданное развитие.

То есть самолетов никто делать так и не собрался — но качественные чертежи небольшого мотора вдохновили уже Ксюшу на воплощение его в металле. Тем более что металл — обломки мотора от "Солариса" — имелся. Имелись и знания, так что Вовка вместе с Ксюшей аккуратно пересчитали компрессию, при которой "угольный бензин" не будет детонировать в цилиндре, размер этих самых цилиндров — и на свет появился новенький мотор. Двухцилиндровый оппозитник объемом в полтора литра и мощностью около двадцати сил. Для самолета все же непригодный, так как весил он почти полцентнера («моторного» алюминия только на цилиндры хватило, а остальное отлили из алюминиевой бронзы), но для лодки очень даже подходящий — тем более что Ксюша к мотору приделала и своеобразный водомет: изогнутую коническую трубу с импеллером внутри. Маркус с Сашей тут же "воплотили в жизнь" свою старую мечту и построили лодку, на которую мотор и был поставлен.

То есть сначала они построили скорее катер (с палубой и небольшой рубкой), но после того, как несколько раз на ней прокатились вместе с Леночкой (и с коптером — для фотографирования окружающей местности более подробно), соорудили и большую лодку, которую катер таскал за собой.

Потому что с коптера удалось выяснить, что описанное у Брокгауза с Ефроном месторождение угля "Вялино" сейчас доступно по воде: в десятке километров ниже по Упе от дороги на Дубну в Упу впадала не самая мелкая речка, по которой в принципе могла пройти даже большая лодка. Катер ее прошел практически за час, а уголь был обнаружен в овраге еще через два дня: как у Брокгауза и говорилось, пласт угля в овраге выходил наружу. Так что уголь был найден и даже привезен в поселок…

— Интересно, там этого угля много? — поинтересовалась Вера Сергеевна где-то через неделю после того, как мальчики привезли пару больших корзин "полезного ископаемого".

— Лиза сказала, что согласно Брокгаузу семьсот тонн только в Москву оттуда вывезли. А что?

— А то что этот уголь — он не совсем уголь. То есть и уголь тоже, но если его перегнать, хотя бы в коксовой печи, то на килограмм угля мы получим грамм двести, ну чуть поменьше, того, что в народе именуют тяжелой нефтью. А из килограмма этой нефти я вытащила почти триста грамм масла, которое не постесняюсь назвать моторным. Так что… сколько там получится? Из Вялино мы сможем добыть сорок тонн масла, не говоря о всем прочем, так что… пойдемте-ка, мальчики, к Лизе…

Лиза — безотносительно того, что о ней думали хронотуземцы — великой волшебницей не была и наколдовать дополнительные ресурсы не могла. Но вот изыскать их… Из пяти "подранков", зацепленных автоматной очередью Леночки, трое — по мнению Лизы — уже достаточно оправились чтобы приступить к работе. Да, тяжелая работа им была пока не по плечу, но слегка отремонтировать собственную лодку — почему бы и нет? Даже не столько отремонтировать (забить шпунты в пулевые пробоины вообще не работа), сколько "модернизировать". Потому что лодки были хоть и здоровенными — семь с половиной метров в длину — но довольно примитивными долбленками, а если у такой лодки нарастить борта, то в нее груза поместится гораздо больше.

Маркуса больше всего удивило то, что лодья (с ударением на "о" — так свою посудину именовали подранки) была сделана из липы (ведь катер-то мальчики из дубовых досок строили). Правда местные судостроители пояснили, что просмоленная липа (в отличие от дуба) не лопается при распухании от воды "гвоздей"-нагелей, которыми внутри корпуса прибивались разные скамейки и распорки. Ими же они "прибили" и дополнительные тридцать сантиметров борта…

Ну а пока достраивалась грузовая лодья, Лиза — на этот раз собственными ручками — вырезала (все же с использованием станков) две деревянные держалки для зеркалец. Пара небольших осколков еще советского оконного стекла, сохранившихся в канаве со времен разгрома библиотеки в пионерлагере, была аккуратно обрезана (из-за того, что опыта в резке стекла ни у кого не было, зеркалец и сделали только два, а не — как задумывалось сначала — пять), Вера Сергеевна их посеребрила, стекла вставили в рамки. А затем Ирина (на первом буксире, с "немодернизируемой" лодьей в качестве прицепа) съездила в Вырку и поменяла (причем всего лишь одно зеркальце) на восемь семей челяди.

Заодно она выяснила принципиальное отличие челяди от холопа: челядью именовали "общественных" рабов, которых можно было использовать на благо всей общины — хотя они большей частью и отдавались в пользование определенным ремесленникам или тем же крестьянам. А холопы (в Вырке слово произносили как «хлап») — это были рабы "личные", причем "более потомственные": при "смешанных браках" челяди со свободным человеком рабский статус челяди прекращался, а супруг холопа сам становился холопом. Впрочем, поскольку хозяин был обязан своих холопов кормить-обувать-одевать, подобные браки случались довольно часто: уж лучше быть сытым холопом, чем голодным но свободным человеком…

"Новички" потребовались для нового поселка, названного "по старой памяти" Дубной. Когда Костила стал рыть там шахту, то через пару метров наткнулся на довольно крепкий известняк. По идее железная руда должна была находиться под известняком, но чтобы в нем продолбить шахту требовались не только крепкие кирки, но и дополнительные рабочие руки — которые тоже нужно было кормить. Лиза посчитала, что проще "на месте" баб направить в огороды картошку с капустой сажать чем таскать продукты из "старого" поселка, а новые мужики — пусть дома строят и шахту роют. Ну и лес вокруг поселка рубят "под огороды"…

Впрочем и "старые" мужики, отрабатывающие свою "свободу", пользу по мере сил наносить не переставали. Один из них — по имени Бачила — не поленился сделать крошечную долбленку, чтобы переплыть Упу. Переплыл, прошелся по вероятно ранее знакомым местам — и обнаружил еще одно поселение хронотуземцев. Не "город", а крошечный поселок в километре от реки, настолько крошечный, что его не заметили даже с коптера. В поселке проживало народу совсем немного, полтора десятка взрослых и столько же детей разного возраста, но Бачила, причем по собственной инициативе, сагитировал их всех перебраться в строящуюся Дубну. Не зря Ира пленным сказала, что после отработки они "хотят — домой отправятся, а хотят — семьи свои сюда перевезут и под покровительством волшебниц дальше жить будут". Как сыто живется "под покровительством богинь", пленные уже поняли — как и поняли, что даже "почти мертвых" сотоварищей "богини к жизни легко возвращают". А сам Бачила, назначенный "заместителем начальника стройки", вероятно прикинул, что чем больше народу окажется в новом городке, тем солиднее будет и его должность…

Хотя училки литературы и посчитали, что "все местные языки практически одинаковы", отличия — причем значительные — все же имелись, и Костила речь пополнения почти не понимал, так что Бачила и стал руководить новой "бригадой". Точнее, его бригадиром назначила Женя Сорокина, которая переехала в Дубну после того, как там был выстроен первый "нормальный" дом. По Катиному проекту, двухэтажный и с башенками перед входом: по нынешним временам просто дворец. Причем во дворце этом был и туалет с унитазом, и электричество: генератор от «Солариса» крутил небольшой ветряк, а от аккумулятора запитывались и несколько лампочек, вынутых их задних фонарей и подфарников разобранной машины. Не ахти, конечно, какое освещение — но всяко лучше чем лучина.

Правда сама Женя сюда переехала вовсе не из-за "дворца": Ярославна решила, что "чтобы обучать физике трех балбесов две учительницы не нужны". Надя или Оля-маленькая в "руководители стройки" по характеру не подходили, так что пришлось этим заниматься Жене, поскольку она лучше всех остальных успела освоить местный язык. Тоже не "свободно", но достаточно чтобы понять, когда нужна "помощь специалиста" — благо, пяток телефонов "добивали" до сотовой станции с "Тигра". А Ира — она снова сидела с младенцем, на этот раз уже с сыном…

"Подчиненные" Женю буквально боготворили, как раз благодаря телефону: пары раз, когда наспех обученные русскому мужики не могли ей внятно объяснить что им было нужно и Женя подключала по громкой связи Ирину для прояснения вопроса, хватило для уяснения "божественной сути" этой рыжеволосой женщины. Поэтому все ее распоряжения исполнялись с величайшим тщанием и усердием — но распоряжений было много, а рук все же маловато, так что деятельность Бачилы вызвала всеобщее одобрение и у его товарищей. Тем более, что Лиза решила новичков русскому срочно не обучать, разве что детей — да и тех уже осенью, когда начнется очередной учебный год: сначала нужно прокорм вырастить. Оно и понятно: чтобы копать и рубить — особо язык и не нужен, а отвлекать народ на месяц от срочной работы непродуктивно. Вот когда сезон закончится и появится относительно свободное время…

Ну и жилье тоже следовало нормальное для всех жителей Дубны построить. Один "кирпичный пресс" специально для новостройки Ксюша сделала, топоров дрова рубить на стройке хватало. Опять же, не "дворцы" требовалось поставить, так что планы выглядели вполне реальными…

Но ровно до того момента, когда Лера рассказала Лизе почему местное население не использует телеги.

— Ich hätte nie gedacht, dass es das wieder tun wird — пропыхтел Маркус, отрисовывая корову.

— А кому сейчас легко? — усмехнулась Кати. — Чтобы спрашивать хронотуземцев о том, что нам необходимо, нам нужно сначала их научить понимать наши вопросы. А если мы вообще не знаем, есть ли в их языке понятие "корова", то кроме как картинкой это и не сделать.

— Ну и нарисовали бы корову на бумажке…

— Ира уже пробовала, причем корову даже не сама рисовала, а попросила Олю-большую. И теперь про диких туров мы знаем куда как больше чем хотелось бы, но молоко у нас от этого не появилось.

— А зачем я делаю модель лошади? Ведь про лошадей-то они понимают, — поинтересовался Саша.

— Они понимают как их на бифштекс разделать. А нам нужно научить их — и научить очень быстро — пользоваться лошадью как источником энергии. Без этого в Дубне себя прокормить не смогут, не говоря уже о том, что скотину не прокормят. А лично я кормить их что-то не очень хочу.

— Точно, Саш, уж лучше модели на компе рисовать чем землю пахать.

— Это ты мне? А кто в прошлом месяце все поля за день вспахал?

— Ну ты. А потом Леночка с Вовкой мотор на тракторе перебирали. С нашим маслом трактор максимум неделю работать без очистки мотора может, а Леночка сказала что если еще десяток переборок мотор выдержит, то это будет чудом…

— Да понял я, понял… Вера Сергеевна сказала, что с угольным маслом лучше будет, и к тому же она пообещала какие-то присадки к нему схимичить. Кати, а какими текстурами лошадь крыть?

— Женя говорила что местные вроде лохматые и бурые, возьми пока медвежью шкуру, если не подойдет то потом поправим. С лошадью главное не это, вот, возьми — тут Женя набросала как упряжь под лошадь делать. А конюхом поставь парня из шестого урока русского.

— Я лучше поставлю девушку из восьмого. Чуть фигурку подправлю, прическу поменяю, лицо немножко — получится практически Женя. Она же лошадьми у нас управлять будет, вот и получится она у нас "лошадиной богиней".

— Неплохо придумал, давай делай. Только учти: Леночка лошадей обещала уже через неделю привезти, так что к ее приезду все должно быть готово. Успеешь? Нам же все это еще отрендерить нужно…

Вожака "новичков" свозили в школу, после чего ни малейших возражений с их стороны по поводу временного переезда туда их детей не возникло. "Ютон" снова заполнился детишками, проводившими там по четыре часа утром и столько же после обеда. Понятно, что перед этим они прошли через карантин, им вывели вшей и глистов (благо, лекарств для этого Алёна уже наделала в достатке из поповника и пижмы). Заодно "старшие ученики", многие из которых были младше большинства вновьприбывших, обучили новое пополнение пользованию ложками, элементарным правилам гигиены (куда входило не только мытье рук перед едой) и дисциплины. С последней, кстати, было с одной стороны проще всего (статус "богинь" после первого же сеанса обучения в "Ютоне" сомнению никем не подвергался, а "богинь" нужно слушаться беспрекословно), но с другой — очень многие "очевидные" правила новички пока вообще не воспринимали. Тем не менее прогресс был заметен невооруженным взглядом, и Ярославна считала, что с первого сентября всех новичков можно будет смело отправлять в школу.

Можно было бы, но… подлежащих обучению разнокалиберных детей в поселке собралось уже около восьми десятков, а разместить их стало просто негде. То есть место для "поспать и поесть" имелось, а вот с помещениями для учебы было плоховато. Да и для "поспать" оказалось относительно терпимо разве что для нынешних суровых реалий: пока что жильем для пополнения служили дощатые сараи, но в них только летом хорошо укрываться от потенциальных дождей…

Так что Лиза отменила все строительство в Дубне и строители начали срочно возводить жилье в "старом" поселке. А так как очень небольшие, но все же поля под постройки отводить было просто невозможно, то для домов нужно было сначала и площадки от леса освободить.

Исключительно из соображений подходящести рельефа местности стройка развернулась к западу от "старого" поселка. И силами полусотни мужиков с топорами площадку от деревьев расчистили всего лишь за пару дней. За три дня выкопали ямы под фундаменты. Смоляные ямы, коих было сделано уже шесть штук, круглосуточно дымили, обеспечивая углем уже "печи" кирпичные и разнообразным дегтем гидроизоляцию, выкладываемую из бересты (в результате чего березы исчезли на пару километров в окрестности) и плетеного липового лыка. Пилились доски, тесались бревна — в общем, все было хорошо. Кроме, разве что, одной мелочи: вся эта толпа "крепких мужиков" в принципе не воспринимала концепцию чертежа. И половина "волшебниц" под предводительством Катюши (которая, собственно, и составила проект "типового жилого дома") металась по стройке, пытаясь раздать живительные пинки — но эффект оказался крайне невелик.

Вдобавок выявилась еще одна проблема: для стройки нужно было притащить очень много извести. Кирпич-то делался на месте, причем из выкапываемой тут же глины, а известь приходилось тащить из-за реки. Катя было предложила мост через Упу быстренько сделать, но мать ее быстро привела в чувство:

— Девочка моя, не нервничай по пустякам, нервничай только по серьезным причинам. Мы тут можем хоть шоссе проложить — но пока мужики таскают камни на руках, мост дела не ускорит. Вполне и лодьи хватает камень перевозить.

— Но пока они ее загрузят, пока разгрузят…

— Принес мужик на левом берегу корзину, положил ее в лодку и пошел за следующей. Без простоя пошел, а другой мужик уже на правом берегу просто взял корзину и понес к печке. Принес — пошел за следующей. Опять без простоя, так что успокойся.

— Мам, ты мне честно скажи: они все что тут, идиоты от рождения что ли? Ведь в тачку и влезает больше, и катить легче чем тащить…

— Нет, солнышко, сейчас идиоты просто не выживают. Но народ еще темный, необученный. И очень суеверный. Для них наша тачка — это на самом деле воплощенное чудо, и они очень боятся его сломать. Не так как, скажем, Коля — мол сломаю, так заругают. А до глубины души верят, что если сломают, то им дальше вообще не жить. И ведь на самом деле помрут если что: самовнушение — штука сильная. А тачки, что Володя понаделал, они же на самом деле довольно хлипкие, дерево-то ведь совсем не сталь.

— И что же делать?

— Учить. Не мужиков, их уже не переделать, а детей. Вот вырастут они, с детства зная что можно и что нужно делать, тогда и полегчает. Кстати, обрати внимание: на этом берегу известь мальчишки-полоняне как раз в тачках возят, а они всего-то год у нас проучились. Но опять же: им еще большинству и двенадцати нет, а "мужики" с торга, которым пятнадцать-шестнадцать, так от суеверий и не избавились…

— Думаешь они с лошадями исправятся?

— Нет конечно.

— А зачем тогда ты отправила Леночку с Женей лошадей закупать? Опять все самим делать придется?

— Женя сказала что даже домашних лошадей к хомуту нужно будет несколько месяцев приучать, причем смолоду — поэтому-то она совсем молодняк закупить хочет. Сейчас для местных лошадь — это мясо на зиму, они хоть как бы и домашние, но с нашей точки зрения практически дикие. Вот вместе с лошадьми она будет и мальчишек этих приручать и обучать, и если очень повезет, то где-то через год… в общем, не нервничай. Даже если не успеют они до зимы все дома построить — ничего страшного не произойдет. В конце концов одну зиму поживет народ в тесноте, им не привыкать. Для них даже печка в каждой комнате — это уже на грани чуда, а если дров зимой сколько хочешь — то, считай, для них это вообще практически райская жизнь.

— Дрова в лесу — чудо?

— Ты, солнышко, их топоры не видела… Ладно. Надо Михалычу сказать чтобы снова сарай для "Ютона" поставил: школу придется пока в ангаре устраивать. Но с этим-то справится, а тебе будет еще одно задание. Не срочное, в планах следующего лета, но архитекторов у нас кроме тебя нет. Нужно будет спроектировать нормальное школьное здание. Учеников так на пятьсот…

— Мам, у тебя все хорошо? Кошмары ночью не мучают? Галлюцинации там…

— Уточняю: будет у тебя и цемент нормальный, и стекла вдоволь. Насчет железа я точно не скажу, так что заложи возможность печного отопления. А откуда столько школьников появится, я в конце недели расскажу. Устрою, так сказать, съезд народных… волшебниц и богинь. Тут много интересного поднакопилось, так что должемся возвращения Леночки с Женей и все соберемся. Посоветоваться…

Глава 7

Не сказать что Катя совсем успокоилась, ведь если народ не получится разместить в теплых домах на зиму, то может возникнуть множество проблем. Алёна, например, уже успела с ней поделиться своей проблемой: аспирина в случае массовых простуд может не хватить. Хотя как раз с аспирином все было очень неплохо, ведь необходимый для его производства уксус в больших количествах получался при перегонке деревяшек на уголь уже в специально сделанных керамических ретортах, и Алёна больше переживала из-за исчерпания осины в окрестных лесах. Опять же, запланированная стройка в Дубне совсем остановилась — так что вечером Катя, правда скорее машинально, пожаловалась на "тупость" мужиков Вове. И оказалось, очень правильно пожаловалась.

Утром Володя собрал с десяток мужиков возле мастерской — и заставил их делать деревянные тачки. Конечно, дубовые оси на токарном станке он сам точил — но все остальное заставил мужиков делать самостоятельно. Поскольку для "обучения" выбрал "пленных", которые худо-бедно, но с деревом работать умели (научились еще дома, ведь в походе у каждого может возникнуть необходимость провести быстрый ремонт лодки), а пилу-ножовку они уже "в плену" освоили, то уже после обеда десять новых тачек начали перевозить грузы. С некоторыми проблемами: две тачки успели до вечера сломаться, но Вовка просто указал "мастерам" на выявившиеся "недостатки изготовления", которые тут же были исправлены — и на следующий день проблем с перетаскиванием всякого тяжелого груза больше не было: народ, сделавший все своими руками, осознал наконец, что это вовсе не чудо а, наоборот, простой способ облегчить работу. То есть все же ощущение чуда у них осталось ("и вот как такое придумать-то можно!"), но страх перед ним пропал.

За ужином Катя не удержалась:

— Мам, ты говорила что смириться надо с их суевериями, а Вовка вон за день с ними справился.

— Обращайся если что, — усмехнулся тот. — Просто я с этими мужиками больше месяца общался, успел кое-чему подучить. Но на всякий случай предупреждаю: что-то более сложное чем топор или пилу я бы им не доверил. Пока бы не доверил.

