Вернемся еще раз к началу.
В магазине радиопринадлежностей, Тиэко, жена Ямано, обняв мужа, провела его вглубь помещения и спросила:
— Слышал сообщение, которое только что передавали? Потоплен американский военный корабль….
— Да, слышал по приемнику, который я починял у одного заказчика.
— А я слышала по радио здесь, в магазине, — и вдруг она понизила голос. — Командир, потопивший американский корабль, не тот ли лейтенант Маки?
Ямано невольно оглянулся по сторонам.
— Да, и корабль называется Нара. Когда я это услышал, то растерялся так, что даже заказчик как будто заметил.
— Но он поступает очень безрассудно — как и тогда по отношению к тебе, так и теперь.
— Да, а все-таки Маки неплохой человек, особенно, в данном случае, и мне кажется, что он спасет Японию. Он — вроде Жанны Д’Арк.
— Нет, нет, — возразила Тиэко. — Я недостаточно все понимаю, но и смерть твоей дорогой мамы, и то, что ты ушел из флота и боишься теперь людей, — всему этому виновен этот безжалостный офицер.
Ямано молчал. Воспоминания давили его грудь. Это было весной прошлого года, когда он плавал на приписанном в Иокосука миноносце Нара под своим настоящим именем — матрос 1-ого класса Кавано Цуиоси. Он получил известие, что его мать, жившая в ветхом домике в Токио, на улице Он, заболела. Как раз на этот день пришелся отпуск на берег, в баню, получаемый через каждые четыре дня, и Кавано поехал в Токио. Дверь в хижину, где помещалась конфетная мастерская, была закрыта. В маленькой комнате, держась за живот, стонала мать. Так как состояние ее было плохое, матрос нанял на последние деньги автомобиль, и отвез мать в бесплатную больницу Пукидзи, где осмотр производится врачами военно-морского флота.
Врач, осмотревший мать матроса, сказал:
— Вероятно, саркома, если так, то необходима операция. Сколько ей лет?
— Ровно пятьдесят.
— Ну, еще молодая, в таком случае, операция пройдет вероятно хорошо. Просите отпуск на берег, и завтра в десять часов утра приезжайте. Нужно будет сделать переливание крови.
Когда произвели исследование крови Кавано, нужной для переливания, он решил возвратиться на корабль с тем, чтобы вернуться сюда на следующий день утром.
— Я вас очень прошу и буду очень вам признателен, — и он почтительно пропустил доктора вперед, и прошептал на ухо матери:
— Я поеду ночью в Иокосука, попрошу отпуск и завтра утром пораньше приеду сюда.
Мать печально кивнула головой. Ее грустное лицо стояло перед глазами матроса и не покидало его, даже когда он вошел в трамвай.
Ему было стыдно, что он, живя так близко, редко навещал мать.
В ночном трамвае он упрекал себя.
Как матрос 1-ого класса, он получал жалование 16 иен в месяц. Большую часть своего жалования он высылал матери. Конечно, Он не мог бывать часто в Токио, но за последнее время не видел мать и по другим причинам. Ему казалось, что он сделала что-то плохое.
— Я увлекся Тиэко и забыл о матери. Любовь и Тиэко невольно подавила во мне чувства сына.
В эту ночь он совершенно не спал и беспокойно ворочался в узкой постели на миноносце, ожидая возвращения ротного командира. Но офицер, выслушав на следующее утро подробный рассказ матроса, ответил:
— Говоришь, мать больна? Врешь! Во-первых, в твоем формуляре никакой матери по имени Ямомура Тисэ не значится. Действительно, Если переделать Ямамура в Умемура и Тисэ в Тие, то получится мама лет так в девятнадцать. Ха, ха, ха. Вот так родня!
— Никак нет, господин офицер.
(Кто же это мог насказать офицеру?) Он усиленно объяснял ротному.
— По некоторым обстоятельствам моя мать была исключена из списков семьи Кавано.
— Ну, как бы там ни было, а я, как ротный командир, доложу командиру корабля.
