Перед следующим интервью я решил попробовать заставить журналиста написать о том, что я вправду испытал в BASE-прыжках, и воздержаться от всякой отсебятины.
Следующая статья появилась в мужском журнале «Лектюр». Я несколько колебался, когда оттуда позвонили и спросили, когда и где мне будет удобно дать интервью. Прочитав несколько номеров журнала, я не был уверен, что хочу, чтобы в таком журнале появились моё имя и фотография. Но, немного подумав, согласился. К этому времени я понял, что и как говорить в интервью и, самое важное, что не надо его начинать, пока журналист не согласится на гонорар, который я прошу. Это могло отнять много времени, и потом много раз журналистам приходилось звонить своим редакторам, чтобы всё согласовать. Я чувствовал себя обманутым журналистом из «Квельспостен» и не хотел, чтобы это повторилось. Журналисты из «Лектюр» с готовностью согласились заплатить то, что я просил.
Статья «Лектюр» мне понравилась. Она заняла два разворота и была написана очень хорошо. Как обычно, заголовок был броским, и затем следовало вступление в сенсационном духе. «ОДНА ОШИБКА ОЗНАЧАЕТ СМЕРТЬ!» И далее: «Стоя только в 300 метрах от земли, Йефто Дедьер прыгает с антенны Хэрбю в Сконе. В прыжке все должно пройти без сучка, без задоринки — или Йефто умрет!» Единственным, против чего я возразил, была просьба сфотографироваться с бутылкой шампанского в руке. «21-летний Йефто Дедьер празднует с шампанским после четырех успешных прыжков BASE» — хотели они написать. Журналист привёз бутылку из Стокгольма, только чтобы сделать эту фотографию. Когда они уезжали, бутылку им пришлось везти обратно. Я счёл такую фотографию слишком надуманной.
Однажды вечером позвонил журналист газеты «Арбетет» и спросил, прокомментирую ли я фатальный прыжок с Тролльвеггена. Он объяснил, что там разбился 19-летний швед. Я отказался комментировать смерть молодого человека, но хотел рассказать о моих собственных прыжках. На следующий день в этой газете вышла двухстраничная статья о последнем прыжке того парня и обо мне. «ЙЕФТО ГОВОРИТ, ПОЧЕМУ ОН ИГРАЕТ СО СМЕРТЬЮ!» «Правила созданы, чтобы их нарушать», — говорит 22-летний Йефто Дедьер из Лунда. — «Я не подталкиваю никого к BASE-прыжкам, но никогда не откажусь дать совет». Рядом со статьей обо мне была большая фотография Тролльвеггена со стрелкой и текстом: «Здесь 19-летний Йорген нашёл смерть!» Газета приобрела фотографию этого парня, и статья получила продолжение: «Авантюра на Тролльвеггене закончилась смертью 19-летнего Йоргена Хаканссона…»
Те же самые новости более драматично рассматривала вечерняя газета «Экспрессен». «ОН НАБЛЮДАЛ СМЕРТЕЛЬНОЕ ПАДЕНИЕ ДРУГА», гласил заголовок. Как и «Арбетет», они показали фотографию Тролльвеггена с пунктиром, указывающим падение. «Парашют Йоргена Хаканссона не открывался. Он неудержимо падал и разбился о скалы. Затем, перевернувшись через уступ скалы, он падал ещё 700 метров». Бедные родители Йоргена должны были читать о его смерти, ужасающе и часто оскорбительно описанной в деталях каждой газетой в Швеции.
После этого несчастного случая друзья спрашивали меня о прыжке с Тролльвеггена и не собираюсь ли я прыгнуть там снова. Странно, но люди фактически любят читать о всяких ужасных несчастных случаях. Человек так устроен. Мы процветаем на страдании других людей. Когда парашютист погибает в прыжке, случается нечто парадоксальное. Число желающих прыгать с парашютом увеличивается. Казалось бы, смертельный случай оттолкнёт людей от парашютного спорта, но происходит противоположное — интерес к нему возрастает.
Спустя несколько недель после смерти Йоргена Хаканссона финский парашютист погиб на Тролльвеггене. Три месяца спустя произошёл ещё один несчастный случай. «СМЕРТЕЛЬНЫЙ УТЕС ТРЕБУЕТ ЧЕТВЕРТОЙ ЖЕРТВЫ», — написала «Квельспостен». «Смертельный норвежский утес, опасный 5000-футовый (?!) обрыв Тролльвегген вчера потребовал четвертой жертвы». Если бы журналисты могли писать свои статьи, пользуясь только прилагательными, я уверен, что они так бы и делали.
