— Я — предвечный и всемилостивый, неизреченный и единосущный. Я — твой правитель и твой повелитель, — я начала сопротивляться, дергаться и рваться, но бесполезно. Я лишь причиняла себе боль, потому в ответ демон давил сильнее. Он не отпускал и не собирался отпускать, игнорируя все попытки и претензии на свободу. — Твой господин и твой муж. Ты — мой воздух, которым я дышу, моя земля, где я нахожу убежище, моя вода, которая дает мне силы и мой дом, куда я возвращаюсь после долгих битв. Отныне и навсегда мы едины и единственны друг для друга.
Договорив, он умолк, но мне показалось, будто произнесенная им клятва на долю секунды зависла в воздухе, а после закружила вокруг нас, взметнувшись и превратившись в нерушимые звенья неразрывной цепи.
Все внутри взвыло от горя и ощущения непоправимости. Я отчаянно боролась с этой мыслью, отталкивала и пинала её от себя, но сколько бы не сопротивлялась, разумом осознавала — то, что сейчас произошло окончательно и бесповоротно.
Прекрасно понимал это и Сатус. Наверное, поэтому убрал свою руку с моего лица.
Шумно вдохнув, а после задышав часто, стараясь унять панику, я спросила, мысленно молясь и взывая ко всем богам, чтобы они не дали мне сломаться под его властью окончательно:
— И что же полагается отвечать мне?
— Ничего, — безразлично откликнулся демон, ласково, но чуть растерянно поглаживая пальцами кулон, изредка соскальзывая с куска металла на кожу и там, где он касался начинало болеть, как если бы поливали кипятком. Показалось, что еще чуть-чуть и плоть начнет слезать с меня кусками. — Тебе просто следует принять то, что я даю. Со всей полагающейся покорностью.
— Будь ты проклят! — выплакала я и крупные капли редким дождем упали вниз, орошая щеки, губи и тыльную сторону руки демона, отчего тот содрогнулся всем телом, но даже не подумал сжалиться надо мной.
— Уже, — тихо прошептал он и толкнул меня назад, вынудив врезаться спиной в стену, шершавая и неровная поверхность которой оцарапала лопатки. Почти сразу начало саднить, и я уже знала, что завтра там появятся кровоподтеки.
Он мог бы быть нежным, любящим, уютным. Мог бы быть заботливым, родным и с самой красивой улыбкой из всех.
Мог бы, но не хотел.
— Я сделал достаточно, — промолвил демон, щурясь с циничной самоуверенностью, а его руки, которыми он прижимал меня к стене и в которых невозможно было не найти ту самую истинно мужскую красоту, заставляющую замирать девичьи сердца, потяжелели. Он будто бы положил их не на мое тело, а на мою душу. Да и сам улегся сверху, растянувшись. — Но ничего из того, что я сделал ты не оценила и не ответила хотя бы благодарностью.
— За что же я должна благодарить? — всхлипы я больше не сдерживала.
Душа рвалась в клочья.
— Я мог бы воспользоваться принуждающей магией и получить все, что хочу с самого начала. Но я не стал этого делать, потому что видел — тебя это уничтожит. Я пожалел тебя, твою гордость, и попытался играть по правилам. Попытался быть честным с тобой, открыто заявляя о своих чувствах, которые ты, к нашей общей неожиданности и печали, так неосторожно во мне пробудила. Ни черта хорошего из этого не получилось! Мы, ты и я, оказались в тупике. И все же, у тебя по-прежнему есть возможность выбирать. Возможность, которую дал тебе я. И будь ты чуть разумнее, ты бы оценила столь щедрый дар.
— Ка-какой дар? — запнулась я, не веря своим ушам.
Надменность лилась из него густым вязким потоком. Он взглянул на меня сверху вниз, как на дурочку, которой нужно растолковывать прописные истины.
— Мы теперь вместе, Мира. Как пара. Никто не сможет нас разлучить. Ты — моя избранница, моя спутница, мать моих будущих детей, которых ты однажды подаришь мне. Ты — неприкосновенна для любого из мужчин.
— Для любого? — эхом повторила я.
