Подлетев к решетке, я вцепилась во влажные толстые прутья, местами проржавевшие, и прильнула поближе, чтобы рассмотреть того, кто был по ту сторону.
Короткие натужные удары сердца отмерили несколько секунд, а после я медленно сползла по решетке вниз, зажимая испачканной ладошкой рот, чтобы сдержать вопль ужаса. Не узнать до боли знакомые, родные черты лица было невозможно.
В темнице, во дворце правителя Аттеры, скованный по рукам, ногам и туловищу крепкими цепями, испускающими легкое красноватое свечение, сидел сгорбленный… Тим.
Тот самый Тим, которого я лично вернула обратно, в наш с ним мир, чтобы он жил долго и счастливо, посвятив себя обретенной в мое отсутствие любви в виде девушки, пекущей для него булочки с корицей.
— Тим…, - выплакала я, едва не воя. — Тим…
Он услышал меня. Оторвал от обнаженной, иссеченной тонкими хлесткими полосами груди, в которых загустевшая кровь смешалась с грязью и пылью, и посмотрел на меня затуманенными бредом глазами. Нос был сломан, губы разбиты и превращены в месиво, слипшиеся в неприятные сосульки волосы в нескольких местах проредили проплешины, словно кто-то несколько раз сунул его голову в огонь. Левая нога была сломана, сквозь прорванную штанину торчал кусок кости, и он периодически странно заваливался на бок и, наверное, давно рухнул на пол, если бы его торс не был крепко примотан цепями к железной дуге спинки кровати.
— Мира…, - практически беззвучно проговорил он кровавыми губами, прикрывая опухшие красные глаза. — Ты… опять ты…
— Опять? — глупо переспросила я, поднимаясь на дрожащие ноги. — Погоди, не разговаривай! Береги силы! Я тебя вытащу, Тим!
И в отчаянии вцепилась пальцами в решетчатую дверь, которая была частью передней стенки тюрьмы. Замка не было, но створка, позволяющая войти внутрь, плотно прилегала и не поддавалась, а это значило, что без магии здесь не обошлось. Магии, с которой такой, как я было не справиться.
— Что же мне делать? — всхлипнула и, не удержавшись, заплакала, захлебываясь беспомощностью, но продолжая упорно дергать дверь на себя в бесполезной попытке отворить её.
— Тим, — обратилась я к другу, прижимаясь лицом к прутьям. Но он, больше не замечая меня, вновь уронил голову, уткнувшись подбородком в грудь в неловкой сломанной позе. — Тимочка…, - снова и снова я повторяла его имя, желая еще хотя бы раз услышать слабый голос. Пусть это будет даже стон, лишь бы убедиться, что он жив.
Мои рыдания заглушили шаги. Четкие, размеренные, неторопливые, но неумолимые.
Кто-то шел к нам. И я поняла, кто именно еще до того, как обернулась, чувствуя, как смертельный холод заполняет грудь, словно огромный раздувающийся шар.
Мрачный, хмурящий брови, с напряженной идеально ровной спиной, Сатус спускался вниз, не сводя с меня странного взгляда. В руках он держал кусок тяжелой ткани, перекинув его через согнутый локоть.
Сквозь замутивший рассудок ужас и панику я вдруг подумала, что в этом непостижимом мужчине, чьи поступки и слова неизменно пугали и сбивали с толку, не давая понять его, силы столько, что… мне не победить.
Мне никогда его не победить того, кто настолько уверен даже в самых отвратных своих поступках.
Когда до решетки оставалось несколько шагов, принц остановился, покачал головой, таинственно усмехнулся и поцокал языком.
— Все подглядываешь и подсматриваешь, моя девочка?
Я открыла рот, желая что-то сказать, но не смогла вымолвить ни слова. Из меня будто выдернули стержень.
— У тебя ужасные привычки, мышка, — продолжил демон. — Мне следовало бы заняться твои воспитанием. Но… потом. Для этого еще будет время.
Но как бы он не улыбался, как бы не кривил в насмешке губы, за всем этим искусственным налетом я видела сосредоточенность и холодную решимость.
— Зачем? — выдохнула я, не сводя с него не моргающих глаз.
