Штаб Вершигоры дислоцировался в Собычине, а другие части были разбросаны по округе. И Верши-гора, и его помощники в последние дни декабря и первые дни января надолго покидали "главную квартиру", проверяя обеспеченность батальонов всем необходимым для предстоящего марша, их вооружение, состояние боевой техники, выучку бойцов и командиров.
В освобожденных партизанами населенных пунктах Олевского, Ракитянского и других районах ковпаковцы провели огромную работу по мобилизации населения в Советскую Армию. По призыву ковпаковцев в Собычин повалили толпы призывников с котомками. Напряженно работала партизанская призывная комиссия, производилось медицинское обследование призывников, из них формировались отделения, взводы, роты и батальоны. Они проходили строевую и даже огневую подготовку, занимались с ними и по тактике. Подготовленную пятитысячную колонну пополнения направили в Овруч. Вся эта мобилизация и подготовка пополнения производилась ковпаковцами буквально под носом у оккупантов, скованных действиями партизан на вражеских коммуникациях,
В Собычине встретился я с Платоном Воронько. Бывший командир диверсионной группы командовал пятым батальоном соединения. Служебный рост был налицо, подчиненные (это и невооруженным глазом мы видели! ) уважали своего командира, да и сам Воронько держался уверенно. Воронько полагал, что новая должность не помеха для диверсионного призвания.
Мы разговорились о карпатском рейде. Воронько потерял в нем четырех людей. Одной из первых погибла задорная, золотокосая Лира Никольская. При минометном обстреле.
Вспомнив товарищей, Платон отошел к оконцу, надолго замолчал...
Провожали ковпаковцев в рейд ранним утром 5 января. Штабная колонна -кавалеристы головного дозора, боевое охранение, повозки со штабным имуществом, рота охраны, артиллеристы и минометчики --проходила мимо избы, где еще вчера размещался штаб. Над крыльцом уже не бился на зимнем ветру красный флаг. Местные жители стояли вдоль улицы, иные шагали обочь колонны. Партизаны весело перекликались с провожающими. Вершигора вскочил в седло, поскакал догонять своих.
Вовремя успел уйти Вершигора, и не зря спешил. Каждый день- приносил новые известия об успехах партизан и Красной Армии. Вал наступления катился по пятам движущихся на запад партизанских соединений. Были освобождены Коростень и Олевск, настал черед городов и сел на Случи и Горыни.
Из Киева, от Строкача, пришел приказ обследовать результаты действий партизанских отрядов на железной дороге Коростень -- Сарны. Мы приступили к обследованию: объезжали дорогу, опрашивали местных жителей, железнодорожников.
Приехав 10 января в Олевск, узнал уж и не помню от кого, что соединение Вершигоры три дня назад пыталось с ходу форсировать Случь, застать врасплох и истребить вражеский гарнизон города Столина, но потерпело неудачу, вынуждено было отойти и форсировать Случь севернее.
-- Вы, кажется, хорошо знали комбата Воронько? -- спросили меня, -- В бою за Столин его ранило.
-- В каком он госпитале?
-- Кажется, отвезли в Собычин.
-- Да какой же там госпиталь?!
Минут через двадцать мы с Володиным и Валуйки-ным уже катили в Собычин. По той самой дороге, которую еще не так давно прочно блокировали ковпа-ковцы.
Платона Воронько разыскали в одной из собычин-ских изб. Военфельдшер расположившейся тут тыловой части делала ему перевязку. Открытая рана кровоточила. Губы у Воронько были бледные, глаза уста лые-усталые.
-- Вы? Здравствуйте, -- сказал он. -- Вот, не повезло... В самом начале...
-- Лежите спокойно. Все будет хорошо... Выйдя с военфельдшером в сени, я шепотом спросил, выдержит ли Воронько перевозку.
-- Рана нехорошая, еще бы миллиметр-другой, и конец, -- сказала военфельдшер. -- Но везти можно. А кто вы?
Служебное удостоверение успокоило девушку. Я попросил еще несколько часов позаботиться о поэте-диверсанте, лично взорвавшем четыре эшелона, три вражеских танка, пять автомашин и одиннадцать мостов.
-- Мне нужно связаться с железнодорожниками, товарищ военфельдшер, организовать немедленную эвакуацию Воронько в Киев.
-- Все сделаю, товарищ полковник! Все! Она неотлучно просидела возле постели Платона до моего возвращения. Воронько со всеми предосторожностями перенесли в сани, доставили в Олевск и оттуда первым же составом повезли в Киев.
Обидно было, что соединение Вершигоры лишилось такого замечательного диверсанта. Очень обидно!
В соединении Грабчака
Заканчивая обследование действий партизан на дороге Коростень -- Сарны, я получил известие об окончательной ликвидации Центрального штаба партизанского движения и новый приказ Строкача: выехать под город Городницы, в соединение A. M. Грабчака, установить боевые качества соединения,
изложить соображения о возможности его дальнейшего использования.
