- Tсc! - прошипел вдруг Коля Белошицкий, настороженно поднимая кверху вислый нос. - Показалось?..
- Менты на зоне, - вяло пошутил Миша Попов.
- Вя-язы, - гнусаво подыграл ему Эдик, приставив к шее два пальца.
На всякий случай Женька вырвал челим у Кости и спрятал в тумбочку, аккуратно спрятал, так, чтобы с носика не свалился недокуренный баш. Женька замер, жестом приказав не шевелиться. Стало слышно, как бьется в банке со свечой не вовремя ожившая тяжелая муха.
- Проехали, - буркнул Миша Попов.
Женька полез в тумбочку. Протянул Мише челим. Миша затянулся и закрыл глаза. Курнул еще раз и с полуоткрытым ртом отвел руку с челимом в сторону следующему.
- Ништяк, - сказал сидевший напротив Миши Эдик Штайц. - Заторчал.
Женька тем временем высвободил челим из вялой Мишиной руки, обтер сосочек и протянул Люсеньке.
- Богдан, - из сонного омрачения возник голос Миши Попова, - ты новье будешь брать на дембель?
Он так вяло и незаинтересованно это спросил, что Женька не ответил.
- Покажи, как надо! - переживал Эдик Штайц, видя, что Люсенька неумело, с опаской берется за челим. - Людмила Анатольевна, вы не взатяжку, вы с подсосом, не сильно... Богдан, покажи толком!..
Люсенька запыхтела чрезмерно, челим заклокотал.
- Дам в лоб - козла родишь, - с закрытыми глазами пригрозил неведомому противнику Миша Попов.
- Та-ащится! - радостно отметил Эдик Штайц. - Готов Мишель. Конопелька-то наша, тутошняя. А то фуфло, фуфло...
В данном редком случае Эдик Штайц был прав. В настоящий момент курили его анашу, его изготовления, а главное - его замысла.
Минувшим летом весь отряд по воскресеньям вместо выходных стали вдруг вывозить на поля собирать картошку. Как пионеров. Только возили почему-то в зэковозах - длинных машинах с высокими бортами, внутри лавки поперек, а над головой решетки, даже не встать. Хорошо хоть без охраны. Картошечку собирали соответственно. И себе, и Городу, и кому там еще... Коля Белошицкий сразу надумал, как мимо дела проплыть. Шел по гряде, ботву обрывал, возле грядки складывал, а напарник следом бежал и черенком лопаты грядки ворошил. Картошечку не трогали, упаси Бог. Картошечку на зиму оставляли зимовать. А офицерье в машинах сидит, не смотрит. Тем более холодно - снежок уж начал капать. Неуютно. План считали по грядкам, не по картошке, и получилось, что в отделении Богдана перевыполнение. А собирали только Фиша с Нуцо. Всерьез ковырялись. Ну им простительно - народ деревенский.
Тогда-то Эдик Штайц и обнаружил, что здесь конопли завались. Правда, по колено только, но сойдет в армейских условиях. Начался лихорадочный сбор. Потом Эдик пробил коноплю, пыльцу замацовал - анашка получилась первый сорт. Только вкуриться нужно - с первых разов не пробирает. А потом благодать: с табачком растер, косячок набил - и торчи!..
- Богдан, - уплывающим голосом пробормотал Миша Попов, - пихни колючего...
Женька не реагировал. Он пристроился в самом углу, приняв Люсеньку под крыло, тихонечко ее полапывал. Костя сидел напротив, ему стало совсем хорошо и хотелось, как всегда под кайфом, посмеяться и еще - стихи посочинять. Свечка разгорелась вовсю, коптящий язычок пламени вырос из консервной банки и метался перед оконным стеклом...
"Шарашится по роте свет голубой и таинственный... - сочинял Костя, спрятав лицо в ладони. - Шарашится по роте свет голубой и таинственный... И я не совсем уверен, что я у тебя единственный..."
- Богда-ан! - угрожающе прорычал Миша Попов. Женька отлип от Люсеньки.
- Чего тебе?
- Пихни колючего...
- Завязывай, Мишель, понял? Сказал - нет, значит - нет. - И снова приобнял библиотекаршу.
Миша Попов последнее время ходил не в себе. Он вообще курил мало, он на игле сидел. А в последнее время сломалась колючка - деньги у Миши кончились. На бесптичье он даже выпаривал какие-то капли, разводил водой и ширялся. Доширялся - вены ушли. И на руках и на ногах, все напрочь зарубцовано. Женька сам не ширялся, но ширятель был знаменитый, к нему из полка даже приезжали. Он Мишу и колол. А недавно сказал: "Все, некуда".
Мишаня в слезы: как некуда, давай в шею! Женька орать: "Ты на всю оставшуюся жизнь кайф ломовой словишь, а мне за тебя вязы!"
От скрипа коек проснулся Старый. То лежал, смотрел на них, но спал, а сейчас зашевелился - разбудили.
Костя протянул ему челим, Старый принял его в мозолистую корявую руку. Ни у кого в роте таких граблей не было, как у Старого. Отпустил бы его капитан Дощинин на волю, чего он к нему пристал?..
- Хочешь, я с Лысодором поговорю за тебя? - спросил Костя.
- При чем Лысодор, он без кэпа не решает, - ответил Старый и вернул Косте челим. - Не хочу. А Дощинин не отпустит.
Он достал обычную папиросу и, видимо с отчаяния, так сильно дунул в нее, что выдул весь табак на Эдика Штайца.
- Констанц, оставь мне бушлат, - попросил Старый. - Тебе зачем?..
- О чем говорить! - кивнул Костя. - Заметано.
Костя вдруг осознал, что дембель завтра, вот он, рядом. И даже покрылся испариной. И встал.
- Чего ты? - спросил Женька.
- Пойду помогу, ребята возятся. Фишка с Нуцо...
- Сиди! - Женька за ремень потянул его вниз. - Только кайф сломаешь. Сиди.
Люсенька закемарила. Женька подсунул ей под голову свою подушку и надвинул фуражку, чтоб скачущий язычок пламени не мешал глазам.
Потом Женька встал посреди прохода и обеими руками шлепнул по двум верхним койкам. Койки заскрипели, отозвались не по-русски.
- Не надо, Жень... - вяло запротестовал Костя. Но Богдан уже сдернул с верхних коек одеяла.
- Егорка, Максимка!..
Сверху свесились ноги в подштанниках, и на пол спрыгнул сначала крепенький Егорка, а затем нескладный, многоступенчатый полугрузин Максимка. Оба чего-то бормотали, каждый по-своему.
- Подъем, подъем! - повторял Женька, похлопывая их по плечам. - Задача: одеться по-быстрому - и в сортир. Там Ицкович и Нуцо, скажут, что делать. Вопросы? Нет вопросов. Одеться - двадцать секунд.
Егорка и Максимка стали невесело одеваться.
- Не здесь, не здесь. - Женька вытолкал тех на проход.
- Торчит! - Коля Белошицкий тронул Женьку, показывая на Люсеньку. Людмила Анатольевва!
- А-а... - донеслось из Люсеньки.
- Насосалась, кеша кожаная... - проскрипел Миша Попов. - Слышь, Богдан, гадом буду, куруха под окнами шарится, ктой-то ползает.
- Ты давай, давай! - отмахнулся от Миши Женька, но на всякий случай прислушался. Было тихо.