А у Бармы, собирая морщины на лбу, поехали светлые брови:
- Так ты из-за этого беспокоился? Ну, Марочник, ты меня удивляешь... - И распорядился, почувствовав себя в привычной стихии. - Отвезешь их ко мне на квартиру, тебя там встретят. Только заезжай со двора. И учти, что я, например, вывозить тебя в фургончике не намерен...
- А я и не претендую, - сказал Марочник.
- Ну и хорошо. Ну и договорились!..
Барма сухо кивнул и решительным шагом направился в мастерскую, где при свете конической лампы, словно тролль, занимающийся волшебством, копошилась фигура Старого Томаса.
- Тук-тук-тук... - доносился разговор молоточка.
Марочник тряхнул вожжами.
Мышиный король, неожиданно подумал он.
Мысль возникла и тут же исчезла в покачивании движущегося фургончика.
Словно ее и не было.
Но когда он уже выезжал, немного пригибаясь, из подворотни, то буквально в двух шагах от себя вдруг заметил торопящуюся на другую сторону улицы женщину - в длинном шарфе и в демисезонном пальто.
Сердце у него на секунду остановилось.
И остановилась женщина, будто натолкнувшись на невидимое препятствие.
Казалось, что сейчас она окликнет его или подойдет.
Однако, Марочник еще раз хлестко ударил вожжами, и лениво колыхнувшийся мерин потащил повозку в противоположную сторону.
А сам Марочник отвернулся.
- Ну, болезный!.. - весело сказал он.
9. И В О Н Н А Д Е М Э Й. С Е Р О Е И Г О Л У Б О Е.
Работа, в общем, была та же самая: надо было рассчитывать коэффициент успеваемости по материалам районов и, сопоставляя его с аналогичным месяцем прошлого года, отмечать превышение, если оно имеется, и, отметив, заносить в соответствующие готовые бланки. А затем осуществлять абсолютно такую же операцию с коэффициентом неуспеваемости. То есть, обязанности несложные. Нечто подобное она проделывала и в Департаменте Народного Отдыха, когда более двух с половиной лет добросовестно и трудолюбиво рассчитывала средний уровень посещаемости районных кинотеатров. Между прочим, тоже сравнивала с аналогичным периодом прошлого года. Так что, неприятных сюрпризов, к счастью, не обнаружилось. Способ вычисления, которым она владела, вполне годился. И годились те мелкие хитрости, которые облегчали работу. И настолько все было вокруг привычное и налаженное, что моментами ей казалось, будто она и не покидала своего прежнего Департамента. Только бланки отчетности вдруг поменяли цвета: раньше были зеленые и коричневые, а теперь стали серые и голубые.
А так - никакой разницы.
Однако, были у этой работы и существенные преимущества.
Во-первых, платили здесь на двадцатку больше, чем по прежнему месту службы: деньги, может быть, и невеликие, но для Ивонны они составляли ощутимую разницу. Двадцатка - это было очень прилично. С двадцаткой она чувствовала себя совсем другим человеком. А во-вторых, это был все-таки Департамент Народного образования. Не Военное министерство, конечно, которое обеспечивалось вне всякой очереди, не Охранка и не Департамент Внутреннего распорядка, где для служащих тоже существовали разнообразные льготы, но и не хухры-мухры какие-нибудь. Не задрипанная конторка. С Департаментом образования в городе все же считались. Это были чиновники второго класса - обеспеченные, уверенные в себе - здесь, по-видимому, открывались некоторые возможности.
Даже разговоры за обязательным чаем в два часа дня были у них совершенно иные: не о тряпках, которые удалось где-то случайно достать, и не о покупках, сделанных по блату, через каких-то знакомых, а все больше - о политике, о проблемах городского существования. Главным в этих проблемах, как быстро разобралась Ивонна, считалась стабильность, и поэтому здесь, в отличие от прежних ее сослуживцев, с одобрением относились к последним Указам мэрии, - и "О новом военном призыве" (чего сама Ивонна не одобряла, но - поддакивала, чтобы не очень-то выделяться) и "О мерах по упорядочиванию отношений с лицами, получившими законным путем городское гражданство", - этот, свежий, Указ образовывал из сарацинов городскую милицию. Главное же, что тон разговоров был очень благожелательный: без напора и неизменно уважительный к собеседнику - скромные реплики Ивонны выслушивались наравне с остальными, а затем обсуждались, как будто и в самом деле заслуживали внимания. От всего этого она чувствовала свою причастность к серьезным проблемам.
Ощущение для нее исключительно новое.
В общем, совершенно не то, что в осточертевшем "Наротде".
И сравнивать не приходится.
И даже Креппер, которого она, помятуя о происшествии с Корой, первоначально побаивалась и обходила за четыре версты, оказался при ближайшем рассмотрении вполне приемлемым человеком. То есть, конечно, он был невыносимо противен: гладенький какой-то, зализанный, с приторной слащавой улыбочкой, разговаривал все время прозрачными эротическими двусмысленностями, видимо, немного был сдвинут на этой почве, что-нибудь, наверное, с детства, и, конечно же, сразу начал подлаживаться с определенными предложениями: там - поужинать с ним тет-а-тет, или, например, посмотреть какую-то совершенно необыкновенную книгу (полагал, вероятно, что с книгой он проявляет особую интеллигентность), пахло от него ужасным одеколоном, а прозрачные волосы поблескивали от бриллиантина, то есть, отвращение Коры было вполне понятно, трудно было рассматривать такое произрастание как мужчину, но с другой стороны, и опасной настойчивости в нем тоже не чувствовалось, на маньяка он, во всяком случае, был не похож, и его, в общем, можно было удерживать на расстоянии. Кора здесь явно в чем-то ошиблась, поспешила, или, может быть, ей просто-напросто не хватало опыта - потому что в "наротде" попадались и не такие орангутаны.
