Пашка.
Пашка впервые ехал к бабушке на скором поезде один. Не только без папы и мамы, но и без кого-либо провожатых. 14 лет, как — никак, исполнилось. Ехал не в купе — в плацкарте, в 1-ом вагоне. Папа, конечно, провожая, посмотрел на Пашкиных соседей оценивающим взглядом. Рядом ехали молодая женщина и два ее ребенка: мальчик лет 10 и девочка, которая без умолку говорила, что осенью пойдет в школу, как она будет учиться на одни пятерки…
«Маленькая, глупенькая…», — думал про нее Пашка. — «То ли вот дело он: парень в полном расцвете сил, с учебой все шик и супер, командир сводного отряда «Юнармия», 2 разряд по боксу (жаль, конечно, что только 2 место в Первенстве области), участвовал в многодневных туристических походах, проходил подготовку в лагере «Патриот», собирает — разбирает «Калашникова» по нормативу «отлично», даже несколько раз стрелял боевыми патронами на стрельбище… И вообще, будет он через некоторое время офицером!»
Вот это — да! Пашка достал телефон и стал фоткать: поезд ехал мимо стоянки множества паровозов. Говорят, что это специальный запас, на случай войны, если «кина не будет и электричество кончится!»
Когда Пашка задремал, глядя в окно, он не понял… Поезд резко затормозил и стал останавливаться. От неожиданности Пашка стукнулся лбом о деревянный столик у окна, зашипел от боли и подумал о «дровах, которые везли в поезде». От этих мыслей его вывели частые и короткие гудки паровоза… И только сейчас он понял, что в вагоне — паника, вагон не его плацкарт, соседи — тоже не его… Все начали толкаться, кричать…
— Воздух!!!
— Налет!!!
— Быстрее из вагона…
Пашка посмотрел в окно — народ в панике, побросав вещи, бежал к ближайшему леску. Гудки прекратились. С режущим уши визгом, на бреющем полете, над вагоном пролетел самолет. Наконец Пашка выбрался из вагона, огляделся, не понимая, что происходит: часть людей бежала к леску, другая легла в канаву — в грязь.
— Пацан, тебе что, жить надоело? Бегом сюда! — крикнул Пашке дядька в военной форме, с орденом «Красная звезда» на левой стороне груди… Военной форме — без погон, на петлицах 3 квадратика…
«Три кубаря — старший лейтенант — до 1943 года… Форма до 1943 года, странный деревянный вагон — «Спальный вагон прямого сообщения», авианалет… Неужто я попал в начало войны с немцами?» — обрадовался Пашка. — «Вот попал, так попал! Я же все знаю, могу заранее сказать, что бу…»
«Почему мне так больно! Больно! Почему я ничего не слышу и не вижу? Как больно!!! Я не могу кричать? МНЕ ЖЕ БОЛЬНО!!! Помогите! Кто-нибудь!!! Надо проснуться… Это сон! Как больно…»
— Все, отходит… — старший лейтенант с горечью посмотрел на изувеченное осколками бомбы и кусками железа тело Пашки. Снял фуражку. — Ну, почему ж, ты меня, пацан, не послушал?
К голове состава несли еще нескольких погибших, раненым пытались оказать помощь…
Стоящий рядом со старшим лейтенантом машинист, в след за ним, снял кепку, скомкал ее в руке, отвернулся и стал смотреть на раскуроченный взрывом паровоз…
Севастополь.
— Па, Мам! Смотрите, как я могу! — Илья спрыгнул в воду со скалы, которая возвышалась над волнами Черного моря метров на десять. Вынырнул, помахал маме рукой.
— Молодец, Илюшка! — подбадривающе крикнула его мама и добавила уже тихо, поцеловав мужа. — Весь в папу, такой же сорванец!
