— Дешево… — с сомнением сказал я. — Почему так?
Ехать было действительно недалеко. Прямо перед каналом Волоколамское шоссе рассекало надвое симпатичный зеленый район; с севера этот район был ограничен парком Покровское-Стрешнево, до которого я снова пообещал себе добраться — как только у меня будет свободные выходные, — а с юга — петлей железной дороги Рижского направления. Почему-то это место облюбовали различные медицинские учреждения; одна из остановок общественного транспорта так и называлась — «Больница МПС». В моем будущем таксисты сюда ездили частенько — завозить больных и вывозить вылечившихся; в девяностые тут пытались организовать мафию по примеру вокзальных, но не сложилось — условия совершенно не те.
«Победа» — машинка не самая шустрая, до сотни почти минуту разгоняется, и это её скоростной потолок. Но она была приятной в управлении; до этого я на ней никогда не ездил, не довелось, но по ощущениям она была похожа на один из «шевроле» родом из американских пятидесятых. Наверное, тогда действительно что-то распыляли в воздухе, что способствовало созданию вещей для людей, а не для маркетинга. Впрочем, при наличии выбора я бы всё равно остановился на своем «соларисе» семнадцатого года, который устраивал меня по всем параметрам.
Но Валентин просил за «Победу» всего пятьсот рублей, и устоять против такого предложения было невозможно. Как и против перспективы показать Алле красоты Поволжья и Урала.
— Отец брал её за шестнадцать тысяч дореформенных, — Валентин слегка пожал плечами. — На нынешние это тысяча шестьсот, так что скидка по возрасту.
— Ваш сын недавно неплохо в неё вложился, — напомнил я.
— Нет, там всё без денег обошлось, — отмахнулся он. — Бери, не сомневайся. Считай свадебным подарком.
Он, похоже, рассчитывал на моё возмущение, но я лишь спокойно кивнул.
— Хорошо. Если подарком, то возьму.
— Хм… так вы с Аллой действительно — того? — с легким сомнением спросил Валентин.
— А по нам незаметно? — я ухмыльнулся. — И действительно, и того. Только дату ещё не выбирали. Но предложение я уже сделал, а Алла согласилась.
— Что ж, поздравляю… тогда тем более — буду настаивать, чтобы взял, — повеселел Валентин. — Но даром не отдам, даже не думай!
***
Вообще-то пятьсот рублей за машину на ходу в это время было почти даром, но об этом я решил Валентину не говорить — ещё обидится и аннулирует сделку. Правда, подарок был, как водится, с подвохом — передо мной в полный рост вставала проблема, где хранить эту ценность. Оставлять во дворе нельзя — к вечеру пацаны свинтят и отломают всё блестящее, а в ночи подтянутся те, кому не лень и фомкой пару раз махнуть, чтобы забрать всё ценное из салона, багажника и из-под капота. Сигнализации тут имелись, с ревунами от речных буксиров — такую Дима Семицветов на свою двадцать первую «Волгу» устанавливал, — но это время и деньги, причем без всяких гарантий. Страховать от угона тоже бессмысленно — без гаража никто не заключит договор, да и с гаражом сто раз подумают. В общем, не было у бабы забот, купила баба порося…
Впрочем, у меня выход был — на первое время я собирался использовать гараж Саныча по назначению, раз уж он оказался в моем распоряжении до самой осени. Правда, пол того гаража сейчас ровным слоем покрывали запчасти мопеда, но я надеялся, что к тому моменту, как «Победа» станет моей, завершу эту эпопею.
А что делать с собранной «Верховиной», я подумаю, когда она снова окажется на двух колесах. Можно было каким-то образом вывести его на родину. У «Победы» имелся задний фаркоп, и если найти рукастых ребят, то за пару пузырей они бы сшаманили что-то вроде перевозки для мопедика. Правда, я сомневался, что этим стоило заморачиваться. Лучше всё-таки сбагрить эту двухколесную роскошь её прежнему хозяину и забыть этот эпизод своей жизни как дурной сон. К тому же теперь у меня было железное обоснование, почему мопед был лишним в моем хозяйстве — думаю, «Победа» убедит любого из обитателей того кооператива, что четыре колеса лучше двух.
