Когда они приближались, Михаил ощутил запрос и отклик его манопы, сверки цифровых систем. Еще одна примета нового мира, где выросшие в нем привыкали, что если что-то открывалось, значит допуск туда есть, а если нет, то нет. Что манопы сами по себе все проверят, подскажут, направят, и Михаила не покидало ощущение тепличности такого подхода. Как справлялись выросшие в подобной атмосфере там, в космосе, в отсутствие всеобщей сети? Не выходило ли так, что они чересчур привыкали полагаться на манопы и потом действовали медленнее, как вот сам Михаил сейчас?
— Приветствую, — рядом с ними появилась голограмма руководителя проводимых работ.
Примерно ровесница Михаила, историк, археолог, антрополог и чего-то там еще олог, Анна-Мария Бардзиани, поразившая Лошадкина при первой виртуальной встрече дерзким взглядом черных глаз и величиной рейтинга. В то же время, ничего не ворохнулось внутри тогда, не сдвинулось и сейчас, и он подумал с облегчением, что не превратился в нимфоманьяка, пылающего страстью к любой встреченной женщине.
— Рада, что вы проявляете интерес к работе, Михаил, вот ваш будущий участок работы.
Голограмма взмахнула рукой, подкрашивая часть развалин, хотя умом Михаил понимал, что это лишь цифровые сигналы и сигнал, передаваемый манопой на глаза, не настоящее окрашивание. В то же время его подмывало ткнуть пальцем в голограмму, проверить степень ее осязаемости. Обычно такие голограммы были бесплотны, позволяя ходить и проезжать сквозь них, без особых помех для связи и разговоров, но Михаил знал, что эти параметры можно и изменить.
Просто потребовалось бы больше энергии, да еще какие-то штучки на месте, вот и все.
— Вижу, вы уже познакомились с нашей ведущей проходчицей, Алатеей, кутимо, но я все же напомню насчет допусков.
— Разумеется, — чуть кивнула Алатея, — мы просто оказались соседями.
— Еще рекомендую вот эти лекции, — манопа получила список, — по истории и облику городов тех времен, смешение старых традиций и современных технологий перед третьей мировой создали нечто уникальное, особо ценное потому, что все это по большей части оказалось разрушено во время первых же ударов. Затем время доделало остальное и вот результат, мы по крохам восстанавливаем прошлое, хотя и существует масса снимков в архивах, но ни один из них не дает дополненной реальности, не позволяет провести сканирования и определения состава.
— Да я жил в те времена и знаю, как все выглядело, — заметил Михаил чуть сердито.
При первой встрече через сеть все обошлось парой реплик, он даже не ожидал такой многословности и напора. Да и чего скрывать, его слегка возмутило такое отношение, упоминание лекций, поучающий тон, ну да, не было у него экзаменов и квалификаций, но что теперь, всех живых судить только по ним, что ли?
— О, — Бардзиани посмотрела на него, похоже, сверяясь через сеть. — Любопытно.
— Это не секретная информация, но в то же время я не хочу, чтобы она что-то меняла в отношении ко мне или как-то влияла на все это, — развел руками Михаил.
Алатея посмотрела с сочувствием и пониманием, почесала левый рог.
— Извините, Михаил, но это невозможно, — твердо заявила Анна-Мария, глаза которой сверкали. — Вы просто обязаны будете провести нам наглядный урок, и осмотреть все, что уже очищено, и показать, что вы узнаете, и возможно, даже подсказать, если мы ошиблись в своих предположениях. Разумеется, все это будет не бесплатно, я вижу, что вы сдали экзамен на гражданина, теперь понятно такое несоответствие, признаться, не обратила на него внимания при нашей первой встрече. Кутимо, завтра?
— Нет, — твердо ответил Михаил, — надо поработать, вжиться, осмотреться, изучить материалы.
— Донешко, качество впереди количества, жду вас завтра, — и Анна-Мария отключилась.
Вроде учил всеземной, подумал Михаил, и что это было в конце, донышко? Обзывалась? Или ему послышалось, как в ожмиках чудились бомжи?
— Тяжело без квалификации, — вздохнула Алатея и положила руку на плечо Михаила.
Его словно обожгло и пригнуло к земле.
— Сама такой же была, — пояснила она, — перебивалась с, как это… с хлеба на воду, пока училась и готовилась сдавать экзамен, да еще и Старстен уже вылупился тогда. Успела, выучилась, сдала экзамен и укрылась в посольстве до того, как меня схватили, чтобы вернуть. Целый десяток прислали, не знаю уж, гордиться этим или плакать.
Они прошли к указанному Михаилу участку, и он осознал, что перед ними часть бывшего пригорода. Вполне возможно, что неподалеку располагалось что-то важное, вроде завода или просто ударили по центру города и тот оказался уничтожен, а пригород уцелел. Пара дряхлых пятиэтажек, на первых этажах — магазины, вон там парковка, это здание — возможно небольшой торговый центр. Ямы и дыры в дороге, растрескавшийся, почти уничтоженный асфальт.
