Грубые шершавые пальцы схватили за шею, сдавив так, что я услышала хруст собственной трахеи. Боль, шок и ужас от отсутствие воздуха сковали и тело, и сознание.
Я замерла, сжалась, пытаясь лишь хватать ртом воздух. Мозг отказывался верить в реальность насилия. В то, что это происходило здесь и сейчас.
Со мной.
И я ничего не могла сделать… не могла ему помешать.
Потому что я была слабая. Я была жертвой. А он видел цель и не видел препятствий, стискивая свои руки вокруг моей шеи все сильнее. И наслаждаясь моей беспомощностью.
Не знаю, сколько прошло времени. Может быть пара секунд, хотя по ощущениям целая вечность, наполненная страхом, отчаянием и болью. Но переборов накатившую тьму, я осознала, что лежу на полу.
А он навалился сверху, тяжело и мокро дыша мне в ухо, прижавшись щекой к моей щеке.
Одна его рука продолжала стискивать мою шею, вдавливая ладонь в её основание, а другая шарила по телу, яростно срывая ткань.
— Нет! — вырвался из горла надсадный хрип. Легкие будто горели огнем, сердце заходилось в лихорадке, а глаза выпучились настолько, что, казалось, еще чуть-чуть, и они выскочат из глазниц, как пробки из шампанского.
Оцепенение резко схлынуло, будто волна сошла, и я поняла, что могу не только лежать, вцепляясь в мужские запястья, но и сопротивляться.
И рванулась изо всех сил. Попыталась отодрать от себя беспощадную руку, которая, кажется, решила положить конец моему существованию, но возможности были не то, что не равны. Мои шансы на спасение таяли с каждой секундой, с каждым не сделанным вздохом.
Кратковременная борьба грозила закончиться истерикой.
«Демоны были правы, — промелькнула спонтанная мысль. — Одной мне не выжить…».
Перед внутренним взором возник Сатус. Он был призрачным, похожим на привидение, серьезным и очень бледным. Брови сведены, а во взгляде сквозил укор. Он словно бы говорил: «Ну что ж ты такая бестолковая! Постоянно нуждаешься в спасении! Почему ты такая слабая?».
— Не сопротивляйся! — рявкнул Амир, одной рукой рвущий на себе рубашку. Лицо его было перекошено и искажено. Настолько, что в первое мгновение я предположила, что это его злобный брат-близнец. — Маленькая шлюшка! Думаешь, я тебе поверил! Поверил, что ты оказалась здесь случайно! Ты у меня сейчас за все получишь!
Но нет, это был он сам — с губами, стиснутыми в тонкую линию, восковым лицом, глубже прорезавшимися морщинами и полубезумными глазами, который, я, кажется, запомню надолго. Он жег ненавистью, такой жгучей, что она выплескивалась наружу разъедающим ядом. А еще было желание. Желание сделать больно, очень больно, так, чтобы кроме этой боли не осталось ничего — ничего хорошего, доброго, светлого. И похоть, та похоть, которая способна сломать любую гордость навсегда.
— Нет! — с губ сорвалось подобие крика, больше похожего на шепот умирающей мышки.
А в это время руки Амира уже грубо и безжалостно раздвигали мои бедра, перебарывая отчаянное сопротивление.
Силы уходили, я чувствовала стремительно приближающуюся потерю сознания, но мысль о том, что сделает насильник со мной, бесчувственной, подстегнула разум, будто плеткой.
Вот-вот должно было случиться непоправимое и я, охваченная последним порывом мужества, за которым следовал лишь мрак и траур, смогла немного разжать пальцы командира гарнизона и закричала срывающимся голосом:
— Тай!!!
То, что случилось дальше, наверное, следовало бы назвать чудом.
Однако у этого чуда было имя. И это имя можно было написать в словаре рядом со словом гнев, потому что являя собой его олицетворение один очень воинственно настроенный демон шагнул в мыльню.
