Арнольдик быстро подхватил выпавший у нее из руки универсальный ключ "самоход" от всех дверей в помещении, бросил рядом с ней ключи от кабинетов, которые нес с собой, помог мне вскарабкаться на коляску, и мы помчались в обратном направлении.
Остановились мы только у самого выхода. Арнольдик трясущимися от напряжения руками пытался открыть двери, но у него ничего не получалось: ключ скользил, не попадал в замысловатую замочную скважину, потом плохо поворачивался, наконец дверь открылась, но именно в этот момент за нашими спинами раздалось:
- Стоять, как стоите! Руки вверх! Отойти от дверей! Руки не опускать! Головы не поворачивать!
Это, конечно же, была тетя Катя.
Арнольдик развернул коляску, повернув меня лицом к тете Кате, а сам медленно стал отступать, выкатывая коляску, за двери.
Тетя Катя шла прямо на нас, выставив перед собой пистолет, который мы позабыли забрать у нее.
Арнольдик рванул застрявшую коляску, мы уже выкатывались за двери, когда я заметил, что она поднимает пистолет. По ее наглому взгляду я понял, что она выстрелит. Но я ошибся: она не выстрелила.
Я выстрелил первым.
Тетя Катя сразу же захромала, захромала, и остановилась, удивленно оглядываясь: нога ее, оторванная пулей, улетала по коридору, провожаемая печальным взглядом тети Кати, так к ней привыкшей.
Мы вылетели на улицу.
Сколько и куда мы мчались - я не знаю, не помню. Может быть, три минуты, может быть, тридцать три года.
Мы промчались, как ветер, вдоль широкого и бесконечного проспекта, свернули на брусчатку, колеса запрыгали, а Арнольдик споткнулся. Споткнулся - и выпустил из рук мое кресло.
Я оглянулся: Арнольдик, лежа на мостовой, отчаянно жестикулировал мне, пытаясь подняться. Я успокаивающе помахал ему рукой, мол, все в порядке, и нажал ручной тормоз...
Тормоз не сработал! Коляска, набирая скорость, мчалась под уклон. Зубы уже не стучали - они просто грохотали. Грохотали и сыпались на мостовую, пока она не кончилась.
Потом они сыпались на гравий, потом просто на тропинку.
Потом, как-то сразу, закончилась и тропинка...
Открылся чудесный вид на город: плавно текла Москва-река, сияли купола соборов, а подо мною суетились крошечные человечки, и почему-то показывали на меня пальцами.
И только тогда я осознал, что подо мной нет никакой почвы!
А прямо на меня стремительно надвигался, выпучив глаза и страшно надув щеки, словно у него изо рта горн украли, бронзовый Петр, державший штурвал и по большому кокосовому ореху за каждой щекой...
Я отчаянно попытался вырулить в сторону, но в состоянии свободного полета это мне не удалось.
- Ну, сейчас он мне даст за свою кобылу! - пронеслось у меня в голове...
Тем временем Арнольдик с трудом поднялся, отряхнул колени, безнадежно и горестно проводил взглядом мою коляску, улетающую со скоростью мухи над Москва рекой, в отчаянии что-то пробормотал и заспешил к ближайшему метро.
По дороге он обнаружил, что в карманах у него, кроме пары пистолетов, больше ничего нет: ни жетончиков для проезда, ни денег, для покупки этих жетончиков.
Он растерянно остановился, покрутил головой по сторонам, и заспешил к дому пешком, сжимая в руке кейс, в котором лежали пачки денег. Он спешил на выручку своей самой единственной на всем белом свете.
Он еще не привык к тому, что разбогател.
Глава девятая
А в его квартиру, с грохотом уронив многострадальную прислоненную дверь, вваливались Филин, Сергеич, Антон и Толстячок, успевшие приехать намного раньше идущего пешком Арнольдика.
Вовик и Шмыгло удивленно рассматривали неожиданных гостей: чумазых, обожженных, обгорелых и основательно перепуганных.
- Вы что, устроили неудачный шашлык на природе? - поинтересовался Вовик, тревожно рассматривая всю эту ораву.
- Нас самих едва в шашлык не превратили, - горестно признался Филин.
- Это кто же так вас, позвольте узнать? - издевался Вовик.
- Кто, кто! - обозлился Филин. - Дед твой долбаный! Да еще этот сумасшедший мент безногий, что на коляске катается.
- Товарищи бандиты, - подала голос взволнованная и ничего не понявшая из их разговора, Нинель. - А где мой муж? Что вы с ним сделали?
- Да, товарищи бандиты, в самом деле, где же муж этой уважаемой гражданочки, и где та бумага, которую он должен был подписать? поинтересовался Вовик сладким сахарным голосом.
- Бумага, вот она, - Сергеич не отреагировал на издевательский тон Вовика. - Дед спалил копию, не разобрался. Оригинал остался у меня.
- Как же так получилось, дорогие мои, что дед и копию документа сжег, хорошо еще, что не оригинал, и вас самих едва в шашлыки не превратил? Вы что, такой оравой со стариком и с придурковатым ментом справиться не могли?! - уже не шутя заорал Вовик.
- Конечно! - с обидой возразил Антон. - Сам бы ты с ними справился. Они мужики крутые...
- Это дед-то, из которого песок на ходу сыпется?! - заорал Вовик. Это пристукнутый мент в инвалидной коляске?! Да у вас там охрана, оружия как у солдата вшей - полней полного!
- Дед нас разоружил, - честно признался Филин.
- Врешь! - подпрыгнул Шмыгло.
- Больно мне надо!
- Так это значит, что дед теперь шпарит прямым ходом сюда, с целым арсеналом оружия, бабу свою спасать?! - дошло до Шмыгло.
- Сам он вряд ли заявится, - рассудительно заявил Вовик. - А вот ментов запросто навести может, а нам это ни к чему, Сам-то он должен был раньше вас появиться, но раз его нет, значит - в ментовскую отправился, сам не рискнул все же соваться. Самому по живым людям стрелять боязно.
- А чего ему бояться? - тихо сказал Толстячок. - Он уже начал...
- Как это так - начал? - посерьезнел Вовик. - Что он начал?
- Я точно не знаю, кто из них, может быть мент этот сумасшедший, но кто-то из них отстрелил ногу Катьке-балерине, - подтвердил Сергеич.
- Во дела пошли! - присвистнул Вовик. - Ну-ка, быстро колитесь, что там у вас произошло. Только коротко. Тут, как я вижу, дело совсем нешуточное получается. Крутую кашу для нас заваривают дед с ментом этим безногим.
- А мы что говорили?! - загалдели хором пострадавшие.
И принялись они, перебивая один другого, взахлеб рассказывать о том, что им пришлось пережить, и как их едва не спалили живьем, и как их спасали спасатели из МЧС, и прочие ужасы...