— Вова и сам руками работать умеет, и лучше меня разбирается кто на что способен, — улыбнулась Лиза. — Но я тоже в случае чего теперь к нему обращусь. Вов, как ты думаешь, до октября успеют они дома для детишек выстроить?

— Думаю да. Разве что крыши покрыть… хотя этим мы с ребятишками из второго класса займемся, они уже с черепицей работали. Но обратно в Дубну взрослых отправлять рановато, ведь Женя коней привезет, надо конюшню еще ставить, без мужиков это много времени займет… Кать, ты проект конюшни быстро сделать сможешь?

— Смогу, только с Женей поговорю, узнаю что там должно быть. Мам, когда она возвращается?

— Леночка сказала что им еще полтора дня плыть, то есть в субботу к обеду будут. А в воскресенье устроим съезд…

— Не устроим, — каким-то уставшим голосом прокомментировала слова Лизы вошедшая на кухню Вероника, — Леночка уже приказала нашим лошадникам выгружаться в Дубне и сидеть там не рыпаться. Марина где? У нас то ли счастье великое начинается, то ли полярный лис подкрадывается…

— Ну что еще? — Марина услышала свое имя и тоже вышла на кухню.

— Кошка заболела, Красавица. Никита мне сказал, что с ней что-то неладное…

— Кошек у нас теперь, слава богу, хватает.

— У Красавицы на морде нарывы очень характерные. Марина, еще раз подумай что у нас из лекарств заныкано, может вспомнишь что-то подходящее, а я с Аленой поговорю на предмет что-нибудь быстренько схимичить. У кошки оспа. Лиза, не нужно хвататься за сердце, рано еще пока: если оспа кошачья, она же лошадиная — мы выиграли миллион по трамвайному билету. А если нет — то и дергаться поздно, судя по размеру нарывов Красавица уже минимум дня четыре с ними ходит.

— Миллион чего? — не поняла Лиза.

— Миллион всего, — ответила за Веронику Марина. — Лошадиная оспа — версия вируса коровьей оспы. Почему Красавица ее подцепила, тоже понятно: основной ее разносчик вовсе не корова, а полевая мышь. Вот только Красавица мышь эту уже съела, и остается единственный вопрос: как нам вирус сохранить?

— Не вопрос, я уже куриным эмбрионам его подсадила, Люда сказала что теперь сама справится с пересадкой, так что минимум месяц у нас есть. А вот как его испытать…

— На себе не смей!

— И не собираюсь. Думаю, может на ком из пленных попробовать? Это ведь и не оспа может оказаться, или не кошачья, а наоборот натуральная…

— Замуж тебе, Вероника, надо, — меланхолично высказалась Лиза. — Пока занимайтесь поддержанием культуры вируса, а я, пожалуй, сгоняю в Вырку. Ирина говорила, что там обычно в конце осени разных преступников казнят, попрошу напрокат одного-двух…

— Каких преступников?

— У них поселения вверх по Оке километров на полтораста, и на них периодически всякие… Ирина говорила… будины. У Вырки с ними практически постоянная война, и когда они берут пленных, то их в жертву приносят лесным богам. Как раз в конце октября праздник будет, так что и вакцину проверить успеем, и вернуть подопытных к празднику время будет.

— Возвращать обязательно? Может нам эти мужички самим пригодятся…

— Не пригодятся: у Копотя войск практически нет, пленные — это только те, кого тамошние мужики от войска этих будинов отбили… после того, как их собственные поселки оказывались разграбленными. Ирина говорила, что будины эти сначала убивают всех, кто им не нужен в рабстве — включая детей малых… так что только на опыты, потом вернем.

— Пусть Ира едет, она там уже с Копотем познакомилась.

— Ей не дадут, она ведь хоть и богиня, но… рядовая, затрапезная, давно знакомая. А Копоть — он хоть и вождь в Вырке, но традиции нарушить просто так не захочет. Поэтому я поеду.

— А тебе дадут? Ты же ее на голову ниже и по габаритам вовсе не представительная.

— Значит, буду брать не габаритом. Ладно, как я поняла, завтра катер будет уже в Дубне. Михалыч вроде еще не спит? Володя, лодку свою моторную готовь, утром сразу после завтрака выезжаем.

Копоть Лизе не отказал — просто не посмел. И никто в Вырке его за это не осудил, ведь когда в город приезжает воистину Великая Богиня…

Лиза очень неплохо подготовилась, в чем ей Михалыч существенно помог. Паять-то он хорошо умел, так что аккуратно впихнуть елочную светодиодную гирлянду под белую капроновую куртку у него получилось очень неплохо. И пульт переключения режимов мерцания гирлянды он удобный сделал — поэтому когда Лиза, вся из себя сверкающая и сияющая, всего лишь попросила (через Ирину конечно, всячески демонстрирующую главенство "председателя Госплана") парочку пленных "для опытов", она получила и просимое, и полдюжины "воинов" для охраны предстоящих жертв. Очень невредное дополнение оказалось, так как пленные будины прекрасно знали что им предстоит и миролюбием не отличались…

В конце сентября, когда подопытные были отправлены обратно в Вырку, Вероника поделилась результатами своего "исследования":

— Судя по клинической картине мы на самом деле поймали коровью оспу. Чисто технически культуру можно будет сохранять несколько лет только на яйцах, а если ее периодически обновлять… Вова, с тебя будет центрифуга чтобы лимфу выделять из крови. Хорошо бы еще где-то коровок найти, но… просто кошек жалко, да и маленькие они. Много крови с них не получить, а с лошадями я не знаю как выйдет…

— Технические вопросы потом. Давай сначала про вакцинацию, — прервала ее Марина.

— Среди нас будем делать по десять человек в неделю, беременных пока трогать не будем, детишек в школе всех до зимы вакцинируем, взрослых… думаю, по паре в день. У детей вакцинация совсем легко проходит, а вот взрослые — может температура подскочить, два-три дня постельного режима не помешает, а всем по кроваткам падать нельзя все же.

— Почему же детей так медленно? Ведь вакцина, как я понимаю, довольно быстро портится, а новую делать — занятие не из самых простых.

— Марин, у нас скарификаторов семь штук, причем одноразовых — сама знаешь, они у тебя в аптечке и были. Нормального стерилизатора нет, в скороварке варить — получается около трех часов, значит в сутки хорошо если двадцать одного человека, но если втроем работать. А на самом деле, так как Даше придется в одиночку этим заниматься, как раз семеро в день и выйдет, потому что открытая утром вакцина после обеда, боюсь, уже прокиснет.

— Может и не прокиснет если в холодильнике, попробуем по два захода в день делать. Впрочем, посмотрим как пойдет, к тому же вокруг об оспе пока не слышно. И когда, получается, всех привьем?

— Михалыча, Веру Сергевну и тебя не трогаем, вы все еще в детстве привитые. Так что по весне проблему с оспой мы у себя решим.

— Это радует, — усмехнулась Лиза, — а как с прочими проблемами?

— С другими проблемами проблем нет, — ответила Алёна, — если по медицине только смотреть. А остальное… Ты же хотела Съезд собрать? Давай соберемся, сейчас самое время. До уборки урожая как раз успеем и ты нам расскажешь о наших сияющих перспективах. Маркус Женю завтра успеет привезти?

Съезд — это событие масштабное, так что (по совету Марины) было решено совместить его с обедом. С торжественным обедом, точнее говоря — и он таковым и стал. Чтобы всех разместить, Съезд проводили в освобожденном от "Ютона" ангаре, где уже были расставлены для новых школьников столы и скамейки, так что было удобно и есть, и общаться. Сначала, конечно, вкусно поесть, ведь мероприятие-то, как ни крути, торжественное.

Насчет наличия в меню обеда борща, который Марина делала лучше всех, никто и не сомневался, а вот бокал вина… очень небольшой бокал — но даже двадцать пять грамм, разлитые по чашкам и кружкам, для большинства оказались огромным сюрпризом. Потому что большинство работающих с утра до вечера женщин просто не заметили, как на винограде успели вырасти свежие ягоды. Хотя само по себе "очень молодое вино" оказалось результатом того, что созревание этого винограда "не заметила" ухаживающая за лозой Таня Петрова. То есть подразумевалось, что "болгары в винограде лучше разбираются", но если болгарского в тебе только воспоминания о деде… А выкидывать почти два ведра совсем чуть-чуть подпортившегося винограда даже неприлично!

Ну а после того, как "торжественная часть" практически закончилась, Лиза перешла к части "протокольной":

— Итак, подведем краткие итоги и озвучим грандиозные планы. Благодаря запасливому Михалычу и его неоценимым знаниям мы в состоянии еще лет пять поддерживать довольно приличный уровень быта, а наличие трактора гарантирует нам сытую жизнь, если верить опыту Алёны и Леночки, еще лет на десять. Ксюша говорит, что можно из имеющихся запасов алюминия соорудить еще один мотор, на базе которого собрать новый трактор — так что пока голод нам не грозит. Но вот насчет наших детей…

— Ты имеешь в виду только наших? — решила уточнить Ира.

— Для меня и это вполне себе веский довод. Проблема же в том, что "только наши" сами по себе смогут, причем с огромным трудом, кое-как поддерживать уровень жизни, который имелся году так в тысяча девятисотом, а для того чтобы удержаться хотя бы на уровне пятидесятых годов двадцатого века, нужно чтобы этот уровень поддерживало человек тысяч так пятьдесят, а по-хорошему тысяч сто. Сейчас поясню… — Лиза глотнула чаю, открыла лежащий перед ней "ежедневник", в который записывала все предложения и пожелания "попаданок", и оглядела сидящих за столами "товарищей по несчастью". — Если привести всё к некоему общему знаменателю, то уровень жизни пятидесятых годов в СССР — это производство примерно трехсот пятидесяти килограмм стали в год на человека.

— То есть нам нужно делать тридцать тонн стали в год?

— На каждого человека, задействованного в нашей экономике, а это тридцать, но уже тысяч тонн. Сами мы столько стали не сделаем… в общем, нужно минимум двадцать пять тысяч работающих граждан, а лучше — где-то в районе тридцати пяти-сорока тысяч. И если подсчитать неработающих еще детей…

— Лиза, я не сомневаюсь в твоих расчетах, но где ты собираешься взять хотя бы пятьдесят тысяч населения? Ведь мы ни при каких условиях не накуем топоров или прочих бус и зеркалец не наделаем чтобы столько рабов купить. Или предлагаешь воевать и в плен людишек забирать? — поинтересовалась Надя.

— Насчет "повоевать" мы уже повоевали: на нас-то решили напасть хронотуземцы из Унды, а так как мы их победили, то теперь считается что Ундой владеть мы вполне имеем право. Причем сами же они так и считают, а в Вырке вообще думают, что мы уже там правим. А в Унде, если с выселками считать, между прочим только взрослых около четырехсот человек живет…

— Я так и не поняла почему они на нас напасть решили, — Надина реплика прозвучала тихо, но все ее всё равно услышали.

— У них было самое мощное в этих краях железное производство, а тут мы со своей сталью вылезли… в общем, тамошнюю власть Катя и ты помножили на ноль, так что выбирай кто из вас будет теперь Ундой править. Ладно, шучу, главное что там с полтысячи детей разного возраста, и вот их нужно срочно брать в обучение чтобы уже нашим детям подмогу растить.

— Ну хорошо, когда те дети подрастут народу будет уже под тысячу. А остальные сорок девять?

— Надь, давай сначала послушаем Лизу, а свои вопросы потом задавай! — выкрикнула Женя.

— Крики с мест мы проигнорируем, так как вопрос задан по существу. Вам же эти десятки тысяч учить придется, и важно понимать кого, когда, чему, как и сколько. Значит так: в Унде, если с окрестностями считать, сейчас примерно шесть сотен детей, а может и семь: когда соли хватает и еды вдоволь, младенцы скорее всего не помирают… из них около двухсот от семи до двенадцати лет. В Сеже, родном городе Киры детей сейчас примерно с сотню, человек двадцать-двадцать пять обучабельного возраста. В Упке — это город наших соседей-эмигрантов — с весны будет взрослых порядка ста сорока человек, детей разного возраста два десятка…

— Лизавета, ты насчет детей не путаешь? Или в этой Упке демографическая яма?

— Ладно, поясню на больших числах. По Оке со всеми притоками и притоками притоков до Волги живет три, скажем, племени. Хотя Ира и Брунн считает, что они говорят на одном языке, но языков гораздо больше, похожих конечно — но это для нас похожих… неважно. То есть практически от Десны на западе и до Волги на востоке, а с севера на юг от Можайска и до Орла народу живет около пятидесяти тысяч, может семьдесят — потому что детей точно никто не считает. Из этого числа примерно пятнадцать тысяч женщин детородного возраста, которые в год рожают около десяти тысяч детишек. Треть, если не половина, этих детишек помирает до года, до двенадцати лет доживает тысячи полторы, хорошо если две. А до обучабельного возраста, то есть лет до пяти — семи доживает примерно треть рожденных. Страшно?

— Это просто ужас какой-то…

— Это еще не ужас. Если женщина не помирает к тридцати пяти, то она успевает родить раз пятнадцать, но только половина женщин успевает родить больше пяти раз — остальные помирают раньше, а четверть — вообще при первых родах. Поэтому средний возраст женщин в этих краях примерно двадцать пять — двадцать семь лет. Средний, повторяю, хотя встречаются и старушки сильно за полтинник, у которых детей по паре дюжин. И это если не учитывать младенческую и детскую смертность. У мужиков, сколь ни странным покажется, он меньше — из-за гибели на охоте, в местных войнушках… но вдовые бабы продолжают рожать пока не помрут — как, я потом расскажу, если кому-то интересно. Сейчас интереснее то, что при коэффициенте рождаемости около семи население в обозреваемых окрестностях не растет, вероятно, уже несколько сотен лет.

— И какой из этого ужаса вывод?

— Если мы сократим детскую смертность хотя бы до десяти процентов — и я понимаю, что даже эта цифра для всех нас выглядит страшной — то через пятнадцать-двадцать лет тут будет жить втрое больше народу. А если эти сэкономленные жизни мы сможем присоединить к нашей цивилизации…

— А это хотя бы чисто теоретически возможно?

— Ну я же с самого начала сказала: буду озвучивать грандиозные планы. А если учесть, что мы в состоянии некоторым образом привлечь к их осуществлению четыре сотни человек, из которых сотня хоть как-то знакома с производством железа…

— Ага, из этого железа гвозди и те делать страшно. Да и сколько они его делают? Там хоть сотня килограмм в год на рыло набегает?

— Воспользуемся опытом китайских товарищей…

— Это когда по призыву Мао в каждом дворе печку ставили?

— И этим тоже. А так же опытом бразильских пеонов и компании Юнайтед Стил. Мы тут уже с Ксюшей немного посоветовались…

— Вот видишь, Вов, бабы нас вообще ни в грош не ставят. Сами с собой советуются, сами планы выстраивают… — Михалыч, вероятно думая, что говорит шепотом, обратился с ученику. — Ладно, шучу я. Лиза, уровень жизни пятидесятых годов в СССР — я конца пятидесятых имею в виду, когда разруха послевоенная закончилась — это электрические мощности в киловатт на человеко-рыло. Ну хотя бы полкиловатта…

— Что-то вы путаете, в России и в двадцать первом веке было, если я не путаю, втрое меньше.

— Это электричества только, не считая энергии газа и бензина с мазутом, которых у нас нет. Так что киловатт на человека в наших условиях необходим. Полкиловатта — это самый минимум.

— Но у нас-то уже этот уровень имеется?

— У нас в поселке — да, причем уровень начала пятидесятых — считай, послевоенная разруха. К тому же это если школьников новых и работников не считать. У нас пять микроволновок, которые включать нельзя, четыре чайника электрических… да хоть утюги — и те в розетку не воткнуть. Даже свет: если бы лампы не диодные были, то при лучине сидеть пришлось бы. Так что насчет стали…

— Владимир Михайлович, но ведь если не будет стали, то и генераторы электрические делать окажется не из чего.

— Это тоже верно. Но мне кажется, что сталь при таком подходе будет лишь производной…

— Давайте подходы потом посчитаем. Сядем вместе и посчитаем. А что первично или вторично… Нам надо обеспечить себя едой, одеждой, крышей над головой, лекарствами — я могу еще полчаса перечислять. Но мне — лично мне — удобнее считать как раз сталь, просто потому что она в нынешнем мире представляет собой весьма востребованный товар, на который можно выменять много чего другого, нам не хватающего.

— Вот умеешь ты уговаривать… ладно. Я тебе постараюсь все подробно на бумажке расписать, а уж ты дальше планы составляй. Но с учетом энергетики! А чтобы она у нас была, я позабочусь…

Двести тридцать седьмой год даже начался хорошо: «старая» электростанция была запущена в параллель с «новой». Изготовить трехсоткилограммовый маховик (по сути, сварить его из добытой из моста арматуры) было, в общем-то, несложно. Сложно было сделать обойму подшипника для него — но кузнечихи сковали заготовку для оси из толстых арматурин, а остальное было делом техники (то есть токарного станка). Ну еще сепаратор сделать было не самым простым делом (потому что латуни сначала не было), но и с этим Ксения справилась. Михалыч еще долго объяснял Володе как и почему оба генератора сами синхронизизуются («старый», китайский он тоже переделал-перемотал под трехфазную «звезду», причем обмотки новые сделал медные) и каким образом предварительно их вывести на нужный режим чтобы в процессе этой самосинхронизации генераторы не сгорели нафиг, но все это было «временными легко преодолимыми трудностями», а вот электричество в достатке — это уже заметный шаг к достижению счастливой жизни. Очень заметный, ведь теперь можно было и расслабиться, посмотрев кино на огромном телевизоре, музыку послушать…

В полночь с экрана телевизора выступила Лиза — она очень органично смотрелась на фоне Спасской башни (это Маркус постарался, делая клип с «новогодним поздравлением»), народ откушал классический новогодний оливье (кто бы мог представить, что на изготовление обычного майонеза нужно столько времени и сил!) и даже селедку под шубой (оказалось, что каспийская селедка поднимается на нерест аж до Оки и во время экспедиции «за гипсом» Лида с приданными мальчишками её там наловили несколько ведер. То есть засолили шесть ведер, а Марина смогла одно ведро до праздника сохранить).

После застолья, сдобренного, среди всего прочего, и вином (из черноплодки, давшей неплохой урожай), начались разные разговоры, посвященные как «достигнутым успехам», так и «грандиозным планам на будущее» — благо, было что планировать. Среди прочих — обсуждение грядущей экспедиции за солью, ведь в прошедшем году мероприятие как-то пропустили за ворохом прочих забот, а без соли живется не очень-то и сладко.

