Добравшись до Тролльстигена, мы вошли внутрь и встретились с родителями Рональда. Его мать накрывала стол для нескольких голодных молодых людей. Мы представились, и она спросила, не парашютисты ли мы. Рональд сказал, что мы только что прибыли и собираемся сделать первый прыжок с Брураскарет. Она была достаточно любезна, чтобы приготовить для нас маленький пакет с бутылкой сока и булочками. Мы оставались в домике недолго, поскольку предстоял ещё длинный путь. Мать Рональда пожелала нам удачи, и мы чувствовали, что она нам крайне необходима.
Бернар и я заранее надели парашюты, поскольку так идти гораздо удобнее, чем нести их в руках, и только закончили с этим, как Рональд и Свен устремились вверх по тропинке. Я никогда не думал, что люди могут так ходить по горам, пока не увидел, что двое наших проводников взбираются по крутой тропе, прилагая не больше усилий, чем на неторопливой воскресной прогулке. Мы с Бернаром начали было в том же темпе, но скоро начали отставать. За время, которое Рональд делал два шага, я успевал сделать только один. Солнце садилось, но градусов 10 в тени всё же было.
Немногим более чем через час такой ходьбы мы дошли до оранжевого металлического щита, установленного полицией. Большими черными буквами на нём было по-английски написано: «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. Из-за узкого ущелья и непредсказуемых горных ветров прыжки (с парашютом) с Тролльвеггена оказались опасными. Если в результате несчастного случая потребуется спасательная операция, национальные власти предъявят иск о компенсации расходов». Перед подписью «The Police» некий шутник подписал слово «fuck». Бернар заметил на моем лице признаки волнения, когда я читал всё это, и сказал, что хорошо, что он не понимает по-английски.
Мы продолжали наш горный поход. Тропинка превратилась из каменистой в снежную. Ноги проваливались через снежно-ледяную корку и скоро замёрзли. Казалось, что вместо них у меня две тяжелые глыбы льда. Рональд и Свен шли так же быстро, как вначале, и, что удивительно, даже не нуждались в передышке. Я же брёл, высунув язык, и чувствовал, что силы на исходе. Мы карабкались, шли и прыгали по крутой тропинке больше двух с половиной часов. Физическая усталость медленно, но верно переходила в апатию. Рональд сказал, что осталось меньше получаса.
При мысли о прыжке с 2000-футового утеса я чувствовал себя не вполне здоровым. Как хорошо было бы растянуться на белом песчаном берегу со стаканом ледяного пива. Чтобы мягкий песок струился между пальцами и какая-нибудь красавица нежно массировала мне спину. Вместо этого я потел, поднимаясь с парашютом в гору, чтобы броситься с неё. «Йефто, успокойся. Сконцентрируйся. Ты скоро примешь важное решение. Ты собираешься прыгнуть с утеса.» Спустя несколько секунд мысли мои поворачивались совсем в другом направлении. «Йефто, опомнись! Зачем ты приехал в Ондальснес? Ты же не собираешься прыгать с этого ужасного Тролльвеггена? Подумай, что ты делаешь!» Несмотря на все эти мысли, было трудно вообразить, что мы вдруг повернём назад. Я знал, что мы прыгнем, и боялся этого.
Рональд, казалось, мчался вперед. Мы следовали за ним по узкой дорожке, лавируя между огромными валунами. Боль в ногах была мучительной, и при каждом прыжке с валуна на валун, да ещё и с Клаудией на спине, становилось только хуже. Внезапно Рональд остановился приблизительно в 30 футах передо мной.
— Вот оно! — крикнул он.
Я посмотрел в его сторону и увидел, что земля резко закончилась. Темно-серые камни вокруг смотрелись ужасающе. Холод ледяного ветра усиливался высокой влажностью. Я медленно подошёл к обрыву. Вид был великолепен и страшен.
Если бы я был обычным туристом, я долго стоял бы и восхищался захватывающим дух пейзажем с высоты 2000 футов. Но в той ситуации, в которую я сам себя втянул, гора и обрыв заставили меня дрожать. Я что, на самом деле должен прыгать отсюда? Я повернулся к Бернару. Он стоял там, где я был несколько минут назад, и не двигался с места. Что он чувствовал, понять было несложно. Он спросил, вправду ли всё так плохо. Мой ответный кивок был серьезен, как никогда.
