Группе Шнайдера удалось оторваться от погони, но никто не исключал того варианта, что из Дорогобужа могли дозвониться в Сафоново и сообщить о них местным военным властям. Дорога здесь одна и свернуть не удастся. Заскочили в типичную русскую деревеньку с мелодичным названием Василисино, а тут впереди съехавший на обочину грузовик и рядом с ним мотоцикл, возле которых копошились красноармейцы. На дорогу вышел капитан в форме народного комиссариата государственной безопасности и властно поднял руку, требуя их остановки. Ганс державший на коленях автомат, оттянул затвор, досылая патрон в патронник.
— Притормози, — приказал он Гюнтеру.
— Что случилось, товарищ капитан? — поинтересовался Шнайдер через открытое окно дверцы.
— Выручай старлей. Мотоцикл сломался, а на полуторке пробито колесо. У меня срочное донесение в штаб фронта. Кровь из носу, надо доставить. Ты куда едешь? — спросил незнакомец.
— В Сафоново, куда тут еще можно ехать? — пожал плечами Ганс.
— Придется слегка изменить маршрут, — интонацией голоса, исключающей возможность для противоречия, заявил капитан.
— Мы обминем Сафоново и выскочим к Анохово, а потом ты вернешься. Это недалеко.
Сказав мы, капитан тем самым дал понять Шнайдеру, что спорить с ним бесполезно и это решение обжалованию не подлежит.
— А где это Анохово? — поинтересовался обер-лейтенант, желая понять каким образом, отклонение от курса может помешать им, выполнить свою задачу.
— За Сафоново, на Минской трассе.
— Если на трассе, то ничего страшного. Я только дороги туда не знаю, — признался Шнайдер.
— Я покажу, — по — хозяйски вел себя незнакомый капитан.
— Сообщение-то действительно важное? — поинтересовался командир диверсантов.
— Даже очень. Поэтому так и спешу.
— Тогда прошу в кабину. Покажете дорогу моему водителю, — уступил немецкий офицер свое место, прокручивая в голове план захвата этого донесения. Может действительно, что-нибудь стоящее? Если не захватит конвой, то хоть секретные документы передаст. Капитан не стал ждать повторного приглашения.
— Гриценяк, Бабенко в машину! — приказал он двум автоматчикам сопровождения. Парни быстро залезли через борт их полуторки.
— Ты, Громоклицкий, отвечаешь за транспорт, — показал капитан кулак своему водителю, который с виноватым лицом возился возле пробитого колеса.
— И смотри у меня! — пригрозил он напоследок красноармейцу. Шнайдеру пришлось перебираться в кузов. Гюнтер под руководством капитана повел машину по дороге. Ганс прикидывал в голове варианты разрешения ситуации. Насколько был оправдан риск захвата этого важного донесения? Да и столь ли важно само донесение? Этот перепачканный маслом водитель, с польской фамилией Громоклицкий, четко запомнил их компанию и если капитана начнут искать, то первыми подозреваемыми в его исчезновении станут именно они. Их и так уже искали. Его мыслительные процессы прерывал разговорчивый красноармеец Гриценяк, с распространенным в России именем Василий. Он успел выпросить у его подчиненных махорки и теперь закурив самокрутку травил какие-то пошлые анекдоты. Диверсанты, не совсем понимая его шуточек, смеялись невпопад, изображая из себя общительных парней. Второй автоматчик был в противоположность Василию, молчаливым и каким-то подозрительным. Он как-то странно косился на парней Шнайдера, словно догадываясь, кто перед ним на самом деле. Даже Шульц не выдержав его пристального взгляда, задвинул ногой подальше под лавку их радиостанцию. Пока грузовик доехал до развилки дорог перед Сафоново, Ганс был готов лично всадить Гриценяку нож под сердце, но не для того, чтобы завладеть документами капитана, а чтобы Вася закрыл свой рот, и замолчал. Этот словоохотливый красноармеец стал что-то выкрикивать девушке регулировщику, после чего их машину остановили для проверки документов. Может остановка и не была связана с поведением Васи, но все подумали, что проблема именно в нем. Их пулеметчик Фриц, как бы, между прочим, подвинул к себе ДП-27. Ганс видел, как ребята напряглись. Он и сам положил палей на спусковой крючок ППШ, который лежал у него на коленях. Капитан выскочил к военным остановившим их грузовик и стал им что-то весьма эмоционально рассказывать. Гул моторов проезжающей техники не позволил четко различить, о чем шел разговор. Капитан махал своей корочкой удостоверения перед глазами армейского офицера, что-то гневно высказывая тому в лицо. Сидящие в кузове мужчины смогли только понять отдельные фразы, которые возмущенно повторял офицер ГБ, вернувшийся с проверки документов.