Но когда есть много соли, жизнь становится гораздо более вкусной, а когда еще есть «развитое сельское хозяйство»… За предыдущее лето было расчищено от леса еще двенадцать гектаров под поля и огороды. Если есть инструмент и люди, которые этим инструментом будут рубить и копать, то даже такие масштабы оказываются достижимыми. Правда если еще есть и воля: в строящейся Дубне Женя Сорокина её в должной мере не проявила и там «под поля» меньше гектара расчистили. В смысле, землю от корней не освободили — но поскольку там трактора все равно нет, то и так сойдет: под сорго лопатами этот гектар вскопают, а под репу — весной лес вырубят. Как флегматично по этому поводу высказалась Марина, «как первая репа созреет и они урожай увидят, то по гектару в день расчищать начнут». Да, пока местное население при текущей урожайности всего сеемого и сажаемого огород считало лишь небольшим дополнением к охоте, рыбалке и сбору желудей с орехами…

Впрочем, и учительницы сбор этих самых желудей просто вынуждены были поставить на промышленные рельсы. И курочкам подкормка, а уж как их жрут свиньи, оставалось лишь поражаться (яблоки-то были сугубо «сезонным» кормом). Оля-маленькая, когда-то удивлявшаяся малой плотности автохроного населения, теперь стала удивляться его повышенной (по отношению к обираемым площадям леса) численности, так как «город» вроде Веты, с населением менее двух сотен взрослых, обирал желуди в радиусе километров десяти — и этого едва хватало на жизнь впроголодь, причем с учетом и охоты, и рыбалки. К этой зиме жители поселка и сами смели ценный плод в радиусе километров семи, но если бы не высокие урожаи на полях — зима точно была бы более чем скудной.

Новые поля, протянувшиеся узкой полосой на север от поселка, были распаханы еще осенью, так что весной их только один раз перепахали и проборонили перед севом. Зато сеяли уже с применением «передовой техники»: прошлогодний опыт в роли «ломовых баб» никому особо не понравился и была изготовлена хотя и деревянная, но вполне себе работающая прицепная сеялка, которая после замены рабочего барабана и нехитрой настройки успешно сеяла и овес с ячменем, и сорго с просом, и горох с кукурузой и чечевицей. До картофелесажалки технологическая мысль учительниц пока еще не добралась (хотя чертежи сразу трех таких агрегатов были найдены и перенесены на бумагу), так что «второй хлеб» сажали по старинке. То есть все же в прорытые специально изготовленным культиватором борозды…

Использование прогрессивной техники позволило закончить посевную всего за неделю, после чего народ вернулся к своим ставшим уже традиционными занятиям. То есть к раскорчевке леса в основном — и с этим стало гораздо проще. Хотя бы потому, что народу с топорами и лопатами изрядно прибавилось: из Веты сюда перебрался Жван с семьей, причем не в одиночку — с ним приехало еще пятеро ветских «экспедиторов». Мирно перебрался: по договоренности с тамошним вождем все они переехали на пять лет «чтобы научиться выращивать много еды», к тому же этот вождь окончательно убедился в невероятном могуществе «волшебниц», а заодно и в том, что они плохого не посоветуют: по каким-то причинам имя свое он им не называл, но Лиза, зная что Жван приходится ему сыном, как-то в разговоре с парнем произнесла «а вот когда твой батя…» — а оказалось, что звали-то его как раз Бата, и сын не преминул сообщить родителю, что от «могучих волшебниц ничего не скроешь, да и не надо, они людям плохо не делают».

Еще с полсотни взрослых приехали из Унды, и с той же целью — разница была лишь в том, что эти приехали по приказу Лизы. Весьма полезному приказу, причем полезному даже не для учительниц.

Когда женщины, поужасавшись высочайшей смертностью детей, начали было выдумывать меры по её сокращению, Марина быстро всем объяснила в чём они в корне не правы:

— Главное что нужно сделать для сокращения этой невероятной смертности — улучшение качества жизни матерей. Если мать голодная и больная, то можно наизнанку вывернуться, но детям её лучше не станет. Можно, конечно, младенцев у неё забрать — но, даже если не считать что хрен их нам кто мирно отдаст, у нас-то кто их будет кормить-обихаживать? Лично мне и наших младенцев хватает, а вы даже со школьниками едва управляетесь. Здесь вам не Москва двадцать первого века, здесь доставку всего нужного не закажешь.

— То есть вы считаете, что положение безвыходное? — расстроилась Лера.

— Глупости не говори! Лиза вон подсчитала уже на примере Веты, что если местных научить хотя бы брюкву выращивать, то младенческая смертность на треть сократится, а детская — вообще наполовину. А чтобы материнскую смертность вдвое сократить, нужно всего лишь каждой бабе обеспечить соли килограмма три на рыло в год.

— Если вспомнить как мы эту соль добывали…

— Ага, ничего не зная об этом мире и все из себя в депрессии. Если взять район от Вырки до Рязани, то народу тут проживает тысяч пятнадцать. И если соли притащить всего пятьдесят тонн…

— И как столько притащить?

— Чтобы придумать как, у нас есть специальные люди. Я даю стратегические советы, а тактикой пусть занимаются те, кому положено.

Глава 8

Паята машинально повернул голову направо, в ту сторону, куда ушла эта странная лодья. Мужики в городе так и не смогли понять, зачем же, собственно, лодья шла так далеко, но все сошлись лишь на том, что явно не за теплым камнем — поскольку впервые за много лет на закат прошла лодья совсем без товаров. Бабы больше обсуждали чудесное спасение Януты, и лишь Скип пришел к Паяте с действительно серьезным вопросом.

— Ты согласишься, — ответил ему вождь города. А затем, внимательно взглянув на не шелохнувшегося после получения ясного ответа Скипа, объяснил свое решение:

— Пока мы провожали их по тропе, я говорил с разными парнями. Парни сказали, что они никогда не врут, и раз сказали, что возьмут ее если ты не против, то если ты будешь против, они ее не возьмут. И ничего плохого нам за это не сделают. Вот только если ты согласишься ее отдать, то они могут сделать нам очень много хорошего. И тебе, и всем нам. Они умеют сделать так, чтобы репа вырастала размером с мой кулак, или чтобы лен вырос таким, что спрятаться в нем можно всего лишь встав на колени…

Скип продолжал молча стоять, всем видом показывая, что ждет продолжения.

— Они не воруют детей. Они не делают детям ничего плохого. У них дети всегда сыты, хорошо одеты, их не заставляют работать. У них есть и свои дети, много — но они любят всех детей. Если в соседнем городе мало еды, они привозят ее, сами привозят. И кормят детей, а еще кормят женщин, у которых маленькие дети. У которых дети не очень маленькие, тоже кормят, но просят сделать какую-то простую работу, причем не для себя, а для детей.

Скип не моргая смотрел прямо в глаза Паяте.

— В тех городах, которые исполнили их просьбы, они говорят мужчинам что нужно сделать, чтобы росла огромная репа, высокий лён и многое другое. И там почти уже не бывает так, что еды мало. А еще… парень, с которым я говорил, сказал, что в этих городах почти перестали умирать женщины во время родов и маленькие дети. И не только они… Парень сказал, что им очень не нравится, когда люди умирают молодыми, а старые для них — это кто уже прожил не меньше полутора сорок лет…

Паята постарался взглядом передать свою убежденность в правильности решения, но Скип теперь упорно смотрел в землю.

— Они дали семечки от того плода, который добавляли в кашу. Рассказали, как их сажать и где. Сказали, что мы сами увидим сколько вырастает еды еще до того, как они поедут назад. Сказали, что эта зима у нас будет сытой. Я думаю, что ты согласишься со мной, когда сам это увидишь.

— Я не услышал ответа на свой вопрос, поэтому спрошу по-другому: что мне делать если с ней что-то случится до их возвращения?

— Куна проследит за тем, чтобы ничего не случилось, — с облегчением в голосе сказал Паята. — Мы все будем следить.

«Тактикой» занималась в основном Лиза, и занималась довольно успешно. По крайней мере она сумела наладить в целом позитивные отношения с окрестными городами… в сложившихся обстоятельствах — так точно позитивные. Выяснив, что Рязань — это местный центр торговли с нынешним «востоком» и «юго-востоком», она дождалась там приезда торговцев из муромы и «выкупила» у них кусок земли в районе Павлово, где намечалась добыча гипса. Участок по левому берегу, правда, оказался чьей-то другой собственностью, но пока «хозяева» не объявились, она решила и его использовать: огромный заливной луг под огороды уж очень подходил. Решила, что нужно будет — и его выкупит, так как участок на высоком берегу площадью около десяти километров обошелся в пять топоров и один меч.

Кстати, благодаря мечам у Лизы получилось договориться еще об одном очень важном деле. Когда Бата заказывал себе два меча (на больше у него девочек не хватило, и слава богу), он показал Свете свой, бронзовый. Лера, взглянув на «образец», сообщила что «похоже на римский гладиус, но те вроде покороче были» — и Света с Леной выковали два меча, больше напоминающих римские же, но спаты. То есть они так думали, однако Лера сказала, что девочки выковали классические каролингские «игрушки». Никто со специалистом спорить не стал, ведь в качестве «чертежа» кузнечихи использовали картинку с обложки какой-то фантастической книжки, а там названия меча не было. Что сделали — то и сделали, заказчик доволен — значит всё хорошо…

Но Бата за каким-то лешим поперся в Вырку и там мечом похвастался перед Копотем. А тот изделие оценил. И за два десятка таких мечей пообещал (переговоры велись долго, в ходе них Ира узнала, что Вырка здесь — центр торговли с «западом» и с греками, окопавшимися в Черноморье) двенадцать слитков меди и четыре слитка олова. Каждый слиток по таланту, то есть больше чем по двадцать пять килограмм.

Лена и Света, конечно же, взвыли, ведь на каждый меч для Баты они потратили больше чем по неделе. Да, медь важна, олово еще важнее — однако такой заказ практически выключал кузницу из общественно-полезного производства минимум на полгода. Да и легкодоступная арматура закончилась: короткие обломки балок моста давно уже превратились в щебень, а выбивать арматурину из длинной было работенкой далеко не тривиальной.

Лиза тоже не сомневалась, что для минимального сохранения уровня жизни кузница очень важна — но так же понимала, что и медь важна еще больше, а уж про олово и говорить не приходится. Так что был срочно составлен план по преодолению всех трудностей и те, кого этот план зацепил хоть краем, бросились его выполнять. Те, кого план не зацепил, тоже старались оказать «непосильную помощь»: например, Вовка предложил немного позаниматься читерством и эфесы к лезвиям просто приваривать. Идея оказалась весьма плодотворной, тем более что рукояти и крестовины стали делать из «тонкой» арматуры, то есть из плохонькой (и более доступной) стали.

А сами лезвия… заготовки для них сначала «быстро» ковал Тэрон, а затем Лиза просто откомандировала в поселок шестерых кузнецов из Унды: оказалось, что грек в кузнечном деле понимает более чем (и даже куда как более, чем Света с Леной вместе взятые) и он занялся только финальной ковкой. Долы на лезвиях у него получались такие, что там и шлифовать почти не приходилось, разве что по мелочи — но уже сам Тэрон на шлифовку взял троих школьников-«полонян». В смысле, на шлифовку долов, сами лезвия Света окончательно правила на гриндере. Шкурка для него давно уже закончилась, но вот кожаная лента, намазанная смесью масла, парафина и толченой окиси железа, оказалась немногим хуже полировальной шкурки: в лезвия можно было смотреться как в зеркало, а то что полировка одного меча занимала полдня, было непринципиально.

Чтобы кузнецам сырья хватало, Вера Сергеевна, долго что-то обсуждавшая предварительно с Катей, нахимичила какой-то дряни, а затем вместе с Вовой отправилась на добычу заготовок. Володя насверлил перфоратором дырок в бетонной балке, Вера Сергеевна в дырки запихнула свой химикалий, а затем Лена доказала, что звание КМС по биатлону она в свое время полностью заслужила. С расстояния метров в семьдесят она, по просьбе пожилой химички, выстрелила из маленькой винтовки в установленную Верой Сергеевной металлическую мишеньку, торчащую из одной дырки…

Бабахнуло громко. И в балке образовалась цепочка небольшого размера ямок. Глубиной и диаметром сантиметров по десять. Вот только после этого бетон в балке после несильного удара кувалдой рассыпался в мелкую щебенку: взрыв наделал в монолите кучу мелких трещин и в результате Вова «добыл» за день арматуры гораздо больше, чем нужно было для выделки мечей. Вот только металл требовался не только для мечей, но Вера Сергеевна и сама отказалась еще взрывчатки наделать, и помощницам своим запретила: уж больно это опасно. Так что нужно было или дальше кувалдой махать до потери пульса, или…

Костила уже показал, как можно выплавить железо. То есть не совсем выплавить, а добыть — но этот способ (которым и в Унде железо делалось) никому не понравился. Долго, затратно, трудоемко — а результат у цивилизованного человека вызывает лишь слезы жалости. По сути дела для каждой «плавки» нынешние кузнецы лепили огромный кувшин (обязательно почему-то с круглым дном, и по форме напоминавший греческую амфору без ручек), причем кувшин делался из остатков предыдущего, мелко перемолотого и смешанного со свежей глиной (Оля-маленькая сказала, что это шамотная керамика). Кувшин затем отдельно обжигался (хотя и паршиво), ну а после всего этого его снаружи наполовину засыпали землей, наполняли доверху углем и опять-таки заранее обожженной болотной рудой — и мехами через специально сделанную возле дна дырку качали внутрь воздух пока всё не прогорит. Потом кувшин разбивался и со дна его вынимали крицу килограммов в пять-семь весом — при том, что кувшин этот делался диаметром за полметра и выше человеческого роста…

При этом — что было особенно обидно — в шлак железа перегонялось почти девяносто процентов, к тому же туда же отправлялось и большая часть марганца, которого в болотной руде было около двух процентов. То есть в получаемом железе марганца оставалось хорошо если с четверть процента…

А кроме болотной руды появился еще один довольно «богатый» источник потенциального железа, ведь в кузнице в процессе ковки почти половина исходного метала превращалась в окалину. Легированную окалину — и Света, после долгих разговоров с Верой Сергеевной и еще более долгих копаний в литературе, «придумала» способ вернуть утраченные материалы в производственный процесс. Сначала она сделала небольшой ручной пресс наподобие кирпичного, который выдавал небольшие — сантиметра по три в диаметре — шарики. В пресс засыпалась смесь окалины с молотым углем, известью и глиной, а затем полученные шарики обжигались в горне. Уголь, как и предсказала Вера Сергеевна, железо из окалины восстанавливал…

Ну а чтобы их этого сделать уже годный для работы металл, Света стала строить что-то вроде вагранки. Не совсем уже, конечно, вагранку, но и не совсем еще домну. И строительство началось километрах в трех к северу от поселка, так что в этом направлении сначала была прорублена дорога, по которой могла проехать хотя бы тачка, а затем и поля стали расчищаться именно вдоль этой дороги. И по мере этих полей расчистки на них тут же что-то сеялось или сажалось: как сказала Люда, «хорошо, когда посевная длится с марта по июль: теперь год кормит не день, а четыре месяца».

Однако не только сельское хозяйство развлекало учительниц: занятия в школе не прерывались ни на день, а большое количество школьников привело к тому, что к учительской работе вернулось уже человек двадцать. А кто не «вернулся» — тоже особо не скучал, и второго апреля стартовала новая «экспедиция».

Экспедиция готовилась довольно долго. Хотя большая часть этой подготовки к самой экспедиции отношения вообще не имела. Например, Ксюша существенно доработала изготовленные ею карабины, и теперь у них появились сменные магазины на шестнадцать патронов каждый. Их девушка тоже сделала «с запасом»: к каждому карабину магазинов было изготовлено по десять штук. Когда есть запас хорошего листового металла (например, от кузова того же «Солариса» или «Пассата»), сделать их не очень-то и трудно, хотя времени работа потребовала немалого.

А Леночка потратила почти месяц на изготовление «зарядки для телефонов» специально «под экспедицию», так как дома телефоны и от сети прекрасно заряжались. А чтобы телефоны могли работать там, где сети нет и неизвестно когда будет, она, обложившись справочниками, изготовила преобразователь напряжения, который от китайского фонарика с динамкой выдавал нужное телефону напряжение. И главной проблемой в этом занятии было отсутствие возможности купить в магазине нужные детальки, так что изобретать ей пришлось устройство исходя из наличия деталей, обнаруженных в куче разнообразных плат, сваленных запасливым Михалычем в свой подвал.

Вера Сергеевна изготовила и упаковала нужные в экспедиции химикаты и провела экспресс-обучение пользованию ими среди участниц экспедиции. С очень неоднозначными результатами, но уж как получилось. Так что, «несмотря на отдельные недостатки» в подготовке экспедиция стартовала.

Резво так стартовала: мотор от «Газели» был изрядно доработан, теперь вместе с генераторным газом в нем еще и немного бензина в смесь добавлялось, так что он практически давал теперь полную «заводскую» мощность за сотню сил — и поэтому буксир с прицепленной лодьей (второй, с ненаставленными бортами) и Маркусовым катером всего через три дня миновал Рязань. Еще через день караван дошел до Волги, а утром десятого апреля добрались по «первой промежуточной цели» — устья реки, называвшейся, по словам Эриха, Тохверь.

Кроме Эриха в экспедицию отправилась Брунн (официально именно она и была её главой, а Фердинанд Эрихович Бриннер был оставлен «на прокормление и воспитание» другим молодым матерям), Вера Кузнецова (вторая «географичка», родом из Твери), Саша и еще дюжина вооруженных до зубов мужиков. Так как Ксюшина расточно-строгальная машина «сломалась» после изготовления одиннадцатого ствола под патрон от «Макарова» (твердосплавный резец раскололся), да и вообще пока мысль вооружать «автохронов» огнестрелом никого так и не посетила, для «экспедиторов» Ксения вместе с Леной изготовили арбалеты. Рессора от «КамАЗа» — просто прекрасная заготовка для арбалетных дуг, а наточить ровных стрел из дубовых палок и наковать для них стальных наконечников из арматуры — дело вообще плевое…

К удивлению Веры, постоянно сверявшейся с составленной для этой экспедиции «легендой», речка Тохверь (она же — Тверца, согласно легенде) оказалась очень даже судоходной. Так что буксир, взяв на борт «лоцмана» из деревушки, лежащей возле устья, еще день неторопливо шел верх по довольно ровному и глубокому руслу. А к удивлению Брунн, речь лоцмана была ей совершенно понятна. То есть и в Рязани, и в Вырке, и в четырехстах километрах севернее (или больше чем в тысяче километрах верх по рекам) язык использовался тот же самый. Но изучение языков не было её задачей, так что она лишь отметила данный факт, а как его используют лингвисты, пусть они и думают.

На следующий день, хотя пока никто особых препятствий для похода буксира дальше не видел, лодью поставили прицепом к катеру и дальше экспедицию тащил уже Саша (ну и Оля-маленькая, в составе экипажа буксира тоже поехавшая «уточнять географию», правда больше на предмет «кто в этой географии водится»). Недолго тащил — то есть весь день, но ему даже не пришлось по пути вверх заправляться из захваченных канистр — и экспедиция достигла «промежуточной цели номер два». Еще один, на этот раз совсем крошечный, поселок: всего две унылых хижины…

Эрих, вообще отличавшийся, по словам Брунн, «некоторой задумчивостью», при подходе к поселку сообщил, что купцы здесь обычно останавливаются на день-два, и откуда-то приходит толпа мужиков, которые за малую мзду перетаскивают купеческие лодьи к следующей реке. Однако липовая лодья — штука не очень тяжелая, а если её водрузить на заранее изготовленные двухколесные тележки, то пеший переход на три километра по довольно неплохо расчищенной дороге и без посторонней помощи занимает от силы пару утренних часов, так что заночевала экспедиция (уже без Саши и Оли, отправившихся назад к буксиру) на Мсте (которую, по словам местного лоцмана, называли «Мяста», с ударением на последнюю букву. Судя по тому, что этот мужик спокойно прокатился с экспедицией на лишние двадцать километров, плата в один «столовый» нож за его работу была — по нынешним временам — более чем неплохой. Впрочем, дальше он плыть отказался, сказав что про особенности русла «Мясты» не в курсе.

