— Мы уйдем из твоего дома! Завтра утром. Хотя нет… Мы уйдем сейчас же! — на последних словах раздается скрежет отодвигаемой мебели, словно кто-то резко вскочил со стула. И тут же слышится непонятный шум. Стуки, хлопки, шарканье, рычание — какофония этих звуков напоминает потасовку.
Из меня вырывается стон.
Он спятил?
После долго дня и бессонной ночи я едва жива. Глаза закрываются — хоть спички вставляй! Думала, дождусь прихода целительницы, она меня немного подлечит, и я отрублюсь!
А этот изверг планирует наш уход?
И дело даже не столько в усталости и не в том, что моего мнения никто не спросил, хотя это, мягко говоря, неприемлимо.
Главное, мне до жути не хочется оставаться с ним наедине! Это как уединиться с озабоченным и буйно помешанным, давно не принимавшим успокоительных. Ни одна девушка с функционирующим инстинктом самосохранения на такое не решится!
— Даже не мечтай, — рычит Старший Вейзер. — Ариану с тобой никуда не отпущу.
После его слов меня немного отпускает.
Вселенная меня все-таки любит.
Иногда.
— Не отпустишь? С собственным мужем? Ты знаешь лучше меня, что не имеешь права влезать в дела нашей пары! — чеканит псих, и Харальд насмешливо парирует:
— Во-первых, чтобы стать с Арианой настоящей парой, ты еще должен хорошенько постараться. На данный момент у вас отсутствует связь. От пары одно название. А во-вторых, на правах старшего я приказываю тебе оставаться в замке. Игры закончились, Ринхар. Ты обязан мне подчиниться и тебе это известно.
Ожидаю в ответ новую порцию ехидства, но ее нет.
Вместо того, чтобы ерничать, «муж» молчит, и своим молчанием будто подтверждает только что сказанное.
Будто он действительно обязан подчиниться.
Чуть меняю позу затекшего тела. Сижу на карачках, опираясь локтями на звериную шкуру — так ближе к полу и лучше слышно, но кроме тишины ничего слухач не транслирует.
Я что-то явно упускаю в семейной картинке.
Почему младший обязан подчиниться?
Вновь раздается голос «мужа», но я больше не узнаю в этих потерянных, беспомощных интонациях самоуверенного, властного нарцисса:
— Я не знаю, что делать, Хар. Она меня изводит. Комкает мои попытки сблизиться с ней, как грязную тряпку, и выкидывает в выгребную яму. Думал, раз не хочет по-хорошему, пусть будет по-плохому. Но с ней и по-плохому не работает. Кремень, а не дева. Каленая сталь. Ее не продавить. Не прогнуть. Никак.
— А что ты хотел? В вашу первую встречу ты напал на нее и напугал до полусмерти. На второй — против воли захапал в жены. Думал, что после такого улыбнешься разок боевому магу и она сразу оттает?
— Ты умеешь утешать, как никто, Хар, — бормочет «муж». — После твоего утешения хоть в петлю лезь.
— За правду извиняться не собираюсь. Ты забыл, с кем имеешь дело, Ринх. Ариана тебе не наивная, деревенская ромашка. Ее не взять на таран и не ослепить ярким оперением.
— Ладно, можешь не продолжать, я понял. Мы скверно начали. Прямо-таки отвратительно. Что дальше? Как мне изменить ее мнение о себе?
— Хочешь понравиться — учись о ней заботиться. Бережно. Терпеливо. Наблюдай за ней, чтобы узнать получше. Делай приятное. Помогай в трудностях…
В такт этим словам сердце начинает биться бойчее, будто живительную воду пью. И в то же время становится горько.
Почему мне достался Ринхар, а не Харальд?!
Это к старшему Вейзеру меня тянет неудержимо. Это с ним мне хочется быть рядом, а не с безумцем, возомнившим себя моей парой!
— Я пытался, Хар, но… Демоны! Так только хуже. Она не проявляет ни малейшего уважения! Спорит, дерзит, отталкивает. Это бесит до жути! Охота сжать ей горло и взять ее силой. Лишь бы покорилась.
— Пытался?! — глухо усмехается Харальд. — О, боги! Сегодняшний день ты называешь «пытался»?! Наберись терпения, если собираешься установить связь с женой! И пытайся лучше!
Снова молчание. Звук шагов.
— Я тебе говорил, Ринх. Ты не готов к отношениям. Тебе нужно пройти обучение в Межгории…
— Снова заладил! — в бешенстве вскрикивает «муж». — Межгория, Вальдемар, самодисциплина… Я уже достаточно зрелый и без твоего Вальдемара!
— Ну раз зрелый, значит, понимаешь текущий расклад, — чеканит Харальд. — Если мне придется выбирать между спасением невинной души и твоей жизнью, моя рука не дрогнет. Не посмотрю, что мы братья.
Шелест быстрых шагов и стук закрываемой двери.
