- Полтора мешка, красивая, мелкая...
- "Ме-е-елкая", - передразнил Воробей. - Толку-то? Мелкая - промывать труднее... А чего поздно? В музее своем дежурил?
- В музей вечером.
Мишка выдавил на котлету майонез из пакетика.
- В прокуратуру скоро поедем?
- К трем. Один поеду, ты здесь сиди; погода путная, клиент будет.
- Ты же не услышишь один.
- Услышу. А не услышу, переспрошу.
- Как хочешь, могу и здесь.
- При чем здесь "хочешь"? Бабки ловить надо; суд судом, а деньги своим чередом. Давай пока вот чего: мрамор глянем еще разок. - Воробей полез на карачках в угол сарая, под верстак, где в тряпье хранились полированные мраморные доски. - Чего стоишь? Принимай...
Доски были давно перемеряны и переписаны Мишкой в блокнот.
Воробей сел на ведро с цементом, прикрытое фанеркой. Закурил.
- Каждая доска свою цену имеет. Самые ходовые - коелга. Вот эта, белая. Только доставать успевай. Да их и доставать особо не надо: ворованные возить будут, прямо к сараям. В случае привезут, знай: доска - бутылка. Больше не давай, не сбивай цену. А толкать начнем - ноль приписывай. Сечешь, как монета делается?.. Не возьмут? Еще как возьмут! И еще попросят! - Воробей вытянул из угла вторую доску. - Газган вот - эти не покупай. С виду хороши, красивые, а крепче гранита: скарпели победитовые садятся, три буквы вырубил - и аут. Искра прям лупит... Гарик - ты его застал еще, когда я в больнице лежал... Вот здоров был клиентам мозги пудрить, без передоха... Я его и в пару за это взял, за язык. Гарик этот мрамор - газган - эфиопским окрестил. Лучший товар, говорит, из Эфиопии, для правительственных заказов. Клиенты-то все больше о-о-о! - Воробей постучал себя по уху, - олухи. Им чего ни скажи - всему верят. Раз эфиопский - все. Давятся, полудурки. - Воробей сунулся было снова под верстак, но вдруг раздумал и вылез. - Там еще доски есть, да лазить далеко... Потуши-ка свет, на глаза давит.
Мишка щелкнул выключателем.
- Теперь размеры. Самый лучший - сорок на шестьдесят. Можно сорок на пятьдесят. Уже не бери - дешевка, шире - тоже плохо: в кронштейн заливать станешь - с боков мало крошки уместится. Шире шестидесяти гони сразу. В высоту до восьмидесяти брать можно. Бывает, требуется. На много фамилий. Не глядится, правда: цветник сам метр двадцать длиной, и эта дура, кронштейн, чуть не такой же... Еще, - Воробей потряс пальцем, - запомни и другое: выпить не отказывайся никогда. Ты че? У людей горе, а тебе выпить с ними лень... Сам вот не проси, некрасиво, а помянуть нальют - не отказывайся. Это нам можно. Ни Петрович, ни кто еще ругать не будут. Горе разделил, по-русски...
Летом одного захоранивали. Нам наливают, а тут Носенко идет, из треста, заместитель управляющего. Мы стаканы прятать... Раевский сунул в штаны, а у него там дыра.. стакан пролетел, а он стоит, как обсосанный. И стакан котится...
Чего, думаем, Носенко скажет. Ни слова не сказал. А в обед всем велел в контору. Когда, говорит, официально предлагают помянуть, это не возбраняется, только не слишком.
Воробей открыл портфель, достал бутылку "Буратино". Глянул на Мишку, тот уже приготовился смотреть фокус. Воробей взял горлышко бутылки в кулак, ногтем большого пальца (специально один ноготь оставил - не грыз) поддел крышечку и легко ее сколупнул. Бутылка зашипела. Воробей криво усмехнулся:
- Это ж надо - "Буратино" хаваю! Кому сказать, не поверят.
Понюхал бутылочку: не скисло ли? - после больницы градусов боялся даже в газировке. Сунул бутылку Мишке:
- Нюхни. Ничего?
Выпил, пустую бутылку сунул в портфель.
- А если, говорит, кого увижу - по углам распивают, пеняйте на себя... Его слова, Носенко... А ты, раз не пьешь, отпей для вида, а остальное, скажи, в бутылочке мне оставьте. Понял? Воробей всему научит.
Лешка не спеша переодевался в чистое.
- Ну, это... держи, на всякий случай. - Он протянул ладонь Мишке. - Не люблю за руку сам знаешь, но мало ль...
- Что "мало ль"? - отвел его руку Мишка. - Ты ж не в суд, а к про-ку-ро-ру!
- Короче, Валька позвонит вечером, если что, - упрямо сказал Воробей. Пошел я... Не боись, прорвемся!
Воробей подошел к конторе, заглянул в окно. Петрович был в кабинете, сидел за столом и ничего не делал.
Воробей вошел без стука, ему можно и без стука.
- Вскопал я...
- Пойдем выйдем.
Петрович вылез из-за стола. Они отошли от конторы.
- Леша, слушай... Слышишь?
- Ну?
- Такое дело: забудь, что бесхоз копал. Понял? Нормальная родственная могила, понял?
- Кому говоришь, Петрович! - Воробей скривился.
- Ладно. С этим все. - Петрович достал яркую пачку. - Закуришь?
- Давай... Черные? Это какие ж такие? Не наши?
- Американские. Попробуй...
- Они без этой, без дури? Сам знаешь, мне теперь анашу ни-ни.
- Да нормальные они, кури. Когда тебе?
- К трем.
- Ну, ни пуха. Чего мог - сделал, "бригадир" Воробьев. - Петрович улыбнулся. - Главное, молчи побольше - глухой, и весь разговор. Валька, смотри, чтобы не напилась.
- Да она не придет... - Воробей потупил глаза. - Я ей утром бубен выписал. Трояк на похмелку клянчила. - Воробей усмехнулся и посмотрел на Петровича, как тот отреагирует. Но Петрович уже глядел в сторону и нетерпеливо крутил на пальце ключи с брелоком в виде голой бабы.
- Ну, тогда будь здоров, Воробей двигай, ни пуха!
- К черту! - Воробей повернулся.
- Погоди! Чуть не забыл, за работу... - Петрович сунул деньги Воробью в карман.
Лешка заметил: зеленая.
- Не много? - он с удивлением посмотрел на заведующего.