Так как у лодьи основным «мотором» были сидящие за веслами мужики (можно было еще поставить небольшую мачту с парусом, но попутных ветров не случилось), до следующего поселка плыли два полных дня. Поселок был все же небольшим «городом», то есть обнесен плетнем, да и народу там было немало: только взрослых мужиков с полсотни, а женщин и детей неизвестно сколько (они почему-то приезжим старались на глаза не попадаться). Тут Брунн записала для Иры ценное лингвистическое открытие: словом «костр» именовался город, у которого ограда делалась из колючих веток, наваленных на посаженные там же колючие кусты и деревца, да и сами колючки так же назывались — а поселок, обнесенный простым плетнем, именовался «агард». Но запомнился город не этим: местные наотрез отказались принимать в оплату за работу и соль, и даже топоры с ножами…

А «работа» была очень нужной: дальше шли сплошные пороги и тутошнее население как раз подрабатывало проводкой через них купеческих караванов. Эрих опять «вовремя» вспомнил, что прежний хозяин здесь платил за работу полотном или мехами, но ни того, ни другого в экспедицию просто не захватили…

Брунн вообще решила, что в нынешние времена «международная торговля» — занятие для лиц строго нетрадиционной ориентации: местные поначалу потребовали в оплату за проводку «одну из рабынь», и долго не могли поверить, что Брунн и Вера не рабыни, а хозяйки этого самого «каравана». До тех пор не могли, пока Эрих не всадил стрелу из арбалета в бревенчатую стену какого-то сарая…

Оставив Эриха как-то договариваться насчет вариантов оплаты, Брунн в сопровождении пары «экспедиторов» пошла «посмотреть кто в лесу водится»: в качестве провианта с собой экспедиция взяла только пшено и с дюжину тыкв, заранее имея в виду пополнение меню охотой и рыбалкой. То есть в основном рыбалкой, но ведь и мясца иногда хочется. Пошла на противоположный от «города» берег, заранее уточнив, что «на том берегу местные не охотятся»: все уже усвоили, что охотничьи угодья сейчас четко поделены и без разрешения такая охота возбраняется (вплоть до смертельного исхода: охота в чужих угодьях — вполне себе повод для небольшой войны).

Правда «местные» предупредили, что как раз на том берегу водятся какие-то звери, а когда увидели, что на Брунн это предупреждение не подействовало, послали ее сопровождать еще двух девчонок лет по двенадцать…

Вера — которой делать было вообще нечего — села рыбку половить. Прямо с лодьи, и сначала на небольшую закидушку поймала пяток крошечных окуньков, а затем, используя этих рыбешек в качестве наживки, поймала уже на спиннинг трех щук. Тоже не гигантских, но на ведро ухи уже хватит.

Поначалу, когда Вера сидела со своей закидушкой, к лодье подтянулось несколько детишек, бурно радовавшихся каждой вытянутой рыбке. То есть поначалу радовавшихся… точнее, Вере показалось, что радовавшихся (потом-то она сообразила, что дети всего лишь смеялись над размером улова). Но рыбы в реке, как и везде, было невероятно много, и через пять минут дети уже с разинутыми от удивления ртами смотрели, как Вера закидывает удочку, а менее чем через минуту снимает с крючка очередную рыбешку.

Оно и понятно: окунек длиной сантиметров в десять — это вообще ничто. Но десяток таких окуньков — это уже неплохая порция для одного голодного человека. Так что даже пяток таких за пять минут заставляют задуматься. Когда же большой удочкой Вера вынула первую щуку…

То, что народ сейчас далеко не переедает, все были в курсе. И старались особо на размышления об этом не отвлекаться: всех не накормишь просто потому что нечем. Но Вера все же отвлеклась: позвала одну девочку, выглядевшей особенно исхудалой и показала ей, как ловить рыбу закидушкой. Щуки все же клевали куда как реже, чем окуньки, так что малышка успела поймать мелких рыбешек уже штук десять. И одну довольно приличную плотвичку. Кира рассказывала, что дети получают еду в самую последнюю очередь — исключая ту, которую они сами добыли, так что сегодня, подумала Вера, у этой девочки день будет по крайней мере сытным…

Долго об этом думать у нее не вышло: Эрих сказал, что удалось договориться об оплате.

— А хорошо Брунн своего Эриха выдрессировала, — подумала Вера, когда тот подошел к ней и, поклонившись до земли, сообщил:

— Уважаемая Вера Васильевна, они, увидев как вы ловите рыбу, согласились провести лодью если мы им отдадим три таких же, как у вас, рыболовных крючка. Они просили сначала пять, но я умею торговаться.

Крючков Света наделала из обрезка буровой трубы очень много. То есть сначала она имела в виду сделать десятка полтора-два, но обрезок оказался чуть больше ожидаемого, да и в качестве оплаты наемным рабочим изделие оказалось полезным. Нынешние-то крючки — даже железные и бронзовые — вызывали у Марины лишь нездоровый смех: на него, по мнению заядлой рыбачки, клюнуть могла только сильно пьяная рыбина — зато срывались четыре из пяти. Так что современные рыбаки могли рассчитывать максимум на одну рыбу на крючок в день — это на металлический. Что же до крючков из кости, то на одну рыбину их тратилось вообще два-три минимум, поскольку они просто ломались: мелкая рыбка его не могла заглотить, а у большой сила превышала прочность изделия.

Крючков Вера взяла с собой много, так что возражений у нее не было. Да и какие тут возражения, переправляться-то через порог всяко необходимо. Но когда стороны уже ударили по рукам, из-за реки послышался выстрел. А через несколько секунд у Веры зазвонил в кармане телефон…

Китайцы очень неплохие WiFi-роутеры в автобус впихнули, большинство телефонов сигнал ловили метров до пятисот. А Маркус «слегка доработал» программу обмена сообщениями через этот WiFi, так что совсем не напрасно кто-то их пассажиров лодью каждый день подолгу крутил ручку генератора.

Вера включила громкую связь, ведь если Брунн потребуется помощь мужчин, то лучше они сами об этом услышат. И предчувствия ее не обманули:

— Вера, тащи всех парней сюда! Я медведя завалила, нужно его отсюда вытащить!

— Какого медведя?

— Небольшого, думаю пестуна. Так что пусть парни поосторожнее будут, вдруг рядом мамаша с медвежатами бродит…

— А зачем ты его валила тогда?

— Пестел пестун этот не по чину… кончай эфир засорять, плывите быстрее! Может, за шкуру медвежью местные провести лодью возьмутся?

— Плывем уже… а с проводкой Эрих договорился.

Медведь действительно оказался небольшим, вряд ли до ста килограмм дотягивал. Но, вопреки ожиданиям Брунн, не истощенным — так что ужин получился неплохим. Даже несмотря на то, что парни снова сварили кашу с тыквой — которую обе женщины очень, мягко говоря, не любили, но ведь заедать мясо кашей их никто не заставлял. А Эрих тут же договорился, что остаток медведя вместе со шкурой он оставляет как плату за обратную проводку. Правда Вера сначала все же обругала Бруннхильду:

— И зачем нам этот медведь? Не могла какую-нибудь косулю подстрелить?

— Он на девочек вышел, медведа сделал. Я и так еле успела…

— Извини, это я за тебя испугалась… Всё правильно ты сделала.

Вера обратила внимание на то, что, несмотря на всю суету после выстрела, девочка с удочкой ни на минуту не прекращала ловлю рыбы. В небольшой корзине, которая появилась рядом с ней, рыбешек лежало уже десятка три, причем не только мелочь, но и парочка довольно приличных плотвичек. А когда Вера направилась к ней, она, протягивая ей удочку и корзину с рыбой, тихонько спросила:

— А можно мне взять немного рыбок?

Вера, взяв девочку за руку, подошла к мужику, с которым, как она заметила, договаривался об оплате Эрих, и, прервав их разговор, спросила:

— Это кто? Где ее родители?

— Зовут ее Двина, ей восемь лет, родителей нет. Есть еще сестра и братец, маленькие. Братца ее уже жена Скипа выкармливала, это брат ее матери… они сейчас у него в доме живут, — он на секунду запнулся, а затем продолжил: — Их кормит и одевает жена Скипа.

— А у Скипа своих сколько детей?

— Сейчас… — он снова на пару секунд задумался, — Сейчас трое.

— Наверное трудно столько детей прокормить?

— Детей прокормить всегда непросто.

— Хорошо. Если Скип с женой не будут против, я заберу Двину с сестрой и братом. Не сейчас, когда мы обратно плыть будем. Двина, забирай всю рыбу которую ты поймала. И еще я тебе удочку оставляю, — Вера подняла голову, огляделась и громко, чтобы все вокруг ее услышали, произнесла: — Я оставляю удочку Двине, и она будет ей ловить рыбу до нашего возвращения. И будет ловить лишь тогда, когда сама захочет. И никто не может у нее удочку забирать даже на время…

— Ну и зачем тебе эта девочка? — нескромно поинтересовалась Брунн, когда лодья вышла на середину реки.

— Своих детей у меня нет и вряд ли будут, так этих воспитаю…

— Этих воспитать — дело, конечно, хорошее, но насчет своих… я бы не зарекалась. Мужик тут, конечно, диковат, но и его можно правильно воспитать. Хочешь, расскажу как?

Глава 9

Когда экспедиция покидала поселок, Вере и Бруннхильде местные женщины подарили по вышитому полотенцу. Или, скорее, шейному платку — но путешественницы предпочти считать их именно полотенцами, так как ткань было довольно жесткой…

Лодью провели через пороги на следующий день. Брунн отдельно отметила, что местное население действительно занимались этим профессионально: суденышко перекрыли сверху заранее заготовленными чехлами из кожи чтобы внутрь не попадала вода, а затем протащили лодью на буксире, привязав к двум довольно большим лодкам (спереди и сзади). Причем лодки были не привычными уже долбленками, а сколоченными (точнее, как-то собранными) из досок плоскодонками.

Однако большую часть проводки она не видела, всех путешественников провели по тропе вдоль реки (Эрих отдельно пояснил, что тропа на треть короче водного пути и поэтому большая часть реки с тропы не видна). Несмотря на то, что пеший переход занял всего часов пять, лодья — уже освобожденная от чехлов — ждала их у берега. Местный «главнюк» сказал на прощанье, что если на обратном пути они не застанут здесь их проводника, то могут пройти по тропе обратно и позвать перегонщиков. Предупредив, однако, что обратный перегон займет минимум два дня…

Дальнейшее путешествие прошло без особых приключений: пара небольших порогов на Мсте особых препятствий не представила и на третий день путешественники остановились у небольшого «агарда» при впадении Мсты (которую тут называли уже «Миста») в Ильмень. Эрих сказал, что в этом городке обычно купцы покупали репу и ячмень — немного, просто как еду для дальнейшего путешествия, потому что цены здесь были не то чтобы заоблачные, но и немаленькие, однако тащить большие запасы с собой изначально оказывалось еще более накладно. Вдобавок в городке караваны останавливались на день чтобы просто подкормиться «экзотическим местным продуктом»: густым (ложка стояла) супом из мелкой рыбки (Вера, которая «в прошлом будущем» здесь бывала, уточнила: скорее всего снетком) и ботвы от репы. За огромный горшок лакомства Брунн отдала пару швейных игл. Суп оказался в принципе съедобным…

В Волхове парням пришлось поработать: Вера, специально пару раз приказывавшая ставить лодью в дрейф, отметила, что скорость течения в реке удивительно небольшая, не выше километра в час. Причем и в верховьях, и в низовьях. Реку с трудом прошли — исключительно на веслах — за четыре дня, поэтому остановились передохнуть в крошечном «поселении» вблизи устья (которого, как сказал Эрих, «здесь четыре года назад не было»). «Поселение» было действительно крошечное, в двух скорее землянках чем домах там жило около двух десятков человек — и это если детей считать, которых, правда, заметили всего двоих. И здесь Брунн впервые встретила людей, которые едва понимали нынешний «рязанский» язык. То есть сама Брунн их все же понимала, вероятно сказывалась привычка машинально «в уме делать поправку на произношение» собеседника, а вот местные жители…

Однако Эриха они понимали, и уже вскоре выяснилось, что местные — «сами не местные», а тоже как бы торговцы, которые шли откуда-то с северного берега озера Нево (то есть Ладоги) покупать что-то, как с трудом через Эриха выяснила Брунн, в верховьях Ловати. Но попали в шторм, их посудина получила пробоину — и вот уже второй год бедолаги куковали здесь. На прямой вопрос «почему они пешком не вернулись» был дан столь же прямой ответ: по дороге несколько рек которые без лодьи не переплыть. То есть их можно переплыть и на лодке, но тогда лодку придется бросать после переправы а потом новую делать — и выйдет дольше, чем здесь новую лодью построить. А на второй вопрос ответ был совсем уже коротким: «года через два»…

Брунн, конечно же, поинтересовалась, «а почему так долго, им что ли спешить некуда?», и на этот вопрос ответил Север, самый молодой парень из «охраны»:

— Они очень спешат, но как быстрее-то? У них на всех есть один старый нож… В прошлом году они едва успели сделать жилища, потом добывали дерево для угля. Этим летом они насобирают достаточно руды, сделают немного железа, к следующему из него сделают топор или даже два. Долото сделают, а липу для лодьи они приготовили. Кору содрали, она к осени совсем высохнет. Её в начале лета срубят, к зиме лодью вытешут, за зиму распарят, просмолят… Как раз через два года все подготовят и поедут обратно домой.

— А старую сильно разбило? Починить нельзя?

— Мы бы смогли починить, где-то за неделю-две, а они не смогут.

— Почему это? У них руки что ли кривые?

— У них выломало кусок дна. Не до конца, но получается щель метра два длиной. У нас есть ремкомплект: болты, которыми мы могли бы внутри лодьи поставить дубовую доску и закрепить выломанный кусок — но для этого нужно восемь наших скоб с гайками…

— Уважаемая Бруннхильда Фердинандовна, — вмешался в разговор Эрих, — я узнал точно за какими покупками они плыли. Они хотели на торге в сорока днях пути вверх по Ловати купить двух молодых хавад. Я спросил зачем им в лойве клетка посередине, и они сказали чтобы хавад в ней везти…

— Спасибо, Эрих, это было очень интересно, — с нескрываемым сарказмом в голосе ответила Брунн, — знать бы еще, зачем эти хавады вообще нужны.

То ли местные вообще не доросли до понимания сарказма, то ли Эрих был в душе крутым троллем, но парень ответил тем же ровным голосом и с той же вежливой физиономией:

— Я не знаю, зачем хавады нужны уважаемой Кати, но она показывала их в своем волшебном окне и просила сразу говорить если будет известно где их можно купить. Я раньше не знал где их продают и не говорил, а теперь узнал и говорю.

— Эрих, я сейчас тебя больно стукну. Расскажи подробно, кто такие хавады!

— Это зверь. Большой. Как тур, только рога у него маленькие…

— Почему хавада? Хавада, хавада… Вера! Мы нашли коров! Так, Эрих… нет, не годишься. Север, иди договаривайся с этими ребятами: мы им чиним их лодью…

Север был самым младшим в этом походе и в качестве гребца выглядел не очень — а вот в качестве «посла»… Мальчик был сообразительным, должен все правильно сделать. Брунн вдруг вспомнила, как Эрих, увидев парня на торге в Рязани, чуть ли не плакал, уговаривая ее парня выкупить: он оказался практически родственником Эриху — по крайней мере из той же деревни. И в поход его взять именно Эрих захотел.

— У них не лодья, а лойва.

— Какая разница? Мы… ты им чинишь, потом… возьми еще кого-нибудь из парней, только не Эриха, поедешь с ними обратно в их город, потом с ними же едешь покупать коров… уточни цену… нет, узнаешь точно где эти хавады продаются и почем, затем возвращаешься сюда и ждешь пока мы обратно не поплывем.

— Лодья делается из одного дерева, а лойва из многих. Из трех, а говорят, что даже из пяти бывают, только сам я таких не видел. И я не знаю как за хавадами ухаживать…

— Тебе не надо покупать хавад, нам пока их не на чем домой тащить. Ты просто все про них узнаешь: где продаются, сколько стоят… и как ухаживать, тоже узнаешь.

Дальше экспедиция поплыла через три дня: узнав, что можно разжиться коровами, Вера настояла чтобы на починку лойвы отправились все, кто может хоть чем-то помочь. И в результате, взяв вместо Севера и его товарища двоих «жертв кораблекрушения» в качестве гребцов — что всеми было воспринято как само собой разумеющееся — лодья отплыла от странного берега одновременно с отремонтированной лойвой. До Невы дорога заняла еще четыре дня, и Брунн по этому поводу даже пожаловалась Вере:

— Оказывается без мотора по рекам плавать — занятие для флегматиков.

— Это ты, радость моя, еще не прикинула как мы домой поплывем. Сейчас-то мы все по течению спускаемся, а вот обратно…

Когда же лодья вошла в Неву, ответ Веры Брунн восприняла гораздо глубже:

— Эрих, ты говорил, что уже плавал до самого моря?

— Да.

— А как вы на лодье вверх по Неве поднимались? Тут же течение километров десять в час…

— На веслах вверх здесь подняться нельзя, даже у самого берега нельзя. Если сильный ветер попутный, то можно пройти под парусом — но здесь попутный ветер если и случается, то только до половины реки. Но можно по небольшой реке слева подняться от моря на полдня пути, а потом уже по правому берегу тащить лодью на веревке. Если не очень спешить, то до Нево идти пять дней, но если спешить, то и за три, говорят, можно дойти.

— Интересно, а почему озеро — Нево, а река — Нева? — этот вопрос задала уже Вера, немного удивившаяся тому, что и сейчас река носит то же имя (правда, ударение в названиях сейчас делалось на «е»).

— Но река же женщина…

— А как же Дон?

— Но ведь Дон — это женское имя…

В реку лодья вошла с рассветом, а еще до полудня Брунн почувствовала запах моря. Остальные тоже, скорее всего, его почувствовали, просто им было не до абстрактных размышлений: попутного ветра не случилось и шестеро парней гребли изо всех сил, другие шестеро — готовились их сменить, Вера что-то увлеченно считала на своем телефоне, а Эрих, что-то про себя бормоча, крутил ручку генератора, заряжая батарею второго телефона или Wi-Fi-раутера. Брунн еще подумала, что раньше он высказывал свое отношение к верчению ручки вслух, но после того, как Вера объяснила, что «только избранным подвластно великое искусство зарядки батарей», его эмоции лишь изредка выражались в этом неразборчивом бурчании…

— Скоро выйдем в Финский залив, — озвучила Брунн очевидную истину. — Остановимся здесь, на каком-нибудь островке?

— Нет. Эй, держите вот в ту правую протоку! Если это то, что я думаю, мы через два часа уже к Лахте подойдем. Там пообедаем и… хорошо бы сегодня до Лисьего Носа дойти.

— Куда теперь-то спешить? Мы против графика все равно уже на неделю опаздываем.

