— Почему? — я начала поправлять одеяло, пытаясь скрыть накатившую нервозность.
— Потому что ваине обычно становятся любовницами в домах аристократов империи. Такая судьба ждет в том числе и тех чужестранок, которых постигла участь стать нурой демона.
— А нура — это…
— Само слово означает «избирать». Но в отношении женщины его используют только в одном случае, — Кан на мгновение умолк. Мне показалось, что ему нужна была передышка. И заговорив вновь, парень будто бы преодолевал какой-то внутренний барьер. То ли ему не хотелось обсуждать эту тему, то ли ему не нравилось обсуждать её именно со мной. — Когда говорят о той, которую любят всем сердцем, которую выбирают себе в пару. Один раз — и на всю жизнь. До конца своих дней. И даже если нура умрет раньше избравшего её демона, занять это место уже никто не сможет. Наша любовь, Мира, сильна и всепоглощающа. Влюбляясь, мы любим всем сердцем, всем своим естеством. За любимую женщину демон отдаст всего себя, включая свою жизнь. Эти чувства настолько сильные, что порой затмевают разум, вытесняют все инстинкты, кроме одного — защитить своё. Желание быть с любимой, владеть ею, не только физически, но властвовать над каждой её мыслью, порой приобретает ужасающие масштабы. Очень часто такая любовь перерастает в одержимость, в желание контролировать каждый шаг, каждый вздох, каждый взгляд любимой женщины. Потому что она становится важнее тебя самого, важнее семьи, важнее всего, что есть в мире. Далеко не каждая способна выдержать такую любовь, Мира, многие ломаются. Кто-то пытается убежать, и это превращается в побег длинною в жизнь. Некоторые погибают. А смерть любимой по твоей вине — это самая ужасная пытка, самая страшная трагедия, которая может случится с демоном. Сдержанность — единственный выход. Но не у каждого демона хватает силы воли и хладнокровия подавить врожденную потребность все контролировать. Многие демоны, влюбляясь в чужестранок, забирают их в свой дом, рвут все связи возлюбленной с домом и родными, действуют скрытно, быстро и жестоко. Судьба таких женщин незавидна. Не только потому, что их лишают всяческого выбора, но и потому что демон… Мира, ваине может быть нурой, а нура может быть ваине, но ваине не может быть женой. Демон не может создать семью с чужестранкой, даже если он назвал её своей парой, своей избранницей. Это прописано в наших законах. И это пытка для обоих, потому что женщина, не имея права распоряжаться собственной судьбой, вынуждена наблюдать как тот, кто лишил её всего, строит свою жизнь с полноправной жительницей Аттеры. Мужчина же, чувствуя, как несчастна его любимая, должен посещать законную супругу, чтобы получить наследников. И если кто-то другой сможет отказаться от продолжения рода и законного брака, то правитель империи — нет, Мира. А Тай собирается стать таким правителем.
Я очень внимательно слушала Кана, будто пропуская каждое его слово через себя, но глядела при этом на принца. Почему-то именно он в этот момент настойчиво притягивал мой взгляд. И даже я сама не могла ответить себе почему мне хотелось на него смотреть. Возможно потому что я пыталась представить, какой будет его жена. Наверняка, ею станет какая-нибудь сногсшибательно красивая демонесса с такими же черными, как у него глазами и неподражаемым умением игнорировать всё, кроме собственных желаний. Такая же адская, невозможная, всепоглощающая, желанная…
А может быть, я смотрела на него потому что меня зачаровала появившаяся на лице Сатуса безмятежная улыбка, которая будто бы подсветила его лицо изнутри, сделав гораздо моложе и мягче. В этот момент он, расслабленный и теплый ото сна, меньше всего походил на себя привычно, а больше напоминал трагического героя, раздираемого внутренним конфликтом, убегающего от реальности, слишком пошлой и низменной для него, в мир чудесных грез. Хотелось бы мне узнать, что же ему снится, но какими бы не были его сновидения, в этот момент, кажется, он был почти счастлив, а вот я себя ощущала совершенно иначе. И улыбаться мне не хотелось. И чувство было, словно мне на голову вот-вот должен был опуститься топор.
— Есть во всем этом что-то безжалостное…, - пробормотала я, а потом четко и внятно произнесла: — Я не хочу быть любовницей. Пусть Сатус найдет себе кого-нибудь, кто будет сторожить его койко-место, пока законная супруга рожает ему детей. Я этого делать не стану!
— Я не думаю, что у него или у тебя есть выбор, Мира. Теперь…
— Что же мне делать? — бессильно прошептала я, закрывая лицо руками.