***
Мы развернулись после канала, на Свободе, и потом заехали вглубь квартала, к одному из новых корпусов, который прятался за высоким бетонным забором. Ворота нам открыл хмурый дедок охранник, который не задал никаких вопросов, лишь кивнул на моё «здрасте». Мы остановились не у центрального входа, а рядом с неприметной рампой, ведущей вниз, в подвал, к которому и направился Валентин.
Ну и я за ним.
— Сюда, — он открыл дверь на середине этой рампы.
За дверью обнаружился длинный коридор, похожий на любые коридоры в подвалах — с бетонными же некрашеными стенами и пущенной сверху проводкой в открытых коробах. Через десяток шагов Валентин свернул направо, потом — налево… а потом я потерял счет этим поворотам и с тоской подумал, что если упущу своего провожатого, то выбраться отсюда сам не смогу. Коридор всё это время не менялся — такие же неряшливые серые стены и такие же тусклые лампочки-двадцатки. В полном соответствии с лозунгом про экономику, которая должна быть экономной.
Мы добрались до какого-то тупика; по моим представлениям, этот тупик находился либо под Кремлем, либо под Красногорском — шли мы чуть ли не дольше, чем ехали, со всеми разворотами и стояниями на светофорах. Тут было четыре двери — две слева и две справа, двери были обиты металлом, и на каждой из них имелось что-то вроде заслонки.
— Пришли, — констатировал Валентин.
— И что тут?
— Посмотри сам, — Валентин отодвинул заслонку на одной из дверей.
Я повиновался.
За дверью скрывалась самая настоящая камера, очень похожая на ту, в которой я неделю назад коротал выходные. Нары, привинченный к полу столик с парой пустых тарелок. Ну и непременный запах от параши. В этой камере не хватало только обитателя. Я заставил себя вспомнить, что над нами находятся пять этажей самой настоящей больницы, в которой многочисленные врачи ведут прием самых обычных граждан.
Я живо представил, что он прямо сейчас достанет свой табельный «маузер» и, нервно поводя стволом, прикажет мне войти в одну из этих камер. А там его подручные закуют меня в железную маску и оставят в качестве загадки для будущих поколений советских людей. Возможно, про неизвестного узника даже снимут фильм, в котором напарника главного героя сыграет большой губастый негр. [1]
Правда, обычно человеку, которого собираются пожизненно посадить в мрачную камеру с железной дверью, не предлагают купить машину. Впрочем, советское КГБ было способно на любые зверства.
Пару секунд я приходил в себя — увиденное меня сильно впечатлило. Потом задвинул заслонку и повернулся к Валентину.
— Это что? — хрипло спросил я.
— А на что это похоже? — ухмыльнулся тот.
— На тюрьму… строгого режима.
— Значит, это она и есть.
— Но… — я указал пальцем вверх.
— А что там происходит, нас не касается. А их не касается то, что происходит тут, — ответил Валентин на мой невысказанный вопрос. — Нравится?
— Так это… для меня?
Он рассмеялся.
— Нет, ну что ты, — он похлопал меня по плечу. — Слишком жирно было бы для тебя городить такое. Иногда требуется… ситуации разные бывают. За остальными дверями, кстати, такие же камеры. Как думаешь, подойдут они для тех двух деятелей?
Он явно имел в виду Лёху и Михаила, поэтому я не стал уточнять.
— По закону, я так понял, оказалось сложно? — спросил я, и он кивнул: — Ваши ребята всё делали очень старательно…
— Не всё получается так, как мы хотим, — философски заметил он. — Ну что думаешь? Сам же просил их в суровые условия поместить… Только те камеры были заняты, вот и пришлось задействовать запасной вариант. Или ты уже отказываешься от того своего предложения?
Я обдумал это.
— Нет… Вернее, да — отказываюсь. Проще всё же дать мне с ними разобраться. Хотя, наверное, это более жестокий вариант, с членовредительством. Я на полумерах не остановлюсь.