Он все понял. Медленно улыбнулся. Такие горячие губы и такая бесчувственная улыбка, холоднее, чем ледовитый океан. И в глазах такие же спокойствие и пустота, полный штиль, а под водой, глубоко на дне, медленно плывут чудовища, отбрасывая жуткие тени…
— Кроме меня, естественно. Кстати, прежде, чем дурные мысли полезут в твою милую головку, хочу предупредить — звать на помощь, пытаться договориться с прислугой, искать сообщников, строить заговоры и организовывать покушения в надежде избавиться от меня бессмысленно. Тебе никто не поможет. Не потому что не захотят, а потому что побоятся. Но беспрекословно исполнят любое твое пожелание, если оно не пойдет вразрез с моим, конечно же, — быстро оговорился демон. — К твоим услугам все возможности и ресурсы дворца и его обитателей. Для тебя сошьют лучшие платья, приготовят вкуснейшие блюда, исполнят лучшую музыку.
Я подняла лицо, слушая и отказываясь верить, что все это происходит здесь, сейчас, со мной и с ним.
Под сердцем разрасталась пустота, пуская корни глубже.
Поймав мой взгляд демон умолк, скулы его напряглись, заострились, а челюсти сжались.
— Не смотри на меня так, — вдруг выдохнул он, свирепо мигнув глазами. Его гнев опалял.
Я приоткрыла рот, пытаясь вернуть себе способность дышать.
— Не смей смотреть так, будто тебе все равно! — он впился пальцами в мои обнаженные плечи и встряхнул, оторвав от пола. В одном только этом движении было столько силы, что закружилась голова и затошнило одновременно, потому что в этот миг он мог разорвать меня на части, проткнуть плоть до суставов, разбить на мелкие кусочки. — Потому что я больше не могу этого выносить!
Я видела, как он взвинчен, почти на пределе, раскален до бела. Но я понятия не имела, что мне делать. В его глазах столько всего — зависимость, ненависть, враждебность. И этого всего много и для меня тоже. Кажется, мы оба захлебывались и понятия не имели, как выбраться, как спастись.
— Это твое безразличие, эта твоя неприступная грусть, этот твой вечно далекий взгляд, будто ты постоянно где-то не здесь, сводят меня с ума!
Наверное, он хотел услышать от меня оправдание. И, наверное, отсутствие каких-либо оправданий разозлило демона еще сильнее!
Мужская ладонь метнулась вверх, схватив за горло и сдавив, не жалея. Я лишь сдавленно простонала в ответ, чувствуя, как от нехватки воздуха под ребрами наливаются болью легкие.
Мы глядим друг на друга не отрываясь, не моргая и, уж я точно, не дыша. Кровь стучит в висках, отбивая дикий, первобытный ритм и разгоняя по венам адреналин. Я чувствую его дыхание на своей щеке, к которому примешивается аромат цветов, вынесенных на террасу.
Во мне пустота и оторопь. А в нем… что-то такое, с чем я бы не хотела встретиться никогда. Пришло осознание — даже, если все его слова правдивы, даже его любовь настоящая… возможно, именно она станет тем, что убьет меня.
Приблизив свои губы к моим, он прошептал с ненавистью, еще не целуя, но позволяя словам скользить по тонким мягким складкам рта:
— Сломать бы тебя, выкорчевать из сердца, чтобы ты больше не имела надо мной власти.
Его пальцы разжались, и я неловко осела на пол, глухо ударяясь коленками.
Сатус отвернулся и отошел.
— Отпусти меня, — попросила я хрипло, срываясь на кашель и глядя в сгорбленную спину.
Он выпрямился, развернулся, с величием и достоинством, будто демонстрируя мне всего себя.
Снаружи непоколебимый и безразличный, а внутри — жестокая порочность и беспокойная тоска. Это все, что я видела. Это все, что наполняло его, было его центром.
— Я тебя ненавижу, — заявил он.
— Я тебя тоже, — ответила, зная, что шагаю в огонь.
Моя ложь была отражением его. И в один момент я вообще перестала что-либо чувствовать.
Он устало прикрыл веки и потер лоб, но гордо держал спину, когда направился в спальню, не произнося ни слова.
Я встала, выпрямив ослабевшие ноги, подошла к ограждению террасы, задрала повыше свое импровизированное платье и начала залезать. Перекинула сперва одну ногу, потом другую.