-- Стой! Пропуск! -- раздался громкий оклик.
Повозочный остановил лошадь. Я откинул тяжелый ворот тулупа. Слева от саней -- нетронутая, сверкающая белизна зимнего поля, справа -- неподвижный, склонивший до сугробов отягченные снежными пластами зеленые лапы еловый лес.
От елей отделились две фигуры в белых маскхалатах с автоматами. Из-под капюшонов маскхалатов виднелись козырьки зимних шапок. Такие шапки с козырьками, по рассказам, носили бойцы Грабчака.
Я назвал пароль, услышав отзыв, сказал, что ищу штаб. Один из партизан сел боком на сани рядом с
повозочным;
-- Вон за той елочкой сворачивай, и в лес! За "той елочкой" обнаружилась дорога не дорога, но довольно ровная просека, и этой просекой сани медленно поползли в глубь чащи...
Провожатый доставил прямехонько к большой землянке командира соединения. В землянке находилось пять или шесть человек, все в военном, в меховых безрукавках, не разберешь, кто же из них
Грабчак.
Заметив, что я перевожу взгляд с одного командира на другого, один из военных, среднего роста, сухощавый, с глубокими складками возле губ, настороженный, представился:
-- Майор Грабчак. С кем имею честь?..
Я назвал себя. Выражение настороженности исчезло с обветренного лица командира соединения:
-- Проходите, проходите, товарищ полковник! Давно ждем. Из Киева сообщили, что едете.
... 17 января 1943 года два транспортных самолета полка Гризодубовой поднялись с подмосковного аэродрома и взяли курс на озеро Червоное в лесах Белоруссии. На борту самолета находились хорошо подготовленные для действий в тылу врага десантники, в основном бывшие пограничники. Командир группы, ее комиссар и начальник штаба тоже были пограничниками. Группа приземлилась на костры Ковпака на льду озера Червоного. С этого и начинается история партизанского соединения Андрея Михайловича Грабчака, известного в народе под именем Буйного: таким псевдонимом Андрей Михайлович подписывал листовки, которые разбрасывались и расклеивались в оккупированных городах и селах.
Первое пополнение в группу поступило из при-озерского села Ляховичи: жители провели добровольную мобилизацию и привели к десантникам семнадцатилетних и восемнадцатилетних парнишек. Во главе "депутации" стоял древний ляховичский дед.
-- Ты, командир, не гляди на наши лапти! -- сказал дед Грабчаку. -- Ты в глаза ребят гляди! Они, внуки мои, не подведут. Только дай им, чем фашиста бить!
"Новобранцам" велели нарезать из парашютного шелка портянки, обернуть как следует ноги, и выдали автоматы:
-- Пройдете обучение -- примете присягу! Потом в отряд влилась группа диверсантов под командой старшего сержанта Вячеслава Антоновича Квитинского. Квитинский был артиллеристом, в начале войны попал в окружение, с такими же смельчаками, как сам, ушел в белорусские леса, участвовал в засадах на гитлеровцев, вступил в один из партизанских отрядов, а когда тот был разбит в бою, возглавил группу уцелевших бойцов и действовал самостоятельно.
В начале марта отряд Грабчака появился под Олевском, пустил под откос два фашистских эшелона. В отместку гитлеровцы налетели на село Юрлове, подожгли его, убили несколько жителей, а остальных собрались угонять в Германию. Крестьяне сообщили. о беде Грабчаку. Партизаны устроили засаду, часть карателей перебили, часть обратили в бегство, захваченное у врага оружие раздали освобожденным юрловчанам, посоветовали им создать собственный партизанский отряд. Крестьяне так и поступили. Юрловский отряд постепенно окреп, принимал участие в боях с гитлеровцами, совершили две диверсии.
Эхо взрывов на железных дорогах и пулеметных партизанских очередей расходилось далеко в лесу, " Грабчаку тянулись и тянулись люди...
К моменту нашего приезда соединение состояло из пяти отдельных отрядов, организованных наподобие погранзастав, и кавалерийского эскадрона, державшего под седлом отбитых у гитлеровцев чистокровных скакунов. В отрядах и эскадроне служили и русские, и узбеки, и белорусы, и туркмены, и казахи, словом, оно оказалось многонациональным. На счету соединения было 106 пущенных под откос вражеских эшелонов, бронепоезд, немало автомашин противника с солдатней и грузами, подорванные мосты, в том числе уже упоминавшийся мост вблизи Олевска, уничтоженный с помощью торпеды.
Я вспомнил пареньков, встреченных по дороге к Перге.
-- Скажите, верно, будто вы советовали жителям Юрлова не скрывать ни численности вашего отряда, ни путей вашего отхода? -- спросил я Грабчака и его комиссара Н. М. Подкорытова.
Командир и комиссар переглянулись:
-- Да, было такое... -- весело ответил Подкорытов- Понимаете, важно было показать людям, что мы сюда пришли надолго и будем хозяевами. Мы ж себя даже не отрядом, а погранзаставой называли.