Илья действительно был во многом похож характером, отношением к жизни, внешностью на своего отца, инструктора по рукопашному бою, капитана одной из частей морской пехоты Северного флота. Командиру этой части несколько раз приходили анонимки об издевательствах капитана Фролова над сыном. Из школы приходила классный руководитель, приводила за руку Илью и требовала применить меры к «отцу, избивающему своего сына до синяков и заставляющего разбивать кулаки так, что мальчик не может держать в руках карандаш и ручку».
Но кто-кто, а полковник Войлоков хорошо знал, что к чему. Ведь он сам разрешал участвовать в учениях Илье Фролову вместе с отцом, и не жалел об этом, ведь глядя на двенадцатилетнего мальчишку (в прошлом году), преодолевающего трудности наравне со взрослыми, молодые морпехи даже себе боялись пожаловаться на усталость. А о каких издевательствах шла речь в анонимках? Просто ежедневно по утрам, не зависимо от погоды, отец и сын пробегали 5 километров по сопкам, потом в ДОФ (дом офицеров флота) — проплывали в бассейне соответственно 1000 и 500 метров (хорошо, что раздеваться и одеваться было делом нескольких секунд, так как бегали Фроловы зимой и летом только в спортивных шортах), возвращались домой, принимали душ, завтракали и отправлялись один — на службу, а другой — в школу.
Вообще-то у капитана Фролова была особенность, которая не очень нравилась Войлокову. О его спартанских методах воспитания среди бойцов ходили легенды. Одна только фраза: " Если болит нога пробеги в полном снаряжении 5 км и всё пройдет!" — чего стоит!
Не только морпехам, но и Илье доставалось от отца в спаррингах — ходил с фингалами. А уж "дело о разбивании кирпичей" вообще стало притчей! Теперь, если молодой боец боялся бить рукой кирпич, то капитан приставлял к нему инструктора — своего сына.
Для своих 13-ти лет Илюха был отлично развит физически — этакий мужичок, но о девчонках пока не задумывался, хотя в школе на него заглядывались не только одноклассницы, но и девушки чуть старше, да и умом Бог его, вроде бы, не обделил.
"А не спеши ты нас хоронить.
А у нас ещё здесь дела.
У нас дома…" — Разносилось по «Голубой бухте». Видимо, прибывший на катере к пляжу «радист» любил "Чай-ф".
Илья снова взобрался на скалу, посмотрел на охающих внизу тетушек, которые осуждали его за дурной пример, показанный их детям; устроил «потягушечки» — поиграл хорошо развитыми мышцами (не жуткими буграми, как у «качков», после непомерного железа, а нормальными мышцами — работал со своим весом: турник, брусья, отжимания, кроссы, плавание, колка дров для бани, спарринги с батей), посмотрел на воду далеко под ногами и улыбнулся, вспомнив, как отец подтолкнул его два года назад с 5-ти метровой вышки, как впервые прыгнул с парашютом в этом году — набрал, наконец-то, 50 килограммов веса (хорошо, что отец заставил одеть «памперсы», а то долетел бы… мокрый). Нет, Илья не красовался перед всеми, просто у него было хорошее настроение, он балдел от полета, от теплого Черного моря, на которое попал с родителями впервые (капитан Фролов с семейством все-таки решился навестить старого друга, который звал его к себе в гости, в Севастополь, лет пять, если не больше).
Илюха приготовился к прыжку…
"…нам сегодня с тобой не прожить,
То кто же завтра…"
Дух захватило от полета и стремительно приближающейся воды… Вынырнул и…
"… Нежно с морем прощалось…" — неслось из… патефона, стоящего рядом с лежащей на песке группой отдыхающих.
То же море, те же скалы, только другие люди на пляжике… Илья в несколько гребков добрался до полосы прибоя, вышел из воды, посмотрел на то место, где должны были загорать его родители, и решил, что он, скорее всего, утонул. Но все происходящее не было похоже ни на ад, ни на рай, обычные люди купались, загорали, слушали музыку, играли в волейбол…
— Мальчик, тебе плохо? Ты весь такой бледный! Тебе помочь? — забеспокоилась какая-то женщина.