— И что было потом? — спросил Михаил с любопытством, глядя на Алатею снизу вверх.
Он присел, чтобы коснуться травы, пробивающейся сквозь разломы, и подумал, что именно так обычно в фильмах и книгах и демонстрировали разрушающий ход времени. Мол, природа поглотит созданное человеком и вернет все, как было до него, не заметив исчезновения человечества.
— Я сдала экзамен и у меня была парочка припасенных уге, да еще немного знаний, которые тоже удалось конвертировать, и я сумела оплатить билет до Земли для себя и Старстена.
— Нет, я про отряд охотников.
— К ним вышел сотрудник посольства и вежливо сообщил, что я — гражданка Земли. Они долго шумели и размахивали оружием, но ничего не добились. Любой может прийти, получить учебные материалы и попробовать сдать экзамен на гражданство, а нападение — это нападение, к ним в ответ применили бы силу и алурианцы, посланные за мной, знали об этом. Они развернулись и ушли, а я прилетела на Землю и снова взялась за учебу.
— Любопытно, — пробормотал Михаил.
А как же дипломатия? Умерла в муках правды? Стоила ли одна Алатея ухудшения отношений? Стоило ли Михаилу лезть в политику, то есть отношения с другими обществами?
— И что там, внизу?
— Огромное подземное убежище и сеть туннелей, ведущая к нему, — сообщила Алатея. — Но тебе туда нельзя, Анна-Мария мне напомнила.
Она нахмурила густые, щетинистые брови и словно втянула губы внутрь, будто хотела их прокусить. Манопа подсказала, что это выражение смущения
— Я как-то взяла с собой Старстена, ему так хотелось посмотреть, где я работаю, ну и мне хотелось похвастаться, совсем забыла, что все везде записывается и просматривается, и вот.
— Да это нормально, — заверил ее Михаил, оглядываясь. — Если не расти в этом с детства, то, конечно, что-то да забудешь или упустишь.
— Но ты не понимаешь! Ведь у меня могли отозвать гражданство!
Вот это я упустил в своем обучении, подумал Михаил, продолжая оглядываться. Затем обозвал себя дураком и обратился к манопе, обозрел окрестности через сеть. Конечно же рядом были живые, кто-то расчищал кисточкой кусок стены, кто-то находился под землей, еще двое словно скрывались за завесой в одном из зданий, и еще вокруг сновали роботы и механизмы. Что-то таскали и перевозили, переставляли, следуя своим программам, и манопа дала ощущение отъезжающей вдаль камеры, демонстрирующей весь участок работ.
Немалый такой участок, в котором Михаилу предстояло расчищать крохотный кусок.
— Нет, не понимаю, — с прямотой Тани отозвался он, выпрямляясь, — ведь я и сам пока еще чужой в этом мире, но уверен, что разберусь. Ты стала мне примером, Алатея, путеводной звездой.
Алурианка улыбнулась, показывая прочные, крепкие зубы и кожа ее изменила цвет, из красноватой стала словно бы… зеленоватой?
— Полетаем еще? — предложил он.
В общем-то, он мог приступить к работе в любой момент, но словно оттягивал его. Никто не требовал от него трудиться по шестнадцать часов в сутки, но все равно, Михаил медлил, будто пробовал холодную воду ногой, прежде чем нырнуть в нее. Он много раз воображал себе все это, но как-то иначе, больше с позиций Избранного, по правде говоря.
— Полетаем, — согласилась Алатея, — только проверю… Старстен все еще учится, отлично.
— Разве нельзя поставить в дом ипу? — спросил Михаил.
— Кого? Ах, помощницу, ну да, я думала об этом, но она не помогла бы.
— В эти дни запрещено запрещать что-то детям?
Михаил не вникал в эту тему сейчас, да и раньше не особо разбирался в достижениях педагогики. Вроде все двигалось в сторону смягчения, ласковых слов, никаких телесных наказаний и запретов. В результате дети, по мнению Михаила, вели себя так, что мартышки или бабуины сдохли бы от зависти, и он каждый раз укреплялся в мнении не заводить своих.
Только Тане удалось поколебать прежнюю решимость.
— Разумные запреты и ограничения рекомендованы, а иногда даже обязательны, но я слишком люблю Старстена. Понимаю, что это плохо, борюсь с собой, но не выходит, — призналась Алатея со вздохом, взмывая в воздух.
Михаил, чуть красуясь, стартовал следом, будто ракета. Да, он не летал раньше, но все оказалось так просто и напоминало езду на велосипеде. Держи равновесие, следи за обстановкой…
— Эй! — донесся возмущенный возглас. — Следи за тем, куда летишь!