Пальцы демона легли поверх моих, тихо, не дыша, отведя их в сторону, не заставляя, но прося открыться для него. Подняв лицо ему навстречу я угодила в ловушку откровенного взгляда, который не был магическим, но которому придавала особенную глубину тишина и темнота. Слишком маленькая и хрупкая, слишком уязвимая и неопытная — такой я увидела себя в его глазах, потому что и он меня такой видел. Он стал моим зеркалом, отражением всей моей боли, как если бы вдруг почувствовал меня как самого себя, нащупал все те шрамы, которые нельзя было показывать и заглянул в запертый на все замки душевный сундук, к которому даже я сама старалась не подходить.
На долю секунды я увидела нас двоих, сидящих на маленькой тесной кровати и помогающих друг другу пережить эту ночь, со стороны. И ощущение отчаянного безмолвия из-за невозможности говорить о том, что кажется важным и нужным сменилось чувством исцеления. Как если бы ты запер самого себя в пустой комнате, а кто-то подобрал ключ, вошел, тихо сел рядом и остался с тобой в этой комнате. Навсегда. Ничего не требуя, и ничего не прося взамен.
Но вот Кан вдруг дерзко ухмыльнулся, поводил широкими плечами и краткий чарующий миг исчез, словно брошенный в огонь лед. Парень взял меня за руку, погладил ладонь большим пальцем и с убежденностью в голосе проговорил:
— Чтобы ни случилось — продолжай бороться. Тебе следует помнить вот что: теперь, когда Тай назвал тебя своей избранной, у него нет пути назад. И второго шанса у него тоже больше не будет. Слово произнесено. Поэтому он будет использовать все методы, как хорошие, так и плохие. И не отступит, пока ты не сдашься.
— А если я не смогу? — из скованной болью груди прорвался отчаянный всхлип. Отчаяние нахлынуло с новой силой. — Что если он окажется сильнее?
Ферай стиснул мою ладонь, крепко, будто пытаясь передать мне часть своей силы.
— Один из вас должен победить. И я сделаю все, чтобы это была ты, — с жаром пообещал мне демон.
— То есть, мы теперь в одной команде? — рассмеялась я со слезами на глазах. Одна прозрачная слезинка сорвалась с ресниц и капнула вниз, оставив мокрое пятно на рукаве демона.
— Я научу тебя управлять твоей магией. И когда ты поймешь, насколько великолепна и уникальна, когда осознаешь всю глубину своих возможностей, ты сможешь найти свой собственный путь. Тот, идя по которому будешь свободной. Потому что в этом и есть сила, Мира — в свободе. Свободе внешней и внутренней.
И меня настолько тронули его слова, сказанные с искренностью, завораживающей и потрясающей глубины сознания, что я испытала прилив вдохновения.
Подскочив, предложила:
— А давай начнем сейчас! Прямо сейчас! Немедленно!
— Что начнем? — наблюдая за мной с ласковой улыбкой, спросил Ферай.
— Обучение!
— Мира, сейчас ночь и тебе надо спать, — напомнил демон и его улыбка стала еще шире.
Но мой мозг был с ним не согласен, он искрил и выдавал одну идею за другой.
— Давай попробуем найти Феликса! — лицо демона удивленно застыло, а я бросилась объяснять: — Помнишь, когда вы всей своей шальной компанией заседали у меня в комнате, Инсар предложил, чтобы я попробовала открыть проход, думая о Феликсе. Мол, если я буду стремиться к нему, то, возможно, к нему и попаду.
— Это я помню, — старшекурсник подтвердил отсутствие у него провалов в памяти. — Но ты понимаешь, насколько это опасно? Ты можешь промахнуться. Можешь выйти не там, где нужно! И неизвестно, что за место это будет. Вдруг, ты вышагнешь прямо на спину какому-нибудь плотоядному червяку, размером с дом, или бултыхнешься в море. Мы не знаем, где Феликс, но где бы он ни был, он сможет там выжить, а вот ты…
— Ты будешь рядом, — с шальной улыбкой проговорила я, стараясь отгонять от себя жуткие картины.
— Думаешь, получится? — все еще сомневался Кан, но взгляд его посветлел, словно кто-то отдернул плотные черные шторы и впустил внутрь него солнечный свет.
— Один раз я уже открыла проход сознательно, а не рефлекторно, — все же постаралась я реально оценить свои силы.
— Два, — поправил меня демон. — Ты сделала это два раза. Или ты думаешь, что мы не заметили исчезновения твоего возлюбленного человеческого мальчишки, о котором ты так переживала?
— Чего?! — возмущенно подпрыгнула я. — Ничего он мне не возлюбленный!
— Уверена? — хмыкнул демон, искривив губы. — А чего ж ты тогда рыдала навзрыд, когда вытолкнула его обратно в ваш мир человечек? Шейн сказал, что ты едва не затопила нашу общагу.
