- Тогда интересую ли вас, так или иначе, я? - спрашивает Юрген, совершенно ошеломленный.
И из пламени Котт, сын Смойта, заговорил о рождении Юргена, о младенце, которым был Юрген, и о ребенке, которым был Юрген. И пока Юрген слушал человека, родившего его, чья плоть была плотью Юргена и чьи мысли никогда не были мыслями Юргена, у Юргена возникло какое-то жуткое, глубокое и безрассудное чувство; и Юргену оно не понравилось. Затем голос Котта резко изменился, и он заговорил о подростке, которым был Юрген, - ленивом, непослушном и не ценящем ничего, кроме собственных легкомысленных желаний: и о разладе, возникшем между Юргеном и отцом Юргена, Котт тоже говорил. И Юргену сразу же стало легче, но он по-прежнему огорчался, узнав, как сильно когда-то его любил отец.
- То, что я был ленивым и непослушным сыном, - сказал Юрген, прискорбная истина. И я не следовал вашим наставлениям. Я блудил, о, страшно блудил, блудил, должен вам сказать, даже с героиней одного мифа, связанного с Луной.
- О, ужасная языческая мерзость!
- И она считала, сударь, что впоследствии я, вероятно, стану действующим лицом солярной легенды.
- Я не удивляюсь, - сказал Котт и подавленно покачал лысой, куполообразной головой. - О, мой сын, это лишь показывает, к чему приводит такое необузданное поведение.
- В случае чего я, конечно же, был бы освобожден от пребывания в подземном мире Весенним Равноденствием. Разве вы так не думаете, сударь? спросил Юрген с надеждой, поскольку помнил, что, согласно утверждению Сатаны, все, во что верит Котт, становится в Аду истиной.
- Я уверен, - сказал Котт, - в общем, я уверен, что ничего не понимаю в подобных вопросах.
- Да, но что вы думаете об этом?
- Я вообще об этом не думаю.
- Да, но...
- Юрген, у тебя крайне невежливая привычка спорить с людьми...
- Все же, сударь...
- И я говорил тебе об этом и раньше...
- Однако, отец...
- И мне хочется говорить тебе об этом снова...
- Тем не менее, сударь...
- И когда я говорю, что у меня нет на этот счет собственного мнения...
- Но у всех есть свое мнение, отец! - закричал Юрген и почувствовал себя, словно в былые времена.
- Как вы смеете говорить со мной таким тоном, сударь?
- Но я лишь имел в виду...
- Не ври мне, Юрген! И прекрати меня перебивать! Как я уже сказал, когда ты начал орать на своего отца, словно обращался к человеку, лишенному благоразумия, мое мнение таково, что я ничего не знаю о Равноденствиях! И знать не хочу о Равноденствиях, чтоб ты понял! И чем меньше сказано на подобные, пользующиеся дурной репутацией, темы, тем лучше, говорю тебе прямо!
Юрген застонал.
- Что за примерный отец! Если б вы так подумали, это бы произошло. Но вы вообразили меня в подобном месте и не обладаете достаточной справедливостью, не говоря уж об отцовских чувствах, чтобы вообразить меня вне этого места.
- Я могу лишь думать о твоем заслуженном несчастье, вздорный негодяй! И о сонме женщин легкого поведения, с которыми ты грешил! И о судьбе, которая ждет тебя в дальнейшей жизни!
- На худой конец, - сказал Юрген, - здесь нет женщин. Это должно вас успокоить.
- По-моему, здесь есть женщины, - огрызнулся его отец. - Считается, что у многих женщин была совесть. Но эти совестливые женщины, вероятно, содержатся отдельно от нас, мужчин, в какой-то другой части Ада по причине того, что если б их пустили в Хоразму, они бы попытались прибрать это место и сделать его пригодным для жилья. Я знаю, что твоя мать с ходу бы этим занялась.
- О, сударь, вы по-прежнему находите в матери недостатки?
- Твоя мать, Юрген, во многом была восхитительной женщиной. Но, сказал Котт, - она меня не понимала.
- Конечно, это неприятно. Тем не менее, все, что вы говорите о пребывании здесь женщин, всего лишь догадки.
- Нет! - сказал Котт. - Но мне не нужно больше твоего бесстыдства. Сколько раз тебе говорить?
Юрген задумчиво почесал ухо. Он все еще помнил сказанное Дедушкой Сатаной, и раздражение Котта казалось многообещающим.
- Но, могу поспорить, все женщины здесь уродины.
- Нет! - сердито сказал его отец. - Почему ты продолжаешь мне перечить?
- Потому что вы не знаете, о чем говорите, - сказал Юрген, подстрекая его. - Откуда могли взяться привлекательные женщины в таком ужасном месте? Нежная плоть сгорела бы на их тонких костях, а прелестнейшая из цариц превратилась бы в жуткую головешку.
- Думаю, что есть множество вампирок, суккубов и таких тварей, которым огонь вообще не вредит, поскольку эти твари наделены неугасимым пылом, который жарче огня. И ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, поэтому тебе нет нужды стоять, вылупившись на меня, словно напуганная мать-настоятельница!
- О сударь, но вы отлично знаете, что у меня нет ничего общего с подобными неисправимыми особами.
- Ничего такого не знаю. Ты мне, вероятно, врешь. Ты мне всегда врал. По-моему, ты уже собрался на свидание с вампиркой.
- Что, сударь? Жуткая тварь с клыками и перепончатыми крыльями?
- Нет, но весьма ядовитая и соблазнительная красивая тварь.
- Да ну! Не думаете же вы в действительности, что она красива?
- Думаю. Как ты смеешь говорить мне, что я думаю, а что не думаю?
- Ну ладно, у меня с ней ничего не будет.
- А по-моему, будет, - сказал отец. - И, по-моему, ты прибегнешь к своим трюкам в отношениях с ней до истечения этого часа. Неужели я не знаю императоров? И неужели не знаю тебя?
И Котт начал говорить о прошлом Юргена в обычных выражениях семейной перебранки, которые не везде удобно повторять. А бесы, мучившие Котта, в смущении отошли и, пока Котт говорил, держались вне пределов слышимости.
ГЛАВА XXXVII
Изобретение прелестной вампирки
И Котт вновь расстался с сыном в гневе, а Юрген вновь повернул к Геенне. И было или не было это совпадением, но Юрген повстречал точно такую вампирку, в мысли о которой он завлек отца. Она являлась наиболее соблазнительной и красивой тварью, которую только мог вообразить отец Юргена или любой другой мужчина. На ней было одеяние оранжевого цвета - по причине, достаточно хорошо известной в Аду, расшитое зелеными фиговыми листьями.
- Доброе утро, сударыня, - сказал Юрген. - И куда же вы направляетесь?