— Скажи, почему мне дали так мало за лекцию? — спросил он у Сванди.
— Слишком много данных о твоих временах, и это были просто рассказы, не обучение.
Возможно, поэтому никто пока не откликнулся на его объявление о рассказах очевидца.
— Но все же дали, это уже неплохо. Подучишься и будешь получать больше.
Маркета подошла к нему, встала на цыпочки и как заправская жена что-то там поправила в одежде возле шеи Михаила, затем чмокнула его в подбородок.
— Не уверен, что это та область, которой я хотел бы заниматься, — ответил он.
— Жаль, — надула губки Маркета, — а я хотела позвать тебя с собой на Крит, в следующий проект.
Глаза Михаила чуть вспыхнули, но тут же погасли. Он, в общем-то и сам мог бы переехать дальше на юг, хотя и здесь было неплохо. Побережье недалеко, слетай да купайся, хотя в новом мире очарование пляжей померкло, ведь можно было создать такие же условия, прямо не выходя из дома.
Но вот так вот взять и бросить все?
Хотя, вот раскопки уже близились к концу и что дальше? Он пока еще не сдал ни одного экзамена, барахтался в учебе и работе, проводил время с Русланом и общался с соседями, играл со Старстеном и избавился от неловкости (но не вожделения) в присутствии Алатеи, но что дальше? Плыть по течению, наплевав на свой хитрый план?
— Мне надо подумать обо всем, — выдал он и скривился мысленно, настолько жалко все это прозвучало.
— Подумай, — Маркета хлопнула в ладоши и распорядилась. — Машину Михаилу.
— Эм…
— Если не нравится, переезжай ко мне.
Разумеется, это был не прямо ее дом, в том смысле, который вкладывали в эпоху Лошадкина. Маркета приехала руководить, заняла пустой дом или возвела себе новый, переставила и обустроила по вкусу, заселившись на время раскопок развалин и бункера. В то же время, возможности, обстановка в этом временном жилье, да те же самые изменяемые бассейны, Михаил и не подозревал, что такие существуют!
— Адрес назначения? — поинтересовался автомобиль, уже ждавший его у входа и услужливо приоткрывший дверь.
— Мой дом, — чуть поджал губы Михаил.
Автомобиль взлетел, и Михаил не сдержал вздоха. Как тут не чувствовать себя каким-то содержанцем, что ли, который продавал тело за блага. Ничего, в общем-то такого, но все равно неприятно. Наверняка с этой проблемой в новом мире тоже боролись… или поощряли, играя на низменных желаниях, кто знает.
— Ваш организм обезвожен, — сообщил автомобиль.
— А ну кыш, — вяло отозвался Михаил.
Он вроде и не давал каких-то прав автомобилю, но возможно техника по умолчанию могла общаться с его манопой, для слежки за здоровьем, например.
— За своим здоровьем следи, — посоветовал он.
— Уровень заряда почти максимальный, ТО пройдено три ночи назад, программное обеспечение обновлено две ночи назад, — тут же самодовольно сообщил автомобиль.
Вот интересная же тема, самообслуживание и улучшение техники, тоскливо подумал Михаил, глядя в окно, но, когда самому плохо, все кажется плохим. Программирование — податься туда? Но как? Его профессия электрика тут не годилась, разве что на потеху публике, в каких-нибудь музеях, а тема с энергонием оказалась сложнее, чем он предполагал. Сунулся и обломал зубы, а менять батарейки мог кто угодно, даже сами роботы, да и не требовались там частые замены.
— Мне нужен ваш совет, Осман Петрович, — сказал Михаил, придвигая к себе чашку с чаем.
Местным чаем, который выращивал еще один любитель — селекционер вроде Цодикова. Такое практиковалось повсеместно, поставки чего-то местного, обходящегося дешевле синтезаторов в смысле энергии, и поставщики тоже получали рейтинги и кредиты. Самое главное, отсутствовали громоздкие и сложные процедуры (а зачастую даже погоня за прибылью) достаточно было указать, что есть и дальше сеть брала на себя задачи доставки, логистики и прочего.
— Именно мой? — слегка удивился тот. — Но я не слишком силен в этом новом мире и постоянно отстаю от него. Вот вчера, представляете, Михаил, оказывается вышла статья о генном изменении в кустарниках, через внесение особого вируса, срабатывающего исключительно на нужную комбинацию! И путь доставки, это просто изумительно, через ягоды самого кустарника… прошу прощения, меня постоянно заносит.