— Нет-нет, спасибо, это со мной иногда бывает, сейчас пройдет. — Илья пытался понять, что же с ним произошло на самом деле. Отец не зря учил его сначала смотреть и думать, а потом действовать.
«Судя по мальчишкам и мужчинам, плавки на этом пляжике не в моде. В моде обычные черные и синие ситцевые трусы — «семейки», а-ля прощай молодость. У женщин своеобразные купальники, абсолютно не похожие на «бикини». Прям ретро — карнавал в пляжном исполнении. Ретро! Так это я ухитрился как-то попасть в прошлое! Вот это да! Значит, спрыгнув со скалы, я попал в прошлое! А может я ударился о воду, потерял сознание и утонул?»
Илья с опаской вдохнул полной грудью и ущипнул себя за руку: «Уй-ё! Вроде бы живой. Значит в прошлое? Прям, как в книгах! А раз переход, значит, туда и обратно! Здорово! Погуляю здесь и вернусь, тем более, что в своих черных спортивных атласных трусах я не слишком здесь выделяюсь. Это ж «Мы из будущего -3», что ли…? Так, стоп… А может я просто заснул и мне это снится? Такое было один раз. Ему приснилось, что он опоздал в школу, его там ругали, стыдили, а потом… проснулся. Папа тогда сказал. что для того, чтоб распознать сон это или не сон, надо что-то прочитать! Во сне читать не получится — буквы в сонной голове путаются.»
— Извините, пожалуйста, — спросил Илья женщину. — Вы не подскажите, который сейчас час?
— Около четырех.
— Спасибо, ой, а это у вас сегодняшняя газета?
— Да, сегодняшняя, засуььоту. — "Какой все-таки странный мальчик", — решила для себя женщина. — Ты хочешь ее посмотреть?
— Да, если можно. — Илья взял протянутую газету.
«Правда», суббота, 21 июня 1941 года…
— Да что же с тобой! Ты опять побледнел! — не на шутку обеспокоилась женщина.
— Нет-нет, все хорошо. «Хорошо, только завтра война… И это не сон — прочитал…», — про себя добавил Илья, возвращая газету.
— Большое спасибо, вон, меня и мама зовет! Я пойду.
Женщина обернулась в ту сторону, куда показывал рукой мальчик, но так и не поняла, где же его мама.
Илюха сразу решил, что сперва предупредит о войне, а потом, прыгнув со скалы, совершит обратный переход — вернется в свое время.
Но выполнить задуманное оказалось не такой уж простой задачей… Ну не подойдешь же к первому встречному и не заявишь ему, что завтра начнется война! В лучшем случае тебя пошлют куда подальше, а в худшем — объявят «Кутузовым» и поместят в палату № 6 к «Наполеонам». Илья постарался вспомнить, а на память он не жаловался, все до капельки, что рассказывал о начале войны, об обороне Севастополя папин друг — капитан 3 ранга дядя Слава…
Вечерело, Илья устал — это ж целый день босиком по городу. Одно радует, что по городу, в подобной одежде, рассекало приличное количество мальчишек и его наряд не вызывал удивления. Вымотался до предела, так и не сумел найти способ сообщить о войне. События у КПП (контрольно-пропускных пунктов) двух найденных им воинских частей напоминали друг друга, как две капли воды. Он просил позвать командира части или дежурного офицера для сообщения важного известия, но ему говорили, что все заняты, что у них нет времени принимать участие в мальчишечьих играх в войну, потом, поддавшись на просьбы, постовой звонил начальству, начальство выдавало матросу нагоняй, и на этом все завершалось. Илья просил выслушать его нескольких офицеров, но офицеры только и твердили, что никакой войны не будет, а если будет, то мы очень быстро покажем врагу: «Где раков кормят». И тогда Илюха решился на последнее средство…
Вахтенному матросу на корме линейного корабля «Парижская коммуна» послышался странный вскрик, он перевел прожектор, осветил предполагаемое место крика и увидел плывущего человека…
Илью втащили в шлюпку, когда он находился в полубессознательном состоянии.
