...и увидела длиннорукое чудовище, лишь отдаленно схожее с человеком.
- Мы отвезем вас в Первую лабораторию, - прохрипела беззубая черная пасть.
В припадке безумного исступления я
сотворил разумное существо и тем взял на
себя обязательство обеспечить по мере своих
сил его счастье и благополучие. Но сверх
этого долга есть и другой, первейший. Мой
долг перед существами одного со мною вида
стоит выше означенного, ибо исполнение его
несет в себе большую долю радости или
страдания.
Слова доктора Франкенштейна,
из корабельных архивов.
Томас растянулся в гамаке и принялся разглядывать, как ползет по потолку его камеры муха. В тюрьме не было ни часов, ни иллюминаторов никаких способов отмерять время.
Муха обогнула выступ сенсора.
- Значит, мы и твоих сородичей привезли с собой, - обратился к ней Томас. - Не удивлюсь, если где-нибудь под полом здесь снуют крысы... не человеческого рода, я имею в виду.
Муха замерла, потирая крылышки. Томас прислушался. За запертым люком его камеры постоянно кто-то проходил то в одну сторону, то в другую. Люк был заперт снаружи, а с этой стороны даже ручка отсутствовала.
Томас знал, что находится где-то в недрах печально знаменитого Редута, поселения-крепости Оукса на Черном Драконе. Всю одежду, все вещи у него отобрали, выдав взамен зеленый комб не по росту.
- Карантин! - фыркнул он, при привычке разговаривая с собой. - На Лунбазе у нас это называли "губа".
Кто-то пробежал по коридору. Здесь все торопятся. Интересно, подумал он, что там происходит? Что творится в Колонии? Куда отвезли Ваэлу? Ему сказали, что ведут на допрос, но после беглого осмотра, проведенного незнакомым медтехником, запихнули в эту камеру. "Карантин!" Пока его вели, Томас заметил табличку на стене: "Первая лаборатория". Значит, здесь есть своя Первая... или ее перевели сюда из Колонии.
Взгляд камеры-сенсора на потолке буравил ему темя. Обстановка в камере была спартанская - гамак, столик, раковина и допотопный сортир без стульчака.
Томас снова посмотрел на муху, добравшуюся уже до угла.
- Измаил, - проговорил он. - Нареку тебя Измаил...
...Руки его на всех, и руки всех на него; жить будет он пред лицем всех братьев своих.* [Бытие, 16, 12.]
Присутствие Корабля наполнило его душу так внезапно, что Томас невольно попытался заткнуть уши.
- Корабль!
Он закрыл и глаза, чувствуя, что вот-вот разрыдается. "Я не могу закатить истерику! Не имею права!"
- Почему нет, мой бес? В истериках есть свой смысл. Особенно для людей.
- Времени нет на истерики. - Томас открыл глаза, опустил руки и обратился к сенсору в потолке: - Мы должны решить Твою задачу на богоТворении. Они не слушают меня. Мне придется принять решительные меры.
- Это не Моя задача, - педантично поправил Корабль. - А ваша.
- Значит, моя. И я поделюсь ею с другими.
- Пора поговорить о финале, Радж.
Томас зло глянул на сенсор, словно оттуда исходил звучащий в его мозгу голос.
- Ты хочешь... сломать запись?
- Да. Пришло время.
Неужели в голосе Корабля послышалась печаль?
- А надо?
- Да.
Значит, Корабль говорит всерьез. Это не просто очередной повтор, очередной спектакль. Томас зажмурился на миг, чувствуя, как сохнет парализованный язык. Когда он вновь открыл глаза, муха улетела.
- И как... долго мы... Сколько?..
Отчетливая пауза.
- Семь дней.
- Этого мало! За шестьдесят - еще может быть. Дай мне шестьдесят суток. Что для Тебя эдакая капля времени?
- Вот именно, Радж, - капля. Падение капель в чувствительное место может стать пыткой. Семь суток, Радж, а потом Я отбуду по своим делам.
- Как можем мы найти верный способ богоТворить за семь дней? Мы за сотни лет не смогли удоволить Тебя, а...
- Келп умирает. До его полной гибели осталось семь дней. Оукс думает, что больше, но он ошибается. Семь суток. Для всех вас.
- И что Ты сделаешь затем?
- Оставлю вас, зная, что вы погубите себя сами.
- Здесь я ничего не могу сделать! - вскричал Томас, спрыгивая с гамака. - Чего Ты ждешь от...