Матрос не терял надежды и ждал распоряжения командира корабля. Но это был человек, на которого совершенно нельзя было надеяться.
— Корабль должен сейчас идти в плавание, — сообщил ротный по возвращении. — Кроме того, командир сказал, что он не может отпускать со службы из-за матери, не внесенной в формуляр.
В такое неблагополучное время сделать было ничего нельзя. Прошедшей ночью во время бури в открытом море у острова Иисима в Изуно потерпели аварию несколько рыболовных судов и управлением военного порта команде миноносца Нара было приказано выйти в море на помощь потерпевшим бедствие судам. Когда на следующий день оказавший помощь потерпевшим бедствие корабль возвратился, на имя матроса Кавано пришла телеграмма: «Процесс после операции Ямамура Тисэ неблагополучен, умерла пять часов утра».
Время похорон совпало со стоянкой на берегу, и Кавано смог поехать в Токио. По окончании похорон он посетил симпатичного военного врача, чтобы поблагодарить его. При уходе сестра милосердия сказала ему:
— Вы не приехали, и поэтому нельзя было произвести переливание крови. Она очень ждала….
Он выслушал ее и ушел.
— Нии, запри дверь и иди домой.
Отослав прислуживающего в магазине мальчика, Тиэко вошла в комнату и постлала постель.
Несмотря на весну в Манчжурии, все еще было холодно.
Ударяясь в окно, шуршал снег. Тиэко спросила с беспокойством:
— Ты как будто думаешь что-то невеселое?
Муж молчал. Она переменила разговор.
— Я сегодня слышала от соседей, что Дайрэн строит четыре аэроплана, чтобы подарить их морскому министерству. Разве уже собирают по 2 иены с дома?
Но и разговор о самолетах не вызвал никакого интереса у мужа. Он по-прежнему молчал, как камень.
— Да что с тобой? — со слезами спросила молодая женщина. — Ведь в этой далекой стороне у меня нет больше близких людей.
— Я плохо сделал, — промолвил, наконец, муж. — Для тебя это действительно дальняя сторона, тебе, вероятно, хочется повидаться с матерью в Иокосука. Ведь нельзя даже послать письмо!
— Я этого не говорила, я пойду вместе с тобой хоть в Манчжурию, хоть в Сибирь.
— Куда бы мы ни поехали, я нигде не могу носить свое настоящее имя, а жить, скрываясь, как вор, мне надоело. Вот сегодня я исправлял радио в школе и очень напугался, когда бывший там офицер спросил меня: — Эй, радист, хорошая у тебя фигура, что, еще не мобилизован? При каком полку?
— Манчжурия велика. А вспомни, когда ты был в Японии, как ты метался по огромному Токио. Ведь ты сам говорил об этом.
— Да, когда я убежал после похорон матери, я снял военную форму, сел на пароход и уехал в Осака.
— Что же ты думал делать в Осака?
— У меня не было никакой цели. Я боялся жить в Токио и Иокосука. Когда я взял на станции Умеда билет и только что отошел от кассы, станционный служащий окликнул меня: «Извиняюсь, подожди немного». Я решил, что пропал….
Он вздрогнул, вспомнив о своем тогдашнем страхе.
— А зачем он тебя остановил? — шепотом спросила жена.
— Я забыл второпях передать билет. Ха-ха-ха!
Только в Дайрэне он почувствовал себя спокойнее.
Из Осака он опять вернулся в Токио, скрываясь там, как бродячая собака. Он дрожал, вспоминая об этом.
— Меня спасло знание радио, полученное во флоте, и вот, открыв здесь магазин, я кое-как живу, но моя жизнь хуже, чем у нищего.
— Да и я, когда незнакомый человек пришел ко мне в Иокосука и передал письмо с чеком от тебя, ничего не понимала.
— Я убежал сюда не из боязни военного суда и каторги. Мне стал ненавистен флот, который принес смерть самому близкому мне человеку — моей матери.
— Это сделал тот лейтенант Маки.