— Именно ваш, — кивнул Михаил. — Как раз потому, что вы отстаете от нового мира, как и я, возможно, вы мне что-то посоветуете. Как выяснилось, я повел себя самонадеянно, ринулся в бой, не рассчитав силы, и не добился новых возможностей, а старые скоро закроются.
— И вы боитесь оказаться там, — Осман Петрович указал головой на дом ожмика. — Оказаться в нищете, на дне, с которого уже не сможете всплыть.
— Да, именно так.
— Понимаю, — кивнул Цодиков. — Доводилось мне читать, что это одна из причин, почему ожмиков не селят отдельно.
— Стимул и демонстрация возможного будущего, — осенило Михаила. — А если кого такое привлекает, пусть сразу уходит и не тратит ресурсы.
— И в то же время попытка интегрировать их обратно в общество, — добавил Осман Петрович. — Я вижу, что у вас нет сильного хобби, того, что стало бы любимой работой.
— Кому нужны электрики? В то же время, — и он рассказал о своих обстоятельствах, разве что темы женщин постарался не касаться.
Осман Петрович задумался, неспешно потягивая чай и поглядывая в сторону своих обожаемых кустов малины, откуда доносились гудение и шелест. Они сидели практически в дупле, чуть выше основной части его дома — дерева, еще одна деталь нового мира, вдруг резанувшая Михаила.
— Понимаю, — вдруг сказал он. — Вы выжили чудом, оказались в будущем, а мир даже не подумал восхищенно замирать и останавливаться ради вас.
— Не настолько я себялюбив, — чуть обиженно заметил Михаил, так как в словах Османа Петровича была доля правды.
— Мир идет себе дальше, вы попытались встроиться в него, но толком не вышло, — продолжал Цодиков, размеренно покачивая головой, — вы словно приехали на чужбину, где вы никому толком не нужны и нужно пробиваться с нуля.
— Да, именно так, — повторил Михаил. — Поэтому я и обратился к вам, Осман Петрович, что вы застали хотя бы часть того старого мира, понимаете меня.
— Ох, — закряхтел Цодиков, — хотел бы я не видеть той части и не вспоминать ее никогда.
Подобное Михаил уже встречал, когда его родители говорили об "ужасных девяностых" и они тоже не хотели вспоминать о творившемся тогда.
— И да, я понимаю вас, Михаил и именно поэтому и говорю, что вы неправы.
— Неправ? — замер Лошадкин, словно обнаружил, что едва не коснулся оголенного провода под напряжением.
— Неправы, — кивнул Осман Петрович. — В условиях прежнего мира такой подход, возможно и работал, я говорю, возможно, так как сам не застал вашего мира, лишь период хаоса и четвертую мировую.
Он вдруг усмехнулся и посмотрел куда-то вниз.
— Тот период, перед третьей мировой, в моем детстве считался чем-то вроде рая на земле.
— Да уж, — кисло отозвался Михаил. — У нас был тот еще рай.
— Так вот, мир изменился, а вы забились в угол и действуете так, словно все вокруг по-старому. Это нормально, людям свойственно цепляться за старое и это даже хорошо, не дает нам слишком уж мощно мчаться во все новое, где можно просто слететь с обрыва. Вам нужно посмотреть мир, увидеть и ощутить, нет, принять внутри, что все вокруг изменилось и я вас уверяю, Михаил, ваши страхи уйдут.
— Не уверен, — сдержанно отозвался Лошадкин.
Тотальный контроль и запись всего, и вся до сих пор нервировали его. Наружу Михаил ничего не выказывал, но наверняка манопа изнутри "стучала" всяким вышестоящим Искам о его состоянии. Рейтинг у него пока не упал, но в то же время он старался следить за собой и не ляпать лишнего, одновременно с этим осознавая, с каким мощным инструментом воздействия на общество столкнулся.
— Вместо пугающей неизвестности и неуверенности в завтрашнем дне, вы увидите возможности, поверьте мне, я через все это проходил и тоже долго не мог поверить и принять. Мне чудился подвох, я сомневался, подозревал, а мир вокруг менялся и несся вперед.
Осман Петрович вздохнул с улыбкой, словно посмеиваясь над глупостью себя прежнего. Некоторое время они молча пили чай, под шум ветра и шелест листьев, затем Цодиков снова заговорил.
— Разумеется, Михаил, вы всегда можете остаться и, скажем, помочь Руслану, а он поможет вам. Вы подружились, и он хочет отправиться в космос, летать, стрелять и покорять, словно в старых фильмах и книгах, и если вы будете рядом, это может спасти его от ошибок там, в других культурах и обществах. Он поможет вам, да и вообще, хороший, верный друг дорогого стоит, не так ли?
