Расставание.
Весна 1943 года продолжалась. Фашисты проводили карательную операции против партизан и местного населения вдоль железной дороги Лунинец — Барановичи.
Серёжка и Сашка находились в одном из секретов, лежали на высотке, поросшей соснами, не далеко от болотца. Они должны были контролировать и прикрывать одну из тропинок, ведущих к партизанскому аэродрому. Ее считали одной из самых безопасных, поэтому и поставили мальчишек. Уже рассветало, их скоро должны были сменить, как только улетит самолет. Самолет сел ночью, но что-то не заладилось, вылет задерживался, а лететь уже было нужно, скоро совсем рассветет.
Ребята тихонько перешептывались, но бдительность не теряли: жизнь научила.
— Тихо! Слышишь? Птицы раскричались? — стал прислушиваться и всматриваться в местность Сашка, ища возможные несоответствия
— Ага, вон смотри! Правее!
По лесу, в рассветном тумане, достаточно тихо, без спешки, шла цепочка людей.
— Серый, наши цепью по лесу не пойдут, только друг за другом.
— Егеря! — Серега закусил губу, разглядев форму.
— Обошли наших, гады! — Серёжка обернулся, как бы ища помощи. Там, за ними, метрах в 500-х, на поляне, партизанский аэродром. В самолеты, доставившие оружие и боеприпасы, должны были разгрузить и посадить раненых. Самолет ещё не взлетал, значит, надо держать подступы любой ценой.
— Сашка, не суетись! Сейчас должны сработать наши растяжки, зря мы их что ли маскировали?
Раздался первый взрыв. Фашисты запаниковали, открыли беспорядочную стрельбу, не понимая. Откуда «прилетела» граната. Следом рванула вторая растяжка.
Сашка первым не выдержал: бросил гранату и открыл стрельбу, не дожидаясь, когда немцы приблизятся и обойдут ребят со всех сторон.
— Серый, давай к тому пню, только за болотцем приглядывай, чтоб не пролезли, а то сразу сметут, не удержим. Почему первое охранение не… Серый, они полезли вдоль болота! Их кто-то ведет!
Серёжка развернулся, дал несколько коротких очередей по бегущим вдоль болота фашистам. А вот там они растяжки не ставили, только со стороны чащи. Но тропа вдоль болота была узкая, ее мог держать и один грамотный боец. Немцы залегли и открыли ураганный огонь. Но теперь не они были более страшны ребятам, а те, которые подходили с другой стороны, со стороны чащи Их-то, идущих в лоб, одним автоматом Сашка просто не мог сдержать, несмотря на растяжки. Немцы заметили, откуда ведут огонь партизаны, пристрелялись, пули стали впиваться рядом с Серёжкой, ведь он был почти на виду у второй группы фашистов.
— Серый! Отходим!
— Нет, те прорвутся. — Серёжка дал очередь по пытавшимся броситься в атаку немцам, заставил их вновь залечь… — А-а-ж…
В ногу повыше колена будто вбили раскалённый гвоздь. Сильно сжал рукой больное место: рука стала мокрой… Нога перестала слушаться, руки стали ватные, в глазах поплыл туман, а бой… будто и не было боя: уши словно перестали слышать.
Сергей очнулся от боли, когда его подносили к самолету. Огромный как медведь, седой партизан, нес его на руках, как маленького ребенка…
«Нога забинтована… А это же Алексеев, тот который «немой», — узнал его Серега.
Рядом был Сашка, увидел, что друг пришел в сознание:
— Всё — нормалёк, Серенький. Мы продержались, смена почти сразу подоспела — вступила в бой, я тебя оттащили, а потом и подмога подоспела. Слышишь, стреляют? Но немцы напирают, аэродром пока держим, а вот тебя приказали в самолёт, на большую землю. Кость, сказали, цела, мясо — нарастет!