— Пацан! Салага! Во дает! Если с берега, то больше трех кабельтовых при волнении в 2 балла отмахал! — удивился один из матросов.
— Мне нужно поговорить с капитаном корабля, — только и смог произнести Илья, когда его закутывали в бушлат.
— Не волнуйся, теперь точно поговоришь с капитаном, и не только! Какого черта тебя понесло к боевым кораблям, а? — обнадежил его какой-то офицер.
Как оказался в каюте Илья не помнил. Рядом с коечкой на «баночке» (так называют на флоте табурет) лежали трусы, тельняшка и больничная пижама. Илья одел все, кроме пижамы и открыл дверь, прищурился, чтобы легче привыкнуть к яркому свету…
— Что, оклемался, утопленник? — поинтересовался мужчина в белом халате. — Далече, боец, собрался? Если в гальюн, то направо.
— Сколько сейчас времени?
— Ночь уже, твои родители тебе уже небось, утопленником считают. Готовь зад под батин ремень…
— Сколько времени???
— Сколько-сколько, вот заладил! — мужчина посмотрел на часы. — 15 минут первого…
— Мне надо срочно поговорить с капитаном. Очень надо! Я должен сообщить важную вещь. Я для этого и плыл к вам. Пожалуйста, разбудите капитана! — Илюха почти плакал.
— Ты только давай сырость не разводи, герой, а то море и так — соленое. Щас узнаю, капитан, вроде бы, не спал… да и одежду принесу, не идти же тебе к Кравченко в трусах и тельнике.
Федор Иванович Кравченко, капитан первого ранга, командир линкора «Парижская коммуна» не спал, он готовился к разбору учений, которые проходили с 14 по 18 июня. Маневры закончилось, корабли возвратились в Севастополь, однако «оперативная готовность номер 2» на флоте была сохранена. Разбор маневров планировался на 23 июня., проведение разбора будет делать Военный совет флот. Федор Иванович не имел дурной привычки ходить на разборы без досконального личного разбора действий.
Правда, его слегка выбили из колеи, когда доложили, что из воды подняли парнишку. Что он забыл у кораблей ночью? Корабли были затемнены, но город переливался всеми возможными огнями. А теперь малец вообще требует переговорить с капитаном…
«И чего его к нам понесло? — просто застряло в голове у Кравченко. — И так голова пухнет от дел и вопросов. Так еще завтра куча разборок по поводу этого пловца!»
Капитан линкора выслушал Илью, не перебивая.
«Интересно, — подумал он. — В городе ориентируется плохо, не местный. Говорит, что сын офицера с Северного флота, приехали погостить к другу отца, фамилию друга отца не называет, говорит, что дядя Слава — «Кап Три». Но откуда простой мальчишка знает о том, что сегодня оперативный дежурный по Черноморскому флоту капитан 2 ранга Рыбалко, а дежурный — начальник штаба контр-адмирал Елисеев? Откуда он может знать о секретном приказе о подготовке к отражению возможной провокации 22–23 июня? А если правда — война, то медлить нельзя. А если провокация?… Будь что будет…»
Командир линкора «Парижская коммуна» Кравченко приказал связаться с дежурным по флоту.
— Николай Титович, приветствую Вас! — начал Кравченко. Товарищ контр — адмирал в штабе? Вот как значит… — Кравченко с интересом взглянул на мальчишку, который попал на линкор в 22.47
Как и предсказывал мальчишка, контр-адмирала Елисеева не было в штабе, он отлучился около 23.00 21 июня, в штабе был только капитан 2 ранга Рыбалко.