Мы закончили последние приготовления к прыжку. Обычно я сильно не затягиваю подвесную систему, чтобы было поудобнее, но на сей раз внезапно испугался, что в падении она ослабнет, и затянул её потуже.
Кто-то написал белой краской на скале рядом с площадкой: «600 метров до удара о землю». Это не воодушевляло.
Я слышал об одной вещи, которую обязательно должен сделать прыгающий с Тролльвеггена — перед прыжком оставить запись о себе.
В расселине скалы спрятана металлическая коробка, где лежит маленький блокнот с ручкой, своего рода гостевая книга. Надо написать там имя, национальность, номер прыжка отсюда и несколько слов от себя, если есть желание. Перелистав страницы блокнота, я натолкнулся на несколько забавных примечаний, вроде «Пока, мама, я люблю тебя» и «А мне сказали, что внизу есть лифт!»
Номер прыжка Бернара был TV85, мой — TV86 (TV означало Тролльвегген). Номера 83 и 84 принадлежали двум немцам, которые прыгнули в предыдущий день. Мне предстояло стать 86-м человеком, прыгнувшим с Тролльвеггена.
Солнце было уже на горизонте, и темнело. Времени оставалось немного. Прыгать в темноте было бы слишком опасно. Прежде, чем прыгать, я захотел попробовать булочку, которую дала мать Рональда. Если уж я собирался умирать, так хоть не на пустой желудок. Прикончив булочку, я запил её глотком сока. И стоило мне это проглотить, как оно вылетело назад и оказалось на скале передо мной: вся булочка, сок и немного желчи. Глаза наблюдавших за мной Рональда и Свена округлились. Должно быть, они предположили, что это часть моей подготовки к прыжку. Как бы там ни было, они устроились в 15 футах справа от точки отделения и приготовились нас фотографировать.
Мы были готовы. Бернар, который должен был прыгать первым, стоял на крошечной площадке, уходящей в небытие. Он выглядел напряженным. Я задержал дыхание. Бернар взглянул на небо, затем на меня и, прокричав геральдический девиз Клуба Идиотов, сделал мощный прыжок вперед. Я быстро наклонился к краю, но не увидел его. Внезапно Рональд завопил: «Он врезался в скалу!»
Бернар погиб. Я был уверен, что его купол открылся носом к стене обрыва, и он разбился, ударившись об острые выступы скалы. Скотту повезло, он пережил столкновение с башней Монпарнас. Тролльвегген прощал меньше.
Всё произошло страшно быстро. Десять секунд назад Бернар стоял со мной на вершине, и теперь он мертв. Ушёл навсегда.
Несмотря на эту потерю, я был настроен прыгнуть. Я не видел никакой причины не делать этого. Бернар рассердился бы, если бы узнал, что из-за него мне пришлось спускаться обратно тем же утомительным путём, которым мы поднимались. Я встал на выступ. В душе было пусто. Мой лучший друг погиб в четвертом BASE-прыжке. Моя мать была права. Тролльвегген — смертельная западня.
Бернар ожил так же внезапно, как и умер. «Он там!» — опять завопил Рональд. Я посмотрел за край обрыва и заметил его синий купол, медленно летящий от скалы. Бернар жив! Камень свалился с души, и я приготовился прыгать. Проверил в последний раз снаряжение. Все, казалось, было в порядке. Стоя в трёх футах от края, я прикинул, как бы поставить ноги, чтобы получше оттолкнуться. Отделиться с разбегу нечего было и думать, так как выступ длиной меньше шести футов и разбежаться негде. Я взглянул вниз на красивую долину, затем на небо и легкие розовые облачка…
Пора.
Я качнулся назад и вперед. «Сейчас! Нет, ещё нет. Сейчас! Нет, я сосчитаю до десяти… шесть, семь, восемь, девять, десять». Я оттолкнулся от выступа и покинул эту страшную гору раз и навсегда.