— Какие диверсанты? Они тут все с ума от страха посходили. Кругом диверсанты мерещатся! — повторял капитан.
— Идиоты!
Спорить с ним никто не собирался. Все-таки о них сообщили в Сафоново, и только по воле случая удалось избежать раскрытия. Доставив курьера по месту назначения, Шнайдер облегченно вздохнул и, наверное, не один он. Диверсанты, уставшие от непонятного им юмора попутчика, без всякого сожаления пожаловали Гриценяку кисет с махоркой, которую по сути никто и не курил, и она лишь могла понадобиться, чтобы сбить со следа служебную собаку, если их будут преследовать с таковой. Едва троица покинула машину, как Гюнтер нажал на педаль газа и постарался поскорее вписаться в транспортный поток. Вася широко улыбался довольный полученным подарком, а второй солдатик что-то нашептывал капитану на ухо. Тот кивал головой и как-то пристально присматривался к машине с группой Шнайдера. Худощавый красноармеец, по-видимому, в чем-то убедил своего начальника, отчего рука офицера потянулась к кобуре с пистолетом. Таких осложнений немцам было не надо. Они сейчас находились в самой гуще войск РККА и шансов вырваться отсюда живыми минимум. Если троица начнет пальбу, пиши, все пропало. Выручил Фриц, который положил на задний борт полуторки свой «дегтярь», давая понять троице, что в случае их неправильных действий они пострадают первыми. Капитан оказался неглупым мужчиной и опустил руку вдоль ноги. Что же такое смог услышать или увидеть этот красноармеец Бабенко, что заподозрил неладное? Шнайдер еще раз осмотрел группу. Акцент? Неадекватная реакция на тупые шуточки Васи или еще что-то? Как понять, где они прокололись? Лучше ограничить контакты с военными. Понятное дело, что в Сафоново они возвращаться не стали. Очутившись на минском шоссе, диверсанты взяли курс на Вязьму. Ганс специально подобрал беженцев, хотя по всем инструкциям делать этого было нельзя. Если на них будет ориентировка, то гражданские «замылят глаз» и в случае чего смогут стать живым щитом. Тетки радовались, что им с детьми повезло и они, воспользовавшись добротой военных, сократят свой путь. Женщины даже не подозревали, что судьба уготовила им быть в качестве возможных заложников и при боевом столкновении ни одна из сторон особо переживать за их судьбы не станет, ну, по крайней мере, его парни из диверсионной группы, угрызениями совести и мукам морали подвержены не были. Остановку сделали в Прудковском, чтобы осмотреться и подождать появление конвоя. Артиллерийская канонада не умолкала. Чем ближе к линии фронта, тем больше вероятность того, что компетентные органы тебя не достанут. Так, по крайней мере, думал Шнайдер, но это в теории, а в практике, расслабляться нельзя нигде. Обоза не было. Шульц, выходец из Литвы, что давало ему неоспоримые преимущества перед немцами, в ходе беседы с местными, установил, что через Издешково проходит ответвление старой смоленской дороги. И если предположить, что конвой двигался не через Сафоново, а именно по этой дороге, то возможна вероятность его появления в соседних деревнях, по пути следования в Вязьму. Ганс понимая, что упускает золотой конвой, готов, был прислушаться к любым теориям. И Шульц в следующем населенном пункте смог доказать свою правоту, принеся обер-лейтенанту золотой червонец.