— Зачем? — с издевательской иронией переспросил демон. — Затем, что ты моя принцесса и я хочу видеть тебя… покорной.
— Зачем ты сделал это с ним? — я кивнула головой в сторону узницы. Голос мой дрожал и срывался, с головой выдавая все эмоции, которые в этот момент мной владели — обреченность, страдание, ненависть. Не выдержав, я сорвалась на крик: — Зачем?!
Сатус в ответ лишь выгнул угольную бровь.
— Смеешь повышать на меня голос? — шаг вперед, плавный, текучий, готовый окончиться ударом. И я ожидала этого удара, а потому сжалась всем телом и отпрянула, упершись в стену. — Я мог бы ответить на твой вопрос, но не стану, — он склонился к моему уху и прошептал, его дыхание щекотало кожу: — Так мучительней…
Перестав сжиматься, я посмотрела на демона. Некоторое время мы рассматривали друг на друга в тишине повисшей паузы, и этот краткий миг был наполнен откровенностью, такой, которая впервые возникла между нами.
Я все поняла без слов.
— Месть? — сипло спросила я.
— В том числе, — не стал отпираться демон, величественно кивнув.
Он упивался собой, собственной властью и всемогуществом, возможностью вершить судьбы и рушить жизни.
— Чего ты хочешь? — спросила я, понимая, что ставки повышаются. Рано или поздно одному из нас придется пойти в ва-банк. И тогда другому останется либо рискнуть чем-то, таким же равноценным, либо отложить карты и закончить свое участие в игре.
Сатус потянулся ко мне, положил руку на затылок, погладил волосы и ответил:
— Тебя.
Я вырвалась, он выпустил.
— Что это значит? — выпалила я со злостью, отходя в сторону, краем глаза следя за сидящим в клетке и все еще не вернувшемся в сознание Тимом.
К сожалению, эти мои метания не укрылись от пристального взгляда демона.
— Хочешь спасти своего друга? Я бы многое мог рассказать тебе о твоем милом мальчике, к которому ты так привязана, — его желваки напряглись, а в глазах вспыхнули красные огоньки. — Но не стану. Пока что.
— Да, хочу, — упрямо и смело заявила я, отвечая на первый вопрос. — И мне все равно, что ты о нем думаешь.
Губы принца зло сжались, и словно бы как отклик на всплеск его ярости, у меня заболело под ребрами. Так сильно, что я потянулась к больному месту рукой, но в последний момент остановилась, не желая выказывать слабость перед Сатусом. — Так… что ты хочешь за то, чтобы вернуть его обратно, туда, откуда вы его похитили?
— Ты говоришь «да», — отчеканил по-деловому Сатус, выглядя при этом так, будто совершал главную сделку в своей жизни.
— На что? — не сообразив, поморщилась я.
— На все, — широко усмехнулся Сатус.
— Это…
— Прикуси язык и слушай, — с ласковой жестокостью приказал Сатус. От этого приказа по голым рукам и ногам побежали мурашки, а следом поползла, будто пытаясь просочиться сквозь кожу, концентрированная темная энергия. Его энергия. Помолчав недолго, он продолжил: — Ты полностью признаешь мою власть над собой и факт свершившегося между нами свадебного обряда. Ты больше не борешься со мной, Мира. И самое главное — не пытаешься убить себя, потому что мне невыносимо видеть тебя раненной. Кроме того, все твои попытки бесполезны. Я не дам тебе умереть, как не дам смерти отнять тебя у меня.
Подбородок задрожал и разговаривать стало сложно, но все же я выдавила из себя:
— Почему ты такой? Почему ты такой плохой? — я чувствовала себя маленькой девочкой, у которой отобрали все.
Он медленно, нарочито медленно скользнул ко мне, не сводя горящих черных глаз с красными всполохами на дне, с нежностью и бережностью от которых заныло сердце притянул меня в свои объятия, окутывая собственным запахом и прошептал в волосы:
— Я не плохой. Я еще хуже, — жестокость, с которой были сказаны эти слова так ярко контрастировала с чувством защиты и покровительства, которые дарили его руки, что у меня закружилась голова. — И ты увидела, насколько плохим я могу быть. Хочешь свободу для мальчишки? Прими меня. И я отпущу его.