Падая вдоль голой стены утеса, я громко считал. Досчитав до трёх, я принял позу «тречки». Боковым зрением я видел серую гору, несущуюся в стороне на большой скорости. Пять. Шесть. Еще две секунды. Вот сейчас! Семь. Восемь. Я схватил вытяжной парашют и бросил его, молясь моему личному богу, чтобы Клаудия не подвела. Бум! Клаудия открылась с мощным ударом. Я поднял голову убедиться, что вверху все в порядке. Счастливый крик вырвался из моего горла, когда я увидел, что купол не поврежден и годится для приземления. Я чувствовал себя как муха, только что избежавшая мухобойки.
Маленькая посадочная площадка зеленела далеко-далеко ниже, близко к реке. Эта лужайка была только где-то 80 квадратных футов площадью. Фантастическое чувство — лететь между высокими горами. В полной тишине я плыл над красивым пейзажем, как хищная птица. Было очень трудно оценить высоту над участком земли, наклонённым приблизительно под таким же углом, как угол снижения купола. Я заметил место посадки, когда Бернар уже приземлился и собирал свой синий купол. Пару раз круто повернув над этим местом, я заставил купол побыстрее потерять высоту. На 160 футах я повернул к середине травянистой области и мягко приземлился.
Коснувшись ногами земли, я чуть не плакал от радости. Подбежал Бернар, и мы заключили друг друга в медвежьи объятия. Первое, что он сказал, было:
— Давай не прыгать больше. Никогда.
Я был полностью согласен:
— Никогда больше!
Я взглянул вверх, на Брураскарет. Крохотная точка на двух тысячах футов, где мы стояли только три минуты назад. Подумалось: нервного напряжения сильнее, чем то, что я пережил там, просто не может быть. В моей жизни не было тяжелее испытания, чем прыжок с Тролльвеггена, но не было и ничего более захватывающего. Всплеск адреналина давал о себе знать ещё много часов.
Я собрал купол, и, обняв друг друга за плечи, мы пошли к дороге, ведущей в Ондальснес. По пути Бернар кое-что рассказал о своём прыжке. Свободное падение шло вроде бы как запланировано, но купол раскрылся в опасной близости к стене обрыва. Всегда трудно оценить расстояние до плоской стены, но Бернар настаивал, что был приблизительно в 30 футах от неё. Немедленно повернув на 180 градусов, он полетел прочь. Тогда Рональд и крикнул, что он, оказывается, жив. Видимо, тречил Бернар не очень-то хорошо, оставив между собой и стеной мало места, отчего Рональду сначала показалось, что он врезался в скалу.
Нам снова повезло — какая-то машина ехала в сторону Ондальснес и остановилась, когда мы подняли руки. Глаза норвежца-водителя загорелись, когда мы сказали ему о прыжке, и все 20 минут, что мы ехали, он снова и снова расспрашивал нас о нём. Остановившись у дома родителей Рональда, он чуть ли не просил нас дать ему автографы.
К нашему удивлению, в доме оказались две симпатичные девушки, обе — румяные блондинки. Не далее как сегодня Рональд говорил, что «их нет ни одной в Ондальснес», но мы предположили, что это подруги Рональда и Свена. Мое единственное желание состояло в том, чтобы плюхнуться на удобную кушетку с кружкой холодного пива. Наполненному адреналином телу требовался отдых.
На улице была непроглядная темень, а ни Рональд, ни Свен ещё не вернулись. Но я не сильно волновался; они выросли здесь и могли, вероятно, найти дорогу домой в любую погоду. В подтверждение моих мыслей, через несколько минут они вприпрыжку вбежали во двор. Сбежав с горы, они даже не запыхались. Истинные железные люди. Они были счастливы видеть нас живыми и поздравили с первым прыжком с Тролльвеггена. Мы с Бернаром вышли во двор, чтобы поставить палатку. На это ушли наши последние силы.
Несмотря на полный упадок этих самых сил, мы решили всё же заглянуть в одно местечко деревни, где жизнь по-прежнему била ключом — дискотеку «Бельвю». Бернара очень позабавило такое богемное французское название дискотеки в крошечной деревне, похожей больше на край света, чем на что-то еще. «Бельвю», однако, выглядела как дискотека в любом большом городе. Огромные динамики пульсировали от музыки, и танцующие делали все, чтобы поддержать зажигательную атмосферу. Мы сели и заказали два пива.
