Чем ближе она подходила к огневой точке, тем все больше сжималось сердечко от внутреннего напряжения. Щели амбразур, словно глаза какого-то сказочного монстра, наблюдали за ней. Она подошла к главному входу. Дверей уже не было. От них остались лишь массивные петли. Охотники за металлоломом постарались. Девушка протиснулась внутрь и прошла в полутьме извилистых коридоров в комнату, из которой была видна дорога. Деревянная массивная станина для пулемета, трубы вентиляции, толстая броневая заслонка на амбразуре, создавали впечатление мощи этого объекта, и лишь осыпавшаяся штукатурка и надписи на стенах, не всегда приличные, давали понять, что эта мощь осталась в былом. Катя посмотрела в бойницу. От реки широкими волнами быстро надвигался густой туман. На это явление природы не было и намека, когда она покидала берег реки. Этот туман вызвал у нее какой-то панический страх. Она боялась оставаться одна в этой непроглядной каше, да еще и в каком-то бункере. Еремина двинулась обратно, но споткнулась и упала, Не мудрено и упасть при таком освещении, зацепившись за кусок торчащей из пола арматуры. Ей показалось, что она на какое-то мгновение даже потеряла сознание. Когда выходила обратно, то через открытую дверь сияло солнце. Странно?! Солнце и главное дверь! Ни того, ни другого, пять минут назад не было и в помине. Пришлось прикрыть глаза рукой, чтобы так не слепило.
— Стой! Стрелять буду! — рявкнул рядом чей-то перепуганный голос. Она сфокусировала взгляд. Перед ней стоял парень в непонятной военной форме с винтовкой наперевес.
— Отставить Сидоров! Ты, что в девку решил пальнуть? — появился и второй человек, в таком же одеянии. Тут что кино снимают? — мелькнуло у нее в голове. Ни каких камер видно не было.
— Ты, что в ДОТе делала? — более строго спросил ее немолодой усатый мужчина.
— Сержант Петренко, что тут у вас происходит? — вынырнул неизвестно откуда, еще один военный. Принимая во внимание командирскую интонацию голоса и небольшое различие в форме одежды, можно было сделать вывод, что он тут самый главный, хотя по возрасту уступал другим. Розыгрыш? Скрытая камера? Что это, в конце концов? — не могла понять Еремина, что происходит на самом деле. Когда от дороги послышались еще голоса, и она увидела грузовик, который постоянно показывали в военных хрониках, она по-настоящему испугалась. Это, судя по всему, были красноармейцы, и значит, она оказалась в прошлом. Могло такое быть? Нет, конечно! Это противоречило всем законам физики. Но, не будет же «Беларусфильм» отправлять группу ряженых, чтобы разыграть приезжую москвичку? Кто она такая? И самое главное дверь в этот злополучный дот. Ее ведь не было, а теперь она висит как новенькая. Такое не подделаешь.
— Товарищ лейтенант, рядовой Сидоров обнаружил в ДОТе дiвчину, — с украинским акцентом доложил усач.
— Кто такая? Как очутилась на военном объекте? — потребовал пояснений лейтенант, еще не окрепшим мальчишеским голоском. Катя лихорадочно думала, что ответить. Ситуацию с перемещением во времени она будет анализировать потом, сейчас необходимо сказать что-то правдоподобное. По урокам истории она помнила, что в Сталинские времена особо с людьми не церемонились. Брякни она о путешествии во времени и где окажется? Страшно и подумать!
— Мы с ребятами рыбу ловили, а тут дождь начался. Я решила спрятаться в бункере, а мальчишки уехали, и бросили меня, — выдавила из себя Катя, как можно жалостливей.
— Нашла где прятаться! Это же военный объект. Рядовой Сидоров, а ты где был? Зачем сюда поставлен, если у тебя гражданские люди по объекту, словно по дому гуляют? — наскочил лейтенант на подчиненного.
— Так, ни какого дождя не было, — неуверенно стал оправдываться солдатик.
— Проспал! — пригрозил кулаком рядовому Петренко. Тот понуро опустил голову. Наверняка подобное с ним и впрямь случалось.
— А если шпиен проберется, а ты спишь? Как такому можно что-нибудь поручить? — насмехался над бойцом сержант.
— Что с дiвчиною робить будемо? — ждал Петренко дальнейших указаний.
— Документы есть? — напустил на себя строгости командир. Ну, какие у нее документы?
— Сидоров проверь, ничего она там не оставила?
Часовой метнулся внутрь дота и появился с купальником в руках. Слава Богу, что пакета не нашел! — благодарила Еремина высшие силы, представляя, сколько бы вопросов возникло у военных относительно пакета.
— Смотрю вы барышня не простая. Ногти накрашены, в ушах золотые серьги и платьице не дешевое. Явно не пролетарского происхождения.
Вот она классовая ненависть, над которой Екатерина потешалась, свысока относясь к сокурсникам из бедных семей. Воздалось, что говорится со сторицей.
— Родители чай не рабочие? — начал следствие лейтенант.
— Служащие, — призналась девушка.
— В Москве в министерстве служат. Я здесь у тетки в гостях.
— В Москве?
Услышав слово, Москва парень поправил пилотку и одернул гимнастерку.
— Значит, приезжая и документов нет?
— Так вот, товарищ лейтенант, — протянул Сидоров в его сторону находку.
— Рядовой Сидоров, что вы мне женские трусы тычете? — возмутился командир.
— Сами же сказали, чтобы я посмотрел, — пробормотал солдат. Сержант Петренко взял вещички у рядового и отдал их девушке.
— На фотоаппарат не похоже. Может, отпустим барышню? Ну и шо, что ногти накрашены? Сережки тоже, вроде как не запрещены, — явно благоволил к ней Петренко.
— Мы шо, будем сдавать ее в комендатуру? Оконфузимся по полной. Представляете, что в батальоне говорить станут? Лейтенант Володин, девок по пляжу ловит и в комендатуру свозит. Делать ему, что ли нечего? — решил по-своему надавить на начальство сержант.
— Вы тезисы товарища Сталина о классовой борьбе читали? Партия требует проявлять бдительность. Кругом замаскированный враг, — высокопарно заявил Володин.
— Как бороться с девками, я и без товарища Сталина знал. Вот тебе и классовая борьба, особо на сеновале, — издевался Петренко.
— Мы и так проявили пролетарскую бдительность и проверили даже нижнее белье. А если еще и с Москвой маху дадим, то кто-то получит по шапке, — сказал сержант и недвусмысленно посмотрел в сторону лейтенанта.
— Ну, хорошо. Можете быть свободны, — смилостивился лейтенант. Еремина негнущимися ногами зашагала в сторону шоссе. Сзади нее о чем-то спорили лейтенант и Петренко.
— Постойте! — окликнул ее Володин. У девушки оборвалось все внутри. Все, пропала!