— Да меня только чуть зацепило, да я хоть сейчас…
— Ну, что вы возитесь! — пытался перекричать шум моторов пилот. — Быстрее давайте, быстрее!
— Товарищ летчик! Сережку еще возьмите! Еще одного! — закричал Сашка.
Летчик посмотрел на Сережку, немного подумал…
— Всё, последний! Больше не подниму! Не подниму я больше! И так перегруз!
— Сашка, прощай, я тебя никогда не забуду!
— Ты что? Мы встретимся! Хоть через 100 лет! Серый! На — мой галстук, я с ним никогда не расставался! — Сашка засунул Сережке за пазуху, слегка порванную и прожжённую в нескольких местах искрами костра, красную тряпицу.
— Как ж ты без галстука, знаменосец?
— Ничего, в комсомол скоро! Мы встретимся! — Сашка махнул рукой и выпрыгнул из самолета. Люк закрылся. Самолет улетел, а над лесом взвилась ракета, сигнал к отходу.
Командир экипажа был недоволен: вылетели, когда уже почти рассвело. Одно спасение — лес вокруг, нет фашистских зениток.
Самолёт, в котором летел Серёжка, был перегружен тяжело ранеными. Сергею стало не по себе от того, что, возможно, он занимает чьё-то место. А тут ещё стрелок — радист дал ему, как маленькому, кусок сахара.
— На, держи, не стесняйся. Сахар — он от потери крови помогает, кровь восстанавливает.
— Спасибо, но я хоть сейчас могу встать, — Серёжка сделал попытку подняться и заскрипел зубами от боли.
— Вот видишь… Ты уж лучше полежи.
— Петро! Не спи! — крикнул из рубки командир экипажа. — Летун справа!
Наш стрелок — радист быстро занял позицию в пулеметной башенке, пулемет начал стрелять… Вдруг пулемет словно захлебнулся, замолчал. Из-под колпака вывалился стрелок, его лицо было залито кровью. Пули стали дырявить корпус беззащитного самолёта с противным звуком вскрываемой консервной банки.
— Что стоишь?!! — Серёжку вывел из ступора окрик партизана, у которого не было ног. — К пулемету давай!
Серёжка, скрипя зубами, но быстро и ловко влез под стеклянный колпак пулеметной башенки: часть стекла была забрызгана кровью, ветер выбивал из глаз слезы. Сзади у транспортника "ЛИ" находился странный самолет, совсем не похожий на те, что обычно показывают в фильмах про войну. Да Сережке было плевать, что за самолет, он стрелял в наших, он будет стрелять в него! «ЛИ» резко пошел вниз: пилоты уже не заботились о особо тяжело раненых, они просто хотели, чтоб хоть кто-нибудь уцелел. Фашист, завалившись на крыло, продолжили преследование. Серёжка, как в компьютерной игре, поймал его в перекрестие кольцевого прицела…
* * *
— Товарищ майор! Ну давайте возьмем мальчишку к себе воспитанником!
— Кирилов, давай без давайте! Ты что? Кто нам разрешит? Я бы и сам рад, хороший мальчишка, но у нас не детский сад, а боевая часть. Здесь стреляют. И убивают…
Командир «ЛИ» капитан Кирилов облокотился на стол и обхватил голову руками:
— Там тоже стреляли… И убивали. «Дорнье» почти сразу привязался, сперва зашёл в лоб. Он явно нас ждал, не зря же он ночной истребитель… Ивана Стрельникова убили почти сразу…
— Хороший был штурман…
— Сперва отстреливались, и… вдруг тишина. Ну, думаю, кранты! Один шанс — хорошо, что линия фронта рядом, пытаюсь не думать о раненых партизанах, ведь если подпалят, то все сгорят, ухожу резко вниз. И тут вновь наш башенный пулемет заработал! «Дорнье» — как свечка! Сели. Что делать: хвалить Петро или отдавать под трибунал за то, что дал нас расстреливать? Сколько их там, в салоне, живых осталось? Вхожу, а из-под колпака пацан вылезает… Радисту половину головы снесло. Парень мне все и рассказал: «Я, — говорит. — Случайно подбил». А у самого, даже руки не трясутся — случайно завалил «Дорнье», при том, что сам он прыгал на одной ноге! Отличный парень! Может возьмем, а?