Странно, что за пять лет с Тролльвеггена было сделано больше 200 прыжков без единого фатального случая — и внезапно сразу четыре несчастья. Карл Бениш, Йорген Хаканссон и эти два парня. Возможно, дело в недооценке сложности прыжка.
На заработок от одного интервью можно было прожить несколько недель, но доходы эти были очень нерегулярны. Я устроился нештатным преподавателем английского и французского языка в Лунде и сэкономил достаточно денег для поездки в Соединенные Штаты к Скотту. Прошёл целый год, как мы не виделись с ним и Бернаром. Мы договорились встретиться дома у Скотта в Стэмфорде, в штате Коннектикут, недалеко от Нью-Йорка, а ещё — прыгнуть с 876-футового моста Нью-Ривер-Гордж, одного из самых высоких в мире. В течение последних нескольких лет во вторую субботу октября Джин Бениш устраивала прыжки с этого моста. Мы подумали, что очень здорово будет объединить нашу встречу с одним или двумя BASE-прыжками.
Накануне поездки от Скотта пришла по почте фотография «Бейсмобиля», который он арендовал, чтобы с комфортом ехать 12 часов от его дома к мосту. На фото был жилой прицеп с пятью кроватями, душем, печкой для готовки, холодильником, стерео и телевизором. Скотт писал, что осталось только заполнить холодильник пищей и купить 16-галлонный бочонок пива.
Мы встретились в доме матери Скотта за два дня до прыжка. Первый вечер мы праздновали, как никогда прежде. Мы были искренне счастливы снова встретиться. Дорога до моста Нью-Ривер-Гордж прошла быстро и незаметно. Я впервые путешествовал таким образом. Удобно устроившись на кровати с книгой и пивом, я скоро забыл, что мы едем по дороге.
Мы прибыли на место в 4:00, так что оставалось ещё три часа сна перед перекличкой.
После хорошего завтрака в «Бейсмобиле» мы вышли посмотреть на других парашютистов, и, к моему великому удивлению, нас оказалось больше 250. Все должны были прыгнуть между 9:00 и 16:00. Прыгать в другое время категорически запрещалось. Эти BASE-прыжки — важная часть большого праздника по случаю очередной годовщины строительства моста. Люди как из близлежащих мест, так и издалека приезжают расслабиться и посмотреть, как какие-то сумасшедшие прыгают с него. За часть праздника, связанную с сумасшедшими, отвечала Джин Бениш. Она сказала нам о уровне воды в реке под мостом (площадка приземления представляла собой песчаную отмель в этой реке), кое-что о безопасности и снаряжении. Для многих участников это был первый BASE-прыжок, и Джин особо остановилась на положении тела при отделении. Я воспользовался возможностью поговорить с другими бейсерами. Фил Смит, у которого тогда было 150 BASE-прыжков, дал мне много хороших советов.
К 9:00 на мосту нас ждала толпа зрителей ни много ни мало в 150 000 человек, и через них приходилось почти проталкиваться. Как всегда в Соединенных Штатах, было предусмотрено все. Ларьки с хот-догами и пиццей, бар с молочными коктейлями, магазины подарков, продавцы леденцов… и так далее, и тому подобное. Когда я ждал в толпе вместе с другими бейсерами, казалось, что я пришёл на почту и стою там в очереди. После больше чем двух часов моя очередь наконец-то настала.
На мне были шорты с земляничным рисунком и красочная футболка. Ранец на их фоне, видать, не сильно бросался в глаза, и не все распознавали во мне парашютиста. Не иначе как поэтому, когда я уже подходил к месту прыжка, ко мне вдруг подошла женщина, продающая леденцы, и предложила что-нибудь купить. Я вежливо отказался.
Кто-то из зрителей помог мне подняться на перила моста. Футах в десяти выше меня я увидел оператора, удобно расположившегося в люльке подъемника, вроде тех, что используются пожарными в спасательных целях. Должно быть, так он мог делать лучшие в мире съёмки BASE-прыжков.