— Мы можем вас подбросить до города, — вместо слов об аресте предложил командир Красной Армии. Отказаться было нельзя. Молодой начальник вместо того, чтобы занять место в кабине грузовика залез в кузов и протянул руку москвичке. Петренко смахнул пыль с лавки, и Еремина устроилась между сержантом и Володиным. Полуторка затарахтела мотором и не спеша вырулила на шоссейную дорогу. Сказать, что девушка была в шоке, это ничего не сказать. Оказаться неизвестно в каком году, это еще то приключение. То, что это Советский Союз раннего периода понятно, если уходить от разговоров на политические темы, то продержаться можно, но отсутствие документов и денег очень осложняли ее положение.
— Как вас зовут? — не стал играть в молчанку молодой военный.
— Катя, — представилась она.
— Лейтенант Володин, можно просто Сережа. Вы Катя, на меня не обижайтесь. Сейчас время такое. Надо быть идеологически подкованным и следить за политической обстановкой в мире. Международный империализм во главе…,- начал урок политпросвещения красный командир, но едкое замечание Петренко остудило его пыл.
— Товарищ лейтенант, что вы, в самом деле? Мы же не на митинге. Поговорили бы о чем-то другом.
— Вот так всегда! Пожалуюсь я на вас, Петренко, нашему политруку. Дремучий вы человек. Пусть он вас просветит немного, — возмутился Володин, но тему все же сменил.
— Вы в Москве, где живете?
Хороший вопрос, особенно если живешь в Черемушках. Что ответить?
— В Марьиной Роще, — назвала Катя район столицы, о котором знали многие, даже не москвичи.
— Слышал о таком, — кивнул парень.
— Учитесь или уже работаете?
— Учусь, в медицинском институте, — обозначила свой статус Еремина.
— И как у вас относятся к этим элементам буржуазной культуры? — посмотрел парень на ее ногти и серьги в ушах. Катерина подогнула пальцы.
— Вы комсомолка?
Эта участь ее миновала, и она ни сколько об этом не жалела.
— Я не комсомолка. Не доросла до этих высот, но стремлюсь, — назвала Катя программу «минимум» на ближайшее время. Если тут застрять, то и в партию придется вступить. Сержант, уловив сарказм в ее голосе кашлянул, а Сережа Володин все принял за чистую монету. Затем спросил о мавзолее Ленина. Была ли там Катюша? Видела ли товарища Сталина? Она ведь москвичка, а все митинги и демонстрации зачастую проходят на Красной площади. Еремина изворачивалась, как уж на сковородке, чтобы отвести от себя любые подозрения. Так, как она врала этому молоденькому лейтенанту, она не врала даже своим педагогам в институте. Девушка только и думала, что скорее бы они приехали, чтобы проститься с докучливым военным. Когда грузовик въехал в черту города Катя, поняла, что ее приключения только начинаются. По внешнему виду военных и направленности вопросов Сережи, девушка догадывалась, что очутилась в тридцатых годах двадцатого века, но в каком конкретно еще не разобралась. Полоцк начала 20 века и 1995 имели огромные отличия. По сути, тот Полоцк можно было назвать большой деревней. Наряду с кирпичными постройками здесь основную массу территории занимали деревянные срубы. Если центральные улицы имели твердое покрытие, то все второстепенные дороги были грунтовыми. Для глаз Кати все выглядело очень убого. Полуторка притормозила возле центральной площади. Девушка поняла, что ей надо выходить. Вот весь вопрос куда? Сержант заметил ее замешательство, но расценил его по- своему.
— Товарищ лейтенант, вы бы проводили девушку.
Володин бы и сам был не против провести время с красивой москвичкой, но как это сделать он не знал.
— Но нам еще на склад попасть надо, — придумал он не существующую проблему, стесняясь воспользоваться предложением Петренко.
— Какой склад в субботу? У начальника склада выходные, а без него никто ничего не выдаст. В лучшем случае надо будет туда ехать в понедельник. Так, что у вас два дня в запасе. В батальоне, тоже никого, — тонко намекал сержант, что парень смело, может поухаживать за девушкой, и никто его искать не станет.
— Ну, смотри мне Петренко, чтобы в подразделении все было в ажуре! — пригрозил Володин пальцем своему подчиненному и спрыгнул с борта грузовика, чтобы подхватить Екатерину. Сержант только улыбнулся. Машина уехала, и они остались на дороге вдвоем.
— И где вы живете? Разрешите, я вас провожу домой?
— Чего туда спешить? Тетка у меня в суточном дежурстве в больнице. Может, просто погуляем? — выкрутилась Катя. Куда она поведет военного? Хорошо, что узнала от сержанта, какой сегодня день недели. Еще бы месяц и год узнать. Парень был в восторге от предложения знакомой. Он даже такого и не ожидал.
— Я в Полоцке впервые, так что жду ваших предложений, — отдала она инициативу в руки командиру Красной Армии. Он был рад стараться. Культурная программа была насыщенной. В городском парке потанцевали под звуки духового оркестра, городской пожарной команды. Кате пришлось освежить в памяти уроки танцев относящихся к вальсу. На своем выпускном она танцевала его. Здесь это был самый популярный танец. Сережка, как партнер не чета Виктору. Неуклюж и стеснителен. Полоцкие девчата косо посматривали на неизвестно откуда взявшуюся модницу, в красивом шелковом платьице. Местная легкая промышленность предпочитала в своих изделиях использовать ситец. Даже платья не из столь дорогого материала, выглядели достаточно мило, в сочетании с белыми носочками на ногах представителей слабого пола. Военных на танцевальной площадке хватало, но в основном это были рядовые. Кате посчастливилось очаровать младшего офицера, поэтому в ее сторону и бросали завистливые взгляды потенциальные конкурентки. Для Ереминой все происходящее смахивало на кадры какой-то художественной киноленты довоенного периода. Косички, платочки, носочки, оркестр играющий вальс «На сопках Манчжурии». Неужели это все происходит с ней? Когда же закончится этот сон? Потом они ели мороженное, с неповторимым вкусом фисташки. Она такого никогда в своей жизни не пробовала. Катя как могла, оттягивала момент, когда настанет время прощаться. Парень украдкой доставал из кармана часы-луковицу и посматривал на время. Ей не куда было спешить, она наслаждалась жизнью, пока это было возможно. Покатались на качелях, и Сережа пригласил ее в кино. Вот тут для Кати наступило прозрение. Не от вида дома, который претендовал на звание кинотеатра, а от афиши на его стене. Вернее даже не самой афиши, а дате, которая стояла под ней. Суббота 21 июня 1941 года. У Ереминой перехватило дух. Завтра начнется война! Знают ли эти улыбчивые люди, что их ожидает 22 июня? А, что будет с ней самой? Куда бежать, что делать?