Когда он заметил, что я делаю, было уже поздно. Прекрасное лицо исказилось, рот распахнулся в немом крике, и он бросился ко мне. Он был быстр, очень быстр. Но все же не успел.
Разжав пальцы, я полетела вниз спиной вперед.
Оглушающее ощущение потери взорвалось в груди, разнося все в щепки. Ровно за секунду до того, как краем глаза я заметила устремленное к небу широкое и плоское острие чего-то, похожего на копье, оно вонзилось в бок. Тело прострелило болью навылет, глаза распахнулись широко-широко, но почти сразу были ослеплены белой вспышкой, а уши разорвал крик, но кто кричал и что кричали уже не имело никакого значения.
Следующие дни, ночи, а может быть и целые недели были тяжелыми. Я барахталась в липкой паутине, блуждала в кошмарах, будто среди бесконечного множества запутанных ходов. И стоило только найти выход, как он ускользал от меня, как ускользала реальность от затуманенного сознания. На краткие мгновения приходила в себя, чтобы смазанным, расплывающимся зрением выхватить из пустоты то напряженное лицо незнакомой мне женщины с сурово поджатыми губами, то чьи-то руки, с кончиков пальцев которых на меня лился поток белых, искрящихся, как первые снежинки, чар.
Но чаще всего я видела лицо принца. Фарфорово-бледное, с истончившейся кожей и мерцающими всполохами цвета густого брусничного вина на дне двух черных озер со стоячей водой. Да и весь он был в этих моих полубредовых видениях словное произведение искусства — идеальное, без малейшего изъяна, и трагичное.
Его взгляд выжигал на сердце клеймо, он проклинал и молил о пощаде, он вызывал и требовал откликнуться. Наверное, в других обстоятельствах я бы задумалась над такой эмоциональностью обычно ледяного надменного принца, но сейчас думать было тяжело, даже дышать было тяжело. Мозг плавал в токсичном дурмане, тело казалось неподъемным и будто бы отделенным от разума. Периодически возникало яркое ощущение полета, и я уже практически чувствовала, как покидаю этот мир и бесплотной тенью лечу куда-то далеко. На каждый раз полет заканчивался одним и тем же — ощущением, словно я с разбегу врезаюсь в бетонную стену и отлетаю обратно. А потом опять возвращаюсь в бесконечную череду плохих снов, которые держали, не отпуская. Как держала меня за руку чья-то чужая рука.
После одного из таких болезненно оборвавшихся полетов, я услышала разговор.
— Ты не думаешь, что я перешел черту?
— Неужели мой великолепный сын начал сомневаться в себе? — вопрос закончился горловым смешком.
— Просто скажи, что оно того стоило! — требование, которое на самом деле было просьбой.
— Нет, не скажу, потому что именно это ты сейчас и хочешь услышать. Неужели одной девчонки оказалось достаточно, чтобы выбить тебя из колеи?
— Не знаю…
— Ты был далеко за чертой. Надо сказать, идея была гениальная, жестокая — бесспорно, но гениальная. Вот только… сын, сможешь ли ты справиться с последствиями? Потому что конкретно сейчас — ты не справляешься.
— Я не справляюсь… без неё.
— Не могу поверить! Неужели ты действительно влюбился?
— А любовь ли это или просто одержимость?
— Проверь.
— Она такая хрупкая, такая слабая… а делать по-своему все равно не боится. Упрямая и бесстрашная до сумасшествия!
— Либо ты сделаешь так, чтобы она осталась с тобой навсегда, либо тебе придется её убить. Другого пути нет, сын, — итог, почти приговор.
А потом в один момент все закончилось, как дверь захлопнули, выдернув меня из комнаты, наполненной ползающими по стенам и потолку безликими монстрами.
Я распахнула веки и уткнулась взглядом в знакомый черный потолок. Рядом никого не было. И почему-то это показалось странным. Повернувшись в постели, сперва удивилась тому, что со всех сторон обложена какими-то мешочками, которые при ближайшем рассмотрении оказались узелками со сборами трав. А после ощутила тугую тянущую боль в боку.
Мозг сразу все вспомнил.