Внутри постепенно образовывалась странная пустота, заполняемая апатией. Схватив за подбородок, он вынудил меня посмотреть ему в лицо, утопив свой взгляд в моих глазах.
Чувствуя бесконечную усталость, от которой не спасет ни сон, ни отдых, я рассматривала его лицо, с горечью осознавая, что, кем бы он ни был, я люблю его. И буду любить даже тогда, когда он будет меня убивать. Потому что… потому что мы те, кто мы есть. И нас не изменить.
— Хорошо, — медленно проговорила я.
— Клянешься ли ты быть со мной до конца? — спросил он, его голос обволакивал, заставляя прислушиваться. Заставляя слушать. Кулон, что покоился под моей шеей начал нагреваться, распространяя по телу непривычные расслабляющие волны, состоящие из тепла и спокойствия.
— Клянусь, — ответила я, не отводя глаз.
Слово повисло в воздухе, тяжелое, налитое, как сочный созревший плод. Все вокруг застыло, будто перейдя в другое, метафизическое, изолированное друг от друга и от нас, состояние. Лишь я и Сатус были единственными, кто оставался живым и мыслящим посреди этого разом потускневшего мира. Кулон обрел едва выносимую тяжесть, наполнившись магией куда более древней, чем все, с чем я сталкивалась до этого. Но все это продолжалось лишь краткий миг и оборвалось, когда Сатус запрокинув мою голову настиг губы поцелуем.
Любовь и ненависть сплелись в этом поцелуе в один клубок. Дерзость, голод, страсть, желание — все смешалось воедино, в один ошеломляющий коктейль, который он заставил меня выпить до конца, властвуя, настигая при каждой попытке сбежать и награждая своей пьянящей лаской за податливость.
Но этот поцелуй отличался от всех, что были прежде. Тем, что теряя себя в этом невыносимом жестоком мужчине, в какой-то момент я ответила на него. И это привело к всплеску такому жгучему, словно меня, вслед за Тимом, сунули в огонь. Я горела, пылала каждой частичкой своего тела и это делал со мной Сатус, разгоняя жар по венам, ловя своими губами мои слабые стоны. Если бы он не держал меня, так сильно прижимая к себе, будто больше всего на свете боялся потерять, я бы рухнула на пол, без сил.
Когда он, наконец, оторвался от меня, мы оба тяжело дышали. Принц обнял мое лицо руками, и прижался своим лбом к моему, прикрыв глаза.
— Ты обещал, — напомнила я, пытаясь восстановить дыхание. — Ты получил все, что хотел, теперь отпусти его.
И… мои слова разрушили едва успевшую зародиться магию. Демон вздрогнул, выпрямился и посмотрела на меня с высоты собственного роста. Я почему-то почувствовала себя виноватой. Отступила, обхватив себя за плечи ладонями и пряча глаза.
Вздохнув, он снял с локтя то, что принес с собой. Это оказалась теплая накидка.
Демон широко взмахнул ею и опустил на мои плечи, но этим на ограничился, а крепко запахнул края, замотав меня в одежку, как в кокон.
— Я не могу его отпустить.
— Что? — подскочила я. На глаза навернулись слезы. — Ты же обещал!
— Любовь моя, — демон старался держать себя в руках и это было видно, но терпение и добросердечность никогда не были его сильными сторонами. — Я не могу его отпустить, потому что сперва нужно его вылечить. Я распоряжусь, чтобы им занялись.
— Кто? — я потерянно обернулась по сторонам. — Здесь никого нет. Дворец как будто вымер.
— Я приказал, чтобы прислуга, стража и все остальные не попадались тебе на глаза, — пояснил Сатус так, будто в этом не было ничего особенного, хотя у меня было иное мнение.
Но, прежде всего, я должна была убедиться, что Тиму больше ничего не угрожает.
— О нем позаботятся? Накормят, напоят и вылечат? И он больше не будет сидеть к клетке? Ты мне обещаешь?
— Обещаю, — серьезно кивнул принц.
— И его никто больше не будет бить?