Когда Володин безудержно смеялся над комедией «Веселые ребята», она тайком вытирала слезы с глаз. Люди всегда хотели знать будущее, но приносят ли такие знания радость? Она знала, что завтра начнется война, но ничего изменить не могла и даже сказать об этом была не в праве, ради собственной безопасности. Солнце закатилось за горизонт, и добропорядочнаядевушка давно бы попросилась домой, но Кате идти было не куда. Они устроились на лавочке на берегу Двины. Сережка рассказал все о себе. Где вырос, как попал в РККА, есть ли у него девушка. Даже под страшным секретом поведал, что они делали у законсервированного дота. Простой советский парень с запудренными пропагандой мозгами о классовой борьбе и прочих политических шаблонах. Но это даже не его вина, время было такое. Когда его круглые часики с откидной крышечкой показали полночь, он решительно засобирался в часть. Что его могло остановить? Только поцелуй девушки. Она сделала это сама. Впилась ему в губы, обхватив руками шею. Лейтенант был ошарашен таким напором. Почему так поступила? На это было две причины. Первая, не сидеть же самой на лавке до утра? Так и милиционер мог подойти и попросить документы, которых у нее не было. Вторая причина, это жалость. Сережка молодой не целованный лейтенантик, которому возможно предстоит погибнуть в предстоящей смертельной круговерти, так и не испытав, что такое девичий поцелуй. Она одарила его такой радостью, как одаривает королева своим внимание вассалов. Кстати, целоваться он не умел. Время до утра у нее еще было, чтобы заполнить этот пробел в обучении. Володин оказался прилежным учеником и даже с инициативой, если судить по его рукам, тискающим грудь Екатерины. Большего она ему все равно не позволит, но и лишать этого удовольствия не станет. От признания в любви до похода в ЗАГС их отделил гул самолетов. Такой глухой, надрывный. Явно летели груженные. Девушка даже знала кто. Сергей снова достал часики. Начало пятого.
— Учения что ли? — недоумевал Сергей.
— Летят от границы, — тут же он сам засомневался в своих словах.
— Это не наши, — уверенно ответила Еремина.
— Вы, что в самолетах разбираетесь?
— Возле нас Тушино. Мы всегда бываем на авиационных представлениях. Это немецкие самолеты.
Аргумент с Тушино прошел.
— Провокация? — последовала следующая версия.
— Нет, Сережа, это война! — с такой уверенностью в голосе произнесла девушка, что он больше и не переспрашивал. Володин сорвался с места и побежал к расположению части.
Полоцк не бомбили. Здесь не было больших воинских частей. Немцы наверняка хотели сохранить для себя этот транспортный узел. Утром город ожил. Люди собирались группами и переговаривались, озираясь по сторонам. Уличные динамики сообщили, что в полдень выйдет важное правительственное сообщение. К двенадцати часам у всех динамиков города собрались толпы горожан. То, что она когда-то слышала по телевизору, теперь Катя слушала собственными ушами. Молотов обращался к советскому народу, сообщая о начале войны. Эти слова, звучащие из радиоточки, застывшие суровые лица людей, вся атмосфера заставляла, чтобы мурашки бегали по коже. Если рабочие и колхозники пытались осмыслить услышанное, то Катя упорно думала об одном, что делать? Как отсюда бежать? Первым делом отправилась на вокзал. Двухэтажное здание из красного кирпича уже было занято пассажирами. Люди толпились на перроне, ожидая хоть какого-нибудь поезда. Когда пришел скорый, Екатерина залюбовалась паровозом, который пыхал паром и шумел, словно живое существо. Для основной массы ожидающих граждан не было времени любоваться техникой. Начался настоящий штурм пассажирских вагонов. Взрослые и дети, мужчины и женщины, чемоданы, баулы, собачки, кошечки. Все смешалось. Проводники отбивались, как могли, пытаясь в первую очередь пропустить пассажиров с билетами. Несколько милиционеров взывали толпу соблюдать порядок, но призывы к разуму, оставались лишь призывами. От работников станции стало известно, что самолеты разбомбили поезд, идущий из Бреста. Такая информация лишь подливала масла в огонь. Катя поняла, что по железной дороге без денег и документов ей не уехать. Мало того, ей очень хотелось есть. Несостоявшийся шашлык остался в далеком 1995 году. Сейчас она была бы рада и краюхе хлеба. К сожалению, делиться провиантом с ней никто не собирался. С этой толчеи она выбралась в город. Полоцк, встретил ее длинными очередями в магазины и лавки. Выгребали все, керосин, соль, сахар, спички. Она попыталась попросить хлеба, но натолкнувшись на гневные высказывания в свой адрес, оставила эту затею. Так и побрела по улице голодная и не выспавшаяся. Деревянные домишки, перекошенные заборы и суетливо бегущие люди. Уставшая девушка присела на бревно, лежащее у тротуара, служившее здешним хозяйкам местом посиделок. В животе бурчало. Никогда бы не подумала, что чувство голода бывает таким ужасным. Девочка подросток набирала из колодца воду в два больших ведра. Когда она их подняла, то у Кати создалось впечатление, что девичьи ручонки вытянулись до самых колен. Красная от натуги девчонка тащила эти ведра, по одному ей известному маршруту. Еремина остановила подростка.
— Давай помогу.
— Не надо, я сама, — пыхтела горожанка.
— Давай, давай, — перехватила одно ведро москвичка. Вдвоем они нырнули в облезшие ворота одного из срубов на улице. Здесь женщина в деревянном корыте полоскала белье.
— Это кто с тобой? — строго спросила она у дочери.
— Я, Катя, — представилась Еремина.
— Мой поезд немцы разбомбили, — соврала девушка, не зная, какую легенду придумать.
— Скорый из Бреста? — не то спросила, не то просто сказала женщина. Об этой трагедии знал уже весь Полоцк. Оставалось только подтвердить. Хозяйка поменяла воду в корыте, чтобы завершить стирку.
— Городская, наверное? — поинтересовалась женщина, оценив стиль одежды и внешний вид гостьи. Катя спрятала руки за спину. И дались им всем мои ногти?
— Из Москвы. Домой от тетки возвращалась и под бомбежку попала, — на ходу сочиняла Еремина.
— Прямо из столицы? — не останавливая работу, спросила белоруска.
— Из нее самой, — вздохнула путешественница во времени.
— И куда теперь?
Хороший вопрос, на который ответа у нее пока не было.
— Не знаю, Документы в вагоне сгорели. В чем была, в том и выскочила. Пока переночую на вокзале, а там посмотрим.
Тут залаял ранее молчавший пес, и над забором появилась голова небритого мужчины.
— Ну, что Дарья, кончилась ваша власть? Придет немец и за все спросит. Всем раздаст по заслугам, — зло спросил незнакомец.
— Чему радуешься Паша? Легче тебе станет, коль фашист на нашу землю ступит? Это мы еще посмотрим, кто кого, — тоже далеко не радостным голоском ответила хозяйка.