— Знаешь, Кирилов, к награде я его представлю, но это всё! Я сказал: всё! И закончим этот разговор!
Две папки.
Два ещё не обстрелянных молоденьких солдата — новобранца, чтоб скоротать время ночного дежурства, делились впечатлениями и страхами о жизни на фронте и о войне. Сначала они перемыли кости всем штабистам, а потом перешли на обсуждение дивизионных разведчиков:
— Петров, а ты знаешь, говорят, что разведчикам дают двойной паёк и ещё дополнительный паёк.
— Может быть, Сергеев, всё может быть. Но я бы и за хороший харч не согласился бы пролежать сутки в болоте! Одно дело в атаку идти, а другое дело ждать чего-то или кого-то. — Петров прикурил самокрутку, не забыв прикрыть огонек ладонью. — Я вот только не пойму ихнего командира, капитана Смирнова. Чего он у себя мальчишку держит?
— Говорят, что этот пацан воюет с 41-го года, с самого начала. Даже награды есть. А недавно ему орден дали за сбитый самолет…
— Ага, из рогатки кирпичом подбил!
— Да нет! Я тебе серьёзно говорю! Говорят, этот пацан с капитаном в госпитале вместе лежали, когда капитана в бок ранило. Говорят ещё, что этот малый и в разведку ходит наравне со всеми. Вот и сейчас готовятся к поиску. Уже и боеприпасы получили.
— Да трёп всё это про пацана! Этого в разведку? Не, он, небось, как адъютант: «Мальчик, принеси — то, принеси сё …».
Партизаны ждали опытнейших армейских разведчиков. Они должны были помочь добыть карту инженерных сооружений Турского укрепленного района, который занимал ключевые позиции на северном участке фронта и, при наступлении наших войск, мог доставить очень много хлопот, не говоря уже о возможных тысячах погибших и раненых при попытке штурма в лоб. Штаб партизанского движения приказал добыть карту, но карты и схемы достать не удавалось, несмотря на то, что в немецком штабе работал «свой человек». Вся надежда была на армейских разведчиков.
На поляне горели сигнальные костры. Самолет сделал два захода (сперва сбросили груз) и улетел. Из темноты вынырнул первый парашютист, и партизаны бросились встречать разведчиков.
— Э-э, народ, — удивился один из партизан, помогавший первому разведчику выпутаться из строп парашюта. — Это ж мальчишка!
— Щас остальные прибудут, — зубы у юного разведчика выдавали чечетку то ли от холода, то ли от адреналина.
Как только капитан Смирнов освободился от ремней, бросился к мальчишке:
— Серый, живой!? Что случилось? Почему сразу парашют не открыл, а?
— Товарищ капитан, а я-то что? Просто он не раскрылся.
Смирнов только рот раскрыл.
— Да… хорошо хоть хорошо! Смотри у меня — уши оторву за твои затяжные прыжки! Парашют у него не раскрылся! Ну, если что-нибудь случится…
— Тогда ушей не будет!
— Ты мне тут дурачком не прикидывайся, а то сам знаешь…
Документы хранились в сейфе из Крупповской стали. Операция прошла блестяще. Дед — уборщик, которому доверял сам главный инженер Турского укрепрайона полковник фон Крафт (Доверял конечно же убирать свой кабинет, да и то под охраной двух солдат) приболел: скрутил ревматизм. Дедушку подменил шустрый внучок. Фон Крафт разрешил эту замену, ведь кому-то надо убирать его кабинет, не брать же на эту работу кого-то неизвестного с улицы! А здесь, тем более, всего лишь мальчишка. Он вызывал меньше подозрений и на второй день главный инженер уже один, без охраны наблюдал за уборкой и, иногда, отвешивал мальчишке подзатыльник за, якобы, не стертую с подоконника соринку.