Я взглянул в камеру, крикнул: «Да здравствует Швеция!» и прыгнул. Клаудия открылась после четырех секунд свободного падения, быстро и чётко. Почти сразу я решил не пытаться попасть в песчаную отмель, называемую площадкой приземления, и вместо этого мягко приземлился на берегу, прямо у воды. «Официальная» площадка приземления из-за высокого уровня воды была уж очень мала, а рядом с ней обнаружилось полно того, что с воздуха выглядело как маленькие камешки, но оказалось валунами немалого размера. Несколько парашютистов недооценили это и сломали ногу или лодыжку. Скотт и Бернар прыгнули вместе спустя несколько секунд после меня и всё-таки приземлились на песчаной отмели.
Приземлившись, я взглянул на мост. Чем хорош этот Нью-Ривер-Гордж — можно увидеть сотни BASE-прыжков за один день. Но в конце концов и это стало мне скучно. Ниже по реке в воде ждали три быстроходных моторных лодки, чтобы вылавливать оттуда незадачливых парашютистов, у которых не хватит умения приземлиться ни на песчаную отмель, ни на берег.
Я подождал, пока прохладный октябрьский бриз высушит Клаудию, и уложил ее для второго прыжка. Вернувшись на мост, мы поняли, что большинство хотело сделать только один прыжок, потому как никакой очереди уже не было. Скотт и Бернар прыгнули, держась за руки. Они отпустили друг друга после двух секунд падения, разлетелись в стороны и раскрыли парашюты. Мой второй прыжок не отличался от первого, за исключением того, что перед отделением я позволил себе малость пошутить со зрителями. Позади меня стояла маленькая девочка с матерью. Я серьезно посмотрел на девочку и спросил, не хочет ли она прыгнуть со мной. Девочка испуганно покачала головой. Ее молодая мама, подыгрывая мне, стала подговаривать дочь согласиться. Бедная девочка, думая, что мама говорит серьёзно, собиралась уже удариться в панику, и тут я прекратил игру, успокоительно погладил ее по голове и мощным прыжком покинул зрителей, испытав несколько волнующих секунд.
Вечером все парашютисты собрались в гостинице, чтобы посмотреть видео прыжков. Этих прыжков за день было сделано шестьсот пятьдесят, и худшими их последствиями были несколько сломанных лодыжек. Никогда прежде я не встречал так много психов в одном месте. Тут собрались все, с кем мама не велела вам связываться, когда вы были в нежном возрасте. Всегда приятно оказаться там, где вокруг только твои единомышленники. И как же здорово, что можно поговорить о BASE-прыжках с кем угодно, при этом твой собеседник понимает и уважает тебя, когда вы даже не знакомы! У каждого из нас похожие взгляды на BASE-прыжки и на жизнь вообще.
Самым очаровательным в прыжках с Нью-Ривер-Гордж была атмосфера.
В то время это было одно из очень немногих мест в мире, где мы могли собраться и прыгать с моста без риска, что нас задержат или арестуют. Всё казалось настолько естественным, что часть неизбежного волнения перед прыжком исчезла. Но, если честно, я предпочитаю прыжки в тихих местах. 150-тысячная толпа, магазины и всякое такое представляются мне явно лишним. Тем не менее Бернар, Скотт и я прекрасно провели время вместе, и это главное. Переночевав в нашем «Бейсмобиле», рано утром мы направились в Нью-Йорк. В выходные пора было возвращаться домой.
Вернувшись в Лунд, я устроился работать ночным портье в тамошнем «Гранд-Отеле». Это была скучная работа, общаться с посетителями я мог очень немного. Когда в 23:00 начиналось моё рабочее время, гости обыкновенно не въезжали в гостиницу и не выезжали из неё, а собирались ложиться спать, и мои основные обязанности состояли в том, чтобы удостовериться, что гостиница всё ещё на месте, ничего не горит и гости могут спать спокойно. Проведя таким образом немного больше года, я решил опять поехать во Францию. Воспоминания о времени, проведённом в Париже, у меня остались хорошие, а французский образ жизни явно по мне.