— Я порадуюсь, когда увижу своих обидчиков с петлей на шее.
— Рано ты Советскую власть хоронишь, — не рада была женщина этому визиту.
— Не выстоят комуняки супротив германца. Кишка тонка, — противно засмеялся визитер.
— А это что у тебя за краля? — облизнулся мужик, что кот на сметану, при виде Екатерины.
— Ступал бы ты своей дорогой, а то ведь пока немца дождешься, Советская власть и к стенке поставить может, — с угрозой в голосе произнесла Дарья.
— Она только это и научилась делать, Ничего, придет и наше время, — обронил незваный гость и скрылся из вида.
— Кто это? — перепугано спросила Катя.
— Пашка Круглов. Недавно только освободился. Мерзкий тип. Такому лучше на пути не попадаться, — просветила гостью хозяйка.
— Так я пойду? — не совсем уверенно спросила Еремина. Хозяйка выкрутила белье и, бросив его в миску, протянула емкость визитерше.
— Куда ты пойдешь? Опять на вокзал? Вот там тебя и будут ждать, такие как Пашка.
Дарья пошла к бельевой веревке, а следом Катька.
— Останешься переночевать у меня. Завтра видно будет. Ты хоть ела что-нибудь? — позаботилась о гостье женщина.
— Уже два дня ничего.
Мороженное она не считала. Разве это еда? Дарья пригласила ее в хату. Здесь за большим столом устроилась все семейство, младший сын Петя, дочка Рая, Дарья и Екатерина. Не хватало только хозяина. Тот был на работе. Москвичке насыпали тарелку борща и вручили деревянную ложку. Это был самый вкусный борщ, который она когда-нибудь ела. Еремина попыталась как-то отблагодарить хозяйку за кров и старалась помочь, чем могла. Правда получалось, что она больше путалась под ногами, чем помогала. Чтобы не докучать хозяевам осталась в доме сама. Теперь можно было ознакомиться с бытом советской семьи времен Великой Отечественной войны. Знакомство она начала с большой рамки под стеклом, под которым размещались семейные фотографии различных поколений. А еще в доме присутствовал портрет Ленина. Икон не было, а Ленин был. С религией насколько помнила Екатерина из курса истории, тогда боролись, но коль в доме присутствовал портрет вождя мирового пролетариата, то, наверное, хозяин состоял членом партии. Других версий у Кати не было. Вечером Дарья предоставила ей миску с водой для умывания и указала место ночлега, на металлической кровати, с пуховой периной и большими подушками. Еремина никогда в Москве и не подумала бы, что можно мыться в миске с водой и вместо того, чтобы просто поменять нижнее белье, его придется простирнуть, чтобы потом надеть чистым. Добавив к стираным вещам на веревке и свои, она вернулась домой, где ей вручили, хоть и старую, но чистую ночную рубаху. Это конечно не комбинация, но тоже подойдет. Детвора оказалась глазастой и заметила на груди у москвички татуировку голубка, о чем долго шушукалась, смущая Катерину. После приключений в старом-новом Полоцке девушка думала, что уснет, едва коснувшись головой подушки, а нет. Пришло время проанализировать ситуацию. И как не крути, центром всех событий являлся Виктор. Эти его странные слова о продавце желаний. Он ведь так настаивал, чтобы она дала свое согласие. Но разве могут быть продавцы желаний? А попасть на 54 года назад можно? Выходило, что в этом мире нет ничего невозможного. Следующий и самый главный вопрос, насколько она здесь? За желания платили эмоциями и возможно даже жизнью. Второй вариант ей явно не подходил. И зачем она выбрала самый трудный вариант? Как можно найти себя и предел своих возможностей? По каким критериям об этом судить и кто будет это делать? Ну, например, поймет она свое предназначение в этом мире, а дальше? С этими мыслями и уснула. Разбудили выстрелы. За окном ночь, но луна светила достаточно ярко. Домочадцы приникли к окнам, прислушиваясь к происходящему за стенами дома. Дарья задернула шторки и немного взволнованным голосом приказала: «- Всем спать».
Утром, выдав детворе задания ушла. Рая возилась у плиты, пытаясь разогреть утюг, которым собиралась гладить белье. Петька подметал в доме, а Катя чистила картошку, но это у нее не очень-то получалось. Раиса, завершив с печью, пока на ней грелся утюг, подсела к москвичке, чтобы помочь с картошкой. Девочка оказалась разговорчивой. Они быстро нашли общий язык. Рае было интересно, как живут люди в Москве, а еще она хотела посмотреть на «голубка» на груди у гостьи. Эту идиллию нарушила хозяйка, вернувшаяся с улицы. Дети, ждали, что она скажет.
— Сторожа в 35 магазине убили, а сам магазин ограбили. Милиция только, что приехала. С картошкой я сама разберусь. Ты давай белье, снимай, оно уже высохло, — дала она новое задание Катюше.
— Катька, скажи, только честно. Ты сидела? — акцентировала Дарья Петровна внимание на гостье.
— Нет, — удивилась Еремина такому вопросу.
— Тогда откуда татуировка? И вещи у тебя странные. Кто ты такая?
— Студентка я. Родители у меня в министерстве работают, — не стала врать девушка.
— Из старорежимных стало быть? А я то — смотрю, что не наших кровей. Эх, столица!
В чем Дарья корила столицу, было непонятным. Может, Москва виновата, что давала возможность существовать не только пролетариату и идейным коммунистам, но и простым людям? Снова эта классовая ненависть.
— Выгоните? — догадалась Еремина.
— За кого ты меня принимаешь? — даже обиделась хозяйка.
— Народ разный бывает, и ежели мы всех будем гнать и по тюрьмам сажать, то кто страну поднимать станет? Оставайся, еды и крова на всех хватит.
Катя вышла во двор, чтобы снять белье. Собака радостно завизжал, виляя хвостом. Скрипнула калитка и к дому проследовал коренастый мужчина в форме железнодорожника. Он остановился у порога и с интересом посмотрел на городскую девушку. Мужчина нырнул в дверной проем. В срубе послышались радостные возгласы, а затем крик девчонки. Так могли кричать только от боли, но не от радости. Еремина поспешила в дом. Семейка склонилась над плачущей девочкой.
— Что случилось? — не поняла Еремина причины такого поведения Раи.
— Утюгом обожглась, — прояснила ситуацию мать. Москвичка бросила одежду на кровать.
— Дайте миску и холодной воды, — по-деловому приказала гостья. Она поливала место ожога холодной водой, при этом свободной рукой поглаживая пострадавшую по голове.
— Бинт имеется?
Как ни странно, но требуемый материал был ей предоставлен. Перебинтовать руку девчушки особого труда не составляло. Катя уловила пристальные взгляды взрослых, наблюдавших за ее умелыми действиями.
— Я в медицинском институте учусь, — поспешила она пояснить наличие профессиональных навыков.