Фон Крафт, как всегда, в 14. 30 ч. прервал работу с документами, закрыл сейф, и вызвал денщика:
— Чай! Да, в кабинет, я сегодня устал Вилли, — объяснил он своё нежелание идти в комнату для отдыха.
— Слушаюсь герр оберт! А как же уборка?
— Не волнуйся, мальчишка мне не помешает.
Серёжка вошёл в кабинет, спросив разрешение. Полковник молча кивнул и больше не обращал на него внимание. Внезапно в здании все пришло в лихорадочное движение, в коридоре послышался шум. В дверь постучали и тут же, без разрешения открыли. Фон Крафт открыл было рот, чтоб разнести в пух и прах своего адъютанта за такую наглость, но тот его опередил:
— Герр оберт! Только что передали, что с минуты на минуту к нам должен прибыть генерал фон Везель!
Полковник суетливо вскочил из-за стола, оглядел кабинет и, выйдя в коридор, быстрым шагом направился встречать генерала.
Серёжка знал от деда, полковник во время рабочего дня иногда держит ключ от сейфа в полке письменного стола. Полка конечно же была закрыта, но разве это препятствие для опытного разведчика? Серёге явно везло: ключ находился в полке! Ещё пара секунд и рисунок ключа отпечатался с двух сторон на кусочке воска, который разведчик всегда носил с собой, надеясь на удачу.
Ещё через два дня всё было готово к проведению операции.
Только мальчишка приступил к уборке, как началась стрельба. Вбежал адъютант.
— Вилли, что там ещё?
— Герр оберст, эти бандиты совсем обнаглели! Нападают уже среди белого дня!
В подтверждение его слов стекла в кабинете со звоном вылетели, в стены впились несколько пуль, посыпалась штукатурка. Серёжка пригнулся, а немцы упали на пол.
Адъютант почти силой заставил полковника покинуть кабинет и вывел в безопасное помещение. Далее Сергей проявил ловкость рук и никакого мошенничества! Хорошо хоть документов было не много, всего две красные папки, а то ему и так не было времени их рассматривать.
Бой стал затихать. Серёжка засунул в пустое ведро папки, сверху кинул мокрые грязные тряпки и беспрепятственно покинул помещение, вышел во двор, так, как делал ежедневно уже почти неделю.
Операция прошло отлично, но в лагере всех ждало горькое разочарование: в этих папках было всё что угодно, кроме планов укреплённого района.
— Что будем делать, а, командир? — устало спросил старшина Андреев. В партизанской землянке, где собрались армейские и партизанские разведчики, в тишине было слышно, как летают комары.
— А завтра ночью самолёт… Ну, что ж, не наш стиль, сдаваться! — капитан Смирнов принял решение. — Завтра, с утра, Крафт, как обычно, отправится с инспекцией укрепрайона. Послезавтра возвращается. Машина и броня охраны на несколько секунд притормозят у поста полевой жандармерии. Будем брать в бою самого полковника. Одна проблема: самолёт подождёт, а полковник может и не дождаться, пока мы его возьмём. Живого.
— Да уж… Серёга почесал затылок. — Я предлагаю — сдаться!
По пыльной проселочной дороге ехал «Опель — капитан» прикрытый спереди и сзади бронетранспортерами. Впереди показался пост полевой жандармерии, передовой БТР охраны оторвался от колонны, чтобы предупредить о проезде полковника.
— Боже, сколько же можно пытаться нас останавливать для проверки, ох уж эти «цепные псы фюрера»! — пожаловался фон Крафт адъютанту, намекая на Ringkragen, что висел у жандармов на груди на цепочках.
Офицер головного БТРа взмахнул рукой, сигнализируя, что все формальности решены и можно не притормаживать.