Однажды утром, читая газету «Сюдсвенскан», я заметил объявление о работе, которое меня заинтересовало. «Шведский организатор автобусных туров ищет управляющего для недавно построенной гостиницы в Париже». Я послал в это туристическое агентство свои данные, и меня пригласили на собеседование. Оно прошло хорошо, и неделю спустя меня вызвали для второго собеседования. Оба раза я был очень возбужден, почти как перед BASE-прыжком, и старался расслабиться, говоря себе: «Йефто, если ты смог прыгнуть с Тролльвеггена, то уж как-нибудь справишься с собеседованием при устройстве на работу». Это немного помогло.
Спустя неделю после второго собеседования позвонил президент агентства и спросил, интересует ли меня еще эта вакансия. Так я и стал управляющим гостиницы.
Несмотря на то, что сам затеял всё это дело, я вдруг сильно забеспокоился и засомневался, то ли я делаю. Получится ли у меня управлять гостиницей в Париже после только лишь года работы портье? «Так не пойдёт. Надо успокоиться и идти дальше», — думал я. «Если продолжать сомневаться, то я никогда этого не смогу!»
После двух недель обучения в Мальмё меня наконец послали в Париж. И я увидел свою гостиницу.
Вместо входной двери было две толстых доски с цепью и замком. В вестибюле красовалась огромная бетономешалка. Шестиэтажная гостиница представляла собой полный беспорядок. Таких весьма желательных вещей, как мебель, ковры и даже обои, не было и в помине. Единственным, что я знал наверняка, было то, что гости прибудут через 12 недель.
Где мне приобретать продукты для гостиницы? Чем заполнить мини-бары в гостиничных номерах? Как нанять обслуживающий персонал? Какой лучше сделать пол в вестибюле? Какая пекарня печёт лучшие круассаны? Приходилось не спать ночами, решая эти и другие вопросы. Я нанял уборщиц из Португалии, ночных портье из Алжира и официанток из Дании. Закончив этот процесс, я начал обучать новых служащих, изучая в то же самое время бухгалтерский учет. Разумеется, в мои обязанности входило и управление финансами гостиницы, и поскольку я прежде никогда не имел дела с миллионными суммами, потребовалось срочно ликвидировать этот пробел.
Первые гости прибыли 17 февраля 1987 года и, к сожалению, были приняты не совсем лучшим образом. Мини-бары были пусты из-за задержек поставок, а телевизоры не работали, потому что спутниковая антенна на крыше еще не была установлена. Когда гости звонили в обслуживание номеров, чтобы заказать чашку кофе, я посылал за ним кого-нибудь в ближайшее кафе. Кофеварка в комнате для завтрака была не в порядке.
Приблизительно через месяц все оборудование в гостинице наконец заработало, но возникли другие проблемы. Зима была необычно холодна, а в строительстве есть понятие «разрушение от мороза». В общем, когда снег начал таять, часть талой воды переместилась через крышу прямо в гостиницу. Краска на лестничной клетке отслоилась, и её куски приземлялись на ковры и постояльцев гостиницы, как огромные снежинки. Маляры исправили это, и тут случилась новая неприятность.
В подвале находился, скажем так, фекальный насос. Обычно стоки из туалетов двух нижних этажей собирались в отстойнике, расположенном ниже уровня земли, рядом с комнатой для завтрака. Оттуда упомянутый насос перекачивал их на 20 футов вверх и далее в парижскую канализацию. И вот однажды проклятый насос почему-то решил качать не из отстойника, а в него. Сначала заполнился отстойник, потом туалеты, затем — холл перед обеденным залом, и наконец начал наполняться сам этот зал. Естественно, то, что туда полилось, не было чистой водой и пахло ужасно. Когда гости стали спрашивать, не развожу ли я в гостинице свиней, я понял, что случилось страшное. Надо было срочно что-то делать. Даже жители соседних домов жаловались на зловоние, пропитавшее весь квартал. Специальный грузовик с цистерной осушил мой бедный отель с помощью большой трубы, а несколько нанятых мной водопроводчиков быстро заменили старый насос.
Первый год, который я был управляющим гостиницы, я работал семь дней в неделю и 12 часов в день. Мой офис, куда едва помещался стол Ikea, был в 13 футах под землей и без окон. Я не мог стоять в нем во весь рост и редко приглашал кого-нибудь в эту «дыру в земле». Несмотря на все трудности, гостиница работала в целом удовлетворительно. Штат состоял из трудолюбивых людей, и я был доволен, что создал хорошую атмосферу. Те немногие из посетителей, которые оказались моими земляками, сказали, что я напоминаю Джона Клиза из телешоу «Отель „Башни Фолти“». Надо признать, я был рад услышать это. Я всегда мечтал однажды выпить пива с Джоном Клизом в лондонском пабе.