— Кто это? — пришло время поинтересоваться главе семейства.
— Пассажирка разбомбленного скорого поезда из Бреста, — пояснила хозяйка.
— Сама из Москвы. Документы сгорели, — словно оправдывалась Дарья Петровна.
— Приняла ее у себя. Пусть поживет.
Муж по этому поводу и не возражал. Как только Рая успокоилась, хозяйка начала суетиться, собирая на стол и попутно докладывая последние новости. И без того суровое лицо Ивана Афанасьевича, именно так звали хозяина дома, все больше хмурилось.
— Дарья, уезжать тебе с детьми надо, — объявил глава семейства.
Женщина, обескураженная таким заявлением, присела на лавку.
— Чего это ты надумал? Куда уезжать?
— В эвакуацию. Сейчас об этом только и речь, — ответил Иван Афанасьевич.
— И куда же я с детьми? Тебя-то не отпустят.
— Не отпустят. Сама знаешь, где работаю. А ты поезжай. Я уже обо всем договорился. Сегодня вечером отправляют эвакуационный поезд. Я с начальником поезда договорился, и он вас пристроит, — раскрыл свои планы мужчина.
— Без тебя не поедем. Дом на кого оставим?
— Даш, ты не понимаешь. Это война. Я коммунист. Вас никто не пощадит и другого шанса у меня не будет. Я машинист и нас в любую минуту могут отправить с эшелоном вглубь страны. Каково мне будет там, если вы останетесь в Полоцке? Не ровен час, немец сюда ворвется, — приводил хозяин свои доводы.
— Типун тебе на язык! Разве Красная Армия такое позволит? — не сомневалась в мощи РККА Дарья Петровна. Наверное, муж знал немного больше, поэтому он ничего не ответил, а лишь с сожалением посмотрел на жену. Катя осмелилась вставить словечко.
— Конечно, уезжайте. Война будет долгой и жестокой. Здесь оставаться нельзя.
— Вот видишь, и гостья твоя дело говорит, — поддержал ее мужчина.
— Легко сказать. На кого я это все брошу? Столько лет добро наживала и теперь бросай?
— Дарья Петровна, о детях подумайте. Враг никого жалеть не станет. Что там враг? Такие негодяи, как этот Пашка Круглов к вам первой придут, — агитировала женщину Еремина.
— Что уже появлялся этот гаденыш? — недовольно поинтересовался железнодорожник.
— Приходил, — вздохнула она.
— Ждет, не дождется когда немец в город войдет.
— Вот видишь Даш. Уезжать надо, — настаивал муж. Женщина нервно теребила фартук.
— А четвертого места у твоего начальника поезда не будет? — спросила она, посматривая в сторону гостьи. Иван Афанасьевич понял, куда она клонит.
— Нет, Дарья, я еле за вас троих выпросил, — отрицательно ответил машинист. Проблеск надежды, вспыхнувший в душе Ереминой, погас. Не закончив трапезу, Дарья Петровна начала собирать вещи. Процесс очень ответственный. Необходимо взять в дорогу все необходимое, но так, чтобы это не было большой поклажей. В доме поднялся шум. Забегали дети, стала нервничать и сама хозяйка. Катерина вышла во двор. Следом за ней появился и Иван Афанасьевич. Он достал папироску и закурил. Было видно, что человек переживает.
— Все правильно, — остановилась возле него Катюша.
— Немцы сильно наступают?
Вопрос провокационный. Мужчина затянулся, выпустил струйку дыма и пристально посмотрел в сторону девушки.
— А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответил хозяин.
— Думаю, что да, — уверенно ответила Катя.
— А ты теперь куда? — спросил Афанасьевич.
— Не знаю, — пожала Катя плечами.
— У меня ни денег, ни документов. Кому я нужна? Где-нибудь пересижу, а там видно будет.
— Оставайся и живи, если хочешь, — кивнул он на дом.
— Я Дарье не говорил, тебе скажу. Моя бригада погонит эшелон вглубь России. Не знаю, вернусь ли обратно. Ключи оставлю. Харчи в погребе. На первый случай хватит, а там определишься сама.
— Спасибо вам! — поблагодарила москвичка за такое предложение.
В доме побыли недолго. Соседям никому о своем отъезде не говорили. Дарья Петровна провела для Кати краткий инструктаж, где хранятся продукты, где брать воду, какие кастрюли использовать. Потом присели на дорожку. Хозяйка всплакнула. Детишки тоже нервничали. Проводила их Екатерина, как родных людей. И знала то их совсем ничего, а словно родственники стали. А ведь если верить бабушке, то в Полоцке где-то жила и ее прабабка с семьей. Она особо, так глубоко не интересовалась родственными связями, а ведь такие знания могли и пригодиться. Так и осталась одна в доме. Не телевизора, ни радио! Да и какой тут телевизор, если от каждого шороха вздрагиваешь. Вон ночью сторожа убили. Так и к ней могут заявиться подобные Пашки Круглову. Из таких недовольных и получались полицаи. Она загодя решила подготовиться к ночи, чтобы потом поменьше на улицу выходить. Натаскала дров из сарая, сходила по воду. Правда, здесь не обошлось без лишних вопросов. Бдительные соседи заметили чужого человека в хате Волковых. Пришлось представляться дальней родственницей. Поверили или нет, не важно, главное, чтобы отстали. Весь день провалялась в постели, периодически выглядывая в окно на улицу, да вышла собаку покормить. Ночью город ожил. Забегали в небе лучи прожекторов и затявкали зенитки. По дороге промчался грузовик, осветивший своими фарами всю большую комнату в избе. Прошлепали чьи-то ноги в тяжелых сапогах. Мимо дома прошли какие-то женщины, которые громко разговаривали. Затем затрещали вдалеке ружейные выстрелы. Катя сидела на кровати, поджав в коленях ноги и прислушиваясь к ночным звукам. Залаял Шарик во дворе, и неизвестный посетитель постучал в окно. Она обомлела от страха. Дар речи пропал начисто. Мужской голос кликал хозяев. Катька молчала, трепеща от страха, как осина на ветру. И так практически целую ночь. Заснула под утро. Разбудил настойчивый стук в дверь. Шарик неистово лаял на незваного визитера.
— Кто там? — перепуганным голосом спросила она.
— Милиция, открывайте!
Этим попробуй, только не открой. Звякнула щеколда и Катя сделала шаг на освещенный солнцем двор. Перед ней стоял мужчина в синих галифе, белой гимнастерке и белой фуражке с голубым околышем. На поясе широкий ремень с кобурой, а через плечо перекинута портупея. Он держал в руке листы бумаги с какими-то списками. На улице напротив их дома стоял грузовик с людьми в кузове.
— Волкова Дарья? — спросил страж закона.
— Нет. Еремина Екатерина.
— Не понял? Вы кто такая?