— Брунн, нам пилить до Приморска только если повезет. А если не повезет, то может придется и до Котки плыть…

Всегда любые планы портит какая-нибудь непредвиденная дрянь. Но иногда случаются и приятные неожиданности: на следующее утро подул тот самый «попутный ветер» и уже к вечеру лодья ткнулась носом в берег на острове Березовый. Вера, разминая ноги, немного побродила по берегу, подбирая и рассматривая выброшенный волнами мусор:

— Так, девочки и мальчики, похоже мы приплыли куда хотели. Завтра с утра узнаем точно, а теперь — всем отдыхать. Потому что если мы действительно там, куда стремились, то еще раз отдохнуть всем придется очень нескоро…

Через полтора месяца после экспедиции на Балтику в путь отправилась вторая экспедиция за солью. Отправилась на этот раз на одном-единственном судне, которое, если считать с того момента, когда его решили строить, готовилось больше года. Это было что-то, по нынешним временам, невообразимо-огромное: длиной в двадцать шесть метров и шириной в шесть. Судно было сделано вообще без затей: цельнодеревянная баржа с каркасом из дубовых брусьев и обшивкой в два слоя из дюймовых досок. При строительстве учли некоторые местные судостроительные хитрости, поэтому наружная обшивка была липовой, а внутренняя все же дубовой. Дуб — он, конечно, прочнее липы, но горячая смола в него впитывается хорошо если на миллиметр, а липовая доска этой смолой пропитывается почти насквозь. К тому же липа легко строгается, не трескается из-за гвоздей и шурупов и в мокром виде неплохо гнется, а когда потом высыхает — её почти не ведет.

Поэтому корпус не только снаружи обшили липовыми досками, но потом еще и обстругали и даже отшлифовали — хотя в любом случае скоростные свойства если это и улучшило, то ненамного: ящик, даже с заглаженными краями — он ящик и есть. Ну да, с острым носом и немного закругленной кормой…

Скорость судна обеспечивал КамАЗовский дизель и четыре винта. Винты были по размеру такие же, как на первом буксире и первой барже, сделанные из колес от «Солариса». Ну а так как те колеса уже закончились, новые винты сделали из «летних» колес Лизиного внедорожника, на что Ксюша потратила почти два месяца времени — потому что в этот раз лопасти винтов делались не из листа стали, а отливались из ободов этих же колес. Зато «гидродинамика» у этих винтов была существенно лучше (ну, по крайней мере, так предполагалось).

В качестве «запасного мотора» на судно поставили снятый с «Октавии» Михалыча и доработанный «на газ» мотор, для чего там же разместили и газогенератор, а в дополнение к нему — двухсотлитровый бензобак. Мотор, работая на газу с небольшой добавкой паршивого бензина, в принципе мог выдать почти все свои «паспортные» сто десять сил (да и без бензина явно за семьдесят) — но в любом случае он рассматривался именно как запасной, так как переключить редуктор винтов с одного мотора на другой можно было лишь переставив вручную ведущую шестерню. Тем не менее в первый рейс кораблик пошел именно «под газом»: буквально в последний момент Леночка, снова возглавившая «соляную экспедицию», решила «поберечь солярку» несмотря на наличие двух полных цистерн общей емкостью в восемь тысяч литров в дополнение к трехсотпятидесятилитровому штатному КамАЗовскому баку…

После того, как экспедиция отправилась в путь, Марина, глядя на дыру в заборе (из которого, собственно, и были сделаны топливные цистерны на судне), с грустью пожаловалась Михалычу:

— Вот так, потихоньку мы все, что у нас было, разломаем. Сейчас забор, машину твою, КамАЗ доломали. Что следующее ломать будем чтобы сохранить всё как было? Электростанции твои сколько еще протянут? А у нас только две машины нетронутыми остались, моя и Лизина, да и та уже без колес…

— Без летних колес, да и шины летние в сохранности лежат. Если потребуется, колеса, хоть и не литые алюминиевые, на кузнице можно новые сделать…

— Вот именно: если.

— Верно заметила: правильно говорить «когда потребуются». И даже я, думаю, до момента этого светлого вполне доживу. Ты тут просто с внуками и детьми всеми нашими занята, оглядеться времени нет — ну так я расскажу. Ты вот думаешь почему Светка свою печку так далеко от поселка ставит?

— Чтобы дым да копоть в дома не летели.

— А вот и нет! У нее там половина народу землю роют, ручей углубляют. Там ручей, чуть побольше Прозрачного, за двести метров на двенадцать метров падает. На километр ручья — пятьдесят метров падения!

— Ну и что?

— А то что только на первом таком участке, если гидростанцию поставить, можно сто киловатт мощности снимать!

— Ну допустим можно, нам-то от этого что?

— Ты ведь знаешь, что мотор, который я восстановил для нашей масляной установки, чтобы стартер КамАЗовский вернуть, был последним в моем складе. И больше из «наследства предков» по части энергетики у нас ничего не осталось. Но Вовка с Сашей сами уже сделали, из местных материалов практически сделали, мотор на десять киловатт для Светиной печки. Там, конечно, они подшипники с велосипеда взяли, но! Сейчас они собирают генератор для гидростанции, на тридцать киловатт, и вот он уже целиком из местных материалов будет! Точнее, сталь они все же из моста наковыряли, но от этой гидростанции как раз сталеварная печка и питаться будет, так что следующий генератор совсем уже «местный» у них получится. Тем более что Володя сам уже шары для подшипников сделал. Хреновые пока, ну так это сталь такая и галтовка все же дубовая, но и эти шары, думаю, год прослужат, а тем временем он и новые сделает.

— И когда же ждать этой электростанции?

— Скоро уже совсем… подожди-ка минутку… — с этими словами Михалыч шустро убежал к себе в дом, а через минуту вернулся, держа в руках большую пластиковую сумку: — Вот, держи.

— Это что? — удивилась Марина.

— От невестки осталось, купила она по жадности комплект постельного белья. Только он нам ни на одну кровать не подошел, так и валялся…

— «King size», — недоуменно прочла на этикетке Марина, — и куда он мне-то? У моих-то кровати размеров тоже не королевских…

— Ты это… покрывало потихоньку распори, кружавчики аккуратно отрежь. Конечно, оно тут не совсем белое, чуть желтоватое, но это — натуральный шелк, невестка проверяла. И спать на таком по нынешним нашим обстоятельствам, конечно, пижонство и извращение. А вот Катьке платье свадебное сшить — в самый раз.

— Какое такое платье?

— Это я к чему… она с Вовкой как раз электростанцию строит, думаю к августу уже они закончат… они сейчас каждый божий день по поводу строительства этого ругаются. А потом — мирятся, и, сдается мне, когда Володя Кате предложение сделает, она долго отказываться не будет. А он — точно сделает. Я и ему костюмчик к свадьбе подарю: зятю подкупил, хотели с дочерью ему на Старый новый год подарить, у него как раз день рождения… если я Лизу попрошу, она подогнать его на Вовку сможет? Я уже померил потихоньку, там разве что рукава да штанины подшить, я даже и сам думал заняться, но у Лизы на машинке наверное получше выйдет.

— Ну ты, Михалыч, даешь! Не сказать, что неожиданно… но неожиданно. Спасибо!

— Да не за что. Сама знаешь, мы тут теперь все, почитай, практически родня… в смысле, по духу. А ребятам свадьбу нужно сделать такую, чтобы все радовались, так что… Ты это, если еще чего надумаешь, сразу говори, чем смогу — помогу. И не только я, откровенно говоря, многие этой свадьбы давно уже ждут. Но я к чему все это… в августе они запустят первый гидрогенератор и мы сможем уже вообще не бояться, что с моторами что-то случится. Но Катя даже первую станцию строит в расчете на три таких генератора, а всего она напланировала на ручье этом шесть станций поставить. И даже с первым генератором ты уже сможешь и микроволновку запускать, и чайник электрический. Кстати… у меня один нерабочий в мастерской где-то валялся, может смогу починить? Как думаешь, такой подарок на свадьбу прилично будет дарить? Ведь его благодаря именно ребятам включать можно будет…

Вере потребовалось около часа чтобы убедиться в том, что они прибыли «куда надо». А вот на сколько времени они сюда прибыли, сказать не мог никто. Ей предстояло заполнить сырьем две алюминиевых двадцатипятилитровых «молочных» фляги, а сырье еще и добыть требовалось, причем его «добыча» была делом очень не быстрым. Теперь именно она, Вера, становилась «руководителем экспедиции», так как Брунн, хотя и прошла «ускоренный курс химической подготовки», постоянно путала что, как и в какой последовательности требуется сделать. А ошибаться в работе было бы очень неправильно…

Столь «завлекательное» путешествие совершалось вовсе не из познавательных целей, все было куда серьезнее: осенью внезапно умер один из «свинопасов». В принципе, все когда-то умрут, но Вероника с грустью сообщила, что причиной смерти стал столбняк: мужик упал и разодрал руку рядом с навозной ямой. И замажь он царапину (на самом деле небольшую) тем же йодом…

Йод в запасе был: только в «аптечке» Ксении было с полсотни пузырьков. Раньше в поселке он спросом пользовался: народ в деревне царапается часто, а с тульской фабрики выгоднее купить коробку по оптовой цене. Проблемой здесь было лишь слово «был»: в «новом прошлом времени» народ царапаться меньше не стал — а вот царапины стал мазать йодом чаще, согласно распоряжениям той же Вероники, и ценный медикамент начал стремительно заканчиваться. А ведь «все знают», что проще всего добывать йод из морских водорослей…

После довольно долгих обсуждений было решено, что существующий «флот» вряд ли проплывет через половину Каспия в те края, где в водорослях искомого йода будет достаточно для его извлечения, путь к Черному морю преграждался потенциальными степняками, а к Белому — самой природой, и выбора просто не оставалось. Да, на Балтике плавать в лодье вроде тоже не очень-то и кузяво, но Эрих уверенно заявил, что для нынешних купцов это особых проблем не представляет и пообещал это «лично доказать». Вот только Алёна выразила сомнения, что в Маркизовой луже водоросли набирают йода приличное количество, так что в конечном итоге было решено дойти до Приморска, там попробовать добыть хоть сколько-то вещества — а если окажется маловато, то на следующем этапе дойти до Котки: где-то в тех краях вроде была соответствующая фабрика у финнов, а они вряд ли возили морскую траву издалека.

Но уже возле Приморска водоросли оказались «подходящими». Чтобы это выяснить, Вера набрала выброшенную на берег и высохшую морскую траву, сожгла ее в специально захваченном глиняном горшке, залила золу водой, процедила через тряпочку. Затем раствор наполовину выпарила, добавила из захваченного пузырька серной кислоты, затем — перекиси водорода. И, когда жижа приобрела интенсивно желтый цвет, влила в раствор грамм пятьдесят гексана — вот этого-то добра «масляная установка» выдавала в составе «хренового бензина» почти половину, а Вера Сергеевна успела себе сделать стеклянную (а на самом деле кварцевую) «ректификационную колонку». Специально, чтобы бензин хоть немного улучшить, ведь октановое число у химикалия было в районе двадцати, так что пока он числился как «отход производства». Отход — отходом, но йод в нем растворялся хорошо (а не кристаллизовался в виде пыли, как в воде), так что через делительную воронку раствор йода в гексане отделялся от оставшейся без него воды — а как испаряется бензин, все прекрасно знают.

Из примерно пяти килограммов сухой морской травы у Веры получилось выделить около пяти грамм темных кристаллов. Которые тут же были растворены в спирте (налитом в пустой флакончик из-под того же йода) — для немедленного применения в случае чего. Но ведь целью экспедиции было отнюдь не наполнение одного флакончика…

Запаса серной кислоты и перекиси с собой тоже не привезли, так что главной задачей стало получение «исходного сырья». Не золы даже, а получаемых при растворении в воде солей йода. Конечно, с кучей, причем подавляющей кучей, других примесей — но в золе вообще растворяется хорошо если процентов двадцать содержимого. Так что сначала водоросли жгли…

И даже жгли не «сначала». Сначала сухие водоросли вымачивали в растворе щелочи (для чего экспедиция приволокла пять двухлитровых бутылок с жженой известью, которую на месте смешивали с водой). Потом — снова сушили, и только после этого сжигали (если сразу их сжигать, без щелочи, то половина йода — по утверждению Алёны — вылетала в трубу). Затем золу растворяли в воде, потом раствор фильтровали и выпаривали — и вот то, что после этого оставалось, ссыпали в фляги. Для выпаривания использовались алюминиевый таз (в нем раствор кипятили пока кристаллы на дно падать не начинали), затем медный таз для варки варенья (тут — до получения довольно густой уже «каши»), а окончательно высушивалось все в чугунной сковородке. Вроде все просто…

Для заполнения хотя бы одной фляги, как вскоре выяснила Вера, нужно извлечь соль из более чем тонны водорослей — сухих водорослей. Тонна водорослей — это килограмм двести золы. Пятьсот литров «стартового раствора», чтобы выпарить который требовалось минимум с кубометр дров — а в результате получалось килограмм сорок нужного сырья. И страшно было не это: нарубить дрова дюжине мужиков с хорошими топорами нетрудно. Вот только на месте первой остановки этих самых водорослей удалось собрать меньше пятидесяти килограмм…

Когда к исходу третьего дня парни принесли собранные уже в километре-двух от места высадки два небольших мешка травы весом меньше пяти килограммов, Вера, замачивая их в известковом молоке, с грустью произнесла:

— Да, такими темпами мы до августа водоросли собирать будем. А возвращаться с пустыми бидонами… Интересно, тут часто шторма бывают? Говорят, в шторм водорослей много на берег выкидывает.

— Эрих! — в ответ на Верины причитания Бруннхильда решила действовать «нестандартно», — как думаешь, если шторма в ближайшие пару дней не будет, что выкинет много водорослей на берег?

— Я не знаю…

— Зато я знаю. Парни, кто хочет искупаться в море? Если мне глаза не врали когда мы причаливали, вся эта бухточка водорослями просто сплошняком заросла, а глубина вряд ли больше метра. Так что дурью больше не маемся, а идем и рвем водоросли в море. То есть вы завтра с самого утра идете и натаскиваете мне кучу величиной с нашу палатку, а мы продолжаем жечь костры, у которых вы греться будете когда замерзнете. Вера, сейчас погода вроде приличная, если свежих водорослей нарвать, то они дня за три высохнут. Если их на камнях разложить и еще поворошить как сено…

— Уважаемая Бруннхильда Фердинандовна, но вода в море очень холодная…

— Во-первых, не очень, а во-вторых, когда куча станет больше нашей палатки, я каждому, кто водоросли рвал, налью по стопке водки.

— Брунн, где ты ее возьмешь?

— В твоем чемоданчике с химикатами. Я знаю, что там запрятана бутылка «Абсолюта»…

— Это для медицинских целей!

— Вот именно, чтобы продрогшие мужчины не простудились по полста грамм и израсходуем. А сидеть здесь до конца августа я точно не хочу. А даже если бы и хотела… Нам нужно этим летом притащить домой минимум килограмм йода, а как долго нам назад плыть я пока даже представить не могу.

Что такое водка — парни уже знали (Вера Сергеевна гнала спирт из картошки в основном, правда для своей «химии», но и «в медицинских целях» его понемногу использовали). Не все, но двоим «местным ладожцам» знающие как-то смогли рассказать, и куча размером с «двухкомнатную» палатку было собрана еще до полудня. Так как под названием «Абсолют» подразумевался «медицинский ректификат» (просто разлитый в соответствующие бутылки), каждому из парней досталось грамм по сто двадцать «традиционной» сорокаградусной, и они, выпив содержимое кружек, развалились на теплых камнях. Непривыкших к спиртному в ударных дозах парней изрядно развезло, и Брунн сильно пожалела, что вопреки рекомендации Веры выдала ребятам не по двадцать пять грамм, а по полстакана. Пожалела сразу после того, как пьяный Эрих, показывая рукой в сторону моря, сообщил:

— Уважаемые Бруннхильда Фердинандовна и Вера Васильевна, к нам в гости идут злые свионы.

— Почему ты думаешь что злые? — решила уточнить Вера, на всякий случай доставая свое ружьишко.

— Потому что они идут на драке, а на драке они ходят только нападать на чужие города. Или на чужие корабли чужих купцов, но сейчас они идут грабить феннов, а мы как раз на их землях.

— А с чего ты взял, что это свионы? — с некоторым ехидством поинтересовалась Брунн.

— Потому что они идут на драке. На драке ходят только свионы и даны, но сюда даны не ходят. Но если мы их победим, то будет очень хорошо: драка ходит сильно быстрее лодьи и на ней мы легко поднимемся по Мсте и даже по Неве.

— И как их победить?

— Их надо всех убить. Их всё равно нужно всех убить потому что иначе они убьют всех нас: купцов они всегда всех убивают…

— Понятно. Вера, у тебя сколько патронов?

— Я еще не стреляла… сто двадцать восемь штук. И еще два магазина в рюкзаке, но их искать долго.

— И так неплохо, у меня шесть обойм осталось и в магазине… так, всего шестьдесят четыре патрона, нам, надеюсь, хватит. Стрелять на поражение, и особо патроны не жалей: сама видишь, парни арбалеты свои даже взвести сейчас не в состоянии. Этой драке до нас плыть еще минут пять… по одной стреле парни все же пульнут, но попадут ли? Вера, главное не рефлексируй: это — убийцы и они идут убивать тебя. Меня тоже, и парней наших. И постарайся лодку не дырявить.

— Я не рефлексирую, а радуюсь что Ксюша сделала сменные магазины к своим ружьям.

— Вот и отлично. Так, парни, вы будете стрелять когда эти свеи подойдут на двадцать метров.

— Если подойдут, — нервно хихикнула Вера.

— Вот именно. Эрих, сколько в эту драку влезает народу?

— Мы все поместимся…

— Меня интересует сколько там сейчас этих… свионов.

— Сейчас там… — Эрих внимательно посмотрел на приближающийся кораблик — тридцать два иди тридцать три свиона. Если никто не лежит на дне.

В то, что у высадившихся в полутора сотнях метров пришельцев могут быть мирные намерения, поверить стало невозможно уже через минуту после высадки: вытащив свою лодку на берег они, с топорами и дубинками в одной руке и небольшими щитами в другой, молча побежали к палатке, у которой так неосмотрительно расслабились члены экспедиции. Секунд через тридцать оставшиеся так же молча побежали обратно, а Вера, опустившая ружье, смотрела как Брунн аккуратно, как в тире, укладывает уцелевших.

— Так, парни, если кто-то уже в состоянии ходить, можете посмотреть не остался ли там кто. Смотреть аккуратно, после контрольного стрелой в голову, — сказала Брунн, дрожащими руками собирающая стреляные гильзы. Вера просто положила ружье рядом с собой: ее била крупная дрожь и ей было вообще не до гильз.

— А кто пока ходить не может, но может ползать, помогите Вере собрать гильзы. И давайте потихоньку траву раскладывать сушиться…

Примерно через час, когда слегка протрезвевшие парни обобрали тушки нападавших и приготовились топить их в море, Эрих робко поинтересовался:

— Уважаемая Вера Васильевна, вам хватит той травы, которую мы уже собрали?

— Наверное хватит, а что?

— Если нам не нужно еще траву рвать, то мы не будем спускать драку в воду и свионов тащить далеко в море. Покидаем их в воду на другой стороне косы…

Глава 10

Ходан не считал себя слабым мальчиком, но его мнение разделяли далеко не все. Поэтому он, после пары месяцев обучения у городского кузнеца, вернулся в дом родителей в небольшом селище в одном переходе от города. Мать по поводу возвращения сына ничего не сказала, отец же, поглядев на исхудавшего сына и буркнув «а если вообще не кормить, то парень и хворостину не подымет», приступил к попыткам пристроить отпрыска то к соседскому лошаднику, то к лодочнику, то еще к кому-нибудь — а тем временем Ходан занимался посадкой репы. Рыть землю острой обожженной палкой занятием было тяжелым и долгим, но все же дающим надежду к зиме каким-никаким запасом еды разжиться: все же отец очень не хотел отправлять младшего сына на торг в холопский ряд. Но и отец, и Ходан понимали, что скорее всего к осени на торг придется отправляться: отцу в работе двух старших братьев хватало помощниками, а мочиться в чан, где отмокали шкуры, и без Ходана было кому. Репу же есть и младшие сестры смогут…

Все поменялось, когда городские решили разобраться с какими-то пришлыми бабами, продававшими в окрестных торгах топоры во множестве, причем такие, что поделки городских кузнецов уже и покупать никто не захотел. Но оказалось, что то были не бабы, а могучие волшебницы, потребовавшие отработать виру за это нападение. И когда донеслась весть, что работников волшебницы кормят хорошо, а работы у них много, отец «пристроил» Ходана к ним. Всяко ведь лучше, чем на торг идти: виру отрабатывали-то свободные люди, причем только один год.