— Просто, — я пожала плечами, сама с трудом понимая собственные чувства. Совершенно точно я знала только одно — мне было очень больно. И эта боль требовала выхода наружу. Иначе она бы просто обглодала меня изнутри. — Наверное, мне было грустно. Что он может вернуться, а я нет.
— Вряд ли жизнь в сером мире стоит того, чтобы проливать по ней слезы, — с некоторой заносчивостью, которая проявлялась в нем все реже, заметил Кан. — И ты это знаешь. А еще знаешь, что плакала по другой причине. И он, — парень кивнул на своего друга, начавшего посапывать чуть громче, чем прежде, — тоже это знает. Поэтому он не позволит тебе вернуться домой. И если попытаешься встретиться со своим другом, Тай его убьет.
— Вот так просто? — меня едва не передернуло от того, с какой легкостью демон говорил о смерти.
— Вот так просто, — кивнул Ферай и добавил с неожиданно вскипевшей злостью: — Потому что он уже считает тебя своей.
— Тогда мне тем более нужно скорее научиться управлять своей… своими особенностями, — заторопилась я, хотя мне все еще трудно было признать, что я владела какой бы то ни было магией. А если и владела, то нечто, сидящее внутри меня, не казалось ни дивным, ни сказочным. Сев поудобнее, я кивнула: — Давай, учи!
Демон подавил улыбку, которая показалась победоносной, и развернулся ко мне всем корпусом. Сгреб в свои чуть шершавые ладони обе мои и наставительно произнес:
— В первую очередь ты должна понять главное — твоя магия это не что-то изолированное, существующее вне тебя самой, сидящее в сторонке, в пыльном уголке. Твоя магия — и есть ты. Ты можешь управлять ею, как управляешь рукой или ногой. Когда ты идешь — ты ступаешь не задумываясь. Ты не думаешь о том, что сперва надо согнуть ногу в колене, поднять, потом опустить, потом перенести на неё вес тела, потом повторить всё снова, но уже с другой ногой. Ты просто идешь. С магией точно так же. Пусть её источник ты не видишь, как видишь руку или ногу, но он есть. Он пробудился, как только ты оказалась в мире, наполненном магией. Найди его. Почувствуй. Волшебство живет внутри тебя, бурлит, волнуется, томится в ожидании, пока ты, наконец, примешь его, как неизменную и неотрывную часть себя… Как ты не можешь отказаться от руки или ноги, так ты не можешь отказаться от магии, потому что в любом из вариантов — это будет невосполнимая травма.
Я закрыла глаза и, вслушиваясь в голос демона, попыталась найти ту самую магию, которая по словам Кана, бурлила во мне. Хотя я ничего такого не чувствовала. На самом деле, я не чувствовала ничего из описанного, кроме… усталости. Я поняла, что уже очень давно чувствуя себя измотанной. И это состояние не было следствием тяжелого труда или тяжелой жизни. Жизнь до встречи с Сократом у меня была обычная, даже можно сказать посредственная. И все же, ощущение изнуренности, бессилия сохранялось даже в те дни, когда я не делала ничего. Точнее, я так чувствовала себя всегда. Сколько себя помнила. Я будто бы устала еще до того, как родилась. Моя беглянка-мать, мой неизвестный биологический отец, выдававший себя за него и притворявшийся успешным бизнесменом демон, пришелец из другого мира, и я, бродяжка, существо непонятной породы, живущее будто бы по привычке, но с ощущением глубокой дыры в душе — всё это было как-то связано. Странно, но теперь мысли о маме не увеличивали эту дыру, а наоборот, будто бы залатывали её. Получив ответы на многие вопросы я успокоилась, словно нашла то, что очень давно искала, хотя и понятия не имела, что же именно ищу.
Кан продолжал говорить, но теперь его голос звучал приглушенно, а слова слились в один плавный, убаюкивающий, чуть гудящий поток. И чтобы разобрать хотя бы одно слово, понять его смысл, требовалось приложить огромное усилие. Не просто слушать, а мысленно раскладывать каждую фразу на составляющие, а потом собирать её из звуков заново, как конструктор. И я пыталась! Я действительно пыталась, но это было так сложно!
— Мира, смотри! — вдруг пораженно воскликнул Кан.
Распахнув глаза я увидела рядом с собой дыру. Она была похожа на прорезь, словно кто-то полоснул по плотной структуре пространства длинным тонким лезвием, срезая верхний слой чего-то многослойного, подобного пирогу. И сквозь образовавшийся надрез проступил следующий слой. И все было бы в порядке, если бы начинка этого странного пирога вдруг не полезла сквозь дыру прямо к нам!