— Поэтому и не разрешаю, — ответил Валентин. — Стране не нужны инвалиды.
— Ублюдки ей тоже особо без надобности, — пробормотал я. — С ними только два варианта сработают — по закону государства или по уличному. По закону… они, наверное, в отказ ушли?
Валентин кивнул.
— Да, там явно адвокаты уже поработали. Ничего, мол, не делали, сидели по домам, крестиком вышивали. Доказать обратное, конечно, можно — кто-то из домашних обязательно проколется на мелочах, они не могут обговорить все детали. Но — это долго, а результат неясен… следователь сразу сказал, что суд им даст условный срок, да и то небольшой, по хулиганке. Максимум — пятнадцать суток, но и тех, похоже, не будет. Поэтому вспомнил о твоем предложении.
— А спекуляция?
— Никто не будет ради этого держать двух хулиганов в СИЗО, — со вздохом ответил он. — ОБХСС сейчас по крупноте работает, у кого денег на миллионы. Ладно, пёс с ними… Подумаю ещё, с ребятами своими посоветуюсь. А пока пусть считают, что выкрутились. Ладно, пошли к машине, а то там Михал Сергеич с твоей девушкой ещё и «Капитал» на русский переведут.
Мы пустились в обратный путь, но где-то на полдороге к свету я не выдержал.
— Валентин! — он остановился, я тоже. — Так вы что, просто посмотреть на эти камеры меня позвали?
— Что-то типа того… — он задумался. — Но не совсем. Есть у меня один вопрос, на который, наверное, только ты сможешь ответить.
— Задавайте, — я пожал плечами. — Мне особо нечего скрывать.
— Это хорошо, — Валентин одобрительно кивнул. — Тогда скажи, почему ты мне признался? Два месяца ты успешно скрывал это… хм… обстоятельство, хотя какие-то намеки были… не отрицай! Опросник не просто так появился.
— Да я и не отрицаю, — буркнул я. — Думаю, я столько намеков оставил, кто угодно догадается, что дело нечисто. Вы, правда, меня шпионом назначили… наверное, уже полковником себя видели? За поимку особо опасного агента «Моссада» или Ми-6?
— За такое полковника не дают, — мрачно ответил он. — Этих агентов… если за всех очередные звания давать, весь комитет из генералиссимусов состоял бы. Но да, и это глупо отрицать — первым делом я подумал о том, что ты агент разведки наших оппонентов, хотя так и не понял, зачем им потребовалось посылать такого сопляка к Михал Сергеичу. Даже начал… как это сказать… оперативную разработку. Правда, быстро прикрыл, во избежание… но кое-что накопать успел. Так почему признался-то?
***
Вопрос был с очевидным подвохом. Признаваться, что я просто скинул на них миссию по спасению страны? Нет, это слишком просто. Из меня вытянут все сведения, а потом отправят гулять подобру-поздорову. В принципе, меня этот вариант устраивал почти полностью, хотя я лишался доступа к тем, кто занимается будущим, а сам переходил в разряд обывателей. Нынешнее же положение меня устраивало, пусть и с оговорками — всё же периодически попадать под раздачу оказалось больно и обидно. Но я считал это платой за близость к верхушке Страны Советов, причем платой не слишком большой, и готов был её платить.
Поэтому свой ответ я начал очень издалека.
— Знаете, Валентин… вот вы сейчас упомянули безнаказанность. В будущем именно она приведет к самому настоящему беспределу… зеки на зонах, кажется, и сейчас это слово употребляют. Не слышали, случаем? Знаете, что оно означает?
— Не слышал, но догадываюсь, — кивнул он. — Нарушение процессуальных норм и прочих законодательных актов?
