Раньше Михаил не обращал внимания, но поселившись в "социальном жилье" вдруг начал подмечать все эти мелкие моменты, которыми ожмиков ненавязчиво подталкивали к социализации, общению, выходу из своей раковины, ведь при современном уровне сервисов легче легкого было превратиться в хикикомори и никогда не выходить наружу.
— Нет, голубушка, я категорически с вами не согласен в этом вопросе, — говорил Жайме Варатьян, обращаясь к Натали, потягивавшей слабый зеленый чай. — Ведь что гласит народная мудрость? Свято место пусто не бывает!
Михаил, сидевший с чашкой кофе, лишь усмехнулся краешком рта, припомнив пару анекдотов о монашках и заполнении пустых мест под данное высказывание. Нельзя сказать, что он как-то ненавидел религии, хотя и недолюбливал ислам, а сам являлся типичным "веруном", красившим яйца на пасху. Но в то же время вмешательство в его жизнь возмущало Михаила, и как-то тянуло сбежать куда-то прочь.
Например, в космос.
— Старые церкви уступили свои позиции — это верно, и смотрите, что случилось в тот период! Третья и Четвертая мировые войны и период хаоса, мир едва не погиб, по вине его жителей, к вам это, конечно же, не относится Михаил, — горячился Жайме.
Этакая помесь латиноамериканца с негром по цвету кожи, короткая седоватая стрижка и молодая внешность, недавно Жайме прошел курс, накопив на него, и возможно поэтому так и горячился в свои семьдесят с небольшим. Его подруга, Валентина Цимисха, просто вязала, подливала всем чай и вообще вела себя, как типичная бабушка, за исключением того, что больше молчала. Тоже одна из примет нового мира, союз социального активного и пассивного, хотя такое название наталкивало Михаила совсем на другие мысли.
— Даже если бы я жил тогда, то все равно ничего не смог бы изменить, — ответил Лошадкин.
— Узда церкви и морали ослабла, и что случилось в это период?
— Прогресс, — хохотнул еще один участник их посиделок.
Не ожмик, специалист по береговым рельефам или чему-то в этом духе, Анджей Гир путешествовал по миру прямо во время работы. Укреплял подводные склоны, расчищал, что-то там измерял и возводил площадки для будущих подводных ферм и жилья, и даже заводов полных циклов. В социальном жилье он обитал скорее из забавы и ради развлечений с девушками — ожмиками, тянувшимися к рейтовому, и это, честно говоря, вызывало у Михаила неприязнь.
Но все же они, обитавшие рядом, собирались на специально оставленной площадке, общались по-соседски, пили чай, обменивались историями и мнениями, и все это напоминало посиделки у Османа Петровича, только в ином виде.
— Четыре мировые войны!
— Взрыв населения!
— Сильнейшая эксплуатация и потеря морали и нравственных ориентиров!
— Что способствовало взрыву населения, — опять засмеялся Анджей. — Ну признайте уже, что эта заповедь про плодись и размножайся, да в сочетании с прогрессом в еде и медицине и привела к тому взрыву населения и подъему всего. И только когда ослабла узда церкви, живые додумались до всяких штук, которыми мы сейчас пользуемся, вроде этой.
Он указал на робота — уборщика, который катался себе туда и сюда, все собирал, мыл, чистил и надраивал, не требуя присмотра и ухода. Если хотелось впасть в паранойю, достаточно было ограничить доступ через манопу.
— Или вот этого, — он указал на стол.
Печенья и фрукты, отборные, налитые соком и соки, вдобавок к ряду напитков на любой вкус и цвет. Синтезатор отсутствовал, но можно было заказать и тут же доставили бы что-то еще.
— Или церковь поэтому и выступала против прогресса, чтобы не терять власти?
— Церковь выступала за примат духа над телом! Ограничения и запреты, обуздание животного в себе! Да, какую из мировых религий ни возьми, там везде об этом, просто другими словами! — горячился Жайме. — И сейчас проводится та же политика, поняли, что без обуздания животного ничего не выйдет, но забыли, что нужна еще и вторая сторона — божественная! Религиозная! Мораль и нравственные ориентиры! Но ничего, свято место пусто не бывает, и новые церкви и религии пробивают себе дорогу, кусаются и лезут, они полны сил и задора, и они пробьются!
На мгновение почти черное лицо Варатьяна исказилось, словно он забыл, к чему вообще завел все эти гневные речи.