Это была лысая и очень злая начинка! С вытянутыми белесыми глазами-щелочками, бородавчатым носом-крючком и чахлым кустиком коричневых волос, торчащим вверх строго по центру макушки, будто пальма! Неведомое создание откровенно желало добраться до нас, кровожадно растягивая губы в клыкастом оскале, тянущемся от одного островерхого уха к другому. Изо непропорционально огромного рта то и дело выпадал длинный багровый язык, покрытый мелкими подкожными пузырями. А из широких ноздрей на каждом чуть лающем всхрапе вылетали капли чего-то болотно-зеленого, усеивающего едким орнаментом пол в моей спальне.
Распространяя запах сырости, какой собирается в затопленных и заброшенных подвалах, носатый упрямо карабкался сквозь прорезь. Но она была узкой, подрагивала, словно тонкая ткань на сильном ветру и явно не была рассчитана на кого-то, имеющего столь выпуклую грудь-колесом и крупные покатые плечи.
Носатый же очень старался, и пока мы наблюдали за ним в немом изумлении умудрился наполовину пролезть из своего мира в наш, хватаясь за края разрыва длинными узловатыми пальцами с черными ногтями, похожими на птичьи. За его спиной я успела разглядеть еще несколько полулысых макушек и мелькающий свет разожженного огня, отбрасывающий тени на каменистые развалины.
— Мира, — предостерегающе произнес Кан, поднимаясь с моей постели. В его руке непостижимым образом появился меч, такой же, каким еще совсем недавно Сатус перерубил напополам вылупившегося из тела человека членистоногого.
Носатый отреагировал на звук голоса демона, поднял свою морду с крупными желтыми зубами и вопросительно рыкнул. Его злобные глазки вдруг показались мне не такими уж злобными, а наоборот — грустными и тревожными. Но Кан на это не повелся, с силой замахнувшись мечом он уже готов был нанести разрушительный удар, который точно бы убил носатого. Тот в ответ лишь замер, жалобно пискнув, и перевел свои маленькие глазки на меня.
И в этот момент меч Кана начал опускаться, за чем я наблюдала как в замедленной съемке. В последний момент не выдержав, я бросилась вперед.
— Нет! — заорала я, сиганув на спину демона и попытавшись задержать его руку, но не смогла. Правда, кое-что мне все же удалось.
Кан пошатнулся, инстинктивно дернувшись, чтобы сбросить меня со своей спины, и его меч промахнулся, пролетев совсем рядом с лысой головой. Носатый заверещал на таких высоких нотах, что в ответ на его визг зазвенело в ушах и что-то, что находилось за его спиной, выдернуло его обратно. Разрыв в пространстве задрожал, края его потянулись друг к другу и соединились, сплавившись в одно дрогнувшее на прощание полотно.
— Разрази меня бездна и Матерь-Тьма! Мира! — не своим голосом заорал Кан. Схватив за шиворот, демон отодрал меня от себя, швырнул на кровать, и навис сверху грозной горой. — О чем ты думала?!
— Ни о чем, — честно призналась я, сжавшись в комок, потому что радикальное преображение Кана меня напугало. В глазах его заплескался яд, мышцы налились мощью, а по лицу поползли серебристые змейки, проступающие сквозь кожу и образующие витиеватые линии вдоль надбровных дуг, оббегающие по кругу лоб, спускающиеся вниз по щекам, описывая линии скул и убегающие под челюсть.
Вместо приветливого старшекурсника, которым Ферай был последние часы, вновь появился злой демон, настоящий демон, который лишь только ухмылялся недобро и говорил гадости, чтобы зацепить поглубже и побольнее. То есть, стал практически самим собой, таким Каном, с которым я столкнулась в первый день в Академии.
— Мира, — тяжелый вздох вырвался из его груди. Отступив на шаг и перестав давить на меня силой своей личности и внушительностью телосложения, парень с остервенением потер лицо, которое почти сразу же начало возвращаться к своему привычному облику. Змейки исчезли, будто их и не было. Уверенное движение руки — исчез и меч, растворившись в воздухе. Я хотела было спросить, как они это делают и куда прячут своё оружие, но Ферай не позволил.
— Ты хоть понимаешь, чем это могло закончиться? — принялся он отчитывать меня, будто непослушного ребенка.
— Н-нет, — прозаикалась я. — В смысле…
— Сумасшедшая! Ты сейчас могла быть мертва! — он старался не повышать голос, наверное, чтобы не разбудить своего друга, но все равно его обвинения пробирали до самых печенок, заставляя вжимать голову в плечи и чувствуя себя виновной во всех грехах. — Ты хоть знаешь, кто это был?!
Я отрицательно помотала головой, потупив взгляд.