Однажды в воскресенье меня пригласили на чай к одной француженке, которую я знал через Скотта. Ее дом располагался в богатом Седьмом районе Парижа. Все гости были очень элегантно одеты и, к сожалению, невероятно скучны. Нечаянно я обратился к молодому человеку примерно 25 лет не совсем, возможно, в тех выражениях, какие приняты в этом обществе, и стоило мне упомянуть, что не выезжаю на охоту и не живу в замке, как он отвернулся, чтобы продолжить разговор с кем-то из его круга.
Проведя таким образом час и выпив три чашки чая, я собирался уехать, когда заметил худощавую миниатюрную темноволосую женщину, которая не казалась столь рафинированной, как другие гости. Я предложил ей чашку чая «Граф Грей» и представился. Она тоже представилась. Мне пришлось попросить её повторить то, что она сказала. Она повторила. Затем она была столь любезна, что повторила в третий раз, и тогда я окончательно понял и запомнил: Йолэн де Сен-Жюст д'Отэнж. Мы проболтали несколько часов, и прежде чем уехать, я спросил у нее номер телефона и тщательно записал его в записной книжке. Ее простые, прямые манеры и чувство юмора очень понравились мне.
Через две недели после нашей первой встречи мы с Йолэн пообедали вместе. Нам было так приятно общество друг друга, что в конце концов я перебрался к ней жить. Впервые с начала моей карьеры управляющего я работал меньше 12 часов в день. А ещё впервые в жизни я влюбился, и это было фантастическое чувство. Йолэн читала мне стихи и рассказывала о французской истории и культуре.
После года знакомства мы поженились. Свадьбу сыграли в замке ее тети, Шато де Гамбэ, недалеко от Парижа. Я хорошо помню, как отец Йолэн извиняющимся тоном сказал, что не мог устроить большую свадьбу. Маленькая свадьба лучше, чем никакая, подумал я, и не поверил своим ушам, когда он сказал, что пригласил только 250 гостей. Двадцать моих лучших шведских друзей присоединились к нам на свадебном обеде. Когда обед заканчивался и должен был начаться танец, один друг приблизился ко мне и прошептал: «Йефто, это лучше, чем Даллас». (Он имел в виду телесериал с таким названием).
От адреналиновых приключений со Скоттом и Бернаром я перешёл к новым — с Йолэн.
После шести месяцев семейной жизни Йолэн доказала мне свою любовь, впервые испытав свободное падение. Она прыгнула в тандеме с моим хорошим другом Андерсом Тулином. У Андерса тогда было больше 1 500 прыжков. Йолэн и Андерс прыгнули с 13 000 футов, а я — за ними и падал рядом. Я подлетел к Йолэн и поцеловал её в губы, пока мы падали на скорости 120 миль в час. Мы держались за руки все 60 секунд падения к матушке-земле. Йолэн и Андерс приземлились мягко. Её первый прыжок вполне удался.
BASE-прыжки сейчас распространены во всем мире. Дух первопроходцев, который был сначала, исчез, хорошо ли это или плохо. Некоторые даже не занимаются в жизни ничем, кроме BASE-прыжков (часто это ненадолго). Сегодня есть компании, изготовляющие снаряжение для BASE-прыжков — специально разработанные купола, ранцы, вытяжные парашюты и все прочие принадлежности. Поскольку такие парашютные системы обеспечивают более быстрое раскрытие, стало возможно прыгать с более низких высот. Недавно я читал об англичанине, который прыгнул с собора Нотр-Дам в Париже, и регулярно делаются прыжки в Квебеке с моста через реку Сент-Лоуренс высотой всего 165 футов. Однако этим спортом по-прежнему занимается горстка любителей приключений. На время написания этих строк только 900 человек во всем мире сделали 4 прыжка, нужные, чтобы получить индивидуальный номер бейсера. Сравните это с 404 астронавтами, которые побывали в космосе, или с 1 900 альпинистами, покорившими Эверест.