Работа у волшебниц была не тяжелая, а кормили они очень хорошо. Вдобавок всю зиму работы почти вообще не было, и Ходан, вместе с прочими «отработчиками», много времени провел в совершенно волшебном доме, вглядываясь в волшебные окна — а когда зима закончилась, он вдруг осознал, что понимает речь волшебниц, и даже сам их словами говорить может!

Весной всех их выгнали в поля, сажать еду. То есть не то чтобы выгнали: сначала рассказывали, как ее сажать, потом следили, чтобы еда сажалась правильно — и только после этого те, кто все это освоил, отправляли работать в поле без присмотра. А вот потом… Когда поля все оказались засаженными, пятерых мужиков и Ходана (уточнив, что он не из города, а из дальнего селища), отправили по домам. Не насовсем, ведь срок отработки виры еще не вышел, а на время, нужное чтобы этой едой и дома поля засадить! Причем каждому дали — чтобы быстрее все посадить — и лопату железную, и топор. Сам Ходан уже понял, что без топора с такой работой не справиться: в земле корней от деревьев везде много. Ему еще дали с собой тыкву — показать, что на поле вырастет и как выросшее для еды сготовить…

Вернувшись обратно к волшебницам, Ходан попал в «бригаду», которая складывала из кирпичей новые дома для волшебниц. Ну и для тех, кто рядом с ними живет. Здесь ему стало интересно, как это у волшебниц получается складывать вовсе одинаковые дома, и он решился спросить об этом у своего «бригадира». Правда из ответа он мало что понял, но решил, что обязательно поймет все. Не сразу — о чем его бригадир и предупредил, но поймет…

Травы парни нарвали и в самом деле много, так что вышло заполнить и обе фляги, и освободившиеся от извести бутылки. Правда много они нарвали не сразу, парням пришлось еще пару раз слазить в море за травой и на все это ушел целый месяц, но и Вера, и Брунн считали что результат окупает затраченные силы и время. И даже полностью потраченный «Абсолют»: по счастью, парни не пьянствовали, а искренне считали ее «лекарством для быстрого сугрева», причем лекарством не очень-то и приятным (после него голова болела сильно), но от простуды все же спасающим.

А вот когда наступило время возвращаться, начались споры о том, каким транспортом воспользоваться. И даже куда, собственно плыть — впрочем второй вопрос возник как продолжение первого. Эрих предлагал плыть на драке, а лодью взять на буксир.

— Эрих, допустим драка эта быстрее плавает и лучше приспособлена к морю. Но на ней нужно двадцать четыре гребца, а нас… вас, парней, всего двенадцать, а мы сидеть на веслах не собираемся. Да и лодью бросать жалко.

— А мы ее не бросим, потащим на буксире.

— Если тащить за собой еще одну лодку — мы не быстрее, а много медленнее плыть будем.

— Если сразу плыть домой, то наверное медленнее. Но мы ее потащим не домой, а к феннам. Там оставим лодью и возьмем еще дюжину гребцов. А за лодьей следующим летом придем. Я могу придти только с парнями, ведь вам, наверное, больше не нужно травяную соль собирать…

— И где тут эти фенны?

— Недалеко, мы на веслах дойдем за день. Или за два дня.

— Ты так думаешь или точно знаешь? — вмешалась в разговор Вера.

— Конечно точно знаю, ведь я сам из феннов и здесь родился… не совсем здесь, но рядом. Я покажу где.

На веслах до почти родного «города» Эриха добрались действительно за два дня, и находилось это поселение, по прикидкам Веры, в районе поселка Советский. Еще день ушел на поиск жителей этого поселения: те, завидев драку, попросту смылись куда-то в лес, но Эрих, как местный уроженец, знал куда и объяснил соотечественникам, что на этот раз вовсе не свионы их грабить пришли. Брунн откровенно удивилась тому, что несколько сотен мужиков испугались трех десятков морских разбойников, но Эрих объяснил.

— Как я поняла, — подвела итог Вера, сидя в довольно неудобной позе в носу лодки, — грабить у них было уже нечего так как все уже они успели продать приезжим купцам, а умирать им просто не хотелось.

— Да и воевать им особо нечем, — ответила Брунн, — если на весь этот город у них хорошо если пять топоров. А дубинами сейчас много не навоюешь…

— Как же! У свионов этих на тридцать рыл было тоже пять топоров, один меч и всё, остальное как раз дубины.

— Не дубины, а остроги, с железными всё же наконечниками. Конечно, тоже не все…

— Это да… А твой Эрих не так глуп как кажется. Я даже не поняла, как он этим ребятам смог объяснить как правильно золу выжигать и затем йодистую соль вываривать.

— Ты слова не поняла или суть?

— Когда вернемся, сдай Эриха Ире на опыты. И пусть его и Кати помучает: он-то, оказывается, коренной финн.

— Не финн, а фенн. Я может и плохой лингвист, однако пронять, что тутошний язык совсем на финский не похож, могу. Если его понимают уроженцы Поволжья… впрочем неважно. Сейчас главное — побыстрее домой вернуться.

— Вернемся быстро. Судя по карте, ребята гребут со скоростью километров двенадцать в час, так что завтра к вечеру будем уже в Петербурге. А как Неву пройдем с ее течением, задержек особых не ожидается.

— Кстати, давно хотела спросить, а почему сейчас у Невы такое течение быстрое?

— Я посмотрела заметки, которые Лера к легенде делала, там написано, что в районе Старой Ладоги уровень воды опустился до десяти метров где-то в конце первого тысячелетия. А сейчас… то есть в двадцать первом веке там уровень всего четыре метра. То есть Ладога выше привычного нам уровня метров на десять и перепад на Неве не четыре метра, а метров пятнадцать. Ну и течение от этого быстрое… Ладно, до привала сколько еще? Попробую вздремнуть, обмен веществ притормозить — а то вдруг не дотерплю…

Обе экспедиции вернулись в первой декаде августа. И трудно сказать, что порадовало учительниц больше: три килограмма йода или тридцать с небольшим тонн соли. Еще всех порадовала девочка Двина (ударение в имени было на «и»), которая, кроме сестры и брата, с собой захватила двух щенков «белой породы». Небольших, однако девочка показала, что взрослая собака размером с овчарку вырастает. Оба щенка оказались суками, что наверняка порадует и алабая с лайкой, хотя и несколько позже.

Леру и Алёну очень порадовало то, что жители поселка возле Мстинских порогов постарались продемонстрировать особое уважение к путешественникам, послав вместе с детьми еще одну девочку (как раз ту, которую Брунн спасла от медведя). Её, по имени Янута, отправили в качестве холопки для присмотра за маленькими детьми, пояснив, что вероятно «волшебницам будет трудно в дороге детей обихаживать, а Янута этому специально обучена». Леру порадовала возможность изучения (когда-нибудь в будущем) обычаев еще одного, причем довольно далекого, племени, Алёну — то, что следующие экспедиции за йодом не встретятся с лишними препятствиями. А Лиза, поговорив с парнями, обдумав сложившуюся ситуацию и как-то неопределенно заметив, что «с порогами нужно что-то делать», предложила в следующий раз закинуть мстинцам еще проса, семян льна и прочих «полезных продуктов, не требующих особых агрономических знаний для выращивания». Однако какие у нее при этом в голове возникли планы, она распространяться не стала…

Но безусловно всех порадовало то, что обе экспедиции обошлись без человеческих потерь. Хотя Лиза, выслушав и тщательно законспектировав рассказы о путешествиях, пожаловалась матери:

— Похоже, что мы как-то быстро начали перенимать современные дикие нравы. Вера пристрелила полтора десятка человек и особо не комплексует по этому поводу. Брунн… хотя она уже некоторый опыт в первой соляной получила…

— Нет, солнышко моё, ты не права. Во время войны вчерашние школьницы служили как снайперы, и тоже не комплексовали особо.

— Но то во время войны, и они фашистов били!

— А у нас тоже ведь сейчас война. Вам историю в школе по верхам ведь давали… После войны мир воцарился не потому что все вдруг мирные стали, а потому что у нас тоже появилась атомная бомба. И потому что воевать с нами стало просто страшно. Но тогда американцы сами себя уже бомбой напугали. У нас бомбы нет, да пока она и не нужна — но вот напугать… Вырка нас воевать не пойдет: они успели нас испугаться. Да, знают, что мы-то сами на них нападать не будем, но знают и то, что если они нападут… Рязань — они всерьез еще не испугались, но все же побаиваются: а вдруг сказки про волшебниц на самом деле и не сказки вовсе? Теплоход-то наш они всем городом провожали глазами… Мало нас пока, вот и боятся нас только те, кто поближе. Однако нас с каждым днем все больше: некоторые поняли, что не бояться нас нужно, а сотрудничать и примыкать. Вот станет нас, как ты напланировала, тысяч пятьдесят, война нынешняя и закончится. Скоро уже закончится: сколько, ты говорила, к нам присоединится после того как Света печь свою запустит?

— Ты действительно так думаешь? Даже если у нас наберется народу тысяч пятьдесят, ну какой такой страшной силой мы другим покажемся? Лера говорит, что в Римской империи пятьдесят миллионов живет или даже шестьдесят, а сколько всяких готов и вандалов между Римом и нами ошивается? Ты думаешь, что они нас испугаются?

— Если нас будет пятьдесят тысяч человек с топорами и даже с арбалетами, то нет. Но когда вырастет даже не пятьдесят, а хотя бы пять тысяч человек, которые будут обучены в наших школах… и которым уже мы не побоимся дать пулеметы… Да, на это времени потребуется много, и я, скорее всего, этого уже не увижу — хотя все же постараюсь. А ты — ты уже точно этого должешься. Ангелика говорит, что уже сейчас мы можем не бояться ни вандалов с готами, ни римлян: на уничтожение стандартного легиона, по ее расчетам, нам потребуется примерно час. Но мы должны постараться не воевать с ними, а мирно сосуществовать: время в любом случае играет за нас.

— Мирно сосуществовать? Как ты себе это представляешь?

— Торговать, причем взаимовыгодно. У римлян есть очень много чего полезного: медь, олово, свинец. Взамен мы можем тоже кое-что предложить. Правда пока предложить мы вроде можем разве что стальные изделия, причем лучше не мечи с арбалетами, а плуги и… и, хотя бы, чугунки, лопаты и грабли, кружки жестяные — это будет им очень интересно, причем надолго. Но, сама понимаешь, для такой взаимовыгодности нужна сталь. Много стали…

Вопросы, касающиеся собственного производства стали, очень интересовали вообще всех: Лиза была убеждена, что производство каждой тонны стали привлечет «на сторону добра» минимум трех-четырех взрослых мужиков с семьями — просто потому, что мужик, вооруженный стальным инструментом, с легкостью для нынешних времен небывалой эту семью и прокормит, и защитит. А народу на различные (и очень нужные) работы катастрофически не хватало, так что «грубым физическим трудом» пришлось занять и школьников. Конечно, дети много не наработают, но хоть небольшую помощь окажут, хотя бы в тех занятиях, где, собственно, грубая сила не критична. Точнее, в тех, где эту самую грубую силу можно компенсировать числом работающих.

Например, на постройке гидроэлектростанции. Когда еще она только проектировалась, Катя — все же математику освоившая — довольно ехидно поинтересовалась у Вовы:

— Я тут одного не могу понять: если на киловатт мощности нужно полтора кубометра на метр в секунду, то как ты собираешься получить шестьдесят киловатт с плотины высотой семь метров при потоке в четверть куба? Я, как ни считаю, получить даже два киловатта не могу…

— Полтора куба в секунду — это все же на десять киловатт. Чтобы получить шестьдесят… нет, чтобы получить тридцать киловатт, которые даст один генератор, через него нужно пропустить на семиметровой плотине три четверти куба в секунду. Это я с учетом падения уровня в водохранилище считал… и если нам нужно чтобы генератор крутился сутки, то потребуется запас воды чуть больше сорока тысяч кубов — это если учитывать постоянный приток в четверть куба.

— Ага, то есть нужно тут еще и водохранилище выкопать размером в четыре гектара…

— Неплохо бы. Но гораздо проще сделать каскад плотин в этом овраге, а когда потребуется, то потихоньку воду их них спускать в пруд у электростанции. Десяток плотин через сто-двести метров — и у нас получится запас уже в шестьдесят тысяч кубов. Я понимаю, пруды будут неделю наполняться чтобы генератор сутки на полную мощность работал, но Света говорила, что ее печка как раз сутки поработает, а потом ее неделю чинить нужно будет…

— Мы все равно не успеем столько плотин построить, в них же нужно какие-то шлюзы делать чтобы воду равномерно выпускать. Да и вообще, мне кажется, что такую электростанцию строить, которая будет работать день через десять — идиотизм.

— Просто на Нижней речке высокую плотину не поставить, зато от нее сюда можно канал прорыть и здесь сразу будет полтора кубометра в секунду. Правда канал получится двухкилометровый, но и это не к спеху. Печке Светиной пока нужно только десять киловатт на воздуходувку… двенадцать, если с воздухогрейкой считать. А мне Михалыч рассказал как поворотно-лопастную турбину делать, с ней можно с тридцатикиловаттного генератора до десяти киловатт мощность электростанции снимать, так что пока и одной плотины хватит. Но ты права, все равно людей на стройке не хватает.

Людей сильно не хватало, несмотря на то, что по приказу Лизы уже больше сотни мужиков приехало работать из Унды, да еще полсотни было набрано в Вырке: за хорошие ножи и топоры желающих поработать нашлось немало. Все взрослое население Упки до осени добывало гипс, а учительницы — им все больше приходилось заниматься работами, на которые поставить местных просто невозможно.

Впрочем, одно из самых важных дел — прокорм местного населения «по санитарным нормам» — было переложено на плечи самого этого населения. Причем и никаких особых сверхусилий не потребовалось. Просто еще осенью во время сбора урожая Лера вслух поинтересовалась:

— Вот интересно, почему народ сажает репу, лук…

— Жрать хотят, вот и сажают, — с усмешкой ответила ей Люда.

— Я не про это. Что репа, да и лук сейчас мелкие, мне понятно: нужные селекционеры еще не созрели. Просто ухода за той же репой довольно много, а, скажем, за тыквой он почти и не нужен! Почему они тыквой пренебрегают?

— Не очень-то и пренебрегают, в Вете несколько гектаров леса срочно вырубили под тыквенные поля.

— А все остальные почему?

— Специалист подобен флюсу, полнота его односторонняя, — процитировала Люда. — Наши русские народные тыквы, как, кстати, и кабачки с патиссонами, которые всего лишь такие сорта тех же тыкв, родом из Мексики. Причем мексиканские индейцы выращивали их ради цветов, которые и ели. А вот эти разноцветные здоровенные тыквы — как раз детище созревших, причем веке так в семнадцатом-девятнадцатом, селекционеров.

— Интересно другое, — подключилась к разговору Лиза, — если гектара с тыквой нам хватит на прокорм человек пятисот в течение года, то какого хрена…

— Не ври, не может солдат съедать два мешка брюквы в день! — процитировала Люда старинный анекдот. — Не пятисот, а максимум двухсот, просто потому что в тыкве половина — это кожа да кости. Хотя, конечно, семечки тоже можно за еду считать, но… все равно. Главное же заключается в том, что на одно месте тыкву можно сажать не чаще, чем раз в пять лет — иначе есть её будут не люди, а вредители. И даже если вредителями пренебречь, тыква за два года почву высосет целиком. Чтобы почва оставалась почвой, на земле нужно и горох сеять, и рожь с пшеницей, и… по-хорошему, нужен семипольный севооборот. То есть минимум четыре-пять других культур на поле, кроме тыквы, вырастет. Ну не выкидывать же их! А без севооборота нам никак: то же пшено на свежевырубленном поле может и десяток тонн с гектара дать, а в пересчете на калории это побольше тыквы урожай получится. Но через пару лет то же поле хорошо если двадцать центнеров даст… Вдобавок, лично я тыкву не очень люблю.

— Все её не любят, но когда жрать нечего…

— Кстати, а давай всем соседям тыквенных семечек отсыплем. Они их посадят, причем мы подробно расскажем как, урожай соберут. Будут сытые и довольные…

— Не жалко, пусть будут. Правда гастарбайтеров нам будет сложнее нанимать…

— Два года будут сытые и довольные. А потом всей толпой прибегут к нам узнавать, почему им снова так голодно. Вот тут-то мы проблему с гастарбайтерами навсегда и закроем!

— Ох и коварная ты богиня, Людмила!

— Не коварная, а предусмотрительная. У нас на колхозной ниве с каждым днем все больше работать некому…

После того, как Алёна начала выпуск антибиотиков, фармакопеей были вынуждены заниматься уже восемь человек. Просто потому, что работа, хотя и была физически нетяжелой, требовала внимания и, что было куда как более важным, способности читать и понимать длинные и очень подробные инструкции — не говоря уже о том, что требовалось уметь и время отсчитывать, и за температурой следить.

Кстати, первым антибиотиком стал вовсе не пенициллин: хотя Алёна и обнаружила несколько пенициллиновых грибков (даже в сыре старом обнаружила, еще в первые дни после переноса), ни один из них для получения антибиотика не годился (хотя Алёна поначалу и думала иначе). А вот в земле, в лесу нашелся совсем другой «гриб» — и на свет появился «самый настоящий эритромицин».

На самом деле и эритромицин не был первым полученным Алёной антибиотиком, еще раньше она синтезировала левомицетин (или, скорее синтомицин — но в чем разница, кроме нее так никто и не понял). Однако его она сделала из стирола, который Вера Сергеевна как-то добыла, разполимеризовав упаковку полистироловых стаканчиков. Избытка стаканчиков не было, так что сделав грамм пятьдесят синтомицина Алёна с этим препаратом временно закончила — а эритромицин делался «из кукурузного крахмала», и здесь ограничений по сырью вроде бы не было. Однако, в отличие от производства синтомицина, где Алёна между разными стадиями процесса могла прерываться на довольно долгое время и затем продолжать работу, с эритромицином работа была непрерывной, и люди были вынуждены круглосуточно следить за процессами и регулировать температуру, влажность, выполнять множество прочих работ, требующих постоянного внимания — и восемь человек полностью самоисключились от работ физических.

Еще шесть женщин «с образованием» трудились под руководством Веры Сергеевны. Химия — это ведь не только ядохимикаты какие-нибудь (хотя фосфид алюминия — штука совершенно необходимая в быту), но и обычное мыло. А оно — тоже штука в общем-то почти незаменимая. Да и возможность получения ниток изо льна или конопли не через полгода или даже через пару лет, а через неделю-другую тоже многого стоила. Но больше всего, по всеобщему мнению, «стоило» обучение школьников. Да, половина, если не больше, просто в силу возраста хорошо если программу начальной школы освоят, но те, кто приступил к обучению лет в шесть-восемь, и «десятилетку» скорее всего пройдут — а там и высшее образование не за горами. Тоже не для всех, однако Ксения просто мечтала хотя бы о «выпускниках с семью классами», которых потом можно обучить работать на станках. Но пока мечты так и оставались мечтами.