— И я так думал, по крайней мере, пока не вышел рескрипт о войне. Но теперь я чувствую, что моя ненависть к нему исчезла.
— Что ж, ты хочешь явиться?
— Да, это меня и мучает. Сегодня в школе офицер задел меня за живое. Так дальше продолжаться не может.
Тиэко молчала. Он продолжал:
— Эта война будет нелегкая для страны. Сейчас решается вопрос о том — погибнет Япония, существующая уже три тысячи лет, или она будет процветать. От кого зависит исход войны? Конечно, не от народа, не от правительства и не от армии. Вся ответственность лежит на флоте.
Тиэко покачала головой, но он продолжал:
— Но что бы то ни было, я явлюсь. Каторгу отсрочат, и я попаду на корабль. А ты….
— Хочешь сказать, возвращусь на родину? — прервала Тиэко, — хорошо, я возвращусь на родину. Я всюду буду Кавано Тиэко.
И когда муж хотел что-то сказать, молодая женщина, как будто стесняясь, промолвила:
— У меня будет ребенок.
Поезд Токандосской железной дороги был переполнен матросами, одетыми в помятую форму. На всех были фуражки с одинаковыми надписями: «Иокосукский флотский экипаж». У многих головы были причесаны на пробор. Обросшие их лица казались старыми по сравнению с числом знаков различий на рукавах. Отсюда можно было заключить, что они находятся не на действительной службе.
Один из пассажиров спросил:
— И флот мобилизован?
— Да, это будет великая война. И на заградителях и на миноносцах одними служащими на действительной службе не обойдешься. Говорят реквизировано много тральщиков.
— А зачем тральщики?
— Они очищают море от мин и применяются для борьбы с подводными лодками.
— Разве могут прийти в Японию подводные лодки неприятеля?
— Придут или не придут, мы этого не знаем, но во всяком случае в Америке имеются так называемые подводные крейсера, которые могут пройти двадцать пять тысяч морских миль без пополнения топливом.
Собеседник удивился:
— Вот как? Значит, от Америки до Японии двадцать пять тысяч миль?
— Нет, от нас до Америки четыре тысячи пятьсот сорок пять миль, но если округлить эту цифру, то выйдет два с половиной хода туда и обратно.
— Если они и пройдут четыре тысячи пятьсот сорок пять миль, то, вероятно, не будут ходить несколько раз туда и обратно.
— Подводные лодки имеются и в более близком месте, в Маниле в тысяча семьсот четырнадцати милях от Иокосука. Эти подводные лодки поменьше.
— Ну, это большая разница.
Когда поезд подошел к Офуна, после пересадки в поезд электрической дороги, число одетых в матросскую форму еще более увеличилось. Несколько матросов, очевидно, сослуживцев, столпившись в дверях вагона, громко шумели.
— Э, ты жив еще?
— Смотри-ка, этот дурень отрастил усы! Ты что делал-то после службы?
— Я-то? Я на машине ездил.
— Где же, на паровозе или автомобиле? Военный должен говорить ясно.
— Верно, верно. На автомобиле шофером.
— А усы там обязательно нужны?
— Я был шофером полицейского конвойного автомобиля, там нужно поддерживать свое достоинство.
Поезд подошел к Иокосука и несколько сот матросов вышли из грязноватой станции. Старые матросы, забившие всю дорогу к Касугаура, удивленно осматривали совершенно изменившийся военный порт.
В Иокосукском экипаже от главных ворот до первого барака в два ряда располагались палатки, каждая из которых могла вместить по несколько десятков мобилизованных. В самой большой палатке за столом сидел с папиросой начальник отдела личного состава управления порта.
— По четыре!
Унтерофицер, стоявший у ворот, наводил порядок.
Старые матросы, разбившись по четыре, входили по одному, отдавали честь офицеру и называли фамилии и имена.
— Момма Китаро…..
Фельдфебель мобилизационного отдела, стоявший возле офицера, отмечал в алфавитном списке и громко кричал.
— Есть, следующий!
— Онадера Кенкити.
— Есть, следующий.