Через пару минут дверь снова стучит.
Кажется, оба вышли куда-то из комнаты.
Суровый братский разговор закончен. Однако с его окончанием вопросов и поводов для тревоги стало еще больше.
Вынимаю из уха слухач, аккуратно отправляю его в свой холстяной вещмешок, а сама поднимаюсь со шкуры и взбираюсь на кровать, застеленную нежнейшим, прохладным шелком. Снова раскидываюсь звездочкой — чтобы воспаленная поверхность внутренних бедер не соприкасалась — и громко зеваю.
Итак, подытожим.
Мне грозит опасность от собственного «мужа», против которого моя огненная магия бессильна. Это раз.
Ринхар вынужден иногда слушаться брата. Это два.
В супружеские отношения в их семье вторгаться не принято. Это три. Есть какое-то обучение в Межгории, куда было бы неплохо выставить Ринхара. Это четыре.
Силюсь найти выход, лазейку из ситуации. В голове сгущаются мысли, эмоции плавятся в густой туман. Вот только вместо того, чтобы прийти к вразумительным выводам, я безответственно проваливаюсь в сон.
Правда, совсем ненадолго, потому что меня тут же начинают тормошить:
— Перевернись-ка на другой бок, миленькая… Охохонюшки! Кто же тебя так? Ой, худо дело, худо… Ну-ка, посмотрим…
Сначала я мычу, пытаясь отогнать приставучие руки, отбирающие меня у сна, а потом понимаю: это же целительница, которую я ждала!
Честно пытаюсь разомкнуть веки, но сделать это не получается сразу. Будто чугун припаян вместо ресниц.
— Мм… Так-так. Ну и рана! Совсем как у кузнеца Михкеля в том году. Тот тогда чуть не помер после царапины. Ты, миленькая, тоже не из простых. Как он, крепко цепляешься за жизнь.
Слово за словом, под скрипучее бормотание женщины окончательно выплываю из дремы.
Когда удается открыть глаза, вижу перед собой крохотную старушку, аккуратную и морщинистую, как высохшее яблочко.
При неярком свете керосиновой лампы она роется во вместительно й холщовой суме. Подслеповато щурится, поднося к глазам то один, то другой мешочек с сушеными снадобьями. Осматривает, нюхает, перебирает тонкими пальцами, недовольно бормоча:
— Не то… Опять не то…
— Так что случилось с Михкелем? — уточняю. — С кузнецом?
— Его цапнул барс своими когтями… Опять не то. Где же эта трава?.. Все вокруг думали, что раз когтями по плечу, то ничего серьезного. А нет. Рана раздулась вдвое прежнего, совсем как у тебя. Кузнец слег на несколько недель.
— Странно, что барс его только цапнул, а добивать не стал, — произношу задумчиво.
— Может, и добил бы. Да только Михкель в речку сиганул с обрыва… Тем и спасся. Но главное в его истории не то, что он выжил после царапины, очень уж похожей на твою.
— А что может быть важнее? — растерянно моргаю.
— Потом его оборотень покусал, — скрипуче отвечает старушка. — Не насмерть, миленькая, нет. Видно, нашему красавцу Михкелю самка попалась, искавшая себе самца среди людей. Вот и куснула легонько. Самое интересное, что после того укуса кузнец так и не обратился. Хотя честно просидел в клетке целых два месяца и пережил два полнолуния взаперти.
О клетках для укушенных я уже слышала в академии.
Когда человека кусал оборотень, его иногда сажали в клетку из особо крепкого сплава. Деревенские жители устраивали за пленником круглосуточное наблюдение. Когда в полнолуние начиналось первое обращение, покусанного убивали.
Почему не убивали сразу?
Считалось, что до первого обращения он остается человеком. А брать на душу грех душегубства люди боялись.
— Как такое возможно, бабушка? — спрашиваю ошарашенно. — Укус ведь неизбежно приводит к обращению!
— У Михкеля после первой царапины вроде как невосприимчивость к яду появилась. Среди местных ходили слухи, будто здешние барсы свои когти обгрызают. От этой грызни на когтях отрава остается, совсем чуть-чуть. Организм, видать, к яду привык, переработал. Потому и не обратился от укуса.
— Понятно, — тяну задумчиво.
Мысли крутятся слаженно, как шестеренки.
Неужели я, как незнакомый кузнец по имени Михкель, получила иммунитет от яда оборотней?
То есть меня теперь может кусать перевертыш, а я как была человеком, так им и останусь?
Так и подмывает проверить свою теорию — благо оборотень под рукой есть. Однако может оказаться, что в случае Михкеля были другие составляющие, которых в моем случае не оказалось.
Например, кузнеца мог поцарапать оборотень с ипостасью одного барса. А меня когтями ранил универсал. Волко-барсо-дракон. Одно единственное различие может привести к трагическим последствиям.
Нет. Лучше забыть об этом и больше не вспоминать.
А то напроверяю на свою голову обращение!