— Николай Титович! Вот такая у меня вышла заковыка…
Прошло несколько минут, и Илья уже разговаривал с оперативным дежурным по флоту. Этот разговор вызывал все большее удивление командира линкора…
— Ну, товарищ капитан 2 ранга, послушайте меня. Ну откуда я мог узнать о пришедшем около 23 часов приказе о готовности к возможным провокациям со стороны немцев и их союзников? Подумайте? Что? Откуда? — Это вопрос действительно застал Илью врасплох. Не говорить же, что ты из возможного будущего. — Понимаете, я просто знаю. Я Вас понимаю, Вы мне не верите, но это война! Поверьте, если Вы заранее отдадите приказ о готовности № 1, то у флота будет больше времени на подготовку к отражению налета самолетов. Адмирал Кузнецов пришлет приказ, но только в 1 час и несколько минут, а налет будет в 3. 5! Если нет? А Вас и так отдадут под трибунал, но потом оправдают. А я? Я не знаю, что со мной будет. Да, о других знаю, а что ждет меня — нет… Подождите, послушайте меня! Просто пошлите за офицерами оповестителей, если нет возможности объявить большой сбор. И еще… когда, все же, объявят большой сбор, то обратите внимание на огни Херсонесского маяка и Инкерманские створные огни, их нужно будет погасить… Пожалуйста. А куда я денусь с корабля? До свидания.
В 1 час 03 минуты 22 июня, через 17 минут после этого телефонного разговора, в штаб Черноморского флота пришла телеграмма…
В 1 час 15 минут командующий Черноморским флотом, вице-адмирал Ф. С. Октябрьский, объявил готовность № 1.
В 1 час 55 минут по главной базе Черноморского флота был объявлен большой сбор. Завыли сирены, постепенно стали гаснуть огни на улицах и в домах.
Около трех часов ночи оперативному дежурному сообщили, что посты наблюдения и связи (СНИС)и посты воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС), оснащенные звукоуловителями, слышат шум авиационных моторов… Рыбалко доложил об этом Елисееву…
В 3 часа 15 минут начался налет немецкой авиации на главную базу Черноморского флота Севастополь и города Одессу и Измаил.
За карасями.
— Юр, кто кого взял на рыбалку? Я — тебя или ты — меня? — Серёга уже начал злиться. Они стояли у этой развилки минут пять. — Тебе говорят — налево надо, налево!!
— А я говорю — направо! — Юрка, парнишка не малых размеров по ширине, даже размахивал руками, пытаясь доказать свою правоту…
— Направо через мост будет Сынково, а налево — Чулпаново! Ты ведь сам спрашивал, где я таких карасей наловил! А в Сынково одни верхоплавки ловятся!!
— Ты сам ничего не знаешь! Вот, Серый, у меня на Гугл-карте всё ясно нарисовано. Мы — вот здесь, а Чулпаново — направо!!
— Юрка, не беси меня. Я знаю куда идти — налево.
— Ну, ты и «левый»! Левее левого!
— А пошёл-ка, ты, «ферзь гамбитный», куда подальше … направо! — Серёга плюнул под ноги, растёр и пошёл по левой тропинке — Налови побольше верхов плавок! А можешь и низов от трусов. — Окончание этого каламбурчика Серёжка пробубнил уже себе под нос…
— Скорее ты поскользнешься на ровном месте, и будешь скользить долго-долго, а потом я, может быть, и наловлю верхоплавок! — крикнул в спину Серёжке Юрка, уходивший направо, не поняв приколки.
Вот так всегда бывает: собираешься на рыбалку, этот, тростниковый кабан — Юрка канючит — достаёт, чтоб его взял, место показал… Ждал его ещё 20 минут — встать в 5 утра не может, а потом командует! Карта какая-то! Будто Серёжка здесь первый раз ходит! Покажет он теперь ему рыбное место…
— Ай, чёрт… — Серёжка поскользнулся в овражке, больно стукнулся спиной и затылком, в глазах у него потемнело, и съехал на заду до самого низа. Серый потёр спину, почесал затылок, похлопал себя по заду, отряхивая пыль и грязь (слава богу, что рюкзачок, а-ля вещмешок, висел на одном плече, а батяня заставил одеть телогреечку — мог сильнее треснуться). — Ну, зараза — Юрка, наловишь ты сегодня верхоплавок.
