А другие цари захлопали в ладоши, заиграла труба, и битва началась. И в тот день повсюду одерживали победу войска Филистии. Но они доложили о странном происшествии: когда филистеры издавали победные крики, Ахилл и все его войско поднялись с земли, словно мерцающие облака, и пролетели над головами филистеров, насмехаясь над ними.
Так Псевдополь опустел, и филистеры вошли в него без какого-либо сопротивления. Они осквернили город кощунственными цветами, а затем сожгли его в качестве жертвоприношения своему богу Нановизу, потому что у пепла серый цвет.
Затем филистеры воздвигли литои (которые чем-то были похожи на майские деревья) и начали отправлять свои религиозные обряды.
* * *
Так рассказывали, но Юрген не был свидетелем всех этих событий.
- Пусть они доведут сражение до конца, - сказал Юрген, - это не мое дело. Я согласен с Силеном: тупость победит тупость, и все это неважно. Но ты, милая моя женушка, укройся со своими родственниками в непобедимом Лесу, ибо не описать, какой урон могут нанести филистеры округе.
- Ты пойдешь со мной, Юрген?
- Моя милая, ты отлично знаешь, что я не могу вновь войти в Лес после той шутки, которую сыграл с Фобетором.
- Если б ты только не терял головы из-за этой дылды Елены в желтом парике - у меня нет сомнений, что у нее каждая прядь накладная, и, в любом случае, сейчас не время спорить об этом, Юрген, - ты бы тогда и не связался с дядюшкой Фобетором! Это тебя очень просто выдает!
- Да, - сказал Юрген.
- Все же не знаю. Если б ты пошел со мной в Лес, дядюшка Фобетор со своим порывистым нравом, несомненно, превратил бы тебя в хряка, поскольку он всегда делал так с теми, кто его раздражал...
- Похоже, я знаю причину.
-...Но дай мне время, и я смогу уговорить дядюшку Фобетора, как я всегда делала, и он совершит обратное превращение.
- Нет, - упрямо говорит Юрген. - Я не хочу быть превращенным в хряка.
- Но, Юрген, давай будем благоразумны! Конечно, это немножко унизительно. Но я буду очень хорошо за тобой ухаживать и кормить тебя отменными желудями, и все это будет временным явлением. А быть свиньей пару недель или даже месяц гораздо лучше для поэта, чем быть взятым в плен филистерами.
- Откуда ты знаешь? - спросил Юрген.
- ...В конце концов, у дядюшки Фобетора доброе сердце. Просто у него такой нрав. И, кроме того, ты должен помнить, что ты сделал с помощью того буравчика!
Юрген же сказал:
- Все это едва ли относится к сути. Ты забываешь, что я видел этого злополучного кабана и знаю, как он увеличивает природную дикость своих хряков. Нет, я же Юрген. Поэтому я остаюсь. Я встречусь лицом к лицу с филистерами, и, что бы они мне ни сделали, лучше принять эти страдания, чем те, на которые совершенно определенно обречет меня Фобетор.
- Тогда я тоже остаюсь, - сказала Хлорида.
- Нет, моя милая женушка!..
- Но разве ты не понимаешь? - спросила Хлорида, слегка побледнев, как заметил Юрген. - Поскольку жизнь гамадриады связана с жизнью ее дерева, никто не может причинить мне вреда, покуда живо мое дерево. А если они срубят дерево, умру, где бы я ни была.
- Я об этом забыл, - Юрген в этот момент действительно был взволнован.
- ...И ты сам видишь, Юрген, что я бесспорно не смогу утащить этот огромный дуб и удивляюсь, что ты говоришь такую ерунду.
- На самом деле, моя милая, - сказал Юрген, - мы пойманы очень ловко. Никто не сможет больше жить мирно, если этого не захотят соседи. Тем не менее, это несправедливо.
Пока он говорил, филистеры вышли из горящего города. Опять протрубила труба, и филистеры выступили в боевом порядке.