То есть, Креппер ее не особенно беспокоил.
Было гораздо хуже, что не складывались отношения с непосредственным руководством. С тем архаром, который и возглавлял Департамент. Называли его потрясающей аббревиатурой Дирдеп. Вот это был боец так боец - килограмм, наверное, под сто десять, с бритым фиолетовым черепом и такими ушами, которые сделаны были, казалось, из чугунных обрезков. Еще та, по всей видимости, была закалка. В первый же день он вызвал ее к себе в кабинет и с суровой казарменной прямотой, по всей видимости отстоявшейся в нем за годы службы, предложил ей расположиться на кожаном широком диване, между прочим, продавленном и, вероятно, не раз использовавшемся по этому назначению. У него и мысли не было, что Ивонна откажется. Он такого и не предполагал. А когда она все-таки отказалась, со своей стороны постаравшись произвести это действие как можно тактичней, то Дирдеп, подняв в изумлении брови - точно были приклеены над глазами две мохнатых полоски - объяснил ей с какой-то подкупающей искренностью:
- Тебе же хуже будет... - а посколько она все еще не понимала, безнадежно пытаясь оправдываться и лопотать, то добавил - опять же с казарменной, не оставляющей сомнения прямотой. - Жизни не дам!..
Причем, вид у него был, как у глубоко оскорбленного человека.
Вероятно, он не на шутку обиделся.
А что означает это "жизни не дам", она почувствовала уже в ближайшее время. Первым делом ей были возвращены все расчеты, сделанные за последние дни. Возвращены они были в новенькой канцелярской папке - каждая страница была перечеркнута жирным синим карандашом, бланки были надорваны, что значило, как она слышала, аннулирование, а поверх этой папки тем же самым, синим карандашом было крупно написано: "Метод расчета неверен", и корячились после этого приговора три огромных восклицательных знака. Видимо, чтобы было поубедительнее. А когда она, просидев в Департаменте, не разгибаясь, несколько вечеров, акуратно пересчитала все данные методом, отличавшимся от использованного только названием получив, между прочим, в итоге те же самые цифры - то и эта работа вернулась к ней полностью перечеркнутая, а на папке было написано: "Оформлено не по правилам"!
Но это были еще цветочки.
Ягодки начались несколько позже, когда после утомительных изматывающих выходных, проведенных не дома, а на работе, с необъятным талмудом: "Правила оформления документации в Департаменте Народного образования", после острой бессонницы, порожденной, наверное, усталостью и отчаянием, ее прямо с утра вызвали в комнатушку отдела кадров и румяная коренастая женщина, телом своим напоминающая гриб-боровик, с тихой ненавистью сообщила ей, что, согласно контракту, ей положен испытательный срок в три месяца, и в течение этого срока она может быть уволена - без лишних формальностей. Если, конечно, она не справляется со своими обязанностями. Таковы существующие положения. Закон о труде. Женщина посоветовала ей серьезнее относиться к работе.
- Подумайте, - сказала она.
Ивонна обещала подумать.
- Вот-вот, подумайте. Чтобы не пришлось потом говорить: я не знала...
И такое презрение слышалось в ее негромком сдержанном голосе, что Ивонна выскочила из отдела кадров, будто ошпаренная.
Точно ее с головы до ног - окатили горячей грязной водой.
Она, наверное, часа полтора не могла успокоиться.
А в довершение ко всему, в этот проклятый, так и сыплющийся несчастьями, тяжелый, пасмурный понедельник ее очень вежливо пригласили в Охранную секцию Департамента, и нисколько не похожий на кадровичку вялый молодой человек, изнуренный настолько, что кожа на его подбородке отвисала, как у больной черепахи, тихим невыразительным голосом, точно собрав для этого последние силы, сообщил ей, что в ее анкетах найдены некоторые неточности. Умолчания, и, может быть, даже умышленные. В частности, касающиеся ее близких родственников. Вы, например, пишите, что не имеете сведений о своем бывшем муже, брак с которым расторгнут четыре года назад, а между тем достоверно известно, что ваш бывший муж находится сейчас за пределами города, но - периодически возвращается, устанавливая запрещенные законом контакты. Нам бы очень хотелось, чтобы вы осветили этот вопрос поподробнее. Если виделись, хотя бы случайно, то - когда и при каких обстоятельствах. Если довелось разговаривать, то - о чем конкретно шел разговор. Например, упоминались ли при этом какие-нибудь адреса и фамилии? И присутствовал ли при разговоре кто-либо третий? Ну, вы меня понимаете?.. И аналогичные пожелания в отношении вашего брата. Господин де Мэй сейчас активно разыскивается, и любые сведения о нем были бы нам чрезвычайно полезны.
И так далее, и тому подобное.
В заключение, молодой человек выразил искреннюю надежду, что Ивонна осознает важность поставленных перед нею вопросов.
Ивонна ответила, что - осознает.
Молодой человек также выразил некоторую надежду, что Ивонна будет достаточно откровенна с представителем государственных органов.
Ивонна ответила, что - постарается.
Тогда молодой человек легонько вздохнул.
- Вот и хорошо, - приветливо сказал он. - Можете не торопиться. Но и не затягивайте, конечно. Главное - побольше подробностей.