Катька сразу же подумала на сердобольных соседок. Не иначе они сдали.
— Я их дальняя родственница из Бреста.
— Где Дарья Петровна?
— Уехала к матери в деревню, — соврала Катя.
— А ее муж, Волков Иван Афанасьевич? — не отставал милиционер.
— На работе. Он железнодорожник, — отчитывалась постоялица.
— А у вас документы имеются?
— Нет у меня документов. Сгорели в поезде. Я под бомбежку попала и еле живая осталась. Какие тут документы?
— Странненько. Надо бы уточнить вашу личность, — заинтересовался ей представитель закона.
— Петя, ты долго там? — крикнули от грузовика.
— Хозяев дома нет. Тут только гражданочка без документов. Надо бы ее проверить, — крикнул милиционер в сторону грузовика.
— Тебе, что делать не чего? Какой у нас приказ? Если никого нет дома, бери ее, — распорядились от автомобиля.
— Еремина Екатерина, согласно распоряжению районного совета Полоцка, гражданские лица привлекаются для сооружения фортификационных сооружений для защиты города. Вы подлежите мобилизации. Даю вам три минуты на сборы. С собой иметь лопату. Мы вас ждем у машины, — распорядился страж порядка.
Три минуты это много или мало? Она открыла шкаф и схватила первую попавшуюся кофточку хозяйки. В сарае нашла лопату и, закрыв дом, уже забиралась на борт полуторки. Здесь находились такие — же, как и она добровольцы. Автомобиль покатил к следующему дому. Так собрав приличное количество мобилизованных, полуторка направилась за город. Подобная машина здесь была не одна. На местности находились военные инженеры, которые в доступной форме объяснили, что необходимо делать. Копать противотанковые рвы для городской девушки показалось убийственным мероприятием. Это было не просто тяжело, а очень тяжело. Но здесь никто не роптал, понимая, что вырытый ими ров сможет остановить врага. Такого большого количества идейных людей, собранных в одном месте, она не видела никогда. Силы быстро покинули ее. На ладонях образовались мозоли. Хотелось, есть, но кормить здесь никто не обещал. Самые умные, прихватили с собой узелки с едой и в небольшие перерывы между работой, смогли чего-нибудь пожевать. Больше, чем есть, Катя хотела отдохнуть. Отбросить в сторону лопату и упасть на землю, чтобы просто полежать. Такой роскоши предоставлять никто не собирался. Люди работали с полной самоотдачей и пониманием того, что они делают. Возвращались после захода солнца. Катя затащила за собой лопату и бросила ее прямо возле стены дома. Шарик почему-то не выбежал ей навстречу. Его вообще не было. Возле будки валялась цепь с ошейником.
— Сбежал! — подумала Катюша. Открытая дверь в подвал заставила ее насторожиться. При ее отъезде она была явно закрыта. Еремина сунулась в подвал и поняла, что ее ограбили. Вынесли все продукты. Захотелось просто завыть от усталости, обиды и несправедливости. Идти в милицию и написать заявление? Но, кто она такая и на каких основаниях проживает в этом доме? Начнут копать насчет документов, и это может вылиться ей в еще большие неприятности. Она вошла в дом, кое-как умылась и, перекусив остатками борща, приготовленного еще Дарьей Петровной, упала, не раздеваясь на постель. Утром встала пораньше. Наверное, чувствовала, что будет повторение вчерашнего. Их впрочем, об этом заранее предупредили. Доела последние съестные припасы и сумела выкроить для себя две вареные картофелины и кусочек хлеба. Машина приехала примерно в тоже время. Милиционер поставил галочку напротив ее фамилии. Еремина попыталась пожаловаться ему на ограбление подвала, но толи таких случаев было масса, толи сотруднику правоохранительных органов некогда было заниматься такой мелочью, в общем, ее жалоба пролетела у него мимо ушей. На второй день назначенный инженером бригадир, смилостивился над девушкой и вместо рытья противотанкового рва, ее поставили помощницей к группе мужчин, натягивающих колючую проволоку. Занятие тоже не подарок, но получше, чем копать землю. Теперь она на собственном опыте прочувствовала, что значат слова о тяготах и лишениях советского народа в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами. И это ведь только вершина айсберга. Когда смотришь документальные кадры, то формально выражаешь сочувствие людям, возводящим фортификационные заграждения, да сложно им было, но когда сам целый день помахаешь лопатой, то все предстает в ином свете. Особенно трагично, то, что еле приволоча ноги домой не знаешь, что поесть. Последняя краюха хлеба была съедена в обед. Осталось парочку луковиц, но разве их можно есть просто так? В Москве мать все время жаловалась, что Катя была слишком требовательна к пище, что создавало много хлопот для матери. Сейчас она бы была рада и черствому кусочку хлеба. Завтра она ни куда не поедет. У нее просто не было на это сил. Надо раздобыть где-нибудь еду. Денег понятное дело нет, и ничего не купишь. Милостыню никто не подаст. Значит надо, что-то продать. Она перевернула и без того скудный гардероб семейства Волковых в поисках вещей подходящих для продажи. Отложив парочку из них, умылась и легла спать. Ночью опять стреляли. Утренний визит трудовой бригады переждала, спрятавшись в огороде. Здесь к своей радости обнаружила небольшую плантацию огурцов. Это весомое подспорье к ее рациону. Прихватив намеченные вещички, отправилась на рынок. Как ни странно, но он работал. Возможно, продавцов значительно поубавилось, но они все равно были. Катя никогда не торговала и даже не представляла, как это делать. Она всегда относилась к бабулькам, предлагающим свою продукцию, с некоторым пренебрежением. В 90-е в стране было нелегко, но родители занимали достаточно высокое положение, чтобы не бедствовать. А здесь надо торговать самой и чем? Поношенными вещами! Как унизительно и стыдно. Она робко предлагала прохожим, бывшую в употреблении одежду, а те смотрели на нее так — же, как и она в свое время на бабушек. Катя не знала в этой жизни ничего, ни сколько стоили продукты, ни какую цену просить за свой товар. Она просто банально хотела кушать. К ней прицепилась какая-то крестьянка, которая внимательно рассматривала вещи, проверяя их на прочность и целостность и постоянно, что-то скороговоркой рассказывая на белорусском языке. Катюша не понимала тетку. За этим торгом со стороны наблюдала дамочка в модно пошитом платьице, шляпке и с сумочкой в руках. Наверное, интеллигентка какая-то, подумала про себя Еремина. Женщине в шляпке надоело слушать щебетание колхозницы, и она потянула к себе москвичку. Случилась небольшая перепалка между женщинами за право общения с клиентом. По тем выражениям, которые использовала дамочка в этой словестной битве, Еремина поняла, что сильно поспешила отнести ее к разряду интеллигенции. Обменявшись в сторону, друг друга яркими эпитетами, женщина полностью завладела инициативой, заставив противника отступить на прежние позиции.