На долю секунды Сатус затормозил. Растерянно моргнул, будто не понимая, как он сюда попал…
А потом увидел меня, обнаженную и распластанную на полу, пытающуюся вырваться из-под мужчины, который, сдавленно ругаясь, выкручивал мне руки.
Появление принца вырвало из меня вздох облегчения.
А вот насильник парня не заметил. Был слишком увлечен снятием собственным штанов.
Губы принца растянулись в улыбке, от которой у меня при других обстоятельствах встали бы дыбом волосы. Но сейчас я смотрела на него и слезы радости наворачивались на глаза. Еще никогда я не ощущала такой благодарности, потому что знала — он здесь, и, кажется, меня в беде не бросит.
Молниеносно сорвавшись с места и разогнавшись до невероятной скорости быстрее, чем я успела моргнуть, Сатус подлетел к Амиру. И от души приложился носком ботинка о мягкие ткани командира, которые тот так не вовремя оголил и выставил на обозрение. Кувыркнувшись через себя, насильник отлетел в сторону, громко клацнув зубами и еще громче стукнувшись головой о стенку.
Я подхватила остатки своей импровизированной одежды и сжавшись в комок отползла в угол, предполагая драку и не желая оказаться под ногами у двух схлестнувшихся мужчин.
Но драка не состоялась.
Командир пополз по стеночке вверх, пытаясь подняться, но не успел выпрямить ослабевшие конечности, как они вновь подогнулись. Несостоявшийся насильник зашатался и с прозвучавшим в последний раз ругательством, приглушенным и неразборчивым, повалился навзничь.
Я смотрела на безвольно растянувшееся на холодном полу тело и никак не могла прийти в себя.
Дыхание было тяжелым и прерывистым, воздух проникал в легкие словно протыкая их ножом, а в горле саднило. В голове стоял гул, мыслей не было вообще, их затмевало ощущение, что я грязная — не только снаружи, но и внутри. Хотелось залезть обратно в деревянный тазик, взять мыло и намыливаться до тех пор, пока не слезет кожа.
— Мира, — заговорил демон и его голос… он будто бы разрушил стеклянный купол, под которым я попыталась спрятаться. Очень хрупкий и такой бесполезный.
Старшекурсник сделал шаг ко мне. Я непроизвольно сжалась и забилась еще глубже в угол. Нет, я не пыталась пройти сквозь стену, просто мне все еще было очень страшно.
— Мира, — чуть мягче повторил Сатус. Лицо его, скрытое за маской непроницаемости, не выражало ничего. — Мира, это я. Понимаешь? Это я.
— Понимаю, — едва слышно повторила я шепотом, не моргая и не сводя взгляда с демона. Между нами было расстояние не больше двух-метров метров, но почему-то отчаянно не хотелось, чтобы он подходил ближе.
А еще не хотелось, чтобы видел меня вот такой — слабой и жалкой. Это было унизительно. Не менее унизительно, чем то, что я едва не стала жертвой надругательства, самого жестокого, которое только может совершить мужчина.
— Мира, — вновь и вновь повторял мое имя Сатус, словно пытаясь напомнить, кто я. И кто он. — Ты сама меня позвала, помнишь? Ты позвала — и я пришел.
— Я… позвала? — закашлялась, потому что горло перехватило сухим спазмом.
— Да, — Сатус сделал еще один короткий, почти крошечный для его-то длинных ног шаг. Я, боясь отвести от него взгляд, теснее обхватила себя руками, прижимая остатки белой ткани к груди и чувствуя, как неистово бьется сердце. — Я находился в тренировочном подземелье. И вдруг услышал твой крик, он доносился будто из-за стены. Я бросился на звук, но едва свернул за угол, как оказался здесь.
Еще один короткий, но решительный шаг. Я до ужаса, до истерики не хотела, чтобы он приближался. Но он собирался это сделать, и я знала, что никакие силы на свете, в том числе, и я, не остановят его. Есть такие люди, на которых смотришь — и понимаешь, что сомнения в них еще меньше, чем снега в Африке.
И они пойдут до конца несмотря ни на что. Сатус человеком не был, а потому я знала, что даже взывать к его лучшим чувствам бесполезно. Возможно, я просто не верила, что они у него были.