Ссора с Сатусом, глупейший, совершенный под наплывом эмоций прыжок с террасы, а после… удар о землю со вспоротым боком.
Откинув одеяло, традиционно черное и этот неизменно мрачный цвет даже немного успокоил, я увидела длинную белую ночную сорочку. Очень красивую, из блестящей ткани, приятно покрывающей тело, с отороченными кружевом краями. Глубокий вырез был украшен нежным и трогательным бантиком, а вверх по груди к шее тянулись тонкие завязки. Соединенные сзади, они прятались за волосами, распущенными по плечам и немного спутанными после сна. В высоком, почти до бедра вырезе, я увидела собственную ногу, которая поразила меня непривычной бледностью, почти такой же, как у демона, но для него это было естественное состояние, а для меня — нет. А еще испугала худоба. Я прекрасно знала свое тело и совершенно точно помнила, что мои ноги никогда не были такими истонченными.
Вцепившись в ткань, оказавшуюся на поверку плотнее, чем казалось, я задрала подол почти до талии и выгнулась в попытке рассмотреть, что там с моим животом. И увидела длинный тонкий шрам, который выглядел как очень быстро заживший глубокий порез. Шрам начинался у правой тазобедренной косточки и взлетал к ребрам, описывая некоторый неровный полукруг, ставя финальную точку под сердцем.
Пощупав шрам руками я лишь ощутила незначительную неровность кожи и тонкость не до конца сросшихся тканей в том месте, где их целостность была грубо нарушена. С виду все казалось совершенно здоровым, но вот внутри продолжало ныть, как будто что-то там, под кожей, излечилось еще не до конца.
Опустив обратно сорочку, я растерянно провела рукой по волосам и к своему удивлению услышала… бурчание желудка!
Под ложечкой засосало, так резко, будто я месяц не ела и поняла, что если немедленно, прямо сейчас не поем, то умру от голода.
Но вокруг не было не то, что еды, даже воды было не найти. И попросить некого. Абсолютно пустая безжизненная спальня, в которой шевелилась только я.
Повернувшись к террасе с мыслью, что надо как-то обозначить перед местными обитателями свое существование и комплектом идущие к нему потребности, я наткнулась на завесу.
Это была плотная пелена магии, толщиной с мою руку, которая тянулась от одной черной стены к другой, периодически вспыхивая приглушенным желто-оранжевым цветом. Потянувшись пальцами к этой преграде, я отпрыгнула, едва ее коснувшись. Тело будто пробило током.
— Ай! — зашипела я, прижимая руку к груди, кожа на костяшках покраснела и немного опухла. — Мощно, ничего не скажешь.
На террасу я теперь могла любоваться лишь издалека. Путь туда мне был закрыт. Не то, чтобы я туда очень рвалась, но все же было обидно.
Меня заперли в этой спальне, как в клетке.
Оглянувшись на безмолвную дверь, я направилась к ней, крадясь на цыпочках. Не знаю, от кого или от чего я пряталась, но было ощущение, что за мной кто-то неусыпно бдел. Приблизившись, приникла ухом к толстой и выглядящей неприступно створке, затаившись, как койот на охоте.
И услышала, где-то там, вдалеке голоса, звучание которых постепенно становилось громче и четче, а это значило, что их владельцы приближались.
Я превратилась в сплошной слух и даже сердце вроде стало биться чуть тише, позволяя мне услышать говорящих.
— Я впервые сталкиваюсь с кем-то, подобным ей. Никогда прежде не видел, чтобы кто-то мог бессознательно сопротивляться целительской магии, да еще настолько упорно! То, что она столько прожила, с такой силой внутри — это настоящее чудо. Иначе не назвать. Возможно, кто-то специально позаботился о том, чтобы она выжила. Но… Мой принц, вам следует знать, что такие, как она редко живут долго.
— Почему?
— Чем больше сила, тем короче жизнь. Они словно… выгорают, разрушают сами себя изнутри. Дети, подобные ей, погибают еще на этапе взросления. Кроме того, они почти не обучаемы. Они не ощущают пределов, ни своих, ни чужих. Они безрассудны и всячески лишены чувства меры и способности соизмерять свои возможности с уровнем опасности.
