старлей Кулаков. В пути у него на ботинке оторвалась подошва, он кое-как примотал ее
веревкой - прекрасная иллюстрация к комбатовскому гимну - ну, вылитый советский
Ротшильд! И драные солдатские маскхалаты тоже, конечно, из гардероба эмира бухарского, никак не меньше.
- Командир! - по-русски спрашивает чернобородый худощавый мужичок в
потрепанном, но чистом халате. - А у тебя сколько жен?
Комбат поперхнулся, но справился с растерянностью, ответил с достоинством:
- Одна, конечно.
- Так какой же ты богач, если только одну прокормить можешь? Я бедный, и то у
меня две! Ты нищий!
- Это я нищий? - возмутился комбат. - У меня в Ташкенте квартира - четыре комнаты!
Ох и врет, собака! Мы ж рядом живем - не в Ташкенте, а в Азадбаше, такой же дыре, как этот кишлак! И не четыре комнаты, а всего лишь две, и те смежные.
- Так ведь глины вокруг вон сколько! - смеется афганец. - Я могу и десять комнат
построить, только зачем они мне?
- А у меня машина есть! - не сдается комбат. - "Жигуль"
называется!
Опять врет: стоит у его крыльца задрипанный мотороллер "Вятка". Впрочем, мы
всегда врем "для пользы дела". Видимо, дело у нас такое - правда ему во вред.
- Га, зачем мне в горах машина? А сколько у тебя земли, овец? - Земли? - не понял
комбат. - Какой земли? Я же не крестьянин, а офицер. И овец у меня нет. Мне деньги платят, и все, что мне надо, я покупаю.
- Афганским офицерам тоже деньги платят, так они землю покупают, овец, коней, верблюдов. У тебя ничего, совсем ничего нет? И жена одна? Мулла говорит, что ты на все
деньги, наверно, водку покупаешь, да?
Это уже теплее. Впрочем, афганец этот не знает, что в нашей богатой стране офицер
получает меньше офицера нищей Афганщины. На водку-то кое-как хватает, но насчет овец...
И сраженный, но не сдавшийся комбат пускает в ход последний козырь, то бишь
меня: аз есмь представитель бесплатной медицины.
Настороженно разглядывают меня
эти люди, потихоньку отодвигаются от греха подальше: по их понятиям, бесплатно могут
только отравить.
Наконец в толпе происходит какое-то движение, на авансцену выдавили какого-то
сморщенного нищего дедка - ему, дескать, терять нечего, пусть рискнет для общества.
Дед робко идет ко мне, показывает знаками, что у него болит живот, изжога, отрыжка, я киваю, пальпирую - словом, налицо гастрит.
Вылечить его я, конечно, не в силах, но боль снять можно. Наливаю мензурку
новокаина, дед обреченно оглядывается, вздыхает (перед смертью!), пьет, ложится и шепчет
какие-то молитвы - изготовился предстать перед Аллахом.
Минут через десять замолкает, неуверенно щупает живот и удовлетворенно-радостно
лопочет - жив, мол, и не болит, выздоровел!
Вмиг вся толпа возле меня. Все - больные, у каждого есть какая-то болячка, каждому
хочется немедленного исцеления - табиб даст волшебное лекарство, шурави табиб все умеет.
У меня всего лишь одна сумка, четверть часа - и она пуста. У большинства -
хроническая дизентерия - чем, скажите, я могу им помочь? Разве что увесистым русским
матом, да и то мысленно. Комбат, узнав о дизентерии, сразу же садится на любимого
конька.
-У вас все болезни от грязной воды! - вещает он со своего амвона. - В ней плавают
такие ма-аленькие, ну совсем маленькие животные, микробы они называются. Вот от них все
болезни!
Народ здесь сугубо практический: кто-то сбегал за кувшином, зачерпнул из
ближайшего арыка воды, все сгрудились, рассматривают и так, и эдак - нет животных! Все
ясно: шурави, то есть русский, врет.
- Да вы не поняли! Док, как объяснить им про микроскоп?