— Пробьются и станут винтиком в государственной машине, — спокойно возразила Натали.
Она откинулась и стул-кресло сменил форму под нее, превратившись в подобие шезлонга, закинула ноги на колени Михаилу, который не возражал.
— Разве не за этим они выступают в оппозиции к властям, поднимают вопросы, противоречащие нынешнему укладу? Что это, как не рычаг давления и попытка пристроиться к кормушке?
— Если церковь поведет за собой общество, то она будет вправе указывать обществу, не так ли?
— Если, — парировала Натали.
— С чего бы это она поведет? — удивился Гир. — Разве не начнется драка с другими церквями?
— Поэтому надо дать религии власть, — вдруг заявил Жайме, — не устраивая войн! Когда религия стояла над странами и правителями, что в христианстве, что в исламе, да даже в буддизме, синтоизме, таоизме, разве не царили тогда лучшие времена?
Михаил поперхнулся кофе и закашлялся.
— Прогресс без нравственности дал нам четыре мировые войны! Так что раньше было лучше!
Кашель перешел в хрипы и тревожные сигналы перед глазами. Манопа уже принимала меры и одновременно с этим извещала ближайших медиков. Михаил кое-как прокашлялся, отменил вызов и прохрипел.
— Не жил ты раньше, иначе не говорил бы такого.
— Жил! Насмотрелся всякого в детстве, потому и говорю, что ни один прогресс такого не стоит! — ничуть не смутился Жайме. — А в твои времена, Михаил, уже отсутствовали нравственность и мораль, царил период хаоса, только мирный, с внешним подобием власти и спокойствия, но на самом деле!
Михаил только покачал головой, думая о том, что переспросить фанатика невозможно.
— А еще ты говоришь, что раньше было лучше, — заметил он, вызвав смешки.
— Было! — ничуть не смутился Жайме. — Когда церковь сдерживала обезьяну в человеке!
— А что насчет СССР? — поинтересовался Михаил. — Первый космонавт и прогресс, без церкви, подстегивание социальных отношений и попытка построить справедливое общество!
— Разве не считалось в ваши времена, что безбожие сгубило СССР? — парировал Жайме. — И я не против прогресса, я за прогресс, который будет протекать с моралью и нравственностью.
— Как в СССР, — не унимался Михаил.
Он и сам не слишком разбирался в теме, но Варатьян чем-то его задевал. Скорее всего этими тупыми фразами "раньше было лучше" и попытками утащить в средневековье. Пожил бы он сам без нынешних и прошлых благ цивилизации, да хотя бы как в конце девятнадцатого века, нет, лучше вначале, когда еще царили "мораль и нравственность" по его мнению.
Сразу бы поди взвыл и запросился обратно!
— Но там не было религии и церкви, и он рухнул, как и капитализм, оставшийся без наездника, того, кто управлял бы этим диким и ненасытным животным.
Михаил только сплюнул мысленно и опять пожалел, что влез. Тема церквей и религий, новых и старых, то и дело всплывала в последние дни и недели, пока он жил с Натали и ему каждый раз чудилась попытка ограничить его.
В то же время его не покидала странная мысль, что это просто обратная сторона прогресса. Больше свобод, но больше и ограничений, вроде тех же камер, которые лепили на все подряд и ничего, никто не возмущался особо, что за ними подглядывают. Пешком — иди куда захочешь, но на автомобиле уже будь любезен катайся по дорогам и по правилам, и так далее.
— То есть и нынешний строй рухнет?
— Разумеется! — уверенно припечатал Жайме. — Одна надежда, что новые церкви придут на смену старым, пробьются и придут к власти.
— Станут частью власти, — опять заметила Натали.
Ноги ее все еще покоились на коленях Михаила, но она уже двигала ими, в общем-то открыто намекая на секс, но без приглашения через сеть.
— А вот и нет! — почему-то обрадовался Жайме. — Правдорубы никогда на это не согласятся, прямо объявят, что церкви лезут во власть и им мешают, и это и погубит любителей правды!
Лицо Натали вдруг стало задумчивым, словно не она мяла ногами Михаила. Появилась Фарида, поклонница Анджея, в сопровождении еще какой-то подруги, и Гир удалился с ними, у Михаила пропал задор и на этом очередной спор соседей, в общем-то и закончился. В то же время, все равно осталось ощущение общности, сопричастности.
Ну поспорили, что такого?