— Проще говоря…
— Проще говоря, мой принц, если вы хотите, чтобы она прожила дольше, чем ей отмерено, придется либо навеки запереть её, либо…
— Либо?
— Либо полностью лишить магии.
— Это возможно?
— Да, есть способы, но они весьма и весьма… ненадежны. И мучительны. Вырвать магию из магического ребенка — все равно, что лишить зрения или слуха. Уверены ли вы, что хотите заставить её прожить так всю оставшуюся жизнь?
— По крайней мере, она будет со мной…
— Да, но собой прежней она уже не будет.
— То есть, я либо оставлю все, как есть, и она убьет себя, либо отберу у неё магию, и она возненавидит меня за это. И что же мне выбрать?
— В любом случае, вы её супруг. Чтобы вы не выбрали, мой принц, вы в своем праве.
— Знаю, но от этого мало утешения.
— Есть еще третий вариант…, - тяжелый вздох, наполненный сожалением.
— Говори, — отрывистый, нетерпеливый приказ.
— Если вы сможете полностью взять на себя контроль за её магией, то это снизит нагрузку. На неё. Но повысит нагрузку нас вас. Сможете ли вы вынести такой груз — вопрос, скорее к вам, а не ко мне.
Когда на некоторое время остановившиеся шаги возобновились вновь, двинувшись к двери, я ошпаренной кошкой отпрыгнула назад, бегом вернулась к кровати и нырнула под одеяло в тот момент, когда створки распахнулись и в проеме возник силуэт Сатуса.
Изменения в его облике сразу бросились в глаза. Он, как и я, похудел. Лицо осунулось, подбородок, а глаза стали крупнее, словно увеличившись в размерах, хотя это было не так.
Войдя, он медленно запер за собой, и я увидела еще одну пелену магии, которая легла на дверь, вспыхнув уже знакомым оранжевым светом.
Демон решил не заморачиваться с ключами и замками, а просто запечатал единственный выход чарами. Своими чарами, с которыми мне не справиться.
Увидев, что я не сплю и все видела, он спокойно проговорил:
— Спальня оплетена защитными заклинаниями. Часть из них была наложена и прежде, но я наивно верил, что этого будет достаточно. Ты же наглядно продемонстрировала, что я ошибался.
— Защитными? — осипло отозвалась я и откашлялась, вспомнив разговор двух стражников с упоминанием поглощающих плетений. — Кто, кого и от чего защищает?
Демон не меняясь в лице направился в угол спальни, провел рукой на уровне своей груди и из пустоты проступил низкий изящный столик с кувшином воды. Рядом стоял высокий узкий бокал на тончайшей ножке из черного непрозрачного стекла. Здесь же находился поднос, накрытый начищенным до блеска металлическим клошем. Вернувшись с кувшином, демон наполнил бокал водой и протянул мне.
— Пришлось убрать подальше всё, чем ты могла бы нанести себе вред.
Я не шевельнулась, глядя на принца враждебно. А в голове крутились обрывки подслушанного разговора.
Сатус, глядя из-под низко сдвинутых бровей, приблизился вплотную, взял за руку и, вложив в ладонь бокал, приказал:
— Пей.
Я не отреагировала, лишь крепче стиснула тонкую хрупкую ножку, желая запустить бокалом в стену.
И молчала.
А вот парня прорвало на беседу.
— Ты хоть понимаешь, что натворила? — спросил он, отставив кувшин и застыв рядом угрожающе-упрекающей горой. Несмотря на некоторые изменения, выглядеть более мило и дружелюбно он не стал.
Я лишь крепче закусила губу, всем своим видом демонстрируя бойкот и нежелание общаться.
— Молчишь? — язвительно поинтересовался демон, складывая руки на груди. — Ты ушиблась мозгами при падении или тебе просто нечего сказать?
Тупо смотрю в одну точку перед собой, вместо губ теперь кусая щеки изнутри.
Он сделал один медленный, неспешный шаг вперед, обходя угол кровати и садясь прямо передо мной. Очень близко, так близко, что я чувствовала его дыхание. Он не применял силу, но я знала, стоит дернутся — и будет наказание.
Он смотрел на меня в упор и одним только этим вынуждал смотреть в ответ. Смотреть снизу-вверх, положении, которое само по себе было неудобным, сковывающим.