— Пожалуй, — признал Лошадкин.
Доверил бы он Руслану прикрывать себе спину? Пожалуй, что и доверил бы.
— Вы можете обратиться к Цецилии и Димитру, например, — продолжал рассуждать Осман Петрович. — Не за тем, конечно, чтобы они пристроили вас на теплое местечко, те времена остались в прошлом.
— Ну не знаю, не знаю, — пробормотал тихо Михаил.
Маркета Сванди ведь повысила его? Если отбросить ощущение себя альфонсом или как там звали любовников на содержании, все равно же выходило, что она использовала служебное положение? И даже не стеснялась признаться в том вслух! Джуди та же, легко вписалась бы в прежнюю жизнь Михаила, и следовало признать, что старый мир не исчез до конца, замаскировался, изменился, преобразовывался, но многие его элементы остались.
— Вы, наверное, заметили, что они общественники и любят возиться с живыми? Они помогали Алатее, они то и дело общаются с Нестором Вондиди…
— Кем? — машинально переспросил Михаил, затем вспомнил.
Сосед — ожмик, к которому он так и не подошел ни разу, словно боялся заразиться. А чего он так высокомерно себя ведет, тут же подумал Михаил, защищаясь.
— Нашим соседом, — указал рукой Цодиков. — Та же Джуди его называет только ожмиком, а Цецилия и Димитр возятся, пытаются втянуть в общую жизнь и поверьте, Михаил, они охотно займутся и вами.
Михаил представил и слегка содрогнулся.
— Помогут вжиться, найти свой путь, не вы один оказывались на таком перепутье, легко сказать, найди любимую работу и жизнь станет прекрасна, как ее найти, что выбрать, всему этому учат в школьные годы, но и этого оказывается недостаточно. И, разумеется, есть еще и третий путь.
— Ожмики и учеба во время жизни на минимуме? — предположил Михаил.
— Нет, просто найти другую работу и переехать туда, искать и учиться, продолжать то, что вы делаете сейчас, Михаил и дождаться плодов своего труда. Мир вокруг полон возможностей, но это не значит, что за вами будут бегать и насильно совать в руки эти возможности.
— Да я уже понял, что попал не в самую добрую сказку, — сварливее, чем собирался, ответил Михаил. — Вы в этом не виноваты, Осман Петрович, извините.
— Да ничего, окружающий мир и меня самого иногда бесит, — признался тот, — но вы же знаете, что невозможно создать идеальный мир для всех. Но по сравнению с тем, что было, вокруг стало хорошо и этого достаточно, по крайней мере мне.
— Но вы бы изменили что-то в мире, будь у вас возможность? — вдруг заинтересовался Михаил.
— Возможность и сейчас есть, практически у любого, заинтересуй общество идеей, покажи, что она пойдет на пользу и воплотима в жизнь и все будет. Вот, кстати, еще один аспект мира, от которого вы бегаете, Михаил, все эти голосования, общественная жизнь и сеть, друзья и знакомые.
— Только нырни туда и сеть поглотит тебя, не останется времени на другое.
— Сейчас пытаются избегать крайностей, — напомнил Цодиков, — но понимаю вас, все это очень аддиктивно. Я тоже в свое время подсел, но сеть помогла мне принять новую реальность.
А многим не помогла, припомнил Михаил, и попытки вернуть старую реальность продолжались до сих пор. Чтобы как раньше, но с новыми ИП, сетью, энергонием и прочим. Пока он размышлял над этим, появилась Цецилия, тут же заговорившая о Джуди и гонках на воздушных пузырях. Михаил слушал, кивал, представляя Джуди, несущуюся на велосипеде, задорно сверкая всем подряд и размышлял, какой же вариант дальнейшего существования ему выбрать.
По всему выходило, что Цодиков прав, да и возможности, больше людей — больше возможностей, он же вместо этого забился в какую-то глушь и пытался выжить. Опереться на Маркету, да что там, прямо признать, что она ему нравится и жить с ней, переехать, доучиться, открыть для себя новые горизонты. Таня… нет, будем реалистами, подумал Михаил, и признаем, что Таня сказала "нет" и вообще, на роль прекрасной дамы не слишком подходила.
Переезд к тому же помог бы решить проблему всех этих женщин и инопланетянок вокруг.
— Вскоре я перееду на Крит, — заявил он вслух.
Цецилия заговорила что-то одобрительное, а Осман Петрович просто коротко кивнул и отсалютовал поднятием чашки с чаем.