— Вы хотите это купить? — обрадовалась Екатерина. В ответ она удосужилась пренебрежительной улыбочки.
— Оставь это для себя, милочка. Я вижу, тебе нужны деньги?
— Очень! — прижала Катя к своей груди товар.
— А у тебя красивые сережки, — заинтересованно произнесла модница. Еремина поняла, куда клонит незнакомка. Это был подарок матери на ее совершеннолетие. Дорогая вещица в плане воспоминаний. Но есть так хотелось! Ведь еще неизвестно чем ее история закончится? Возможно, она больше никогда не увидит свою мать. Руки сами потянулись к мочкам ушей. Дамочка взяла в свои руки украшение, внимательно рассматривая его.
— Они золотые, с драгоценным камешком, — попыталась Катюша набить цену побольше.
— Хм. Интересная вещица. Беру.
Покупательница даже не спрашивала их стоимость. Может и правильно делала, потому-что Еремина ее и не смогла бы назвать. Дамочка открыла сумочку и отсчитала девушке некоторое количество слегка помятых банкнот. В руках москвички оказались большие купюры, так не похожие на те, которыми они пользовались, а подарок матери перекочевал к моднице. Катя стояла в задумчивости, рассматривая денежные единицы.
— Дорогуша, я бы на твоем месте спрятала деньги, тут много желающих присвоить их себе, — дала совет покупательница. Ее слова вывели Катю из оцепенения. Она окинула взглядом разношерстную толпу, снующую по базару, и заметила Павла Круглова, который с товарищем стоял у прилавка и плюхал семечки. Причем этот Паша смотрел именно в ее сторону. Серые штаны заправлены в голенища сапог. Сам в косоворотке и мышиного цвета пиджаке. На голове кепка. Чтобы охарактеризовать такой типаж человека было достаточно одного слова, урка. Катя вспомнила, что Дарья Петровна говорила, что он недавно освободился из мест заключения, поэтому первое впечатление соответствовало действительности. Еремина опустила глаза и направилась к продавцам. Она сумела купить буханку хлеба и кусок сала и заметила, как деньги почти закончились, толи ее обманула дамочка, заплатив слишком мало, толи цены на продукты были слишком высоки, а может, сработали сразу два фактора. Получив заветный провиант, она быстрым шагом поспешила домой. В избе она нарезала сало тоненькими ломтиками и положила его на кусочек черного хлеба. А тут еще пару огурцов на грядке нашлось. Вкуснотища! Ни какие московские деликатесы не шли в сравнение. У нее осталось немного денег, и в голове девушки родилась шальная идея попытаться уехать из Полоцка. По всей вероятности через пару дней здесь будут уже немцы, и тогда будет поздно. Она не сумела добраться до вокзала. Картина, которая предстала перед ее глазами, как только она покинула трудовые окраины районного центра, повергла ее в шок. По главным улицам города минуя мосты через Западную Двину, тянулась нескончаемая колонна беженцев. Телеги, велосипеды, тачки, просто идущие пешком изнеможенные усталостью люди. Женщины, дети, старики. Стар и млад, с запыленными лицами и страхом неизвестности в глазах, двигался подальше от границы. Периодически колонну людей обгоняли грузовики с солдатами в кузове. Кто-то был раздет, кто в шинели. Одни с оружием, другие без него. Многие военные передвигались с окровавленными бинтами на теле. Это понятное по книгам слово, отступление, в жизни имела куда более удручающий вид. Смысла идти к вокзалу, не было ни какого. Там царила подобная картина. Сегодня Катерине стало по- настоящему страшно. Неужели этому хаосу не будет конца?
Ночка выдалась не лучше. Она сквозь занавеску на окне заметила фигуры мужчин, которые стояли возле ее избы. Один даже попытался заглянуть в окно. Катя села на кровати и укуталась одеялом по самое горло. Ей было очень страшно. Чуткий слух уловил стук калитки и шаги во дворе. Потом был приглушенный разговор и непонятный шорох у двери. Ереминой стоило огромного усилия воли подняться с кровати и пройти босыми ногами к выходу. Снаружи в щель между дверной створкой и лудой просунулось лезвие ножа, которое медленно поднималось к защелке. Явно кто-то желал проникнуть в дом, и явно не с благими намерениями. Катя живо представила рожу уркагана Паши, который, так пристально за ней наблюдал на базаре. Не надо было, и догадываться, чем бы этот ночной визит закончился для девушки. Когда нож достиг дверной защелки, Катя, что есть силы, прижала ее, не давая ночным гостям открыть дверь. С той стороны кто-то нервно сопел прикладывая большие усилия, но Катерина так вцепилась в этот кусок железа, что все попытки незваных гостей оказались тщетными. Спас ее звук милицейского свистка. В городе несмотря ни на что оставалась Советская власть и ее правоохранительные органы продолжали работать. Нож убрали, и послышался топот быстро удаляющихся ног. До рассвета она просидела в полудреме, просыпаясь от каждого шороха. Оставаться самой в этом доме становилось опасным. На этот раз грузовик с рабочими промчался мимо. Никто не стал терять времени разыскивая беженку для привлечение на работы. Люди из соседних районов стали расползаться по городку в поисках воды, еды и временного крова. Подобные люди уже толпились и у колодца, из которого Катя брала воду. Завидев девушку, молодая парочка спросила о крове, хотя бы на пару дней, чтобы собраться с силами перед дальней дорогой. Катя пустила беженцев в дом, а сама пошла, искать способ покинуть этот город. Снова эти люди, телеги и мычащие коровы, которых вели на поводке хозяева. Этот вид и звуки создавал впечатление безысходности. Однако в центре города чувствовалась какая-то организованность. Вот прошел отряд красноармейцев, прошагали мобилизованные на работы жители Полоцка, протарахтел допотопный гусеничный трактор, тянущий за собой полевое орудие. Полоцк продолжал жить! Внимание Кати привлекло к себе трехэтажное здание из красного кирпича, наверное, еще дореволюционной постройки. Возле него суетились люди в белых халатах и постоянно подъезжали фургоны с раненными бойцами. Ноги сами принесли Катюшу к этому дому. Как раз подъехал очередной грузовик. Санитары стали помогать выгружать раненных солдат. Возле полуторки стоял высокий статный мужчина в военной форме с петлицами медицинской службы. Он осматривал всех прибывших, распределяя их по корпусам.
— Соня, этого готовьте к операции, — отдавал распоряжения мужчина.
— Товарищ военврач третьего ранга, тут еще одна машина. У нас людей не хватает, — пожаловался санитар.
Офицер медик удрученно покрутил головой и заметил стоящую девушку.
— Вы от районного комитета комсомола? Они обещали помочь госпиталю с добровольцами, — обратился военврач к Ереминой. Та в ответ кивнула головой.