ГЛАВА XXXII
Различные приемы филистеров
Между тем Полевой Народ наблюдал за пожаром в Псевдополе и гадал, что случится с ними. Гадать им долго не пришлось, так как на следующий день Поля были захвачены без сопротивления со стороны их жителей.
- Полевой Народ, - сказали они, - никогда не сражался, и для него было бы неслыханным начать сражаться сейчас.
Так что Поля были заняты филистерами, а весь Полевой Народ судили вместе с Хлоридой и Юргеном. Их объявили устарелыми иллюзиями, чьей заслуженной судьбой являлось предание забвению. Юргену это показалось неразумным.
- Я не являюсь иллюзией, - заявил он. - Я явно создан из плоти и крови и вдобавок к этому являюсь не кем иным, как высокородным королем Евбонийским. Подвергая же сомнению эти факты, вы оспариваете обстоятельства, являющиеся в округе настолько хорошо известными, что они способны встать в один ряд с математической точностью. И поэтому вы выглядите по-дурацки, что говорю вам ради вашего же блага.
Это смутило вождей филистеров, так как людей всегда смущает, когда говорят ради их собственного блага.
- Нам бы хотелось, чтобы вы поняли, - сказали они, - что мы не математики. И, более того, у нас в Филистии нет королей, и там все должны делать то, что от них ожидается, а другого закона нет.
- Как же тогда вы можете быть вождями Филистии?
- Ожидается, что женщины и жрецы ведут себя безответственно. Поэтому все мы, женщины и жрецы, делаем в Филистии все что хотим, а мужчины нам повинуются. И мы, жрецы Филистии, не думаем, что у вас под рубахой может быть плоть и кровь, а расцениваем это как условность. Это не является очевидным. И, несомненно, вы не могли бы доказать это математически. И то, что вы говорите, - чушь.
- Но я могу доказать это математически и совершенно неопровержимо. Я могу доказать все, что вы от меня потребуете, теми способами, которые вы предпочтете, - скромно сказал Юрген, - по той простой причине, что я чудовищно умный малый.
Затем заговорила мудрая королева Долорес:
- Я изучала математику. Я допрошу этого молодого человека сегодня ночью у себя в шатре, а наутро доложу правду о его притязаниях. Вы согласны продолжить это расследование, мой щеголеватый друг, носящий королевскую рубаху?
Юрген посмотрел ей прямо в глаза: она была прелестна, как бывает прелестен ястреб. И все, что Юрген увидел, он одобрил. Он предположил, что остальное с этим согласуется, и сделал вывод, что Долорес - роскошная женщина.
- Сударыня и королева, - сказал Юрген, - я удовлетворен. И обещаю вести себя с вами честно.
Так что в тот вечер Юргена препроводили в пурпурный шатер королевы Филистии Долорес. Там было совершенно темно, и Юрген зашел внутрь один, гадая, что произойдет дальше. Но эту благоуханную тьму он нашел превосходным предзнаменованием хотя бы лишь потому, что она не давала тени возможности преследовать его.
- Так вы тот, кто заявляет, что состоит из плоти и крови и, к тому же, является королем Евбонийским, - произнес голос королевы Долорес. - А что за чушь вы несли о доказательстве любого подобного заявления математически?
- Но моя математика, - ответил Юрген, - праксагорейская.
- Вы имеете в виду Праксагора Косского?
- Как будто, - усмехнулся Юрген, - кто-нибудь слышал о другом Праксагоре!
- Но он, как я припоминаю, принадлежал к медицинской школе догматиков, - заметила мудрая королева Долорес, - и особо прославился своими исследованиями в области анатомии. Так он, к тому же, и математик?
- Оба занятия можно совместить, сударыня, как я с наслаждением сейчас вам докажу.
- О, никто этого и не говорил! На самом деле, мне кажется, я слышала о математической системе этого Праксагора, хотя, признаюсь, никогда ее не изучала.