И он чуть не влетел в кого-то, не привык следить в трех измерениях. В то же время транспортная система не подвела, чуть дернула пояса, и они разошлись, не столкнувшись. Кричавший снизился к развалинам, похоже, Михаил чуть не устроил аварию с еще одним участником проекта.
Можно было проверить через сеть, но он не стал.
— Ой, как вспомню, в первый же день столкнулась с Османом Петровичем, — загрохотал смех Алатеи. — Он вылетел осмотреть свое дерево сверху, что-то там подрезать, а я гналась за Старстеном, который полез рвать оттуда мини — дыньки.
Михаил вспомнил старый анекдот про «завалило арбузами» и рассказал, пояснив суть. Алатея смеялась и согласилась, что это про их соседа. Они уже удалились от развалин и будто парили над рекой, на берегу которой показался огромный дом, где жили сотни людей, как подсказала манопа.
— Сообщество любителей истории, — равнодушно сообщила Алатея. — Прибыли повторять битву под Смоленском.
— Которую из них? — полюбопытствовал Михаил.
— А их было много?
Они снова рассмеялись, легко и непринужденно, словно общались уже давно. Михаил уже не путал открытость обитателей мира со страстью в его адрес, хотя на ум сразу пришла Джуди. Они пролетели мимо дома и какого-то небольшого заводика по производству композитных пластиков, хотя опять и снова Михаил не признал бы в этом красивом и закругленном здании заводик. Скорее нечто вроде мини-курорта его времен, или художественного особняка.
— А вон там карьер по добыче глины, — указала Алатея, будто заправский экскурсовод.
— Но зачем все это? — вырвалось у Михаила. — Ведь есть синтезаторы и неограниченная энергия, зачем что-то добывать и перерабатывать?
— Я тоже так думала, но выяснилось, что энергия все же ограничена, и чем меньше ее уходит на перестановки атомов, тем лучше, экономнее. Никто не трясется над лишними энергонами, но и не швыряются направо и налево, гася и зажигая звезды и создавая новые планеты.
— Хм-м-м-м, — отозвался Михаил.
Очарование нового мира слегка угасло, как с Таней.
— А если тебе поставить ипу, которая будет ограничивать тебя и Старстена вместе? — предложил он, когда они уже свернули от реки и влились в «поток».
— Вместе?
— Ну да, ты подашь ему пример, что ограничивают вас обоих и вообще.
— Над этим надо подумать, — кивнула Алатея и добавила. — Давай домой, что-то у меня уже рога мерзнут.
— Конечно! — вскричал Михаил. — Не надо было терпеть все это ради меня!
— Оно того стоило, для местных полеты на поясе самое естественное дело, а найти того, кто разделяет мой восторг ими — такое дорогого стоит.
— Пожалуй, — согласился Михаил.
Пока они летали туда и сюда, а потом пытались достать Старстена из кустов малины да так, чтобы Османа Петровича не хватил удар от испорченных растений, появилась и отсутствовавшая пара соседей. Женатая пара, как показывал их сетевой статус, и Михаил понял, что на глаз, без подсказок манопы, не определил бы, к кому относилась жена. Смуглая, но не до черноты негров, ближе к арабам или евреям, носатая, широкоглазая и широкобедрая, мелкая в смысле роста, подвижная и любопытная. Муж, огромный ленивый увалень, больше напоминал сенбернара и словно компенсировал собой подвижность жены.
— Михаил Лошадкин, недавно вышел из криосна и получил гражданство, — представился он.
Молчаливый обмен через сеть статусами и именами прошел в соответствии с современным этикетом, если тут вообще было применимо такое слово. Свобода и естественность, как девизы нового времени, но Михаил все же представился вслух, чтобы сразу закрыть все вопросы и, чего скрывать, посмотреть на реакцию. Семейная пара, ей — двадцать шесть, ему двадцать восемь, то есть они родились уже в новом мире и не знали другого (в космос не летали).
— Цецилия Авансон, специалист по прочности сплавов и выращиванию из них нужных конструкций, — тут же восхищенно отозвалась жена, глядя на него черными, широко раскрытыми, словно в аниме, глазами.
— Димитр Йохабе, — пробасил муж, — сейчас занимаюсь синергическим дизайном.
— А вы были в криосне, но ведь в него давно уже не погружают и надобность в анабиозе для полетов отпала после наступления ээ, — затараторила Цецилия.
Последнее прозвучало с интонациями дворовых гопников, «э, ты слышь» и Михаил едва не заржал. Эпоха Энергония, конечно, и некоторые даже предлагали начать с момента открытия новое летоисчисление, но все же.
— Я случайно оказался заморожен перед самым началом третьей мировой, — признался Михаил.
— О! Я изучала ту эпоху и писала доклад о влиянии культуры блипового восприятия на политику и общественные решения, вы просто обязаны рассказать нам все, ведь у нас есть время, да, дорогой?
— Конечно, — согласился Димитр.
Михаил чуть улыбнулся и начал рассказывать, незаметно поглядывая на Алатею.