— Я пришел забрать тебя после урока по зельеварению, но войдя в кабинет увидел жуткий переполох, — ровным, лишенным всяких эмоций голосом продолжил Сатус. Он продолжал говорить и говорить, словно намереваясь успокоить меня одними только рассказами, сейчас совершенно бесполезными. — Перепуганные колдуньи носились туда-сюда с красными глазами и волосами дыбом. Словив первую попавшуюся девицу, я узнал, что во время приготовления успокаивающей настойки одна из учениц перепутала и вместо уртики рассыпчатой добавила толченый корень ранункулуса, что привело к бурной реакции с распространением едких испарений. Проблема заключалась еще и в том, что ранункулус называют куриной слепотой. Неправильное использование растения приводит к временной потере зрения, что и случилось на уроке. Сильнее всех пострадали те колдуньи, которые находились близки к источнику проблемы. Через какое-то время эффект начал проходить, но преподавательница недосчиталась одной своей студентки. Ты исчезла, Мира. И никто не мог объяснить, как это случилось.
— И что потом? — всхлипнула я, наблюдая за еще одним шагом демона.
— Кан и Инсар отправились тебя искать, — ответил Сатус.
И три коротких движения преодолел последний метр, оказавшись прямо передо мной.
— А ты? — жалобно протянула я.
— А я отправился в подземелье за Шейном, чтобы вдвоем обследовать прилегающую к школе территорию, но… ты вдруг сама объявилась.
Сатус присел, а я вздрогнула.
Парень это заметил и застыл, выглядя при этом так, будто необходимость не шевелиться не доставляла ему никаких неудобств. И он мог бы просидеть вот так, напротив, вечность. Лишь глаза внимательно исследовали мое лицо. Изучали, оценивали, анализировали и мрачнели с каждой секундой. Потом демон склонил голову, чтобы рассмотреть шею. Взгляд стал жестче и злее, но не остановился, а начал движение вниз.
И чем ниже он скользил, тем страшнее мне становилось. Вновь начала накатывать паника, утягивая в трясину отчаяния. Я не могла это объяснить, но почему-то знала, что если от кого-то другого — кого угодно! — можно спастись, то от демона сбежать невозможно. И эта мысль так ярко контрастировала с тем чувством, к которому я уже привыкла. С ощущением доверия, которым я начала проникаться к принцу в последнее время. Он как будто стал частью моей повседневности, частью моей жизни. Он был рядом — и меня уже не беспокоило его присутствие. Он был рядом — и я не боялась. Он был тем, к кому я воззвала о спасении, зная, что он придет. Придет, даже если будет за миллионы миров от меня.
Но сейчас…
Сейчас мы были одни. Вдвоем. Где-то, откуда я даже не знала, как выбраться. И близкое присутствие демона я ощущала буквально каждой клеточкой своего тела, будучи уязвимой как никогда.
Травмированной и дрожащей.
— У тебя следы на шее, — непривычно глухим голосом проговорил Сатус, вновь заглянув в мои глаза. — Вот здесь…
И он на себе показал, что не так с моей шеей.
— Да, — дергано кивнула я и даже попыталась улыбнуться, но губы тряслись. — Почему-то моя шея многим не нравится… Постоянно ей достается.
— Думаю, наоборот, — без шуток качнул головой старшекурсник.
— Что? — не поняла я.
— Когда есть что-то, чем мужчина хочет обладать и при этом он знает, что никогда не сможет получить желаемое, единственным его стремлением остается стремление уничтожить, — прошептал Сатус, склонив голову вниз в жесте задумчивости.
Волосы упали на красивое лицо, частично его скрывая. Но когда он вновь поднял на меня свои глаза, в них танцевали тени, а сам он, будто зачарованный, потянулся ко мне.
Я отшатнулась в сторону. Может быть, и не хотела, может быть, и не стоило, но ничего не смогла с собой поделать.
Рука парня, которой он пытался прикоснуться к моему лицу, остановилась в воздухе, а на лице отразилась боль.