В критический для страны момент старые матросы съехались со всех сторон: с запада из префектуры Миэ, с севера с Хокайдо, с Сахалина.
Как местные, так и затребованные на помощь из соседнего морского госпиталя врачи производили в бараке медицинский осмотр мобилизованных.
Шел уже третий день призыва.
Сравнительно молодой для запасного матрос Кавано Цуиоси выступил на шаг вперед при командре «следующий».
— Кавано Цуиоси?… Нет такого…
— Кавано… Здесь нет.
Зауряд-офицер удивленно посмотрел на матроса.
— У него на фуражке совсем другая надпись.
Фуражку подошедшего опоясывала лента с надписью «15-ый дивизион миноносцев».
— Что такое, — спросил офицер. — Ты — запасной?
— Нет, я на действительной службе, — подавленно ответил матрос. — Я — матрос 1-ого класса Кавано Цуиоси, год тому назад дезертировавший с миноносца 15-ого дивизиона Нара.
— Ты — дезертир? — изумленно посмотрел на него офицер.
— Так точно, прошу отправить меня на корабль вместе с другими.
Группа газетных работников пила кофе в столовой на пятом этаже редакции близ Сукиябаси в Токио и тихо разговаривала.
— Нет никаких сообщений?
— Получена телеграмма из Лондона.
Один из них вынул из кармана смятый кусочек бумаги и показали остальным.
— Америка переоборудует в арсеналах Нью-Йорка Леф Айланд, учебный корабль Вайоминг (26 000 тонн) и корабль-мишень — Юта (22 000 тонн) в боевые корабли. Работа производится непрерывно, круглые сутки.
— Учебный корабль и корабль-мишень? — воскликнул читавший.
— Эти корабли были исключены на предыдущей Лондонской конференции. В результате решения всех государств с них сняли пушки, паровые котлы и броню и превратили в учебные.
— В Японии Хией тоже учебный корабль.
— Значит, они увеличивают число боевых линейных кораблей с пятнадцати до семнадцати.
— Не ложь ли это?
— Нет, это так, поскольку для четырехмиллиардного строительства военного флота не готовы еще даже чертежи, они спешат переделать старые корабли, — ответил шепотом корреспондент морского министерства. — То же самое происходит в Японии: вот теперь переделывают Хией.
— Значит, семнадцать против десяти. Ничего себе?
— Нет, не так. Линейные корабли имеют крупные орудия. Вот, сравним их по числу этих крупных орудий, — морской корреспондент вынул записную книжку. — У Америки их сто восемьдесят два, у нас — девяносто шесть.
— Не пугайте, верно ли это?
— Конечно, верно. Я слышал об этом недавно в отделе пропаганды морского министерства.
— Немного рискованно. Можно ли вообще победить при девяносто шести орудиях.
Более твердый духом собеседник заявил:
— Это ничего. Главное в победе — это тактические принципы. Нападающая сторона должна иметь большее количество военных сил. Япония же предполагает защищать с запада Тихий океан, так что больших военных сил, в данном случае военных кораблей, здесь не нужно.
— О, как хорошо вы все знаете. Вы кто? Ито Манасори или Хирата Синсаку?
Его перебил «тактик»:
— Слушайте спокойно. Если взять исторические примеры, то мы увидим, что экспедиционные армии никогда не побеждали. Наполеон потерпел поражение в Москве, балтийская эскадра погибла в Японском море — это хороший урок.
Морской корреспондент возразил:
— Нет, такое рассуждение равносильно тому, что если потерпела неудачу экспедиция к южному полюсу генерала-лейтенанта Сирасэ, то такая же участь постигнет генерал-майора Веела.
— Я также видел кинокартину, посвященную этой экспедиции…. Успех ожидает того, кто сумеет лучше подготовиться….
— Вот и американское морское командование придерживается такого мнения. Они хорошо подготовились для борьбы на Дальнем Востоке.
— Ничего подобного, именно достаточных приготовлений-то и нет. У них даже не хватило смелости начать войну. Удар лейтенанта Маки как раз и был рассчитан на это.