— Что это? — не понимал Ганс, почему у его подчиненного такое довольное лицо.
— Это вещественное доказательство пребывания здесь грузовиков с золотом. Я отобрал эту чеканку у местного жителя, — доложил литовец.
— Наши визави рассчитывались здесь золотыми червонцами за провиант и, причем совсем недавно.
Потрясенный такой новостью Шнайдер, в знак благодарности, обхватил руками плечи парня.
— Ты молодец! — потряс он Шульца.
— Все к машине! Мы должны догнать колонну! — радостно залепетал обер-лейтенант. Полуторка рванула с места, быстро, насколько это возможно, набирая скорость. Все диверсанты вглядывались вдаль в надежде увидеть хвост колонны. Пока все было безрезультатно и только в очередном поселке все резко изменилось. Путь им преградил танк. Недовольный происходящим Шнайдер выскочил из кабины.
— Что тут черт подери, происходит? Уберите технику и дайте проехать! — начал орать старший лейтенант. Из-за Т-26 вышел военный средних лет, с наспех перебинтованной головой. На белой материи были видны проступившие сквозь бинт пятна крови. Вид у полковника, а это был именно полковник, был весьма уставший.
— Чего орешь, старлей?
— Мне надо в Вязьму. У меня срочное дело, — взяв под козырек, ответил Ганс.
— Вот и хорошо, что в Вязьму. Пойдешь со мной в сводном отряде. Немцы на шоссе прорвались и мне поставлена задача, выбить их оттуда, — спокойно произнес военный.
— А я при чем? У меня другие задачи, — попытался Шнайдер избежать участи вступать в бой со своими.
— У нас у всех одна общая задача, победить фашистов. Становись в колонну. Сейчас будем выдвигаться.
— Никуда я не поеду. Это самоуправство. Я вам не подчиняюсь. И вообще, вы знаете, кто я? — полез Ганс в нагрудный карман за документами.
— Мне плевать кто ты! Сейчас ты подчиняешься мне, потому-что я старший по званию, и твоя задача следовать со мной и выбить немцев с шоссе, — заорал на него старший офицер.
— Вы пойдете под суд за самоуправство! — не сдавался командир диверсионной группы. Сзади грузовика подкатил броневик. Скрипнули петли броне двери, и из бронеавтомобиля вылез лейтенант в рабочем комбинезоне и с танковым шлемом на голове.
— Товарищ полковник, ваше приказание выполнено. Я раздобыл БА-10 с экипажем и полным боекомплектом, — доложил замазанный в мазуту лейтенантик.
— Молодец Быков! Пойдешь замыкающим. Нам в помощь пришли особисты, — кивнул он на группу Шнайдера.
— Вы не имеете права командовать нами, — настаивал Ганс.
— Вы ответите за это!
— Отвечу старлей, отвечу. Если надо будет, то и под суд пойду, но только сейчас ты поможешь мне выбить немцев, а потом можешь жаловаться. Если откажешься выполнять мои приказания, то суда не дождешься. Я тебя сам шлепну. Быков, проследишь за нашими друзьями. Если они дрогнут в бою или попытаются сбежать, то сам знаешь, что надо делать, — ответил военный. Такого отношения к особистам Шнайдер еще никогда не встречал.
— Да кто вы такой? — не сдержался он, чтобы не задать вопрос.
— Я полковник Калюга. Слышал о таком? Нет? Тогда еще услышишь, — сказал военный и отправился в голову колонны.
— Этот полковник, что контуженный на всю голову? — поинтересовался Ганс у танкиста.
— Есть малехо, — с какой-то нежностью в голосе ответил лейтенант.
— Ты, что и впрямь по нам стрелять будешь? Ты хоть понимаешь, с кем имеешь дело? — теперь уже на молодого лейтенанта переключил свое внимание Шнайдер.