— Ну, вот и прекрасно. Хоть сегодня не останавливались! Стой! Стой! Тормози! — возбужденно скомандовал полковник шофёру.
Фон Крафт был вне себя от злобной радости: офицер полевой жандармерии бил, недалеко от шлагбаума, привязанного к дереву мальчишку! Того самого мальчишку, который недавно сумел выкрасть у него, фон Крафта, секретные документы, а эти самые документы, в красных папках, держал стоящий рядом обер — вахмистр. Полковник и его адъютант поспешили выйти из машины.
— Герр оберлейтенант!
Офицер вскинул руку в нацистском приветствии: — Слушаю, герр оберст!
— Оберлейтенант, я всегда знал, что «Бог с нами», на нашей стороне! Ну, что, узнаёшь, сволочь? — сказал он связанному мальчишке не заботясь, поймет тот его или нет. — Наверное уже и не мечтал увидеться.
Полковник зло прищурил глаза и резко ударил кулаком Серёжку в лицо. Кровь двумя ручейками побежала из разбитого носа. Лицо оберлейтенанта исказилось в гневе.
— Не надо, оберлейтенант, я сам с ним разберусь! Представьте себе, этот мерзавец сумел выкрасть из моего сейфа вот эти две папки. Прошу вернуть их мне, а также отдать мне этого бандита. Оберлейтенант, прикажите отвязать его.
— Но, господин оберст, — пришел в себя оберлейтенант. — Я уже доложил командиру! Я должен позвонить в гарнизон.
— Звоните! Я подожду!
Пока обер — вахмистр отвязывал мальчишку, а офицер связывался с гарнизоном, полковник придумывал казни для маленького мерзавца:
— Вилли, ты даже не представляешь, что я с ним сделаю! Мне посчастливилось, в свое время, прочитать книгу «Молот ведьм». Ты не представляешь, как много можно сделать интересного, не проливая ни капли крови! Я его подвешу за ноги… Или не за ноги… Как много хочется сделать! Начну с простенького, чтоб он, как можно дольше был жив, чтоб умолял меня его пристрелить!
Уехавший вперед бронетранспортер вернулся и остановился в пятнадцати метрах от «Опеля». Из караулки тут же вышел оберлейтенант:
— Герр оберст! Я доложил, все в порядке. Можете его забирать.
— Оберлейтенант…?
— Оберлейтенант Вайс!
— Оберлейтенант Вайс! Я похлопочу о Вашем награждении! Я не забуду Вашу услугу! Я постараюсь, чтоб Вам выделили лучшие земли под поместье! Вилли, — полковник обернулся к адьютанту. — Мерзавца во второй транспортер.
Оберлейтенант вскинул руку вверх в нацистском приветствии… Взрывы сливаются в один, гранаты рванули внутри БТРов, из них уже никто не сможет выйти. Испуганный фон Крафт и его адъютант увидели наставленное на них оружие и наглую улыбку мальчишки, развязанными руками вытирающего вытекшую из носа кровь.
Адъютант пришел в себя быстрее полковника, не зря его приставила служба безопасности SD с приказом не допустить попадания важнейшей информации к противнику: в падении выхватил из-за голенища сапога парабеллум.
— Капитан! — Серёжка первым бросился на адъютанта, попытавшегося застрелить фон Крафта. Выстрел. Выстрелы…
Серёжку грузили в самолет.
— Вот так всегда… — прошептал Серёжка. — Он мне по морде… а я его от пули…не поверил бы…
— Серенький, помолчи, береги силы… — капитан Смирнов понял, что Серёжка его уже не слышит. — Доктор, он дотянет до госпиталя?..
— Сквозное… Я немного подлечила, остановила внешнее кровотечение, но … Без шансов… думаю, не долетит. Два — три сантиметра ниже, и он умер бы сразу… Хотя, чудеса бывают… Но не с такими ранениями и не с такой транспортировкой. — врач партизанского отряда покачала головой из стороны в сторону.