Битый час пытаюсь втолковать старичку, что никаких монет у меня с собой нет, что заказ делал другой человек, а я лишь посидела рядом с заказчиком, даже напиток не пригубила.
Мои доводы на хозяина не действуют.
— Нет денег — плати по-другому! — темный, жадный взгляд спускается мне на грудь, а затем небрежным кивком он приглашает меня в ту часть помещения, что отделана от главного зала белой занавеской. Занавеска так плотно натянута, что с первого взгляда и не отличишь от стены.
Коротко выдыхаю.
Все, приехали.
От меня требуют расплатиться натурой за не выпитую чашку кофе, которую я даже не заказывала.
Предлагаю:
— Я заплачу вам монетами. Просто мне надо сходить за ними домой.
— Домой, конечно! — хмыкает старик, неприятно гримасничая. — Держишь за дурака! С юнцами твои приемчики прокатывали, а меня не обманешь! Пока не заплатишь, никуда не уйдешь.
— Вы можете меня сопровождать, чтобы я не убежала.
— Знаем мы таких шустрых! При первой возможности дашь деру!
— Послушайте, я не могу вам заплатить сейчас, но возможно вы знаете, как зовут знатного господина, с которым я здесь беседовала? У него очень много денег! Обратитесь к нему!
— Не знаю его и знать не желаю! Хватить болтать! Плати! — и снова кивок в сторону занавески.
Приходится с сожалением признать, что добропорядочным клиентом уйти отсюда не получится.
Быстренько сканирую помещение, чтобы как следует запомнить местонахождение мебели. Отмечаю несимметричное расположение светлых столов, зигзагообразный проход к единственной двери, табуретку, стоящую на пути. Закрываю глаза и мысленно заполняю окружающее пространство по памяти.
Все, кажется, запомнила.
Сразу после этого скороговоркой произношу заклинание, вызывающее дымовую завесу.
За долю секунды помещение заполняет плотный, пепельно-серый туман, и я беззвучно ныряю под стол. Дед, быстро смекнув, что к чему, обзывает меня ведьмой, ругается, пыхтит и размахивает руками в попытке меня поймать. Его движений, конечно, не вижу, зато слышу звон бьющейся посуды и шлепков по скамье.
Я тем временем бесшумно выползаю с другой стороны и, аккуратно лавируя между столами, бросаюсь к выходу.
Повезло, что не скрипят половицы, позволяя скользить по полу тише ужа.
Осторожно открываю входную дверь, переступаю за порог и… правой стороной тела впечатываюсь в невидимую стену!
От неожиданности вскрикиваю, и видно, тем самым выдаю, где я нахожусь. Через несколько мгновений меня хватают за локоть старческие пальцы, неожиданно цепкие и сильные, как крюки.
Вот же дед попался настырный! Никак не угомонится!
Всего лишь один прием ближнего боя из тех, что сотню раз отрабатывала с Клеем, — и старик обездвиженный валится на пол, а я пячусь от него подальше. Я надавила на специальные точки, чтобы лишить сознания, но из-за тумана могла промазать. А значит, есть шанс, что противник уже очнулся, поднялся и вслушивается в тишину, подкрадываясь все ближе.
Через несколько минут дымовая завеса рассеивается, открывая неприглядную картинку. На темных досках, среди белых черепков лежит поверженный дед. Руки-ноги раскинуты, а под левым плечом у него растеклась влага, пропитавшая ярко-красным пятном белоснежный бишт.
При виде крови сердце ухает в пятки. Кидаюсь к старику, испуганная до чертиков. Что, если только здоровяку Клею мои броски были нипочем, а старик ударился затылком об пол и сразу помер?
К счастью, быстро нащупываю на запястье его пульс, медленный, но ровный, как маятник, и немного успокаиваюсь. Жив! Переворачиваю его на живот. Из левого трицепса торчит крупный осколок — вот откуда кровь.