В какие-то полчаса мы превратились в знаменитостей. Рональд рассказал о нас своим друзьям, и этот вечер стал нашим. Я провел бы всю ночь, танцуя с симпатичными норвежскими девушками, если бы был в лучшей форме. Глаза мои слипались, а у Бернара язык высовывался изо рта. Чем симпатичнее была девушка рядом с ним, тем больше он высовывался.
Поэтому после короткого, но насыщенного визита в «Бельвю» мы отправились к себе в палатку.
Мы не могли дождаться, когда наконец сможем упасть и уснуть. По пути к палатке Бернар признался, что обманул меня. Он так испугался, что придётся прыгать последним, что, когда бросали жребий, сжульничал — я, оказывается, выбрал руку с монетой, а он переложил её в другую руку. Но теперь всё это уже было полной ерундой.
Когда я наконец вполз в спальный мешок и закрыл глаза, то чувствовал, что счастлив. Мы прыгнули с Тролльвеггена и остались живы. И никогда не надо будет делать этого больше.
Мы с Бернаром провели в Ондальснес три дня. Каждое утро перед завтраком мы купались в ледяной воде реки за деревней, а днём гуляли по горам. На второй день нам уже казалось, что мы знакомы со всеми местными жителями; все приветствовали нас везде, куда бы мы ни пошли. Я не знаю, было ли это потому, что они знали нас как парашютистов, прыгнувших с Тролльвеггена, или у них это обычное дело — приветливо здороваться с каждым.
Погода эти три дня была очень плохой, что оказалось в своём роде весьма здорово. Не давила мысль о том, что можно бы прыгнуть и ещё, но очень страшно. У нас было оправдание перед самими собой — нет погоды. Так уж устроены парашютисты.
Прежде чем отправиться в Париж, я послал маме открытку, где написал, что мы прыгнули с Тролльвеггена и все хорошо.
Вернувшись в мою маленькую комнату в Париже, я написал ещё письмо вдове Карла Бениша Джин насчёт нашего со Скоттом и Бернаром членства в клубе BASE. Я описал четыре прыжка: с моста Кохертальбрюкке (S), башни Монпарнас (B), антенны Хэрбю (A) и Тролльвеггена (E), приложил несколько фотографий и указал даты прыжков, высоты объектов и их географическое положение. Почти четыре месяца спустя, 25 октября 1984 года, пришёл ответ:
«Дорогой Йефто!
Пожалуйста, извини за задержку. Поздравляю! Ты — BASE 66, а Бернар Пуарье — BASE 65. По моей информации, европейцев-бейсеров теперь 16, считая вас. Вероятно, я не ошибусь, если скажу, что ты — первый швед из них, а Бернар — первый француз. День Моста у нас прошел очень хорошо; 248 парашютистов за 6 часов сделали 563 прыжка. Я рада, что парашютистов было не слишком много; мы надеемся, в следующем году их будет столько же, и ты тоже среди них.
С уважением, Джин Бениш».
Она приложила к письму три эмблемы бейсера, которые можно пришить на рукав. На эмблемах был вышит человек в свободном падении между зданием, антенной, скалой и мостом, а вокруг этой картинки — слова «BASE JUMPER».
Членство в клубе BASE было нашей главной целью, и эмблема BASE доказывала, что мы её достигли. Мы состояли в клубе, в котором было только 66 человек из всего мира. И я стал одним из них.
В конце июля я уволился из «Фаси» и возвратился в Швецию. У меня появилась идея: сделать немного денег, продавая историю о наших BASE-прыжках шведской прессе. Первой газетой, с которой я связался, была «Квельспостен». Они послали журналиста, чтобы встретиться со мной, и два дня спустя в субботнем номере появилась статья на двух страницах. Стиль статьи был весьма сенсационным. Заголовок гласил: «ДА, МЫ — ЧОКНУТЫЕ!» Первые несколько строк кратко описывали нас. «Йефто Дедьер отбрасывает с лица светлые волосы и по-детски улыбается. Йефто — первый швед, который стал так называемым BASE-джампером. Он — один из только 16 таких смелых людей во всей Европе». Журналист описал четыре наших BASE-прыжка и закончил: «Они объединены братством, противник которого — смерть. Йефто смеется вслух: „Мы — чокнутые!“»
Целую страницу занимала фотография башни Монпарнас. От её верха до улицы у подножия шла пунктирная линия. «Вот где это случилось!»