— Мне жаль, — произнес он печально. И это был первый раз, когда я увидела в нем что-то, близкое к человеческому. — Мне жаль, что с тобой это случилось.
И именно эта его жалость отрезвила меня, будто на голову вывернули ушат воды. Что-то подсказывало, что он никогда никого не жалел. Более того, он никогда не жалел и самого себя. А меня…
Я вдруг осознала, что не хочу его жалости. Она делала меня еще более слабой, чем я уже была, что продемонстрировали сегодняшние события.
Словно уловив направление моих мыслей, демон опустил руку и аккуратно, с каким-то невыразимым трепетом, коснулся кончиков моих пальцев.
— Но ты пришел, — я сдержалась и не отдернула руку, хотя ощущение было как будто я сую её чудовищу в пасть. — И успел…
— Я хотел бы, чтобы ты позвала меня еще раньше, — стараясь не совершать резких движений, Сатус прикоснулся к моему подбородку и, подняв голову, заставил посмотреть на него. — Я хочу, чтобы каждый раз, когда тебе было плохо или страшно, или одиноко, ты звала меня, поняла?
— Каждый раз? — усомнилась я.
— Да, — твердо заявил демон, а в глазах его было столько убежденности в собственных силах, что эта вера начала невольно передаваться и мне. — А еще лучше, если ты будешь всегда рядом со мной. Так я смогу защитить тебя лучше всего.
Я не стала говорить, что от подобных требований слегка веет помешательством, потому что… потому что поняла, что не хочу его обижать.
— Но меня не всегда нужно защищать, — мои губы невольно растянулись в улыбке, которая теперь не была ни вымученной, ни натянутой. А искренней. И как выяснилось, улыбаться демону по-настоящему было не так трудно, как казалось раньше.
— Ты такая маленькая и такая наивная, — чуть хрипло рассмеялся Сатус, легонько проведя пальцем по щеке. — И сама не представляешь, насколько желанная и легкая добыча для…
Он умолк, его взгляд привычно потяжелел и наполнился мыслями, темными и вязкими, которые обволакивали, утягивали на дно.
И паника вернулась.
Я поняла, что если не вынырну — захлебнусь, утону во всех этих чувствах, которые стали слишком очевидными, слишком откровенными, слишком… порочными.
— Не надо, пожалуйста, — как-то уж совсем по-детски захныкала я, но именно так я себя сейчас и чувствовала. Ребенком, который просто хотел оказаться дома, в безопасности, там, где от него ничего не ждут и ничего не требуют.
Пальцы парня стиснулись на моем лице, будто он решил проверить мои кости на крепость, но усилием воли, отразившемся в его судорожном вздохе, он остановился и не пересек ту грань, за которой было повторение предыдущей ситуации. Тогда спас меня он, но кто спасет меня от Сатуса, пожелай он пойти дальше?
Никто.
Прекрасно осознавала это я.
Знал это и демон, который потянулся к моим губам… но не достиг их, застыв и оставив между нами расстояние, меньше сантиметра. Я вдруг поняла, что от него исходит жар. Не просто тепло, как от другого живого существа, чувствуемое в условиях пониженной температуры, а настоящий жар, как от огня. Как если бы я сидела напротив костра, пытаясь согреть замерзшую душу.
— Твой страх — залог твоего выживания, — прошептал он, обдавая мое лицо горячим дыханием. И легкая дрожь пробежалась от затылка вниз по спине, а дальше по ногам, затихая где-то под коленками. — Но в то же время, я хочу, чтобы ты смотрела на меня с желанием… с желанием видеть меня рядом с собой. Я хочу, чтобы ты думала только обо мне. Смотрела только на меня… хотела только меня…
Я закусила губу, чувствуя, как к горлу подступает что-то горькое.
— Но я не буду тебя заставлять, — уже тверже проговорил Сатус. — Ты придешь ко мне сама.
И, резко оттолкнувшись, он выпрямился, протягивая мне руку:
— Идем, пора выбираться отсюда.