— Примерное, но достаточно точное определение, — сказал я. — В общем, вот эти ребята творят самый натуральный беспредел, причем без особой пользы для себя, и нарываются на ответный удар. Потом они начнут мстить, ситуация выйдет из-под контроля быстро… ведь если закона нет, то всё позволено? Впрочем, в каком-то смысле они и раньше что-то подобное практиковали, уж я-то это на собственной шкурке прочувствовал. Я не знаю, как в такой ситуации правильно действовать… Но вообще могу сказать, что про беспредел я знаю побольше вашего, уж поверьте… мы про девяностые ещё не разговаривали, но вот там-то как раз беспредел проявился во всей красе. И начался он с легонького такого игнорирования закона. Сначала отдельными представителями общества и власти, потом отдельными представителями милиции и гэбе. А как все сразу начали закон игнорировать — беспредел и наступил. Такой дикий запад из американских вестернов, у кого револьвер — тот и прав.
— Всё было так плохо? — угрюмо спросил Ваентин.
— Ну как вам сказать… — поморщился я и решил всё же вывалить свой козырь. — Скажите, Валентин, вы же, наверное, пробили по своим базам и моих родителей, и родителей Аллы?
Он немного поколебался, но всё-таки кивнул.
— Да, но это стандартные мероприятия, со всеми проводятся, кто наш интерес вызывает. Жаль девочку твою… но рак это рак…
— Жаль… но тут люди пока бессильны, — согласился я. — Мы с вами про СПИД говорили… так вот, про рак могу то же самое сказать — таблетки и через сорок лет не появилось, все силы ученых ушли в создание средства для повышения потенции.
Он усмехнулся.
— Серьезно? И как?
— Понятия не имею, не пробовал, — отбился я. — Вроде бы это был побочный эффект при исследовании лекарства от гипертонии, но тут могу рассуждать только умозрительно… Но мы отвлеклись, я про другое хотел спросить. Вы же и про отца Аллы всё узнали?
— Ну да, — ответил он с явным непониманием, к чему я веду. — Уважаемый человек, инженер-конструктор, орденоносец, БАМ для страны строит…
— Вот-вот, уважаемый и для страны. А лет через пятнадцать идейные наследники ребят, которых мы с вами можем посадить вон туда, — я мотнул головой назад, в сторону камер, — вывезут его в лес вместе со второй женой и там запытают до смерти. Жену будут насиловать на его глазах, чтобы морально сломать… А всё потому, что он был мэром какого-то всеми забытого бамовского городка и не стал подписывать некие бумаги по передаче чего-то там кому надо, чтобы этот кому надо стал ещё чуточку богаче. Вот это беспредел. А то, что я, вы или мы вместе можем сделать с Лёхой и Михаилом — так, баловство. Я не слишком протестую против очевидного беззакония лишь потому, что несколько ночей в этом сумрачном месте могут предотвратить более страшную трагедию. Так что если возьметесь их ломать, то я с вами. Может, без особого удовольствия, но этого обычно и не требуют.
— Да, не требуют… — пробормотал Валентин. — А про отца Аллы это точная информация?
— Точная, но тогда таких случаев было много, честно говоря, — признался я. — Конечно, чаще всё оставалось на местном уровне. Один бизнесмен послал бойцов, и те забили битами депутата горсовета, который выступал против строительства жилищного комплекса в водоохранной зоне… Директора завода выкинули из окна двенадцатого этажа, потому что он был против приватизации предприятия… примеров полно. Но я не помню фамилий ни бизнесменов, ни депутатов или директоров. Могу подсказать, кто миллиардером стал, но они сейчас либо в школе учатся, либо крепят мощь Страны Советов. Отца Аллы я только по фото узнал, мне его в первый день показали, как я к ней переехал, оно у нас во всех газетах было, вот и осталось в памяти.
Валентин недовольно покрутил головой.
— Значит, вот какие ставки… — проговорил он. — Ты после этого решил мне открыться?
— Нет… — я помотал головой. — Всё сложнее. Намного сложнее. Со спасением будущего тестя, думаю, я как-нибудь и сам справился бы… Просто в какой-то момент я понял, что спасать надо не отдельных людей, а всю страну… Вы просто не представляете, в каком времени и в какой стране вам повезло жить… Мне тоже повезло, но потом я досыта нахлебался всякого дерьма. Во второй раз, наверное, было бы полегче, человек ко всему привыкает. Но я увидел шанс избежать этого рациона — и решил им воспользоваться.