— Это верно. Ты зря споришь, они не готовы по вспомогательным кораблям. Но поскольку линейных кораблей приходится три на пять, приготовления к нападению на Японию сделаны. Все зависит от линейных кораблей.
— Значит?
— Оставьте пустые разговоры. Загляните в книгу «Японо-русская война» Мидзуно Котоку. У эскадры Того было пятьдесят восемь орудий крупного калибра свыше восьмидюймовых. Такое же количество орудий имела эскадра Рождественского.
— Это не верно. Нападающая армия превосходит обороняющуюся по крайней мере на пятьдесят процентов, — вставил самозванный тактик. — Между тем американский флот имеет сто восемьдесят два орудия, это против наших девяносто шести пушек.
— Значит, это рискованная война? — спросил беспокоящийся.
— Я думаю, нужно прямо сказать, что если флот и население думают, что эта война похожа на русско-японскую, то они жестоко ошибаются. Японо-американская война более ужасная вещь. Дело не только в количестве военных кораблей и артиллерии, но и в другом. Американский флот не является наспех подобранной эскадрой, похожей на русский балтийский флот. Начиная с 1907 года, американские военные моряки крейсировали по всему миру на шестнадцати боевых кораблях и в течение тридцати лет они великолепно изучили дальневосточный театр военных действий.
— Я ни в коем случае не недооцениваю этого, — сказал «выдающийся» тактик. — Но морская война не в коем случае не ведется одними только линейными кораблями: и крейсера, и миноносцы, и подводные лодки имеют огромное значение. Подобно пешкам, которые опытный шахматист использует для того, чтобы ловко запереть врага, в морском деле им соответствуют вспомогательные корабли, имеющие огромное значение. Однако имеет ли Япония преимущество в этих вспомогательных кораблях?
— Нет, не имеет. Но вспомогательные корабли не так сильны, как линейные.
Действительно, Америка переделала в линейные корабли Вайоминг (26 тыс. тонн) и Юта (22 тыс. тонн), а Япония учебный корабль Хией (26 300 тонн). Кроме того, обе страны совершенно переоборудовали палубы лучших пассажирских судов, превратив их в настоящих авианосцев. Но какие именно эти суда, было неизвестно. Однако, поскольку на всех судостроительных заводах враждебных стран находится много шпионов, то названия этих кораблей не могли долго оставаться в тайне.
С началом войны обе страны начали строить много крейсеров и подводных лодок, увеличили число тральщиков и построили истребителей подводных лодок. Единственное, в чем американские военно-морские круги встретили наибольшие затруднения, — это в укомплектовании команды этих новых кораблей.
Соединенные штаты почти целиком подчинили интересам флота тяжелую индустрию страны, все народное хозяйство. Однако в вопросе о личном составе они, как и предполагалось, очутились в тупике.
На всех углах улиц, в ресторанах, на вокзалах, в театрах, в кинематографах — везде были расклеены яркие декоративные плакаты. Был использован и давно умерший Джордж Вашингтон, портреты которого вывешивались на видных местах. На плакатах жирным шрифтом было написано: «САСШ нуждаются в Вас!» Знаменитая киноактриса Клара Боу обменивалась поцелуем с матросом в белой фуражке. По улицам ежедневно проходили демонстрации, сопровождавшиеся военно-морскими оркестрами, исполнявшими походные марши. Демонстранты несли знамена, на которых было написано: «Американский флот нуждается в Вас!»
Молодежь, которая хорошо понимала государственную политику страны в отношении Дальнего Востока, видя подобную суматоху по вербовке матросов, смеялась.
— Эти неустрашимые япошки не знают, что они затевают. Я не хочу ехать на Тихий Океан, чтобы умирать вместе с этими япошками. Но мы должны вернуть китайцам Манчжурию.
Сказать, что подобная вербовка матросов ни к чему не привела, нельзя. Наоборот, число завербованных по всей стране достигло 200 тысяч человек, что в 5 раз превышало число необходимых матросов.