— Да, — чуть злее подтвердил демон.
— И я смогу его навестить?
— Нет, — с угрозой, от которой вновь заболело под ребрами, недобро усмехнулся демон. — Хочешь, чтобы он выжил и вернулся в свой мир — ты больше никогда не подойдешь к нему, не заговоришь с ним и о нем. Это последний раз, когда ты о нем упоминаешь.
Он сказал так, и мой рот закрылся. Даже если бы захотела я больше не смогла бы произнести имя друга вслух. «Так вот, как все будет», — грустно прикрывая веки, подумалось мне. Яркие чувства, которые подарил поцелуй, схлынули и я вновь оказалась в окружении темноты.
Он протянул мне свою руку.
Я послала прощальный взгляд Тиму.
И с ощущением неизмеримой потери взялась за раскрытую ладонь, чтобы дать увести себя прочь из этого гнетущего, пропитанного мучениями места.
На следующий день мы новь вернулись туда, где накануне на нас напал зверь. Поймав мой встревоженный взгляд, демон отметил:
— Я знаю, что тебе страшно. Но больше нас никто не потревожит.
— Может быть, стоило выбрать другое место? — слабо возразила я.
— Нет, надо здесь, — отрезал Сатус и завел меня в цветочный круг, который полностью восстановился после нанесенного ущерба, надежно прикрытый от солнца листьями винограда и сказал:
— Повтори то, что сделала вчера, — а сам отошел на несколько шагов, сложив руки на груди и глядя на меня как профессор на нерадивую студентку.
Меня немного шатало, и в целом я не чувствовала себя устойчиво, словно вместо со мной шатался и мир. Предыдущая ночь тоже была сложной. Приведя в спальню, принц уложил меня в постель, заботливо прикрыв одеялом. Поцеловал в лоб и, обняв руками, устроился за моей спиной, прижав к себе как любимого плюшевого медведя. Стоило мне пошевелиться, как мягкие руки, которые не менее виртуозно умели делать больно, стали стальными, показывая, что бежать некуда.
Я в ловушке.
— Мира, — обманчиво бархатный голос погладил мою шею сзади. — Не ерзай. Мне и так не легко.
После этих слов я не смогла глаз сомкнуть, а вот Сатус спал отлично всю ночь до самого рассвета!
Теперь он был бодрым и выспавшимся, а я — недовольной, сонной и разбитой. Наверное, именно отсутствие полноценного сна привело к тому, что первые три попытки войти в межпространство не привели ни к чему, а четвертая закончилась тем, что я вошла, сделала шаг и сразу же вывалилась обратно, больно ударившись локтями.
Глубоко вздохнув, Тай в два широких шага подошел, поставил на ватные ноги, отряхнул с платья пыль. Отступив на шаг, он потянулся к карману и вытащил кольцо. Кольцо с желтым камнем.
— Вот, — и он вложил кольцо в мою ладонь. Не успела я испуганно вскрикнуть, помня, что сделал со мной этот предмет, бывший сильнейшим артефактом, как демон заставил меня стиснуть пальцы вокруг кольцо. И пришло осознание — ничего не изменилось. Мир остался на месте, я осталась на месте и даже демон, глядящий на меня так же, как и в первый день нашей встречи пребывал там, где и был до этого.
Он не пытался скрыть собственный исследовательский интерес, черные глаза взирали так, что вскрывали грудь и вынимали сердце.
— Отдаешь его мне? — спросила я пересохшими губами, не смея отвернуться.
«Бог, — мысленно повторила я себе, вспоминая, как вчера Сатус шествовал ко мне в ореоле собственной мощи. — Злой темный бог».
— Я забрал его, чтобы ты не навредила себе. Я знаю, что это за кольцо.
— Давно? — эхом откликнулась я.
— Давно, — скупо подтвердил Сатус. В этот момент он был спрятан от меня за непробиваемой бетонной стеной. — Оно было опасно для тебя, поэтому я не стал отдавать сразу. Всегда носи его с собой. И никому не отдавай, даже мне.
Я раскрыла пальцы и уставилась на весьма скромное украшение.
— А теперь? Почему теперь ничего не происходит?