Дверь отъехала в сторону и не успела она еще закрыться за ними, как Михаил уже обнял Натали сзади, полез руками ей под одежду, ощущая слегка расплывшееся, но такое приятное тело. Словно холодящее ему руки, но при этом повышающее жар внутри.
— Что-то случилось? — спросил он, так как Натали почти не откликалась на его ласки.
— Да, но тут надо подумать.
— Неужели наш сосед тебя переубедил? Теперь никакого секса до брака?
— Что за глупости ты несешь? — Натали чуть прогнулась и заерзала. — Мы и так уже живем в браке, детей только не хватает.
— А, так ты поэтому задумалась? — уточнил Михаил.
Они вроде бы уже все обсудили и решили, приняли совместный хитрый план, работать и учиться еще больше, чтобы добраться до "космического порога" и улететь до рождения детей. Но зачать их сейчас, чтобы случись чего, исправить земной медициной еще до рождения и получить информацию о возможных недостатках у их совместных детей.
— Отчасти поэтому, — ответила Натали, прогибаясь и извиваясь, словно танцевала, а Михаил выступал в роли шеста, — но если хочешь…
— Хочу, — ответил Лошадкин и добавил, — тебя.
Два тела слились воедино, и Михаил опять ощущал себя так, словно нашел вторую половинку, без которой он оставался неполон. Только вместе с Натали они образовывали единое целое, взрывающееся наслаждением и уносящее их куда-то на небеса и выше.
— Так что, улетим? — спросила обнаженная Нгуен, скатываясь на пол и растекаясь там морской звездой.
— Улетим, — уверенно ответил Михаил с высоты диванчика. — Надо будет повжобывать на износ, но зато не будет времени сидеть с соседями.
— Что сделать? — переспросила Натали и чуть приподняла голову, а также закинула ноги на диван.
Михаил чуть повернул голову и посмотрел сверху вниз вдоль ее тела, ощущая шевеление в теле. Только что ему казалось, что он опустошен до самого конца, но нет, тело уже реагировало. Мобилизовывало ресурсы, тащило еще, подталкивало изнутри, намекая, что нужно срочно оплодотворить эту самку, и все это несмотря на в целом бурную сексуальную активность за все время, что они жили вместе.
Наверное, это и есть любовь, подумал Михаил без иронии, в прежней жизни он ничего такого не испытывал.
— А, поработать как следует, — чуть шевельнула головой Натали, — это да, тут нам обоим надо будет ударно потрудиться сутками напролет.
И замолчала, глядя куда-то в потолок.
— Но?
— Что «но»?
— Ты говорила, что тебе надо подумать и еще во время разговора с соседями о чем-то задумалась сильно.
— Да, — ответила Натали и снова замолчала.
Так они лежали некоторое время, Михаил прикидывал вяло, что надо будет переехать в зону Сахары и там поработать вживую на двух или трех проектах, возможно, даже совмещая четырехчасовыми сменами и перелетами туда-сюда. Следовало, конечно, еще посчитать, будет ли выгода, но ему все равно требовалась работа вживую над настоящими проектами, получение кредитов и рейтинга.
Список ближайших систем союза, не проводящих политику Земли в плане рождаемости, перелет туда, гражданство, да, смена гражданства, а стало быть, экзамены. На перелете можно было сэкономить, не покупать себе корабль, а просто перелететь и там уже на месте обустраиваться. Специальность, да, что-то строительное, но в то же время уже с прицелом на будущее место обитания.
— Михаил, — ласково сказала Натали, появляясь у него перед глазами.
— Что? Ты задумалась — о будущем, полагаю? — и я задумался.
— Да, о будущем, видишь какое у нас полное взаимопонимание? — Нгуен приникла к нему, словно лоза к дереву, обвила. — Думала о будущем нашем и наших детей, и как нам его обеспечить.
— Что там такого сказал Варатьян, — задумался Михаил, вызывая запись. — Решила обратиться в церковь?!
— Нет, ты что, — сдавленно хихикнула Натали, — я и говорила о них только, чтобы тебе приятное сделать!
— А я — тебе, — изумился Михаил.
Затем оба рассмеялись, и Михаил потянулся к розовым соскам Натали, которые мучительно маячили у него над головой, но все же остановился.
— Так что ты придумала? — спросил он.
— Все еще способен думать о делах? Да ты силен! — восхитилась Натали, оседлавшая его
— Еще бы, ведь речь идет о наших детях! — руки Михаила переместились на ее бедра.
— Тебе надо будет вернуться к полжистам, — заявила она.