— Соня, выделите девушке халат и расскажите, что делать, — распорядился офицер. Сама того не ожидая Катя оказалась в 431 военном госпитале. Работа нашлась мгновенно. К вечеру, когда суета утихла, и жизнь госпиталя вошла в нормальное русло, уставший после нескольких проведенных операций, молодой военврач подозвал к себе Екатерину.
— Вы вовремя появились. Сегодня такой наплыв, сами не справляемся. Спасибо комсомолу Полоцка. Могли бы конечно и побольше добровольцев прислать. Надо соблюсти некоторые формальности. Ваше направление? В комитете комсомола бумагу давали?
— Нет. Я сама пришла, — призналась Катя.
— Так вы не от райкома? — удивился военврач третьего ранга.
— Вы не подумайте, я учусь в Москве в медицинском и кое-что умею, — как-бы попыталась оправдаться девушка.
— А здесь как очутились?
— Была в Бресте у тетки в гостях. Когда возвращалась домой, поезд под бомбежку попал. Документы в вагоне сгорели, а сама чудом спаслась. Вот и застряла в Полоцке. Ни денег, ни документов.
— Получатся вам, и жить негде? — задавал вопросы доктор.
— Ну, да, — соврала Катя. В дом Волковых по известным причинам она возвращаться боялась.
— Хотите у нас остаться? — неожиданно спросил мужчина.
— Нам сейчас санитарки очень нужны. Тем более что медицинские азы имеете.
— А разве так можно? — приободрилась Еремина.
— Я поговорю с главным врачом. Думаю, что получится решить этот вопрос.
Мужчина махнул рукой своей хирургической сестре.
— Софья Егоровна, можно вас попросить отвести…, - он повернулся к Ереминой, не зная как ее назвать.
— Катя, — представилась москвичка.
— Катю, на кухню. Пусть ее покормят. И если не сложно определите девушку на ночлег.
— Мне-то Григорий Семенович не трудно, но вот старшая медсестра будет недовольна. Она у нас временно или как? Кто ее на довольствие поставит? Я скажу, что это от вас, но сами знаете, что побежит жаловаться.
— Софья Егоровна, я завтра с военврачом первого ранга Павловым поговорю. Если мне не изменяет память, у нас есть вакансии санитарок. Катя учится в медицинском институте и подходит нам.
— На втором курсе, — внесла ясность Екатерина.
— На втором? Значит, перевязки делать сможет, — заочно оценила ее профессиональные навыки сестричка. Григорий Семенович ушел, передав новенькую в руки Сони. Девушка оказалась добродушной и общительной, в отличие от старшей медсестры. Маргарита Львовна, которую за глаза называли «мегерой», инициативы военврача Коваля не приветствовала. Все должно быть согласно инструкции. Он, видите ли, собрался брать на службу человека без документов и медицинского образования. Что говориться, поверил на слово. В такое время подобное недопустимо. Белый халатик она списала на новенькую, так для порядка, а вдруг спросят? Тарелку каши на кухне выпросили у поварихи. Койку на ночь Катя заняла дежурной медсестры. С утра начала свою новую трудовую деятельность, не зная, как в дальнейшем решится ее судьба. «Мегера» не отказала себе в удовольствии уколоть Григория Семеновича по поводу новой санитарочки. Мол, доктор холостой и положил глаз на какую-то московскую пигалицу, у которой ни рожи и ни кожи, да еще и документиков нет ни каких. Как тут не станет обидно? Катя никогда не ходила в разряде «гадких утят». За ней ухаживали многие, и право выбора всегда было у нее, а здесь какая-то Маргарита Львовна определяет критерии красоты! Военврач Коваль, как и обещал, поговорил с начальником госпиталя и тот дал свое согласие зачислить Еремину в штат медицинского учреждения и выдать ей временную справку, подтверждающую личность. Какой ни какой, а документ. На таких людей, как Григорий Семенович, молиться надо. Все его величали по имени отчеству, а на самом деле мужчине было около тридцати лет. Негласно Катьку стали считать протеже Коваля. В этом плане были свои плюсы и минусы. Кто хорошо относился к Григорию Семеновичу, тот старался помочь Ереминой, кто недолюбливал врача, тот естественно старался отыграться на девушке. Работать в госпитале в 41-м, это не протирать юбку в аудитории института. Хорошо, что в своем времени она не просто посещала занятия, а действительно училась. Знания, ой, как пригодились. Тяжело было физически и морально, ведь обезболивающее лекарство смогли порой заменить лишь слова «потерпи, миленький!» То, чего не знала, обучалась на ходу, благо «сестрички» попались отзывчивые и готовые прийти на помощь. Работа в госпитале отнюдь оказалась не легче, чем рыть противотанковые рвы. Физически уставала не меньше. Если бы еще Львовна и медсестра Наденька не доставали своими придирками. С Маргаритой Львовной все понятно. Тут она как говорится, не пришлась ко двору, а вот почему красавица Надя на нее взъелась непонятно. Не успела Катя проработать в госпитале и пару дней, как к ней подкатил хирург Зураб, так он представился. Если официально, то военврач 3 ранга Беридзе Зураб Аронович или что-то вроде этого. Мужчина в полном расцвете сил, кавказской национальности. Обходительный, вежливый. Узнал, что она из Москвы и прилип словно пиявка. Где училась, кто преподаватели, где в Москве была и что видела? Приходилось тщательно подбирать слова и думать, что говоришь, чтобы не выдать себя. По его мимике поняла, что насчет мединститута ему что-то не понравилось. От таких невинных разговорчиков у нее ладошки начинали потеть. Угостил шоколадкой и приглашал к себе в отделение на ночное дежурство, чтобы скрасить одиночество. Хорошо хоть Соня предупредила, что прием с шоколадкой излюбленный трюк Беридзе. Через такие шоколадки прошла не одна медсестра. Зураб Аронович коллекционер женских сердец и с ним нужно держать ухо в остро. Закончится все постелью и женскими слезами. В постель к Ароновичу она прыгать не собиралась и слезы лить по грузину тоже. Видели они таких, обходительных. Спасибо, что Софья Егоровна предупредила. С Надькой тоже конфуз получился. Женский медицинский персонал не отказал себе в удовольствии и посетил баньку. Благо при госпитале имелось подобное помещение. Отказаться от такой возможности помыться Катя не могла, но ее белье и красивая татуировка произвели впечатление на девушек. Такие татуировки в 41-м еще не научились делать. В 1995 и в Москве тату салонов тоже немного было. Голубок получился великолепный, но только не для госпитальных девок. Она не бросала ни кому вызов и вовсе не кичилась, что жила в Москве, но ее принадлежность к столице, была воспринята в штыки. Никогда не понимала, почему на периферии не любят столичных? Хотя ответ лежал на поверхности, за гордыню и высокомерие. Наверное так думал и Зураб, лишившись шоколадки и ничего не получив взамен.