— Растерия, — кивком головы указал принц. — Она равна по силе кольцу, и способна блокировать его. Теперь оно не причинит тебе вреда.
— Так вот, как мама носила его, — догадалась я, найдя ответ на вопрос, который мучил меня с момента нашего недавнего общения. — А я все гадала… Значит, он тоже надел на неё кулон…
И оборвала саму себя, потому что поняла — сболтнула лишнего.
Но Сатуса, казалось, не волновало то, что я там бормочу.
Обойдя меня, он отправился прочь.
— Идем, — бросил он мне, не оборачиваясь. — Сегодня ты не в форме. Лучше вернемся в Акилон.
И я покорно последовала за ним.
Я плелась, еле-еле переставляя ноги, двигаясь через боль и усталость. Сатус, который физически не мог двигаться так же медленно, не выдержал и не спрашивая разрешения подхватил на руки.
Из меня вырвался слабый протест. Но в глубине души я была ему благодарна. И на слова не говоря, приникла лицом к его плечу.
— Спи, — прошептал он, коротко коснувшись губами моих волос.
И я действительно провалилась в сон, чувствуя себя в его руках поразительно спокойно. Возможно, я бы даже задумалась об этом странном феномене, если бы не была измотана до предела.
Пробуждение было гораздо более травмирующим, чем можно было ожидать. Потому что живот разрывался от боли, и это было так, будто внутрь воткнули раскаленный прут и проворачивали по часовой стрелке.
Не успев раскрыть глаза, я с ужасом осознала правду.
— Нет, только не это, — простонала я, зарываясь лицом в подушку, которая пахла Сатусом.
Но это пронеслось мимо моего сознания, потому что главным было одно — у меня начались критические дни, которые я даже в лучшие времена не способна была пережить без обезболивающего.
— Где мне в этом чертовом демонском мире найти таблетки? — простонала я, едва не вгрызаясь в подушку.
За спиной раздался звук распахиваемой двери, которая так же быстро захлопнулась. Несколько коротких шагов в одну сторону, еще столько же обратно и потом в другую сторону.
Кровать покачнулась и я, по-прежнему не отнимая головы от постели, почувствовала, как рядом кто-то сел.
— Я знаю, что ты проснулась, — спустя некоторое время, проведенное в молчании, проговорил принц. — Вставай, тебе нужно поесть. Я принес ужин.
— Я не буду, — прилагая все усилия, чтобы голос звучал ровно.
— Будешь, — не принял отказа демон. — Ты не ела с тех пор, как покинула Академию. И если первое время я терпел, надеясь на твое благоразумие, то теперь моё терпение иссякло. Не поешь сама — накормлю силой.
Я знала, что претворять свои угрозы в жизнь он умеет как никто другой, поэтому хватаясь рукой за низ живота, чтобы хоть как-то унять внутренние спазмы, неуклюже перекатилась на спину и ответила:
— Мне плохо.
Его лицо потемнело, меж бровями пролегла складка, а в глазах зажглась тревога.
— Это из-за перемещений?
— Нет, я… я не знаю, может быть.
Правду говорить не хотелось. Мне было неловко и вообще стыдно. Прикрыв глаза рукой, я с мольбой попросила:
— Можно я просто полежу, пожалуйста?
Я ощутила, как демон встал и пересел ближе. Убрав мою руку от лица, он пощупал лоб, прикоснулся к щеке, изучил температуру тела, а после требовательно спросил:
— Что случилось, Мира?
— Мне просто… просто плохо. Болит живот, и я…
Новый приступ боли вынудил меня сцепить зубы до мерзкого скрипа, зажмурив глаза и сжавшись в комок. Казалось, я умираю.
Не знаю, как он все понял. Прилагая все силы, чтобы не выть от боли, я потеряла что-либо замечать. Просто в какой-то момент поняла, что его нет рядом. И, наверное, так было даже лучше, потому что его отсутствие позволяло не заботиться о необходимости сдерживаться от внешнего проявления ада, в который решил погрузить меня мой организм. Единственное, что я смогла сделать, это переодеться из неудобного платья в рубашку Сатуса, а после снова рухнуть на постель, ныне бывшей моей единственной спасительницей.