И он это знал.
Знал и наслаждался.
— Я никогда не прощу тебе того, что ты сделала, — зловещим шепотом выдохнул он мне в лицо. От него исходил такой жар, словно демона лихорадило. Кто из нас двоих был не здоров? — Слышишь меня? Никогда.
Мне нечего было ответить, кроме просьбы оставить меня в покое. Но я уже знала ответ, считала его во взгляде жестоких злых глаз. Боль только начиналась, она была откликом на все, что он делал. На все, что делала я и даже на ту любовь к нему, которую я с удивлением продолжала вновь и вновь находить в себе, несмотря на взаимную ненависть.
Мы любили и ненавидели друг друга одновременно. Это было так, будто в один из дней мы просто свернули куда-то не туда и теперь мчались по длинному узкому тоннелю, не зная, сможем ли выбраться.
— Я был бы счастлив, — продолжил демон, тихо и четко выговаривая каждое слово, каждый звук, — если бы тебя не было. Вообще. Нигде и никогда.
Возможно, он на самом деле так не думал.
Возможно, просто пытался причинить мне еще больше боли, вымещая боль собственную, верша месть.
Возможно, я даже могла бы сама себя в этом убедить.
Возможно, в другом мире, в другое время и другие мы смогли бы избавиться от ненависти и сохранить любовь, остановив это безумный танец босиком по битому стеклу.
— Надеюсь, твои мечты когда-нибудь сбудутся, — я грустно улыбнулась, отменив свой молчаливый бунт. — Такие мечты должны сбываться.
Я думала, мне будет все равно, что ничего из того, что он способен мне сказать не будет иметь значения. Но нет, сердце заныло так, что захотелось вырвать его из груди и выбросить, чтобы не выло, противное, и не билось так тягостно под внимательным взором демона, взбалтывающем мысли и сбивающем дыхание.
Пальцы, которые чаще бывали безжалостными и жесткими как сталь, оказались у моего лица, став мягкими и нежными. Ласкающими движениями они пробежались вниз по щеке. Большой палец поднялся выше, прикоснулся к нижней губе, надавливая, оттягивая, скользя по тонкой линии, будто очерчивая территорию.
Я не дышала, ошеломленная, завороженная им, его прикосновением. Почему-то вдруг вспомнились наши поцелуи, они промелькнули перед глазами красочным веером и каждый был наполнен тьмой, а еще обидой и отчаянием, потому что все они произошли помимо моей воли.
Подумалось, что он никогда… не целовал меня по-настоящему. Каждый раз был вынужденным, как с его, так и с моей стороны. А еще… он ведь понятия не имел, что до него я никогда и ни с кем не целовалась.
— Ты будешь либо со мной, либо против меня, — сказал демон.
Между нашими сердцами натянулась тугая струна, вибрирующая и подрагивающая, провоцируя волны, распространяющиеся по всему телу.
Я отвела взгляд. Глаза его невыносимые и смотреть страшно. Мелькнула шальная мысль, что мне с ним никогда не справится. Будет так, как он захочет, даже если для этого ему придется стереть в пыль нас обоих.
— Не вставай сегодня с постели, — выпрямляясь, потребовал Сатус. Его пальцы ласково пробежались вдоль по скуле, задев ресницы, скользнули по виску, легли на волосы, погладив. Захватив ладонью несколько прядей, демон с отстранённой задумчивостью воззрился на них. — Еда на столе, не забудь поесть. С завтрашнего дня я лично займусь тобой.
— Что ты задумал?
— Ничего такого, что не включала бы в себя наша сделка, — улыбкой голодного тигра усмехнулся принц. — Ты ведь не забыла о нашем соглашении? То, что мы теперь связаны брачными узами его не отменяет. Ты должна мне. И я собираюсь стребовать долг по полной.
— А как же насчет твоей части сделки? — с горечью напомнила я.
— Часть её я уже выполнил, — гордо заявил он. — Ты же боялась стать очередной жертвой охотника за колдуньями? Здесь ему до тебя не добраться. А про Академию и заставу можешь забыть. Твоя нога не ступит за пределы Аттеры без моего разрешения. А я его никогда не дам.