— А я то, что? Полковник приказал, — пожал плечами младший офицер.
— Идиот! — единственное слово, найденное в словарном запасе у Ганса, способное дать характеристику собеседнику. Что на уме у этих неадекватных людей Шнайдер не знал, и поэтому пришлось играть по правилам полковника. Долго ждать боестолкновения не пришлось и хоть диверсанты по большей части только имитировали ведение боя, но и без их участиясводный отряд разгромил разведку вермахта. Дальше, больше. Калюга вступил в бой с основным отрядом немцев, и снова удача была на его стороне. Хорошо хоть никого из ребят Ганса не зацепило. Шнайдер разрабатывал план, как ему под надуманным предлогом покинуть сводный отряд. Идти в открытую конфронтацию с полковников он побаивался. Таких отчаянных военных, которые не трепетали перед карательными органами Советского Союза, он в своей практике не встречал. Но удача благоволила не только контуженному Калюге, но и самому Шнайдеру. Когда на дороге появился санитарный ЗИС, сердечко у обер-лейтенанта приятно екнуло. Стоило ему взглянуть на документы водителя и последние сомнения улетучились. Это была машина «золотого конвоя». Значит, колонна не попала в руки вермахта и не была разгромлена по дороге. Они прятались где-то совсем рядом. Остальное дело техники. Он подсадил в кузов ЗИС-5 своего человечка и, выведя временно из строя полуторку, отстал от сводного отряда по техническим причинам. Как только танк с броневиком скрылись за поворотом, Гюнтер быстро восстановил работоспособность грузовика, и они ретировались подальше от взбалмошного полковника. Мест, где могли спрятаться красноармейцы, сопровождающие сокровища Смоленского банка, было не так много и среди них ближайшая деревенька Относово. Днем туда соваться Шнайдер не собирался. Как не крути, но численного перевеса в людях у него не было и конвой можно было взять только неожиданной атакой и желательно в ночное время. Значит, стоило подождать наступления сумерек. Красную ракету, выпущенную Шульцем, они увидели издалека. Гюнтер повел автомобиль по направлению сигнала, и они попали на малоприметную дорогу. По ней и добрались до леса, где их ждал литовец. Гюнтер погасил фары и выключил мотор. Парни выпрыгнули из кузова и окружили товарища.
— Что там? — спросил Ганс.
— Пять машин на кордоне лесника. Близко не подходил. Судя по всему их человек восемь-десять. Практически, как и нас, — доложил разведчик.
— Тебя хоть не видели? Неприятностей не будет? — переживал обер-лейтенант.
— Не видели, точно.
— Это хорошо. У нас преимущество во внезапности и огневой мощи. Где часовой видел?
— Слышал. Он с девкой на стоге сена кувыркался, — ухмыльнулся Шульц.
— С девкой? — переспросил Ганс.
— Откуда там девка?
— Дочь лесника, наверное, — пожал плечами Шульц.
— Генрих, возьмешь часового на себя. Шульц покажет, как к нему подойти. Постарайся сделать все тихо, — распорядился Шнайдер.
— Что с девкой делать? — поинтересовался здоровяк. Шнайдер удивленно посмотрел на подчиненного.
— Я тебя не узнаю. Ты стал задавать глупые вопросы, — назидательным тоном произнес обер-лейтенант.
— Я все понял, — виновато опустив глаза, ответил Генрих.
— Гюнтер с Фрицем, обойдете дом с тыла. Если что-нибудь пойдет не так, не дайте никому сбежать, — дальше распределял роли офицер.
— Остальные со мной. Постараемся работать тихо, не поднимая шума, действуя ножами. Оружие применять, в крайнем случае. Не хочу, чтобы на шум перестрелки примчался контуженый полковник Калюга, — ухмыльнулся сам себе Ганс. Ступая практически беззвучно, диверсионная группа выдвинулась за Шульцем. Немцы шли к дому лесника, чтобы окончательно поставить точку в этой гонке за «золотым конвоем».