Мягкие крадущиеся шаги меня не удивили, подсознательно я их ожидала. Кто-то обошел кровать по кругу и молча встал у изголовья. Такое ненавязчивое появление вкупе с нескрываемой тщательностью быть как можно тише никак не вязались с Сатусом. Поэтому я разлепила веки и с удивлением обнаружила в комнате девушку. Она была немногим старше меня, высокая, с узкими плечами, почти отсутствующей грудью и длинной лебединой шеей. Волосы цвета спелой пшеницы были зачесаны назад, открывая лицо, которое могло запомниться только одним — своей непримечательностью. Это было даже не лицо, а скорее белый лист, на котором при желании можно было нарисовать все, что угодно.
Светлые, почти белые, глаза моргнули, и девушка, стоящая неестественно прямо и глядящая строго в одну точку перед своим носом, проговорила:
— Моя илира, — низкий поклон в пол, такой, что она едва на поцеловала собственные ноги, выглядывающие из-под светло-бежевого платья, длинной до колен с открытыми плечами и вырезом, который в её случае был совершенно бесполезен. — Меня зовут Бехар. Я здесь, чтобы помочь вам.
Я обратила внимание, что девушка совершенно босая.
— А-а-а-а, — я ползком поднялась чуть повыше, прижала к груди подушку, чувствуя себя крайне неуютно в присутствии незнакомки, — а кто вы?
Девушка еще раз поклонилась, не менее низко, чем в первый раз.
— Я ваша прислужница, — и она все еще разговаривала, не глядя на меня и стоя боком. — Я должна помочь вам переодеться и сменить постель.
— Да? — неуверенно переспросила я. — Ладно, меняйте.
Корчась, подавляя рвущиеся из саднящего горла стонущие вздохи, я кое-как выползла из кровати, одновременно пытаясь утащить одеяло, чтобы прикрыться.
Но не успела ступить на пол, как девушка приобняла меня за талию и повела.
На выход.
— Э-э-э, а что происходит? Куда вы меня ведете? — занервничала я.
— Мне приказало отвести вас в Розовую комнату, — ответила девушка, ничуть не сбавляя темпа, а когда мои ноги запутались в одеяле, она фактически подняла меня над полом, переложив на себя весь мой вес, и понесла.
Это было настолько неожиданным, что я потеряла дар речи, а вместе с ним отступила и боль.
Она молча вынесла меня в коридор. Я также молча болтала в воздухе ногами.
И вновь дворец поражал пустотой. Я успела заметить лишь двух мужчин, затянутых во все черное, которые находились в конце коридора, оказавшегося тупиковым. Они стояли спинами к нам, перегородив собой единственный проход. Свободной рукой девушка толкнула другую дверь напротив, и мы оказались… в комнате, которая действительно оказалась розовой!
Все внутри было выполнено из слегка светящегося в темноте материала ягодного цвета, который мне напомнил непрозрачный горный хрусталь — огромная ванна, несколько раковин, похожих на раскрытые морские двустворчатые раковины, стены, потолок и даже приглушенно горящие светильники, вмонтированные непосредственно в пол и будто бы посадочная полоса для самолета, указывающие путь к ванной. Но больше всего меня поразили огромные зеркала, украшавшие половину стен, и на контрасте с ними — золотые птицы в миниатюре, установленные по периметру глубокой чаши, в которой предполагалось принимать водные процедуры, а также над каждой раковиной. Широко расправив золотые крылья, они замерли, выгнув шеи и распахнув длинные клювы.
Не дав в полной мере изучить обстановку, Бехар практически дотолкала меня до ванной и отобрала одеяло. Каждое её действие было почтительным, осторожным, строго выверенным, но не допускающим сопротивления.
— Что… что вы делаете? — все же попыталась остановить её я, но с одеялом пришлось расстаться.
— Наследник распорядился, чтобы для вас наполнили горячую ванну, — отшвыривая одеяло в сторону, сообщила девица.
— Но… я не хочу! — взвизгнула, ладошками прижимая к себе последнее, что осталось — тонкую ночную рубашку.