Хотя потихоньку и «проблема кадров» решалась, только очень уж медленно. Люди ведь от природы разные, некоторые из них обучаются всему новому довольно быстро. Ну, не совсем уж «всему», однако — чаще всего из природного любопытства — старательно и весьма успешно перенимают какой-то опыт. Марина и Даша, занимавшиеся «по необходимости» парикмахерским искусством, сумели обучить сразу пятерых местных девочек — причем одной и любая учительница без тени сомнений подставляла голову, а остальные четыре… наверняка и у них скоро будет получаться хорошо.

Ярославна, ссылаясь на какое-то одной ей известное исследование, утверждала, что быстро обучить чему-то новому можно около пяти процентов людей. Правда «натурный эксперимент» эти цифры не подтверждал, из примерно трех сотен работавших на учительниц взрослых мужиков «чему-то принципиально новому» обучить удалось, причем с большим трудом, только шестерых, да и то уровень их нынешней квалификации Лиза охарактеризовала как «не страшно отойти чаю попить, за это время все испортить они не успеют просто». Чуть лучше было с «подрастающим поколением»: у Ксении уже человек десять детишек в возрасте от десяти до двенадцати могли что-то простенькое и на станке выточить, у Вовы сразу трое каменщиков совершенно самостоятельно выкладывали арочный проем. Больше всего с кадрами повезло Маркусу: из двух десятков человек, которые работали у него на «верфи», выгнать за криворукость пришлось всего двоих. Но тут и ситуация изначально была иной: местный народ с деревом работать вообще-то умел, новый инструмент освоил легко (если считать стальной топор принципиально «новым инструментом» по сравнению даже с каменным). Поэтому — когда Вовка слегка позавидовал «педагогическим талантам» юноши — Маркус высказался однозначно:

— Вов, замена тупого железного долота на острую стальную стамеску — это не педагогика, а просто небольшое обновление уже имеющихся базовых навыков. Есть такие — сам гениальным педагогом станешь, нет — то тут хоть лоб расшиби, пользы не будет. И ещё: и Ярославна говорила, и я сам заметил, что взрослых тут обучать чему угодно почти бесполезно. Они учиться не умеют. Раньше я думал, что чушь это, но теперь понял: школа — это место где детей учат именно учиться. И хорошо, если школьники хоть чему-то научились дома, а если нет… я честно не представляю, как наши училки с детьми нынешними справляются. У них же и других забот невпроворот. А сколько детишек они в школу-то набрали?

Полторы почти уже сотни школьников, да еще «с нулевым багажом общих знаний» — это два десятка учителей «на полный рабочий день». Кроме того, школьников требуется еще прокормить, по возможности хоть как-то одеть-обуть — а кому в полях и лесах работать?

И с целью «привлечения новых гастарбайтеров» было организована очередная экспедиция. Не очень-то и дальняя: в родной городок Киры. Раньше как-то времени не было, все были по уши заняты разными срочными делами, а сейчас — сейчас тоже все были заняты, однако возможность получения новых рабочих рук Лиза сочла более важной, а «затраты на экспедицию» теперь выглядели приемлемыми. И Маркус, оторвавшись ненадолго от «традиционных» поездок за каменным углем, повел катер с прицепленной лодкой в противоположном направлении. Кроме него и Киры за гастарбайтерами отправилась Ира, Леночка с автоматом (у нее явно началась паранойя на теме «нападений злобных автохронов») и трое «воинов» с арбалетами из первых пленных мужиков. Кира, правда, говорила, что воевать по дороге и в родном городе не придется, но Леночку она убедить не смогла…

Появление Кирки в родном городке произвело фурор. Не то чтобы народ особо удивился, что девочка оказалась живой, но вот то, что она выглядела как «богиня»… Хотя, наверное, и не платья, доставшиеся ей от выросшей из них Кати произвели такое впечатление, а «небольшой подарок родне»: с собой экспедиция захватила небольшой бочонок соленых белых грибов и три ящика соли. Почти сто килограммов соли — это было впечатляюще, как и грибы, засоленные почти три месяца назад. В особенности грибы: здесь почему-то никто этот весьма обильно растущий продукт в качестве пищи вообще не использовал. На этом фоне даже брюква, морковка и прочие овощи проскочили почти незаметно — но именно что «почти»: посулив в качестве оплаты семена, еще немного соли и пяток стальных лопат, Ира завербовала больше сорока мужиков на три месяца трудового героизма. Быстренько прикинув, что бабы вполне прокормят себя и детей в изобилии растущими в лесу грибами да еще и на зиму запас сделают, почти все мужское население поселка прыгнуло в лодки…

Ире пришлось оставить в поселке двоих «охранников» — чтобы обучить местное население засолке тех же черных груздей, которых в лесу было просто море и которые в исходном состоянии вообще-то в пищу были непригодны. А по нынешним временам и разного рода волнушки и прочие валуи представляли серьезную пищевую ценность — это, конечно, если соль в достатке имеется — и это не говоря уже о белых, подберезовиках с подосиновиками, маслятами и прочими рыжиками со свинушками. Но для того, чтобы народ грибами все же не потравился, Ира еще прислала трех девиц, уже обученных различать съедобные грибы от поганок.

Сулить же «стальные изделия» Ире было несложно: Вера Сергеевна выкроила, наконец, время чтобы нахимичить еще взрывчатки и еще до возвращения «соляной» экспедиции была взорвана одна рухнувшая балка моста. Длинная балка, и «попаданки» смогли, наконец, уточнить имеющиеся в их распоряжении стальные депозиты: из двадцатиметровой фиговины было выковыряно почти две тонны «высококачественной» стали и чуть больше четырех — «гвоздевой». Что составляло два с половиной процента «общего запаса» — и среди женщин возникли сомнения в необходимости срочного завершения строительства печи для варки металла. Но как возникли, так и развеялись: Света быстренько объяснила, что многое из необходимого несложно отлить — но почти невозможно отковать, по крайней мере имеющимися силами.

Аргумент восприняли все. Но он породил столь много «уточняющих вопросов», что уже через пару дней на двери сарайчика, где Света время от времени отдыхала после беготни по стройке, появилась непонятная для местного населения, но однозначно трактуемая учительницами надпись «Вы забыли, куда вам идти? Я напомню…»

Глава 11

Строительство самой печи, выполненной по «слегка переосмысленным» чертежам из Брокгауза, было завершено еще в начале августа. «Переосмыслению» в первую очередь подвергся стальной кожух — за неимением лишней стали его Света сделала кирпичным, и воздуходувка, которую (используя описание из какой-то книжки, и даже не описание, а упоминание) изготовили «с подогревом». Воздух качался через много стальных труб, помещенных в довольно большую печку и, как показали испытания, на выходе прогревался градусов до пятисот. «Много труб» — это всего дюжина, но после того как кузнечихи наковали из тонкой арматуры что-то, напоминающее стальной лист, а затем заготовки согнули и сварили, то даже эта дюжина казалась невероятным количеством. Однако трубы сделать пришлось: книжка обещала, что в таком варианте в вагранке можно будет и сталь плавить — хотя пока такая задача не ставилась. А вот наплавить простого чугуна… однако и здесь «горячее дутье» вроде как обещало изрядный рост производительности печки.

Брокгауз «подсказал» и где найти сырье для огнеупорных кирпичей: неподалеку от будущей деревни Вялино вблизи угольной шахты природа запасла много «жернового камня», то есть кремнистого песчаника (из которого заодно и «нормальные» жернова для мельницы наделали). Крошить его было все же проще, чем кварцит, а после прессовки с известью кирпичи обжигались как и обычные, глиняные. Качество их, конечно, до стандартов даже двадцатого века не дотягивало, но и сама печь ставилась по технологиям века так девятнадцатого, если не восемнадцатого…

Два месяца печь просто стояла, и не потому, что Володя закончил свою электростанцию только в середине сентября — в конце концов можно было вентилятор воздуходувки и от газогенераторной станции запитать. Но у Ксюши было очень много планов на расплавленный чугун, и все причастные ждали, пока она не закончит свою работу. А десятого октября, когда последняя форма была закончена и доставлена к печке…

Формы делать было более чем непросто. Сначала девушка сделала то, что ей нужно, из липы. Затем — облепила эти липовые заготовки глиной. Когда всё это окончательно высохло, изготовленное было запихнуто в специально выстроенную печку и там обжигалось до тех пор, пока липовая заготовка не выгорела. И, наконец, полученная «форма» уже возле печи была помещена в ящик и засыпана (снаружи, конечно) землей. Каждая форма — а Ксения таких изготовила десятка полтора.

Сама Светлана тоже не простаивала: давно и глубоко прочувствовав страшную нехватку кухонной посуды она, взяв у Марины пару чугунных сковородок и утятницу, делала формы для этих столь нужных в обиходе литых изделий. Не так вычурно, как их делала Ксюша, но у Светы и изделия были не сколь замысловаты, как у «станкостроительницы», так что Света обошлась «сборными» формами, сделанными из смеси песка, глины и толченого угля. А «для пробы» изготовила и парочку форм для отливки «традиционных русских чугунков» — впрочем, пока еще слабо представляя, как из готового чугунка вытаскивать окаменевшее содержимое. Но все это было работой для нее не главной, выполняемой скорее потому, что «больше заняться нечем», главным же для нее сейчас была первая плавка этого самого чугуна. Которая покажет, насколько люди двадцать первого века в состоянии понять, что написано в книгах века девятнадцатого.

И десятого октября Света разожгла огонь в печи. Сначала уголь в ней горел потихоньку без посторонней помощи, затем Света начала поддувать в печку воздух пылесосом (мощный «строительный» Кёрхер был всего один, поэтому для того, чтобы с ним ничего плохого не случилось, пылесосом «управляли» Маркус по очереди с Сашей — ну, чтобы Марину успокоить хотя бы). А утром одиннадцатого, перенеся пылесос к воздухогрейке, где раздуваемые им угли раскаляли воздушные трубы почти докрасна, Света включила «основную» воздуходувку и начала засыпать в печь руду. То есть окатыши, сначала — сделанные из окалины, затем — сделанные из обожженной «луговой руды». Полторы тонны первых и около семи тонн вторых, обильно перемежая ковши с рудой ковшами с углем.

В принципе все причастные примерно представляли, что должно получиться. Но представляли себе все это именно примерно — впрочем, когда через двенадцать часов первый раз приставленные к этому делу мужики пробили летку, чугун пошел куда требовалось и первая порция Ксюшиных форм заполнилась именно чугуном, а не шлаком. Вот только чугуна получилось несколько больше ожидаемого — впрочем, и такой вариант предусматривался, «излишний» чугун заполнил заранее подготовленные в земле ямки. Не очень приятно было лишь то, что сверху на эти же ямки (и на Ксюшины формы) вылился и шлак, что, впрочем, особо никого не расстроило. Все же печь-то строилась скорее как вагранка чем домна, так что всегда оставался вариант «лишнее» еще раз переплавить, а с Ксюшиных заготовок шлак и отбить не очень сложно будет — он же поверх литников только попал.

А «второй подход» оказался полностью провальным. На этот раз чугун залили в подготовленный для работы «бессемеровский конвертер» — и еле успели оттуда его вылить: мощности воздуходувки не хватило чтобы прокачать воздух через металл и чугун попер в фурмы. Еще бы немного — и воздушная труба, проходящая через ось конвертера, заполнилась бы никому здесь не нужным чугуном, но Света это вовремя сообразила и успела вылить расплав в приготовленный для стали ковш. Зато в конвертер чугун залился чистый, совершенно без шлака, так что вторая порция Ксюхиных форм залилась чугуном идеально.

Так как подготовленная руда почти закончилась, в «третьей части марлезонского балета» Света засыпала в печь кучу разбитого на относительно небольшие куски шлака, оставшегося просто в невероятных количествах у металлургов из Унды — его она сыпала в печь пополам с известью, куски насквозь проржавевшего железа, выковырянного в полях и из «пожарного пруда» и, под конец, с полтонны «сырой» — то есть необожженной — луговой руды. Все это Света проделала скорее из исследовательского интереса, так как уголь еще не закончился и можно было печь еще немного погонять. Результат удивил всех: судя по нему из каждой тонны кричного шлака печь «извлекла» килограмм по триста пятьдесят железа, так что многолетние «отходы производства» представлялись теперь вполне себе неплохим сырьем…

За два дня в печь закинули почти весь уголь, который старательно выжигали в течение последних двух месяцев, все запасы руды и металлолома (почти все, несколько железяк оказались слишком большими, чтобы их можно было в печь засунуть), да и уровень воды в пруду снизился настолько, что турбина электростанции с трудом выдавала нужные моторам киловатты. Но Свету это вообще не расстроило, и на простой вопрос Саши она ответила совершенно спокойным тоном:

— Я когда еще только приступала к постройке печи, знала, что она хорошо если пару дней проработает. И вовсе не потому, что угля или руды не хватит, мне просто обязательно нужно посмотреть что с ней внутри сделалось. Может быть кладка и развалится когда печка остынет, но это плевать. Что бы в книжках ни было написано, в реальной жизни все несколько иначе получается, там более что и огнеупоры мы делали через… не совсем правильно, и в печь кидали черт знает что. В конце-то концов внутреннюю кладку я и вообще целиком переделать смогу — но важно понять, что я сделала не так.

— Все же получилось… ну, кроме конвертера. Да и то, Ксюша сказала что воздушную трубу она быстро от остатков чугуна вычистит. С чего ты вообще подумала, что что-то неправильно сделала?

— Сам видел: с воздуходувкой я облажалась. Еще — но ты, наверное, внимания не обратил — не сделала отдельную летку чтобы шлак выливать. Знаю почему не сделала и знаю теперь, как дело поправить. Еще много чего по мелочи — и это только снаружи. А что внутри неправильно сделала — будем поглядеть… Да ты не переживай, тонн восемь чугуна даже если раз в месяц варить — это уже грандиозный успех по нынешним-то временам. Кстати, ты мне не поможешь потом внутри печки все проверить?

Через десять дней, когда печь окончательно остыла, Света, обсуждая результаты «первой кампании» ответила на вопрос Ксении просто:

— В принципе, если тебе нужно запустить печь именно как вагранку, я ее недели за две подготовлю. Там чинить-то немного, а если ее часов на пять-шесть работы готовить, то можно и не выковыривать прогоревшие кирпичи. Чугуна под переплавку получилось тонны две с половиной, а если с бракованных чушек шлак оббить, то и четыре наверное наберется — а столько печка вообще часа за три переплавит.

— Ты особо не спеши, мне еще формы новые сделать нужно. Это, по моим прикидкам, примерно месяц займет, и — если все получится, то где-то в январе я сделаю поршневой насос для воздуходувки. Сколько тебе атмосфер нужно, три? Тогда манжеты поршней и кожаные сойдут. Интересно, сколько времени Вове потребуется для нового мотора?

— Могла бы меня и прямо спросить, — усмехнулся сидящий в мастерской, где происходил разговор, Володя, — а то все намеками да намеками. Я тоже несколько форм сделаю: чугунный корпус мотора всяко быстрее отлить чем из арматуры стальной ковать. Формы обещаю тоже через месяц: там особо точность не нужна, но долго шаблоны деревянные делать. Еще сам мотор для воздушного насоса… раз говоришь январь, то и я постараюсь тогда же сделать.

— Надо не постараться, а именно сделать. Чугун местное народонаселение особо не впечатлил, пипл на зиму по домам разбегается. А Лиза рассчитывала, что увидев пару тонн стали, изготовленной за сутки, по крайней мере ундинцы в нас безоговорочно поверят. А в январе мы этого не добьемся, зимой к нам они просто не приедут.

— Ксюш, а ты знаешь — и хорошо, что зимой их не будет. Мы в январе сами все прогоним, последние шероховатости заполируем. А где-нибудь в середине марта и их сюда притащим, и Копотя с его кузнецами. А если Костила к марту до руды докопается…

— Слышу речь не мальчика, но мужа, — прокомментировала предложение Володи Света. — Да, кстати, вы с Катей решили когда свадьба будет? Смотри, какие я вам в подарок сковородки чугунные сделала!

— Только нам?

— Ну… я, когда у Марины образец брала, пообещала и две новых вернуть. Женьке сковородку с утятницей обязательно нужно дать, а то ей там варить-жарить не в чем. А остальные… не очень хорошие получились, в переплавку пойдут. А ты пока придумай, как мне из чугунков этот кирпич выковырнуть: не думала я, что глина в нем так быстро закаменеет…

— Наверное в смесь меньше глины добавлять надо, а это выскребем: все же не кирпич получился, а фигня какая-то, ее хоть гвоздем расковырять можно. Парням скажу — сделают не спеша. Мне другое интересно: если Костила до руды докопаться не успеет, что мы будем в печь кидать? Я уже про уголь не говорю…

— Можешь не волноваться: Костила со своими мужиками уже тонн двадцать луговой руды накопал, да и в Унде ее не меньше — и это я не говорю о примерно двух сотнях тонн шлака, полученного нынешними железячниками. А вот насчет угля — это ты верно заметил, нужно будет в этом направлении отдельно поработать.

Празднование нового, двести тридцать восьмого, года по самым разным причинам совместилось с празднованием свадьбы Кати и Володи. Одной из причин было острое нежелание Марины дважды готовить праздничное меню, а второй… Когда у жениха уже пятеро детей «на стороне» и есть очень серьезные основания подозревать что этим дело не закончится, согласие невесты на брак все же не гарантируется. И только после долгого разговора с Ирой (и еще более долгого — с бабушкой) Катя сказала «да». А так как это случилось всего за неделю до Нового года, смысла устраивать два праздника подряд никто не нашел. Зато повеселились все от души, всеобщий праздник длился два дня. То есть всеобщий для «попаданок», из «автохронов» на празднике присутствовала лишь Кира — да и то большей частью потому, что она сильно помогала Марине на кухне.

А когда закончился последний праздничный ужин, к молодоженам подошли Вера Сергеевна и Ксения:

— Еще раз поздравляю вас, молодые люди, — произнесла пожилая химичка, протягивая Володе сложенный вчетверо лист бумаги, — и надеюсь, что вы, как новая ячейка нашего общества, с новыми силами быстренько сделаете вот это. С Ксенией я уже договорилась, насосы и клапана она изготовит. А от вас я жду сто киловатт электричества, моторы на… Ксюша, ты говорила тридцать киловатт? Два таких мотора. Это, конечно, не очень срочно, но без этого у нас не будет азотной кислоты, а, следовательно, и пороха. Алёна тоже кислоту просит — у неё на фармакопею литра полтора всего осталось. Ну ей я немного сейчас и из угля делаю, в смысле из аммиака, но… В общем, Лиза просила передать, что к концу мая всё это крайне желательно закончить.

— Я поговорю с мамой, — несколько недовольно прокомментировала просьбу Катя.

— Не поговоришь, — отметила Ксения, и пояснила: — Лиза еще в обед отправилась к Копотю просить землекопов, потому что по этому плану, который она месяца четыре составляла, канал от Нижней речки нужно прокопать за зиму.

— Зимой рыть землю?