Однако эти наскоро испеченные моряки были похожи на рыбаков, которых заставили выполнять работу деревенских дровосеков.
Было сообщено по радио о том, что «в виду многочисленных случаев дезертирства на военных кораблях морякам запрещается сходить на берег». Одна из этих телеграмм, посланных из Мексики, была перехвачена Японией. Хотя и неизвестно, насколько эти телеграммы были достоверными, все же нельзя считать их сплошной ложью.
Конечно, по сравнению с Америкой Япония находилась в более выгодном положении. Но Япония ввела в строй 20–30 новых кораблей, и японскому военно-морскому министерству для укомплектования команд этих кораблей пришлось брать всякую дрянь.
[Япония обладает хорошо обученным и ежегодно призываемым для переподготовки резервом личного состава, численность которого вполне обеспечивает нужды японского флота, так что «брать всякую дрянь» ей не придется. Ред.]
Кроме того, пришлось мобилизовать несколько сот офицеров из резерва, которые должны были достать свою помятую военную форму со дна своих чемоданов.
В связи с этим какой-то неизвестный человек крикнул перед мобилизационным отделом военно-морского министерства: «Имеются же такие дураки, которые не используют таких людей, как Маки Эйтаро, который может быть прекрасным командиров миноносца!» Уже через день появилось официальное извещение о том, что «Маки Эйтаро зачисляется лейтенантом японского флота» и что «командиром миноносца Куруми назначается лейтенант Маки Эйтаро».
На следующий день лейтенант Маки, находившийся в военно-морской базе Иокосуко, при помощи командира вспомогательного отряда начал подыскивать команду для вновь выстроенного миноносца Куруми.
— Я хочу, чтобы все торпедисты были исключительно моряками действительной службы, потому что у меня имеется много торпед новой конструкции, — так говорил командир вновь построенного миноносца, перелистывая именной список.
— Это неважно, что на твоем судне много торпед, — смеясь, ответил ему его собеседник офицер, — потому, что все равно наши торпеды уже топили корабли противника.
— Нет, я говорю серьезно, — возразил неустрашимый капитан, который при этом чуть покраснел. — Можешь ли ты мне сказать, где имеются свободные опытные торпедисты?
— Свободных торпедистов нет ни одного. Во-первых, вошли в строй миноносцы, построенные на заводах Исикавадзима и на иокогамских доках, и я туда посылаю одного человека — старшего торпедиста из неофицерского состава.
— Если ты наберешь людей на носовые торпедные аппараты, то как же быть с кормовыми?
— К кормовым аппаратам придется поставить неопытных матросов, или же торпедистов из резерва.
— Полно тебе, не говори жалких слов. Если ты возьмешь из резерва «героев», участвовавших во взятии Икасей во время японо-китайской войны, и заставишь их обращаться с 25-тидюймовыми торпедами, то от этого заплачут даже торпеды.
— Ну что же поделаешь, — раз нет людей, то придется набрать таких моряков и срочно их обучить.
— Так мы и сделаем. Там имеется один свободный старший минер. Кроме того, имеется еще один, хотя он и палубный, — матрос 1-ого класса.
— Это ничего, что он — палубный матрос. Однако, кто этот человек, и что это за «Там»?
— Там? Это тюрьма Оцу, ты тоже однажды был там. Фамилия его Кавано Цуиоси. Он — дезертир.
— Что, Кавано? — удивленно спросил капитан, — Разве Кавано пойман?
— Он пришел сам. Я видел его во время приема мобилизованных резервистов. — Офицер задумался.
— Вот как? Значит, он дезертировал с вашего корабля!
— Да. В его дезертирстве отчасти виновен и я, — проговорил командир миноносца Нара. — Хорошо, давай сюда этого Кавано.
— Подожди. Ведь он находится в настоящее время в тюрьме, и доставить его сразу на корабль не так легко.
— Правильно. Однако мы переживаем такое время, когда даже я, отставной офицер, стал командиром такого миноносца, и если попросить начальника тюрьмы об освобождении матроса 1-ого класса, то, пожалуй, он сделает исключение.