— Не спорьте, — повелительно прервала она меня. — Если илир так решил, значит, вам нужно подчиниться.
Я промямлила что-то невразумительно и даже сама не поняла, что хотела сказать, а после меня с какой-то почти цирковой ловкостью поместили внутрь розовой кристаллической чаши. Быстрое касание рукой одной из птиц и в ванну шумным потоком хлынула чуть голубоватая пузырящаяся и взбивающаяся в плотную пену вода. Я напряглась, сжавшись всем телом и ожидая какого-то подвоха, чувствуя, как к телу по мере заполнения водой прилипает рубашка. Но вскоре с удивлением осознала — мне становилось легче.
Боль в животе постепенно затихала, будто укрощенный хищник, который больше не пытался сгрызть меня изнутри. Теперь он возмущенно ворочался, терся зубастой мордой, будто слегка бодаясь, скреб острыми лапами, но с каждой секундой, проведенной в воде, становился все менее клыкастым и когтистым. Он не ушел полностью, боль все еще была со мной, но теперь я хотя бы могла дышать без стонов.
Облегченно откинувшись на спину, я с наслаждением вытянула руки и ноги, запрокинув голову и прикрыв глаза. Прошло еще немного времени, хищник затаился внутри, но я была рада даже этой кратковременной передышке.
Внутри царила пустота, будто ураган прошелся и вымел вообще все — мысли, эмоции, слова, оставив лишь желание никогда не покидать эту чудесную воду, которая достигнув края ванной остановилась. Моя персональная реальность, скукожившаяся до размеров кристаллической чаши, погрузилась в безмолвие, которое сперва радовало, но через некоторое время начало тревожить. Приподняв голову, я увидела, что нахожусь в комнате совсем одна. Служанка исчезла еще незаметнее, чем появилась.
Одиночество и тишина поспособствовали сну, который навалился на меня и которому я не стала сопротивляться.
Ласковое поглаживание я ощутила сквозь дрему и не сразу поняла, что происходит. Мозг не желал пробуждаться, цепляясь за остатки сна. Заворочавшись, я услышала всплеск воды, покачнувшейся вокруг меня и окончательно проснулась, распахнув глаза.
Он сидел напротив, обнаженный, по грудь погруженный в белую пену. Руки его были широко раскинуты по краям чаши, а черные глаза наблюдали за мной. Каким-то загадочным образом мои ноги, лежащие в воде, оказались закинуты на его и кончиками пальцев ног я касалась жёсткого живота.
Взвизгнув, подскочила. Хотела выпрыгнуть из ванной, но вовремя вспомнила, что на мне лишь тонкая, насквозь мокрая рубашка, а под ней ничего.
Села, прикрыв руками все, что было выше пояса, и заорала:
— Какого черта ты тут делаешь!
— Я? — в притворном удивлении взмахнул ресницами Сатус. — Я принимаю водные процедуры.
— Но почему именно здесь? — чуть менее воинственно спросила я, отступая под непримиримой аурой демона, которая кругами начала расходиться вокруг, затрагивая что-то внутри меня.
— Потому что это мой дворец, а ты — моя принцесса, — и вновь он делал это, направляя на меня свою магию, окутывая ею, напоминая о способности одним словом рушить всё.
— Я не твоя…, - по привычке начала спорить я, но почти сразу умолкла, вспомнив о недавнем разговоре. И моей клятве.
Сатус, все это время наблюдавший за мной со смесью насмешки и удовлетворения, кивнул, принимая моё поражение, а после заметил:
— Твоего друга вылечили и вернули обратно, — мокрыми руками он потянулся к голове и, запуская пальцы в черные волосы, провел назад, зачесывая.
Я как завороженная проследила за его движением, задержав дыхание. Осознанная часть меня ухватилась за мысль о том, что теперь с Тимом все в порядке, а вот интуиция была не согласна и шепнула на ухо: «Все, кого ты любишь, теперь будут заложниками. Его заложниками».
— Привыкай думать обо мне, как о своей паре.
— А ты привыкай, что я начну портить тебе жизнь! — огрызнулась я, вновь почувствовав себя смелой.