Серега, по дороге, достал из кармана телогреечки (хоть и очень теплый конец апреля, но батя, сказал, пригодится — не месяц май!) сигарету, закурил. Он не был пай — мальчиком, чуток покуривал, мог выдать «пару ласковых», мог и пойти на драку с несколькими более сильным оппонентами, занимался и карате, и рукопашкой (как любил говорить его отец: «Добро должно быть с кулаками!»). Но и «раздолбаем» Серый тоже не бы: к мелким не приставал, в школе был середнячком (не отличник, но и не «дырка», всегда помогал родителям (если просили), любил смотреть фильмы и читать книги о войне…
Как ни странно, но Серёжка сегодня заплутал и вышел не как всегда, к реке, а у деревни.
«Ну вот, теперь через всю деревню тащиться». - подумал он с досадой.
А солнце, похоже, садилась. Полусонное, полу лирическое настроение испарилось, когда на его пути оказались две железнодорожные колеи: «Откуда здесь рельсы, ведь поезда ходят через город? Военных частей тоже рядом нет. Сколько ходил по деревне к колодцу за водой, ни разу рельсы не видел. А может я ещё в овраге лежу, а это мерещится?» — Серёжка с силой пнул рельс. Рельс загудел, а Серый зашипел, пытаясь приглушить боль: рельс был настоящий. И всё же, что — то было не так, как обычно. Серёжка ещё раз посмотрел на солнце, пытаясь понять, то ли его крыша уехала и очень далеко, то ли он находился в овраге очень долго, потому что солнце действительно садилось.
— Это он?
Сергей резко обернулся, от неожиданно раздавшегося за его спиной громкого голоса чуть было не подпрыгнул. Сзади к нему подошли тёмноволосый, крепкий мужчина в нательной рубахе, галифе и сапогах и босой парнишка, ровесник Серёжки, вся одежда которого состояла из старых замусоленных штанов. Парнишка, видимо, только что купался, волосы у него были мокрые… «Закаленный пацан, в апреле купаться
— Он, дядя Вася…
— Ну-ка, пойдём, разобраться надо, — мужчина положил Серёжке руку на плечо…
— А чё, здесь нельзя? — Серёжка отдёрнул плечо.
— Тебе сказали: «Пойдём», значит, пойдём! — мужчина крепко Серёжку за руку чуть повыше локтя.
Дядя Вася оказался начальником местного отделения милиции старшим лейтенантом Василием Петровичем Кутиным. Об этом Серёжка узнал, когда он с «дядей Васей» и мальчишкой вошли в одноэтажное здание с вывеской на двери: «Милиция»…
— Старшина! Онищенко! Онищенко!
— Здесь, товарищ старший лейтенант! — из одной из комнаток появился взъерошенный старшина.
«Милиция… Хоть бы вывеску сменили! Ну и форма у них. На складах завалялось обмундирование времен царя Гороха!» — усмехнулся про себя Серёжка.
— Старшина, спишь что ли?
— Никак нет!
— Ладно, Онищенко, зубы не заговаривай. Обыщи малого.
— Не имеете права меня обыскивать! Сначала сообщите моим родителям! — тут Серёжке захотелось, как всегда, покачать права. — Сейчас не 37 год и мы не в НКВД!
Старший лейтенант и старшина переглянулись. Мальчишка стал похож на одетую в штаны гипсовую статую (была такая шутка в пионерских лагерях). Первым в своё нормальное состояние пришёл старшина.
— Поговори тут еще! Лицом к стене! — он дал «леща — подзатыльник» и резко развернул Серёжку и, прижав одной рукой к стене, другой начал обыскивать.
— Ну, ты и птица. Да, сейчас не 37 год, а 41, но в одном ты ошибся — это НКВД! Это так же верно, как то, что я — Кутин!!
— Товарищ старший лейтенант! Да он — шпион! Посмотрите-ка! — из внутреннего кармана телогрейки старшина достал пачку «LM» и зажигалку. — Папироски-то не наши!
