- Пришло время браться тебе за ум, Степан Тимофеевич. Погулял и будет государь на службу зовёт.
- А я не отказываюсь.
- Ты всё же товары шаховы и купцов верни.
- А что возвращать - казаки честно саблей добывали, а не языком?! Раздали дуван и здесь же, на астраханском базаре продали купчишкам и в кабаках пропили.
Воевода нахмурился.
- Коли так, я разберусь и заставлю вернуть. Здрав будь, атаман!
- Здрав будь, боярин!
- Пленных верни, - воевода схватил гусиную лапу и вцепился в неё крепкими зубами.
- Своих верну, а чужих... У нас ведь, князь Иван Семёнович, полонянник может сразу двадцати казакам принадлежать - их добыча.
- Гладкий ты, атаман - сразу и не возьмёшь!
- Не возьмёшь, князь - это точно! - усмехнулся я.
- Пусть переписи составит! - выкрикнул хмельной Михаил.
- Переписи не будет! - отрезал я.
- Угощайся, Степан Тимофеевич, пей! - воевода жестом удалил слуг и собственноручно принялся подливать мне мёд в кубок.
- Я угощаюсь.
- Путь домой долгий будет.
- Да я уже дома - на Русской земле.
- Русь, - вздохнул воевода. - Слышали мы о твоих подвигах - досталось басурманам! Но государь недоволен, что ты рушишь его дружбу с шахом.
- Я её ещё больше укрепил - теперь будут бояться государёвых казаков.
- Это хорошо, - кивнул головой воевода.
- Государю мы вины в Москву повезём - собираю я посольство, подарки готовлю.
- Богат ты стал, атаман! - глаза воеводы заблестели.
- Боевое богатство - кровью оплачено!
- Князю Львову шубу соболью подарил?
- Хороша шуба - князю в самую пору.
- У тебя, чай, тоже соболья есть?
- Есть, Иван Семёнович.
- Богатая?
- Красивая.
- Может она и мне в пору придёт? - воевода не сводил с меня маслянистых глазёнок.
- Одна осталась.
- Пей, Степан Тимофеевич, угощайся.
- Благодарствую, князь и супруге твоей Прасковье Фёдоровне спасибо, что приветила.
- Пушки возврати! - князь Михаил бухнул по столу пустым кубком.
- Эх, князь, не подумал ты обо мне - путь на Дон долог, степи кругом. В степях всякое может случиться - вон татары стали под городом.
- Ничего с тобой не случится.
- То только Богу ведомо.
- Оставь, Михаил! - старый воевода наполнил брату кубок. - Сегодня пусть гости гуляют, отдыхают - разговоры завтра будем говорить. За тебя, удалой атаман! - воевода поднял кубок.
- Здрав будь, боярин!
Ничего не получилось у князя и на следующий день...
* * *
Струг птицею нёсся по тёмной речной воде. Над головами кричали чайки, под килем шумела и бурлила вода. Я полулежал на мостике с чаркой в руке, кутался от ветра в дорогую соболью шубу, взятую в Фарабате. Кружком сидели есаулы с чарками и пели весёлые казачьи песни, свистели в ответ на доносившиеся с берега приветственные крики горожан. Рядом, прижимаясь к тёплой шубе, сидела моя таинственная шамаханская царевна и куталась в расшитую золотом и жемчугом белую шаль. Молчала - её редко видели говорящей. Оставаясь в шатре в одиночестве, она изредка пела грустные восточные песни, но чаще играла с куклами Черноярца и о чём-то с ними тихо разговаривала, вспоминая свой далёкий дом. Широко раскрытые чёрные глаза блестели, словно ночные звёзды и в них можно было запросто утонуть. Юлдус испуганно смотрела на меня и есаулов. Жаль мне тебя, пичуга, да судьба твоя такая и ничего нельзя поделать. Мне жаль тебя, но ты всегда меня злишь - несмотря на то, что ты такая слабая и беззащитная, но всё равно никак не можешь смириться с потерей дома, и я чувствую к себе затаённую, глубокую ненависть. Ты не любишь меня - ты меня ненавидишь.
- Батька! - окликнул меня Фрол Минаев, - вон Прозоровский-старший стоит - может возьмём князя, покатаем?!
Казаки рассмеялись, и струг повернул к берегу.
- Опять будут приставать с пушками и переписью! - проворчал Черноярец.
- А мы его - в воду!
Казаки рассмеялись громче и злее.
- Когда-нибудь мы их всех загоним в воду, - пообещал я. - Пей, робята!
Молча осушили чарки.