— Да, зимой. Морозы не сильные, земля не промерзает. Лопаты стальные в достатке, а люди простаивают — чего ждать-то? Просто весной не до канала будет, с марта по июль все свободные люди в полях будут заняты, так что выбора нет…

Набирать людей на земляные работы в январе Лиза начала не по забывчивости или дурости: раньше просто смысла не было. То есть нанять-то можно было, за полцентнера брюквы, оставляемой семье, нынешние мужики всегда были готовы поработать пару месяцев. Но вот пользы от них раньше просто не было бы, так как модная в этом сезоне зимняя мужская обувь явно не предназначалась для работы с лопатой. И летом в лаптях копать землю было, мягко говоря, не очень просто, так что народ грунт копал босиком, а зимой (при довольно теплой погоде) лапти в снегу довольно быстро намокали и просто разваливались минут за пять. Шить наемным рабочим сапоги — занятие явно бессмысленное, но перед праздником Кати, у которой туфли пришли практически в негодность, сваяла себе «модную шведскую обувку» под названием, как она сообщила, «траскор». То есть деревянную подошву, к которой приколачивались кожаные ремешки.

Кузнечихи давно уже сделали из небольшого куска буровой трубы волочильную матрицу, из «плохой арматурины» сделали довольно много проволоки, наделали гвоздей — так что теперь рабочему просто давали пару кусков строганной доски (по совету Кати — из вербы, как «самой водостойкой»), пару кусков кожи для «верха» и пригоршню (небольшую) гвоздей — и на следующий день мужик был готов к работе.

Но главным стимулом «зимнего найма землекопов» стало то, что морозы были в этом году более чем умеренные и льда на реках в декабре так и не появилось. «Теплоход» же до Вырки плыл всего два дня, а вмещал почти сотню пассажиров (правда, «с минимальными удобствами»), так что уже в середине января две с лишним сотни землекопов приступили к работе — а во второй половине марта канал был закончен. Хотя «канал» — слишком громко сказано, скорее большая канава — но теперь на электростанции воды стало достаточно чтобы крутить сразу две турбины. Вот только турбина была пока только одна…

Чтобы сделать новую турбину, Володе не хватало одной мелочи:, всего лишь стальной трубы длиной метра в четыре. Со стенками сантиметра два толщиной. То есть такой же, как буровые трубы — но вот как раз последние Лиза использовать категорически запретила, ведь пока что это был единственный металл, из которого можно было делать стволы нарезного огнестрельного оружия. Правда пока Ксюха не придумала, чем заменить сломавшийся крошечный твердосплавный резец свой строгальной машинки, новые стволы не делались. Но ведь придумает!

Так что со стальной трубой были серьезные проблемы. Точнее даже, со сталью проблемы: Ксюша сказала, что трубу она сделает когда сталь появится. Но печка и во второй плавке выдала только чугун — даже несмотря на то, что в нее засыпали всю накопившуюся за три года стальную стружку. Лена (вместе с Верой Сергеевной) Володе и Ксюше все подробно объяснили: в процессе плавки сталь науглероживается углем, который в печи и горит (точнее, угарным газом), и в результате именно сталь в ней сварить просто невозможно. Правда, среди всего прочего Света отлила для Ксении и заготовки цилиндров будущего воздушного насоса, но чтобы насос заработал, требовался электрический мотор и собственно электричество…

— Просто какой-то замкнутый круг получается, — пожаловался в пространство Володя, получив эту ценную информацию.

— Никакого круга, — сердито ответила Света, — даже если бы наша бессемеровская печка заработала, она сварила бы сталь для тебя вообще непригодную. Тут в руде фосфора два процента, еще и серы прилично. Чтобы от нее избавиться, нужно в печь известь сыпать…

— Ну так сыпь, что тебе мешает?

— У меня в печке кислые огнеупоры. Известковый шлак их просто растворяет. Я почему ее ремонтирую по месяцу после каждой плавки: там сантиметров по десять огнеупорной стенки в шлаке раствориться успевает. Чтобы в ней нормальный чугун варить нужно доломитовые огнеупоры ставить…

— И?

— Лиза сказала, что ближайшее месторождение доломита от нас в ста двадцати километрах к югу. Можно на лодке и поближе подплыть, по Плове, но от того места куда лодка доплыть может, там еще пехом километров сорок. По дикому лесу…

— И сколько тебе этого доломита нужно? — вкрадчиво спросил парень.

— Ну еще скажи что сбегаешь и принесешь, заботливый ты наш. Тонн двадцать. Можно для начала хотя бы тонны три-четыре, сделать не бессемеровский конвертор, а томасовский, и уже в конвертере чугун от фосфора и серы чистить. Но это самый минимум…

— Ясно. Но ты место-то на карте показать можешь?

— Смотри…

— Так, до Тулы у нас километров пятьдесят, по Шату до Иван-озера семьдесят. Потом по Дону где-то полтораста, и Красивой Мече меньше двух сотен… тоже примерно полтораста. Двое суток туда, двое сюда… Пять тонн, говоришь, хватит?

— Это ты как туда добираться придумал?

— Кирин брат говорил, что из Ивуан-озера обе речки вытекают, и Шат, и Дон. Только Дон лишь весной, а сейчас у нас что?

— Олиска может говорить что угодно: он сам там ни разу в жизни не был. Да и если ты собрался туда на катере… Маркус говорил, что с полной загрузкой без пассажиров катер бензина на трое суток поднимет не потонув. Причем без груза вообще, а груза он максимум полтонны поднимет, и это он еще приврал изрядно. Так что оставь надежду, всяк!

— Молодые люди, не ругайтесь по пустякам, — прервала их спор Вера Сергеевна, — когда Костила до руды шахту докопает, будет у вас нормальная сталь: это в луговой руде фосфора да серы много, а в той все нормально. В смысле с серой нормально, но фосфор и иначе из стали убрать можно. К тому же Ксюша сказала, что ей как раз кремнистая сталь нужна, кислая: нам арбалетов много нужно, для них пружины делать почти не из чего. Да и в любом случае луговой руды мы за лето хорошо если тонн десять насобираем, так что спор вообще ни о чем. А ты, Володя, лучше своим делом займись, Света без твоих советов обойдется. Ты же у нас по электричеству?

Но пока главным «по электричеству» оставался Михалыч, так что Володя — после обстоятельного разговора с Лизой — занялся совсем другим делом. То есть формально занялся запасанием угля для следующих запусков печи, вот только деревья для получения угля он стал рубить не «вообще», а прорубая дорогу в сторону Оки, общим направлением к будущему Алексину. Не сам прорубая, конечно, под его руководством трудилось с полсотни мужиков — но для прокладки дороги тоже требовался человек грамотный, а Вера Васильевна из «производственного процесса» выпала. Её опасения на тему, что «своих детей не будет», не оправдались: молодой фенн, которого она по дороге домой усиленно обучала русскому языку, сумел вывести географичку из депрессии так быстро, что их свадьбу отпраздновали всего лишь через неделю после возвращения экспедиции. Лида же вообще отсутствовала, она возглавила вторую экспедицию на Балтику.

Так что Вовка… впрочем, он сначала «потренировался», выстроив дорогу к ручью Прозрачному. Там вообще-то давно широкая тропа была протоптана водовозами, но жена предложила молодому супругу поставить на ручье небольшую плотину и протянуть от получившегося пруда к дому «нормальный водопровод». Что было очень полезной идеей, так как в поселке народу под триста человек уже было и воды им требовалось очень много, но по тропинке, даже и широкой, таскать туда-сюда кучу стройматериалов было бы неудобно.

Плотину на Прозрачном ручье собралась выстроить Катя, и строить ее она решила, как и на Верхней речке, из кирпича — но пока строительство плотины столкнулось с «определенными трудностями». Впрочем с теми же, что и на всех других стройках. Цемент, довольно приличный, изготавливался во вполне достаточных количествах, а вот с песком — обыкновенным песком, необходимым для замешивания раствора — было плохо. В Упе дно было каменистым, из нее песка добыть было нельзя, а вся земля вокруг была сплошной глиной. Ближайшее место, откуда можно было накопать песок, располагалось в тридцати километрах выше по течению Упы, да и там песок лежал в паре километров от берега — и хорошо еще, что Михалыч вспомнил, что на бетонном заводе неподалеку от карьера он когда-то сгоревший трансформатор менял…

Песок, конечно, оттуда таскали (на старой «самоходной барже»), но это было долго и неудобно, вдобавок он — как почти любой «карьерный» песок — был с камнями, кусками глины и его приходилось сначала просеивать (что проделывали еще в карьере), а затем еще и промывать. А в Оке песок, причем уже чистый и без примесей, можно было грести в любых количествах — но три дня в один конец по реке делало такую добычу изначально бессмысленной, так что дорога была необходима. Конечно, дорога в отсутствие подходящего транспорта пользы дает немного, но если транспорт есть (или хотя бы предвидится)…

Саша Лобанов почти сразу нашел в «библиотеке древних текстов» Михалыча очень интересную книжку под названием «Как самому сделать автомобиль». Поскольку книжка была тысяча девятьсот двадцать четвертого года издания, единственной «покупной» деталью, необходимой для постройки описанного в ней автомобиля был блок цилиндров (точнее, один чугунный цилиндр), который рекомендовалось «заказать в ближайшей чугунолитейной мастерской». Все прочие детали автомобиля предлагалось сделать собственными руками (причем вооруженными не кучей станков с ЧПУ, а молотком, зубилом, парой напильников и паяльной лампой), и в книге очень подробно описывалось изготовление каждой детали, включая не только винты и гайки, но и магнето со свечой. Саше идея воплотить описанное понравилась, но так как «ближайшей чугунолитейной» не наблюдалось, то понравилась она несколько… абстрактно. Но когда чугун и литейка появились, то интерес этот вновь проснулся, причем более чем конкретно.

Леночка, с которой Саша предварительно решил посоветоваться, была категорична: «одноместный кабриолет нам нафиг не нужен», но предложила воспользоваться рамой от разобранной «Газели» если Саша придумает, как по предложенной в книжке технологии сделать мотор не в пару лошадиных сил, а хотя бы в двадцать, вроде того, что был сделан для катера. Правда добавила при этом, что грузовик с таким мотором сможет ездить со скоростью километров в пятнадцать-двадцать, однако юноша уже мысленно промчался по окрестным дорогам на собственноручно сделанном авто…

Ксюша, у которой Саша решил попросить чертежи «лодочного» мотора, лишь скептически усмехнулась:

— Саш, для того мотора мы только картер и цилиндры новые отлили да коленвал с одним коленом из арматурины выточили — а все остальные детали готовые от старого мотора взяли. Шатуны, поршни с кольцами поршневыми, клапана… Боюсь, что с имеющимися станками мотор если сделать и можно, то на это не меньше года уйдет, проще и быстрее сначала станки нужные сделать. Только я тебе не скажу какие потребуются, тебе сначала хорошо бы маленький моторчик сделать чтобы понять что конкретно потребуется…

У Володи рабочий день начинался с того, что он садился на велосипед и отправлялся на расчистку просеки под дорогу. Поначалу дорога была чуть больше трех километров, но с каждым днем она становилась все длиннее: мужики почти ежедневно даже перевыполняли «план», который им намечал Вова. Полсотни метров — это вроде бы и немного, но уже через месяц путь до «рабочего места» у парня занимал больше получаса, а просека становилась все длиннее. Катя, в ответ на очередную жалобу мужа, посоветовала ему взять велосипед с моторчиком, а на вопрос «с каким моторчиком» процитировала бабушку:

— Я занимаюсь стратегией, а тактику сам придумывай. Ты же у нас уже почти инженер?

В результате у Саши появился очень заинтересованный в результате соратник. И довольно заметная «группа поддержки».

А все началось с того, что Веру Сергеевну заинтересовала «черная глина», которая — в полном соответствии с «предсказаниями» Брокгауза с Ефроном лежала под углем в месторождении «деревня Вялино». Оказалось, что эта глина представляет собой боксит, обильно пропитанный какой-то битуминозной субстанцией и из нее «нефти» при перегонке выходило всего лишь в два раза меньше, чем из самого угля. Вдобавок под полутора футами «черной глины» располагался и пласт глины уже белой, которая была уже чистым бокситом. Вообще-то слой боксита в Тульской области занимал больше половины территории, просто для промышленной добычи он был тонковат, да и качество его было не ахти. Но когда «ценное сырье» получается буквально в качестве отхода угледобычи…

Вика Соболева за прошедшее время добилась огромного прогресса в деле изготовления глиняной посуды. Вычитав где-то про «лощение» заготовок, она наладила выпуск почти черной керамики, которая не требовала дополнительного покрытия глазурью. Правда Тэрон говорил, что подобную посуду в Греции давно уже делают, но среди окрестных хроноаборигенов продукция Вики пользовалась немалым спросом — таким, что за комплект из двух мисок (большой и маленькой) и кружки эти хроноаборигены были готовы месяц отработать на «богинь». Столько же «стоил» глиняный котел литра на три, проблемой было лишь то, что в половине случаев горшок этот, будучи поставленным на огонь, лопался. Вера Сергеевна, заметив мимоходом, что «брак» обусловлен плохой теплопроводностью глины и слишком толстыми стенками, предложила «попробовать» вместо глины использовать смесь глинозема с небольшим количеством хотя бы полевого шпата. То, что залежей этого шпата в окрестностях не наблюдалось, Вика приняла как должное: все давно уже привыкли, что советы здесь даются «стратегические», а «тактику» нужно самим прорабатывать. Что было в данном случае и не очень трудно: в отсеве песчаного карьера Лида уже немного этого шпата найти успела, так что Вике оставалось лишь перебирать камешки, сравнивая их с ранее найденными образцами…

Когда Лиза сказала Вовке, что во-первых, выкручивать свечу из маминого автомобиля она не позволит, а во-вторых, для велосипедного моторчика эта свеча все равно не подойдет, он отправился в Вике с просьбой сделать из глинозема, который та добыла (по способу, описанному Верой Сергеевной) из боксита, изоляторы нужной ему «веломоторной» свечи. И получил в ответ небольшой списочек (примерно на полторы страницы) нужной для изготовления этого нехитрого изделия оснастки. Так как большая часть оснастки могла использоваться и для изготовления свечей для замысленного Сашей «большого» мотора, парни потихоньку приступили к ее изготовлению — чему в значительной степени помогла проведенная Светой четвертая плавка чугуна в ее «универсальной» печке. Насос «высокого давления» Ксюша Свете уже сделала, и удалось в конвертере из чугуна получить и примерно две тонны стали. Довольно паршивой — но тридцатикилограммовый обрезок стального слитка для выделки прессформы куда как лучше даже сотни килограммов стальных прутьев, так что Вовка, передав процесс изготовления оснастки в руки Саши, полностью занялся прочими своими делами.

А через месяц, когда Вова поинтересовался результатами, выяснилось, что реальность очень сильно не соответствует хотелкам:

— Меня Ксюша послала… очень далеко. У нее осталось только два твердосплавных резца и одна небольшая фреза, которые, как она сказала, мне не получить ни за что, — грустно сообщил Саша.

— И что теперь нам делать?

— Я ее замуж позвал. Ведь мужу-то она не откажет?

— Куда позвал?!

— Мне уже шестнадцать, имею право. А мотор нам нужен…

— Ну совет вам да любовь. Только резцы она тебе все равно не даст, и это, мне кажется, правильно. Она же новые станки делает, а это поважнее будет. У нее сколько ребят на токарей сейчас учится? Трое?

— Пятеро, а новых станков у нее уже два есть. Если со старым считать, то как раз по два человека на станок, куда ей больше-то?

— Осенью, она говорила, еще пятерых парней в обучение возьмет. Да и нас с Маркусом со счетов сбрасывать неправильно. Вот только где резцов для этих станков набраться?

— Светка сказала, что можно из нашего слитка резцов понаделать. Сначала наковать тонких пластин, отцементировать, потом сковать их вместе по типу булата…

— А кто ковать будет? Сама Светлана только печкой теперь и занимается, а Лена… А ты не хочешь обучиться на кузнеца?

— Кузнецов у нас как грязи, металла не хватает. Я бы и сам отковал что нужно, тем более что Ксюша доделала свой пневматический молот… я его уже опробовал, хорошая штука, только шумная очень.

— Кузница — она тихой не бывает.

— Не, там воздух свистит сильно. Кстати, Михалыч просил зайти на предмет новых моторов и генераторов: вторая тонна стали у Светы с весенним чугуном делалась, там вроде кремния как в электротехнической стали…

— Там и углерода дофига, говно эта сталь, не годится для моторов.

— Ты редко теперь появляешься…

— Ага, каждый день на велике по двенадцать километров, да по буеракам!

— Я не про то. Лиза с Михалычем на эту тему совещались, он сказал, что если нет нормального металла, то будем делать из того что есть. В смысле, ты будешь делать, сам Михалыч уже и ходит-то с трудом…

— Что с ним? Вроде месяц назад все нормально было.

— Он говорит что радикулит замучил, а Вероника Юрьевна — что что-то возрастное. Ты особо не волнуйся, он только именно ходит с трудом, а с головой и руками у него все в порядке. Кстати, Вика сделала четыре изолятора для свечей — в дубовой форме, она сама ее сделала. Говорит что паршивых, но все равно эти свечи больше месяца-полутора не проработают, так что и эти сойдут.

— И почему это не проработают?

— Это Алёна. То есть Алёна ей сказала, что без никеля у нас хорошие свечи всяко не получатся.

— Много надо? Я думаю, что если никель с кранов в нашем душе ободрать… свеча-то маленькая?

— А ты не думай. Я уже подумал, к тете Лизе ходил. У нас нет никеля, у нас нет цинка, у нас нет вольфрама и молибдена, еще нет очень много чего — там список страницы на три. И главное — это уже Вера Сергеевна говорила — у нас нет бора. А без него стеклоизоляция внутри свечи все равно не получится хорошей.

— И что делать?

— Делать что и делали. Елена Викторовна уже проволоки наделала, сейчас вроде даже тросы скрутила: будут высоковольтку с Верхней речки к поселку тянуть. Провод, конечно, железный — но Михалыч сказал, что по этому тросу можно до ста киловатт спокойно передавать. Вика и Алёнины девочки заняты изоляторами, так что больше свечей в ближайшее время нам все равно не получить, а все остальное… В общем, можешь уже магнето для мотора собирать, я все равно не понимаю как оно работать должно, а картер и цилиндр я уже бронзовые отлил.

— Ну допустим. Но зачем я тогда дорогу-то делаю? Если грузовиков не предвидится…

— У Жени уже шестеро лошадок под хомутами телеги таскают. Пока тележки небольшие, чтобы к хомутам привыкнуть, но по пять мешков репы они чуть ли не рысью тащат. Немного, но я-то как раз на пневмомолоте заготовки для шариков ковал, через неделю, как твоя бочка-галтовка довертится, три сотни шаров для подшипников будут готовы. Женя нарисовала телегу с колесами на подшипниках, сказала что на них по тонне возить можно будет. Я знаю, что ты скажешь, но телегам этих подшипников на год хватит, а там мы уж точно что-нибудь с грузовиками придумаем. Или Женя еще два десятка лошадей обучит.

— Придумать-то мы сможем, а где людей брать придумки наши воплощать?

— Сами и обучим. Как Ксюша, как Света…

— А где взять тех, кого обучать?

Проблемой были не люди как таковые, а люди, обладающие хоть какими-то знаниями. Ксюша — та набрала себе в «подмастерья» мальчишек, ранее обучавшихся у кузнецов в Унде, Света — самих кузнецов, то есть у них учились те, кто хоть немного, но с металлом работать умел. Телегостроением у Жени занимались мальчишки, которых Володя успел обучить работе с топорами и пилами, а вот «свободных» людей, каким-то ремеслам хоть немного обученным, не хватало. Даже после того, как «богиням» стали присылать людей «на обучение» даже из самых дальних деревушек…

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• »