«Вот это я попал…куда попал? — думал Серега. На рукоприкладство старшего он мог бы и ответить — отец учил, что неважно, кто на тебя поднял руку — надо бить в ответку. А тут просто наступил ступор от непоняток: безропотно выполнял все приказы. — Где же я? Я, наверное, свернул себе шею в овраге… или просто потерял сознание и это я брежу…»
Через несколько минут Серёжка стоял лицом к стене, а милиционеры тщательно изучали каждый сантиметр его одежды и содержимое рюкзака на наличие шифровок, ампул с ядом, шпионских хитростей и других уловок. После осмотра ему разрешили одеться.
— Так… так, ага — продолжил чтение протокола личного досмотра Кутин. — У назвавшего себя уроженца города Покровска Московской области Сергея Панина, 13 лет… особые приметы: рост 161 см, плотного телосложения, лицо скуластое, нос прямой, глаза серые, губы тонкие… Так…
В ходе досмотра обнаружено иностранного производства:
1) Прямоугольное устройство, с различными изображениями
2) начатая пачка сигарет с латинскими буквами ЛМ
3) зажигалка не установленного образца
4) нож складной, самодельный
5) рыболовные снасти
6) телогрейка — ватник
7) сорочка с латинской надписью «Демиикс»
7) брюки «Рифле»
— Не "Рифле", а "Райфл", — устало поправил старшего лейтенанта Серёжка
— Молчать! — гаркнул старшина Онищенко.
8) консервы мясные, тушенка, говядина, ГОСТ, Главпродукт — продолжил Кутин.
9) фальшивых рублей на сумму 560 рублей, датированных 1997 годом…
— ХВАТИТ! — не выдержал Серёжка. — Я не шпион, меня никто никуда не забрасывал, я не знаю, как сюда попал, я, правда… Вы мне не верите… Постойте, вы сказали, что сейчас 1941 год, а день сейчас какой? Тот же? 21 июня? Хорошо… А можно сообщить о моём задержании более высокому начальству?
— Старшина, а может он из какой лечебницы сбежал? Больно уж странный! Хотя, иностранных вещей много… — усмехнулся старший лейтенант. — День тот же — 21 июня, а с начальством нашим завтра с утра встретишься. Давай, старшина, веди этого в баню, да смотри за ним хорошенько. Завтра с утра в райцентр повезём.
— Постойте… — Серега стал упираться, хотя Онищенко пытался, за шкирку, куда-то его увести. — Позвоните начальству и скажите, что 22 июня в 4 часа утра начнётся война! Война с немцами!»
— Он ещё и паникёр… Онищенко, веди его в «баню», — тяжело вздохнул Кутин. — А ты, Сашок, давай беги домой, а то поздно уже. Спасибо, что вовремя меня позвал, старший лейтенант взъерошил мальчишке волосы.
Серёгу отвели в стоящую во внутреннем дворе старую баньку, приспособленную для содержания задержанных. Всю ночь Серёжка не мог уснуть. Да и как уснёшь, когда творится — чёрт знает что! Разве можно отправившись на рыбалку попасть в прошлое? Разве может быть завтра война? Серёга ничего не мог понять, совсем ничего…
Из полудрёмы его вывел нарастающий визг, тряхнуло так, что Сергей свалился с деревянных нар на пол. Взрыв, взрыв, взрывы, ещё взрывы. Серёжка забился в угол, закрыл руками уши, чтоб не слышать крики людей и заглушающие их взрывы. Взрывы, мольбы о помощи, треск огня — всё слилось в один гул. Бомбёжка прекратилась также внезапно, как и началась. Серёжа поднялся с пола и выглянул в зарешёченное окошко. Ему стало жарко от увиденного: здание милиции превратилось в груду развалин. Потянуло гарью, становилось душно, что-то трещало совсем рядом. У Серёжки волосы зашевелились на голове, когда до него дошло, что горит его тюрьма. Он попытался выбить дверь, хоть она и была старенькая, но сделана из дуба и на совесть. Ломая дверь, Серёжка кричал, ругался, просил выпустить… Но кто его услышит в такую минуту?