— Мышка, — обольстительно улыбнулся Сатус, — глядя на тебя я думаю, что до сих пор и не жил вовсе.
Сердце ёкнуло и забилось сильнее, но я собиралась игнорировать любые реакции тела.
С трудом отведя взгляд, который вновь и вновь возвращался к гладкой, блестящей от воды груди, изгибы и контуры которой влага подчеркивала лишь еще ярче, я покусала губы, а после спросила:
— Что значит «илир» и «илира»?
— Где ты это услышала? — помрачнел демон.
— Девушка, Бехар, которая меня сюда привела, назвала тебя так. И меня.
— Я приказал использовать упрощенный язык, чтобы тебе все было понятно, — он недовольно качнул головой, а я поняла, что кому-то сегодня влетит. — Но раз уж ты спросила… Илир — дословно означает «преемник», в обиходе так обращаются к наследнику действующего императора. Титул может быть применен и к тебе, потому что теперь мы связаны.
А я кое-что вспомнила.
— Ферай сказал, что ты не сможешь привести меня в свой дом. Потому что я — ваине, чужестранка.
— Да, все так, — невозмутимо подтвердил Сатус, внимательно и неотрывно взирая, из-за чего к щекам начала приливать кровь, а мне самой показалось, что в Розовой комнате стремительно нагревается воздух. Бросив мимолетный взгляд на зеркала, в одной части которых двигалось мое отражение, а в другой — Сатуса, я с удивлением обнаружила, что они запотели. — А ты реалистка, да, Мира? — неожиданно заявил демон. — Ты предпочитаешь правду, какой бы уродливой она ни была. Для тебя важно глядеть в саму суть вещей, не обманываться и не надеяться.
Никто и никогда не говорил обо мне так.
Никто и никогда не видел меня такой, какой я сама себя видела.
— Тебе нравится быть холодной, отстраненной, глухой к чужим чувствам, в то время, как свои собственные ты держишь при себе, потому что считаешь, что только у тебя есть право о них знать.
Он верил, что у меня есть чувства. Я верила, что скорее умру, чем признаюсь ему в любви. Потому что мое признание поставит точку.
— У меня нет никаких чувств. Ни к тебе, ни к кому бы то ни было другому, — ответила я, чувствуя, как кожу начинает печь от чужой, не моей, свирепости, расползающейся от макушки к плечам и ниже по груди — к животу. Густая, тянущаяся, словно растаявшая сладость. Эта свирепость была результатом такого сильного внутреннего напряжения, от которого обычного человека уже, наверное, разорвало бы на кусочки, а Сатус лишь стискивал челюсти сильнее и смотрел так, будто в любую секунду был готов вынести мне смертельный приговор, обвинив в измене. И чем дольше мы поддерживали зрительный контакт, тем тяжелее мне было оставаться на месте. Потому что я увидела ту опасную грань безумия, к которой приближался демон.
И, кажется, впервые задалась вопросом: неужели это правда?
Неужели он испытывает ко мне настоящие чувства?
И все это не игра, не попытка поймать меня в ловушку с помощью внушенной влюбленности, не тщательно завуалированные манипуляции?
Неужели для него все это почти так же невыносимо, как и для меня, а возможно и еще хуже?
— Уверена? — его голос не злой, не ненавидящий, не требовательный. Он вообще никакой, бесцветный.
Я промолчала, глядя на него исподлобья. Мокрые волосы облепили лицо, на ресницах таяли крохотные пузырьки пены, а губы были искусаны в кровь и ныли.
— Ты уверена, что ничего ко мне не чувствуешь? — слова давались ему с таким трудом, будто он толкал на крутую гору неподъемный камень.
С ним не будет легко, думала я, и солнечно с ним не будет. Не будет розовых сердечек, нежных признаний и трепетных касаний. С ним всегда будет зло, яростно, сильно, стремительно и практически невыносимо. Он — квинтэссенция всего смертельного, опасного, колоссально трудного. С ним — противостояние, драка за победу каждый день.
Я всегда знала, что если впущу его в свою жизнь, день, когда он уйдет, станет для меня последним. Это была поездка в один конец, и последняя станция находилась там, откуда возврата уже не было.