- Счастливый человек, - вздохнул Бошор. - У нас женщины так не говорят. Скажи, друг, - обратился он к Синяку, до сих пор не зная его имени, а спросить, видимо, было не принято по восточным законам нелюбопытства. - Скажи, вам тоже пришлось немного полежать в турьме?
- По глазам прочел? - обрадовался Синяк, проводя обрубком пальца по векам. - В ней, родимой... Бошор, жди малку, не уходи, я сейчас мигом Жирного высвобожу и... Предложение имею.
- Как скажешь, дорогой, - сдержанно улыбнулся Бошор.
Синяк влез в собрание уместно. Был перекур, пили кофе. Роман сидел под пальмой, низко опустив лысоватую голову. Распухший, бордовый.
- Права человека... права человека, - монотонно скрипучим голосом повторяла кому-то в углу женщина с низкой седой челкой.
- Жирный! - тихо позвал Синяк.
- При чем здесь права человека! - раздраженно пророкотал сзади дикторский голос, перекрывая все остаточные шумы. Синяку показалось, что включили радио. - Своего товарища...
- Он мне не товарищ! - крикнул из-под пальмы Роман.
Синяк обернулся к "диктору". Тот оказался видным мужиком с роскошными усами, жидкой кожей на лице, лет шестидесяти. Он сидел на диване, между его ног была зажата палка с резной звериной головой.
- Чушь все это! - не обращая внимания на реплику Романа, продолжал усатый. - Мы собрались поездку обсудить, а не спасать страждущее человечество. Давайте продолжим, хватит пить кофе. Мне вообще решительно противен общий тон Бадрецова, это его расследование...
- Как я понимаю, Роман хочет нас взять на гоп-стоп, - раздался приятный неспешный голос. - Я против такой лагерной методы...
Синяк встрепенулся, высматривая говорящего. Оказался пожилой усталый дядька с лицом активно выпивающего. Вроде бы свой: и нос перебит, и курит по-родственному, в кулак, а поди ж ты - с козлами вместе!..
- А я - за, - тихо прошелестел ветхий старик с бледной лысиной и огромным насморочным носом. - Обвинение основательное.
Сикин молча обносил присутствующих кофе. Синяка он не видел.
Дама с дивными ногами придержала Сикина за руку, когда он передавал ей чашку:
- Скажи нам, Юра! Ты работал в КГБ?
Сикин даже попятился от нелепости вопроса:
- Зачем вы так?..
- Вот она, наша черная неблагодарность! - вскричала дама. - Я предлагаю премировать Юру месячным окладом в порядке компенсации за оскорбление.
- Двумя! - ударил "диктор" палкой в пол.
- Скандал протянется минимум пять лет, - молитвенно прижав руки к груди, заявила пожилая астматическая блондинка со странно гладким лицом. - Надо думать о последствиях.
- Давайте кончать, - сказал крошка депутат. - А то превратимся в приснопамятный Союз писателей.
- Жирный! - крикнул Синяк и влез в зал полностью. - Из турбюро, - для краткости объявил он, тыкая себя в грудь. - Насчет туризма. Узнать пожелания. Кому жарко, кому холодно, кому диет, кому прохладные клизьмы...
Оскорбительного слова "клизьма" собрание не выдержало, заволновалось, но Синяк, не останавливаясь, молол дальше:
- ...В пустыне места всем хватит. Как на кладбище. Значит, по пути где шатер разобьем, где под солнышком, по ситуации. Товарищ Бадрецов, вас к телефону. Господин Сикин, продолжайте.
Синяк подошел к пальме, почти силком выволок из-под нее очумевшего Романа, одновременно отметив, что на "Сикина" собрание не среагировало.
- Шолом, господа. У вас интим, а я не претендую. Всех благ, господин Суров.
Друзья вышли в коридор. Роман был ошалелый. Таким Синяк его давно не видел.
- Говорил, не рыпайся! - шипел Синяк. - У них же остаточный бздюм играет. Очко-то не железное. Что ты до них ласкался? Сказал - и ладушки. Смотри, набух весь, набряк - лопнешь, а мне отвечать...
- Даже слушать про Ваньку не стали... - бормотал Роман.
Они вошли в кабинет Саши.
- Салом! - воскликнул Бошор.
- Живой! - заорал Роман, обнимая Бошора. - Теперь ты мой сограждан наконец?
- У-у... - уклончиво развел руками Бошор. - Не совсем.
- А что такое? - другим, брезгливым голосом спросил Роман, поворачиваясь к Саше.
- Юрий Владимирович еще не подписал, - небрежно бросила она, пририсовывая какой-то красотке в журнале "Семь дней" длинные запорожские усы.
- Почему? - напряженно поинтересовался Роман. - Критические дни? - И повернулся к Бошору. - Башка болит, спасу нет! Давление, наверное.
- Вылечим. - Бошор полез в кейс. - Сейчас чайку заварим, голова будет лучше швейцарских часов работать.
Саша, не отрываясь от рисования, включила электрочайник. Бошор насыпал из кожаной коробочки желтый грубый чай в чашку, прикрыл блюдцем.
Раздался вежливый стук, и дверь открылась. Вошел тот самый старик с бледной лысиной и унылым носом, сейчас он был в шляпе с обвисшими полями. Это он на собрании поддержал Жирного.
- Деточка, - тяжело дыша, сказал старик Саше, - я вас умственно целую. Должен вас предупредить, я не поеду в Египет. Вы кого-нибудь вместо меня...
- А что случилось, Лазарь Иудович? - встрепенулась Саша.
- Деточка... видите ли, дело в том, что я по этически-моральным соображениям не хочу никуда отправляться под руководством Юрия Владимировича, тем более тропой Моисея. Хотя, как вы знаете, мне это очень нужно для работы... Я вас целую, - повторил он и, поклонившись, удалился.
- Кто это? - спросил Бошор.
- Раритетный дед, - улыбнулся Роман. - Мой друган. У него в застой книжку из плана выкинули. Он пришел к директору. Достал пистолет. С войны привез. Не издашь, говорит, застрелю. У директора понос буквально. Книжку в план своей рукой вписал. Книга вышла. Вот такой дед. Отчество даже во время жидобоя не менял. Раз Иудович, значит, Иудович... Слушай, Бошор, - Роман с удивлением посмотрел в чашку. - Чем ты меня напоил? Башка-то прошла.
Бошор лишь усмехнулся, а Синяк смекнул: маковая соломка, не иначе, и пальцем незаметно погрозил поэту.
- В лечебных целях, - еще раз улыбнулся тот.
- Поехали с нами, - сказал ему Синяк. - Едем к Жирному. Погуляем, отдохнем...
- Посуралим, - подмигнул Бошору Роман.