И снова сердце ухает в пятки.
А вдруг артерия задета?
Да что же за невезение такое?!
Вытаскиваю осколок, и тут же успокаиваюсь. Кровь сочится слабо, значит вены-артерии целые.
С трудом отрываю широкую полосу от белого подола и наспех перевязываю куском ткани рану.
Теперь, когда пострадавший перевязан и ему не грозит смерть от кровопотери, я оглядываюсь.
В дальнем углу замечаю швабру, сметаю черепки в кучу, чтобы случайно не порезаться — у моих кожаных полусапожек подошва не толще картонки. Затем сажусь на сиденье и, облокотившись об стол, обхватываю голову руками. Пытаюсь продышаться, чтобы трезво обдумать ситуацию.
Однако успокоиться не получается.
Картинки, генерируемые моей богатой фантазией, одна другой хуже.
Я заперта в кофейне. Если сюда нагрянет случайный клиент, то заметит окровавленное тело и поднимет шум. Привести меня к судье не смогут — заклинание проклятого Ринхара не позволит. Так что в духе этого мира меня линчуют прямо здесь, на месте.
Даже если закрыть дверь или спрятать хозяина за занавеску и представиться новой служанкой, это будет кратковременным решением, потому что я не смогу бесконечно удерживать старика без сознания.
Долго ли я предаюсь своим невеселым размышлениям, понятия не имею. Но, в конце концов, реальность совершенно не оправдывает мои пессимистичные ожидания.
К кофейне с шумом подъезжает упряжка лошадей. Заслышав цокот по мостовой, с тревогой липну к окну.
Неужели очередной клиент?
При виде знакомых гнедых лошадок и золоченого вензеля на темной карете, у меня отлегает от сердца.
Вейзеры.
Первым из экипажа выходит Харальд, сердитый, как черт. При виде него в груди рождаются двоякие чувства. Я все еще не простила, что он разболтал брату про мою любовь к кофе, но в то же время испытываю облегчение. Раз уж он здесь, меня теперь точно не линчуют местные граждане!
Вторым пассажиром оказывается Ринхар. Его угрюмое лицо и общая помятость совершенно не сочетается с нарядным одеянием.
Оба заходят в кофейню. При виде осколков, окровавленного старика, лежащего на полу, Харальд поджимает рот, охаживает брата коротким, злым взглядом, и тот мрачнеет еще больше.
Чтобы не тянуть резину, сама все рассказываю, всхлипывая и сморкаясь в носовой платок, который я себе сделала из кусочка белой занавески. Объясняю, как Ринхар меня бросил, не заплатив. Как ограничил передвижение периметром этого помещения. Как старик требовал от меня расплатиться натурой и мне пришлось немножко его покалечить.
После моего доклада Харальд буквально выплевывает в Ринхара:
— Ты задолжал жене извинения.
— Мужчина не извиняется перед женщиной, — муж кривит губы. — Это она должна извиниться, что осмелилась мне перечить…
— Глупый мальчишка! — чеканит Харальд. — Ты уступишь своей королеве, и она сделает для тебя то же самое. Это и есть отношения! Верно, Ариана? — лорд Вейзер обращается ко мне, втягивая меня в разговор, который час назад я считала завершенным.
На слова деверя я киваю.
В теории его слова верны.
Вот только теория отличается от моей реальности так же, как оборотень универсал от нормального волка.
— Я извинюсь, — Ринхар исподлобья бросает взгляд то на старшего брата, то на меня, забившуюся в угол старой кофейни. — Но лишь потому, что чту наши традиции. Ты мой Старший. И я обязан тебе подчиниться…
Он подходит ко мне, садится на ту же скамью и накрывает тяжелой ладонью мое заживающее запястье, от чего я с трудом сдерживаю стон.
— Прости меня, Ана! Прости, что был недостаточно строг с тобой ранее. Я избаловал тебя вседозволенностью, но теперь я это исправлю.