Интернет особенно полезен для относительно маленького BASE-сообщества. Есть немало сайтов, позволяющих узнать о BASE-прыжках как можно больше. Ник Ди Джованни, BASE 194, поддерживает и регулярно обновляет «World BASE Fatality List» в сети. 5 октября 2004 года опытный бейсер с более чем 1200 прыжками погиб, прыгнув с башни Цзинь Мао в Шанхае. Он раскрылся с закруткой строп и врезался в крышу смежного здания, став 82-м погибшим бейсером.
Том Айелло, BASE 579, за плечами которого больше 500 прыжков за прошедшие 3 года с более 100 различных неподвижных объектов, недавно опубликовал в сети статью «Входя в BASE». Под заголовком «Проверьте пригодность» он пишет:
«Для BASE больше всего подходит человек, который любознателен, имеет хорошую реакцию, быструю и правильную (не имея необходимости думать в критической ситуации), превосходную координацию, дисциплинирован и внимателен к мелочам. Ничего, если вы слабоваты в одном или двух из этих качеств, но если у вас нет большинства их, BASE не для вас».
Пока неплохо, но дальше он переходит к собственному опыту, и вот тут начинается веселье.
«Прыгайте, только если абсолютно уверены, что BASE — то, чего вы хотите. Этот спорт опасный, иногда незаконный и очень захватывающий. И он может забрать вашу жизнь. Я никогда не советовал бы никому им заниматься (и, по-моему, это обстоятельство — самый полезный опыт моей жизни). За короткое время, что я занимаюсь этим делом, я видел два спасательных вертолета снаружи, еще два — изнутри, заднее сиденье полицейского автомобиля (где меня отнюдь не подвозили по доброте душевной), несколько сломанных костей и похороны. Я также провел три недели в палате интенсивной терапии и 18 часов — в нейрохирургии. Вы всё ещё хотите прыгать BASE?»
Когда я читал это, невольно вспомнил наши прыжки и подумал, как нам повезло. Нам мешала полиция, у Скотта был перелом, а я разрезал ногу, но никаких спасательных вертолетов или нейрохирургии, слава богу, не понадобилось. Том добавил немного внушительной статистики:
«Есть много разных причин прыгать BASE, и я бросил попытки решить, какие из них „правильные“. Главное — определить, что важнее для вас: ваши собственные причины прыгать или возможные последствия. Если вы не гонщик, BASE — безусловно самое опасное, что вы будете когда-нибудь делать. По статистике вероятность того, что ваша BASE-карьера закончится смертью, где-то 5 %. Хуже то, что вероятность серьезной травмы (то есть больницы) примерно 95 %. Я знаю трех бейсеров с более чем 500 прыжками, которые провели немало времени (не день и не два) в больнице из-за несчастных случаев, связанных с прыжками. Даже они соглашаются, что серьезная травма — только вопрос времени. Специфика BASE-прыжков в том, что прежде чем начать ими заниматься, нужно серьёзно обдумать последствия своей травмы или смерти. Как это отразится, например, на вашей семье и родных? Если вы не готовы погибнуть в BASE-прыжке, вы к нему не готовы».
Я лично знаю людей, которые сделали больше 1000 BASE-прыжков и все еще живы. Но показатель смертности увеличился соответственно росту популярности этого спорта. Можно, всего лишь начав обучаться у опытного бейсера, убиться через несколько дней. Опасное это дело.
Ну а что же случилось с моими друзьями Скоттом и Бернаром? Бернар — археолог и теперь проводит время, выкапывая разные находки из-под Парижа и Сюрнэ. Он женат на красивой француженке-агентессе по недвижимости по имени Изабель, у них три прекрасных дочери. Скотт пошёл по стопам своего отца и стал летчиком, только не гражданской авиации, а Национальной гвардии США. Проучившись два года в Дель Рио в штате Техас, он стал отличным пилотом самого уродливого в мире самолёта, A-10 Warthog. Этот штурмовик успешно применялся в операции «Буря в пустыне» в Ираке. Отлетав на A-10 несколько лет, Скотт перебрался в Таиланд, где теперь работает переводчиком-помощником-организатором в американских ВВС. Скотт обеспечивает всё, что требуется, когда американские специальные подразделения приезжают в Таиланд для тренировок. Его 9-летний сын Роберт Ромео — прирожденный атлет и представляет Таиланд в катании на роликовой доске, футболе, лыжном спорте и скалолазании.