— То есть спихнул всё на нас с Михал Сергеичем?
— Типа того, — этого гэбешника на мякине не проведешь. — Но в целом я готов поучаствовать, хотя бог знает, сможет ли студент-первокурсник играть на равных с людьми вашего уровня.
— Ты не совсем студент, — напомнил Валентин.
— Не совсем, согласен. Но в таксисты идут неудачники… вот я там и был — неудачником. А с этого пути сойти чуть ли не сложнее, чем страну в нужном направлении развернуть. Но я пытаюсь… Кстати, Валентин, откровенность за откровенность. Подкидывая в багажник «Победы» винтовку, вы чего добивались?
***
Мой вопрос, кажется, ничуть его не удивил. Валентин лишь слегка улыбнулся, как бы показывая несерьезность поднятой мною темы.
— Ты про СВД-38? [2]
— Понятия не имею, как она называется. Большая, с оптикой и с глушителем. Патроны в пачке отдельно.
— Она. Патроны и в обойме были. И о чём ты подумал, когда ты её увидел? Помнится, у тебя имелся интерес ко всякого рода стреляющим игрушкам.
Это он так тактично обозвал мою просьбу выдать пистолет, когда нам с Аллой сообщили, что по нашу душу в Москву едет Чикатило.
— Какие мысли, какие мысли… простые мысли, — буркнул я. — Уж дважды два я складывать умею. Сначала деревня с дачей Горбачева на прицельной дальности, потом винтовка и машина на ходу… Если бы со мной не было Аллы… Наверное, сел бы в «Победу» и поехал в эту вашу Никифоровку, чтобы изменить ход истории.
— Но Алла была с тобой? — уточнил Валентин, словно для него это было открытием.
— Да, случайно предложил ей прокатиться, не хотелось одному тащиться, всё-таки не ближний свет.
— Видишь, как счастливые случайности определяют нашу судьбу, — наставительно произнес Валентин. — А если бы ты был без Аллы, у тебя бы получилось?
— Кто знает?.. — спросил я. — Я, конечно, не снайпер высшего разряда…
— Квалификации.
— Что?
— Разряд бывает у токарей, которые на станках работают, — объяснил Валентин. — А у снайперов — квалификация.
— А… ну хорошо. В общем, я не он. Но несколько раз стрелял из винтовок, в том числе и с оптическим прицелом, с ним легче и намного. Так что, думаю, справился бы. Или нет… тут такое дело, не попробуешь — не узнаешь.
Валентин немного помолчал.
— И рука бы не дрогнула нажать на курок? — уточнил он сухо.
— Опять же понятия не имею, — честно признался я. — С Чикатило дрогнула, например… а он, по моим меркам, куда хуже Горбачева, хотя и тот далеко не ангел. Этим парням, — я указал на двери в камеры, — ничего не повредил слишком сильно. Говорил же — добрый я. Иногда слишком. Но проверять, как оно там, в Никифоровке прошло бы, не хочу.
— И не надо, — сказал Валентин. — Ладно, забудь об этом. Некоторые вещи надо просто забыть.
— Я не понимаю… — растерянно признался я.
— Да уж, это тебе не химия с физикой, — улыбнулся он. — На самом деле всё просто. Это была проверка. И папка с фамилиями — тоже проверка. Результат не скажу, даже не спрашивай.
— Почему?
— А так не интересно, — сказал Валентин и задорно рассмеялся. — Ладно, пошли, в час мы уже не уложились, но, думаю, нас простят.
[1] если кто не знает, в повести «Побег из Шоушенка» герой по кличке Рэд был белым ирландцем. В фильме Фрэнка Дарабонта этого персонажа сыграл Морган Фримен (правда, он ни разу не губастый, но негр).
[2] Самозарядная винтовка Токарева образца 1938 года, предшественница СВТ-40. Выпускалась достаточно массово, энтузиасты насчитали для обеих модификация чуть ли не 1,6 млн штук.