- Если вы ей скажете...
- Я никому ничего не скажу, - ответил я.
И тут мы оба взглянули на Федю, который сумрачно смотрел в сторону.
- Не хочу! Крещук все равно всем расскажет! - всхлипнул Виктор.
Федя впервые взглянул на него - сумрачно, отчужденно:
- Раз Семен Афанасьевич не хочет говорить, так и я не скажу.
И мы оба поняли: он действительно будет молчать.
Я вздохнул с облегчением. Я хотел только одного - не упустить мальчишку, оставить его около себя. Не будь с нами Феди, я добился бы этого без большого труда. Присутствие Феди едва не погубило дело.
Я взял у Виктора из рук жестянку с милостыней и швырнул подальше:
- Ну, все. Теперь будем ждать Галину Константиновну с Егором. Да, а где твой баул? (Рюкзак болтался у него за плечами.)
И вдруг у него в глазах что-то вспыхнуло, и он торопливо ответил:
- Украли, Семен Афанасьевич... все вещи украли! Потому мне и пришлось...
Я не дал ему договорить:
- Не ври. Где баул?
Глаза его погасли.
- В Старопевске оставил... у тети Маши.
- Ладно, съездим потом в Старопевск. А теперь...
- Семен Афанасьевич, - тихо сказал Федя и крепко взял меая за руку, - поезд.
* * *
Якушеву повезло: мы приехали домой под вечер, и все внимание отдано было Фединому братишке. Даже зоркая Лючия Ринальдовна не заметила, что ее желтый баул не вернулся.
Егор шел по двору между Галей и Федей. Он был такой же глазастый и лобастый - точная Федина копия, только поменьше и хрупкий, да волосы посветлее, в лице меньше проступают мальчишеские углы, больше простодушия и ребячьей пухлости. А сейчас в этом лице преобладало изумление. Он не успевал отвечать на улыбки, оглядываться на приветствия.
На крыльце стояла напуганная и восхищенная своей миссией Настя. Когда мы приблизились, она обеими руками протянула Егору новенький портфель и сказала:
- Пожалуйста... нет, добро пожаловать! А тут учебники для второго класса... это все твое.
Подошла Лена и молча подала Егору пряник. Вслед за ней появился Вышниченко и, опасливо глянув на меня, сунул Егору... рогатку. Ребята подходили и подходили, и каждый что-нибудь протягивал мальчику: "Тебе! Держи! На!", а он не успевал отвечать, только поворачивался то вправо, то влево. Крохотная выгоревшая кепочка, и прежде не закрывавшая лба, теперь совсем сползла ему на затылок, в застенчивых глазах все яснее проступала улыбка. Ему уже и рук не хватало, он уже что-то придерживал подбородком.
- Ну, ну! Вы его увешали с ног до головы, прямо как новогоднюю елку! смеясь и отстраняя ребят, говорила Галя.- Вышниченко, да ты что! Зачем ему рогатка? Хватит! Хватит! Дайте хоть умыться, мы ведь с дороги!
Я взглянул на Федю. Он перебегал взглядом с одного лица на другое, словно впервые увидел ребят, среди, которых жил больше года. Он смотрел удивленно, благодарно - и молчал.
Подошел Митя и обнял его сзади за шею.
- Ну вот и хорошо! - сказал он.
По щекам Феди, не меняя выражения его лица, вдруг побежали слезы.
Никто не стал пялить на Федю глаза, не кинулся к нему с утешением. Казалось, никто ничего и не заметил. Витязь снимал с Егора куртку. Лида стояла с полотенцем и мылом в руках. Горошко расталкивал остальных:
- Ну будет, будет вам. Не понимаете, что ли, человек с дороги.
Один Якушев не принимал участия в этой счастливой суматохе, он стоял поодаль, точно окаменев.
- Поди разденься, умойся, - сказал я, проходя мимо. И - ужинать! Слышишь?
Когда в доме все стихло, погасли огни в столовой и кухне только в спальнях горели тусклые лампочки, к нам в комнату постучали. Галя открыла на пороге стоял Федя.
- Ну как? Уложил? Все в порядке?
- Галина Константиновна!.. - сказал Федя. Дыхания не хватило, он продолжал не сразу: - Вот... в Егорушкиных вещах вам конверт... И Семену Афанасьевичу...
Он подал Гале тщательно запечатанный пакет, должно быть, документы, оставшиеся от матери. Потом молча прислонился лбом к Галиному плечу. До двери было далеко, да и они стояли на дороге. Я перекинул ноги через подоконник и спрыгнул в сад.
* * *
В сутолоке вчерашнего богатого событиями дня мы с Якушевым не учли одного обстоятельства.
Ко мне подходит наш новый председатель совета Искра, сменивший на этом посту Митю.
- Семен Афанасьевич, - говорит он. - Якушев опоздал на сутки. Что там у него - пускай объяснит причину.
Уж наверно Якушев припас какое-нибудь объяснение. Но сейчас он застигнут врасплох и молчит, не смея врать при мне, не смея взглянуть в чистые, строгие глаза Степана.
- Я знаю эту причину, - говорю я. - И попрошу совет поверить мне, что разглашать ее не надо. За Виктором есть вина, но я ее принимаю на себя, я за него ручаюсь. Если совет верит мне, пускай примет мое поручительство.
Степан передал совету мою просьбу слово в слово, ничего не прибавляя от себя. Ребята молчали - это молчание насыщено было недоумением и любопытством.
- Чего там! - решил наконец Лира. - Раз Семен Афанасьевич ручается, пускай на нем и будет.
И Вася сказал степенно:
- Я думаю, надо уважить.
- Чего там! - повторил и Катаев. - Раз Семен Афанасьевич просит...
- Интересно... - раздумчиво, почти про себя заметил Горошко.