- Читайте!
- "Надеясь на вашего преосвященства благосклонное внимание и преисполненный заботы не о себе, а о святыне немецкой католической церкви, попав в беду из-за чудовищного недоразумения, умоляю ваше преосвященство не упускать святого Кроллициаса и разрешить мне предоставить на мудрый суд вашего преосвященства документ, который я вот уже четыре десятилетия храню у себя на сердце и который прольет яркий свет на одну из замечательнейших страниц истории христианства".
- Довольно, переведите мне, что хочет этот проходимец, - сказал епископ.
- Предвидя вопрос вашего преосвященства, - позволил себе усмехнуться секретарь, - я связался с полицейским управлением. Автор письма - некий Эрих Шлезке, сотрудник Кассельского муниципалитета. Вместе со своим соучастником Брунцлау был задержан гамбургской полицией при попытке продать американскому консулу какую-то статую. При допросе вину отрицает, утверждая, что нашел не статую, а якобы подлинные мощи святого.
- Кроллициаса, кажется? - переспросил епископ.
- Да, Кроллициаса. Но среди девятисот девяносто четырех святых такого имени нет, ваше преосвященство.
- Сумасшедший? Маньяк?
- Не похоже, ваше преосвященство.
- Документ, о котором пишет этот... этот...
- Шлезке, ваше преосвященство.
- ...Этот документ действительно существует?
- Я видел его, ваше преосвященство.
- Вы, как всегда, на высоте, Штир.
- Рад вашей похвале, ваше преосвященство!
- Так что же документ?
- Похож на настоящий.
- Так... так... Кто там у них в Гамбурге ведает полицией?
- Полицейпрезидент Шуббарт, ваше преосвященство!
- Что ж, соедините меня с господином полицей-президентом Шуббартом.
Когда профессор Дроббер читал лекцию, объяснял кому-либо научную проблему или вообще находился в благодушном настроении, то он не говорил, а пел. Студенты свыкались с этой странноватой особенностью профессора, потому что читал, или, вернее, выпевал он свой предмет действительно хорошо.
Но на этот раз аудитория профессора Дроббера была необычной.
Посреди небольшого зала в кресле сидел епископ баварский. Чуть позади на обычном стуле восседал полицейпрезидент Шуббарт. В уютном простенке между двумя окнами устроился секретарь его преосвященства монсеньор Штир. Поодаль, у самых дверей, высились два здоровенных полицейских, между которыми, как меж двух колонн, стояли Отто Брунцлау и Эрих Шлезке.
Незадачливый служащий Кассельского муниципалитета жадно ловил каждое слово профессора. Его же компаньон, напротив, понуро рассматривал прихотливую лепку потолка.
- Итак, облучая нейтронами какое-либо вещество, мы вызываем в нем наведенную радиоактивность, - распевал профессор Дроббер на мотив скорбной молитвы Оровезо из оперы "Норма". - Затем мы определяем, какие и в каком количестве радиоактивные изотопы образовались в исследуемом образце. Этот метод, называемый радиоактивационным анализом, позволяет в короткий срок и с большой точностью определить качественный и количественный состав любого металлического изделия, совершенно не повреждая его. Надеюсь, господа, я излагаю понятно?
- Угу, - сказал епископ.
- Конечно, - заметил полицейпрезидент Шуббарт, который в силу своего положения обязан был понимать все.
Монсеньор Штир просто кивнул головой. Шлезке же и Брунцлау молчали.
- Нет никаких сомнений, - продолжал распевать профессор Дроббер, - что этот анализ в нашей лаборатории был бы проведен с большей эффективностью. Но мы вынуждены были привезти аппаратуру сюда - таково было пожелание его преосвященства. И я надеюсь, что он не будет сетовать, если мы немного замешкаемся.
- Подождем, - согласился епископ и обернулся к заключенным:
- Так как же можете вы доказать, что донесение пробста кассельского монастыря - это не подделка?
- Ваше преосвященство, - с чувством сказал Шлезке, - ваше преосвященство, разве посмел бы я лгать вам? Нет, я не посмел бы лгать его преосвященству! Сколько лет прослужил я беспорочно и безгрешно? Я прослужил беспорочно и безгрешно сорок лет! И прошу заметить, что начинал я службу в качестве гражданского чиновника баварского, да, да, именно баварского епископства!
Аппарат профессора щелкнул, послышалось легкое жужжание и удовлетворенное мычание профессора.
- Так, так, - задумчиво протянул епископ, - почему же вы так долго держали этот важный документ у себя?
- Потому что я думал... Что я думал? Я думал, что пробст... некоторым образом... пробст был...
- Нет!!! - раздался вдруг громовой крик профессора. - Нет!!! Не может быть!
- Почему он кричит? - поинтересовался епископ.
- Этого просто не может быть! Один элемент! Всего один элемент! выкрикивал профессор Дроббер.
- Неужели чистейшая платина? - радостно встрепенулся полицейпрезидент Шуббарт.
- Платина? - переспросил Дроббер. - Какая платина? Нет, господа, я должен повторить. Это какая-то ошибка, какая-то чудовищная ошибка! Я обязательно должен повторить!
- Да будет так, - согласился епископ и вновь повернулся к Шлезке: - Итак, зачем же вы держали этот документ в тайне сорок лет?
- Да! В тайне! Сорок лет! - сурово подтвердил господин полицейпрезидент Шуббарт.
- Надеюсь, у вас не было для этого корыстных целей? - почтительно вмешался в импровизированный допрос монсеньор Штир.
Шлезке ошалело переводил глаза с одного должностного лица на другое и лихорадочно соображал, соврать ли ему или чистосердечно выложить все. Надумав что-то, Шлезке уж было открыл рот, но тут между ним и епископом выросла дородная фигура профессора Дроббера.
Профессор был в такой стадии взволнованности, что не мог уже говорить ни нараспев, ни просто. Он беззвучно раскрывал рот, напоминая персонаж немого фильма. Наконец Дроббер обрел способность выталкивать из себя отдельные слова:
- Шестьдесят третий... только шестьдесят третий, и ничего больше... мой бог, чистый шестьдесят третий... Но откуда же, ваше преосвященство? Откуда? Это... это... Ваше преосвященство, скажите...
- Кажется, профессор что-то у меня спрашивает? - сухо осведомился епископ у монсеньора Штира. - Мне представляется, что это я должен спросить у профессора, что его так взволновало.
Секретарь понимающе наклонил голову, неслышными шагами подошел к профессору и протянул ему стакан с водой. Дроббер благодарно кивнул и сделал жадный глоток. Но, заметив обращенные на него недоуменные взоры епископа и господина Шуббарта, он, брызжа водой, закричал прямо в лицо монсеньору Штиру:
- Ведь это европий! Стопроцентный европий! Понимаете ли вы, что это такое? Шестьдесят третий элемент - и ничего больше! Бог мой, это не галлюцинация? Нет?
- Европий? Ну и что же? - спросил епископ, начавший понимать, что профессор Дроббер взволнован неспроста.