Подсаживаюсь к нему вплотную, как вдруг у меня сбивается дыхание. Еще несколько сантиметров — и упрусь коленями в мускулистые икры. Воздух мигом уплотняется, пропитывается остро-сладкими флюидами.
Мне казалось, я смогу дразнить его своей недоступностью, а теперь неизвестно кто кого будет дразнить. Стараюсь выровнять дыхание, отсчитываю «раз, два, три — выдох», но когда опять встречаюсь с его темными глазами, то все цифры вылетают из головы и дыхание снова рвется.
Оборотень всматривается в мое лицо, ниже шеи по-честному не смотрит, однако таких голодных взглядов не получишь от друга. Меня будто током прошибает с головы до пят, так что самоконтроль мигом выходит из строя и, бесполезный, на цыпочках скользит к двери, тихо нашептывая: «Ну вы тут сами как-нибудь, без меня!»
Наверно, стоит попробовать выбраться из этого состояния, отвернувшись или скатившись с кровати или себя ущипнув… Но вместо этого сижу неподвижно и все глубже утопаю в бездонных, темных глазах.
Мужчина произносит:
— Ты обычно смелая до безрассудства. Только в отношениях все по-другому. Много вопросов в твоей головке, — Харальд вдруг легонько касается правой скулы, — которые задать не решаешься даже себе, потому что боишься ответов.
Пожимаю плечами с деланным безразличием, хотя в реальности пытаюсь справиться с нахлынувшими эмоциями. Спрашиваю:
— Что-нибудь добавишь?
— Ты все время напряжена и готова к удару, будто мы на поле боя. Будто мы не команда, а противники, — он в задумчивости мотает головой. — Не пойму никак, откуда столько страха и недоверия в таком сильном, отважном сердечке?
Мне бы возразить, но каждое слово бьет в точку, и нам обоим это известно. Да, боюсь. Да, молчу. Да, держу в себе чувства и готовлюсь к удару.
Слишком глубоко засел в душе пример мамы. Она единственный раз доверилась мужчине, а потом предательство отца разрушило ее жизнь. Перемололо из сильной, целеустремленной женщины в сломленную тень от прежней себя.
И все же притяжение к Вейзеру такое мощное и обжигающе острое, что плавит инстинкт самосохранения подчистую, и я лепечу:
— Ладно, верю. Ты умеешь читать женские сердца. Но у нас проблема.
— Какая? — кажется, он снова затаил дыхание.
— Я твое сердце так прочитать не сумею. Мне надо, чтобы ты вслух сказал, что чувствуешь.
Он кивает. Молчит с минуту, открывает было рот, и… в дверь раздается громкий стук, а за ней звучит истеричный голос Таиры:
— Хозяин, хозяин! Беда! Беда!
Харальд с рычанием вскакивает с кровати, несется к выходу и рывком раскрывает дверь:
— Что?!
Таира, несчастная и заплаканная, держит перед собой, как знамя, поднятый вверх указательный палец. Красный. Произносит жалобно, с выражением:
— Вот!
— Что «вот»? — гремит Харальд, готовый взорваться в любую секунду.
— Вот, обожгла палец, — всхлипывает девочка. — Теперь болит.
Чувствуется, что мужчина находится на грани. Дышит, как паровоз и свирепо молчит. Кажется, его терпение не распространяется на выходки ревнивого подростка.
Я соскальзываю с кровати и подбегаю к девочке, аккуратненько оттесняя собой Вейзера.
— Бедная! Ты кипятком ошпарилась? — уточняю, осматривая покрасневшую кожу.
— Да, — она обиженно бурчит, поглядывая то на меня, то на лорда исподлобья.
— Тебе надо срочно опустить палец в холодную воду и как можно дольше держать его в холоде. Главное, ничем потом не мажь. Поняла?
— Поняла, — снова ворчит.
— Тогда бегом искать холодную воду! — указываю ей на лестницу, ведущую на кухню.
— А вы почем знаете? — недоверчиво спрашивает, переминаясь на месте. — Вы охотница, а не целительница.
Чуть наклонившись, чтобы опуститься на уровень ее глаз, говорю тихо, словно секретом делюсь:
— В детстве я была неловкой и, случалось, проливала кипяток на руки. Моя мама научила меня, что делать таких ситуациях. Ну же, бегом, — тормошу ее за плечо и повторяю: — И держи палец подольше в холодном, чтобы он потом волдырями не покрылся!
Таира, наконец, срывается с места и, то и дело оглядываясь, несется к лестнице. Когда ее шаги затихают вдали, Харальд закрывает массивную дверь и со вздохом произносит:
— Спасибо, Ари. Ты будешь отличной мамой для наших детей. И прекрасной женой. Самой любимой в мире.
Слова прозвучали настолько уместно и естественно, что даже спорить не хочется или переводить все в шутку.
Вот он, ответ на мой вопрос, прозвучавший с легкой заминкой.
Вот его ко мне отношение.
Сквозь небольшие оконца проходят лучи заходящего солнца, окрашивая алым отсветом кожу мужчины. Его литые мышцы, скованные напряжением, и тяжелое дыхание тянут мысли в крамольное русло.
Он оборотень, дракон — тот, кем люди пугают детей, но в то же время такой родной и по-человечески понятный, что любая дистанция с ним кажется нелепой. Стоит совсем рядом, поедает меня голодным взглядом, и на миг я будто вижу себя его глазами.
Такая хрупкая, уязвимая здесь, в его спальне, желанная до стиснутых кулаков и безумной свистопляски в груди, но согласна ли я рискнуть?
Готова ли к его любви?
На секунду замираю, прислушиваясь к себе.
Внутри нарастает желание его близости, такое мощное, нестерпимое, что отмахнуться не получается. Как снежный ком, летящий с горы, оно набирает силу, вынуждает сделать шажок навстречу. Робкий, несмелый. Но в ту же секунду оказываюсь сжатой в охапку, а его губы, обветренные, твердые, льнут к моим, заставляя всхлипнуть от полноты чувств.
В сердце разгорается ярким пламенем желание быть частью его жизни и судьбами сплестись в одну.
Вейзер, будто подслушав, тут же шепчет мне в губы:
— Моя! Теперь только моя!